Наталия ЗАКИРОВА. Русский мир в координатах А. Углицких: опыт диагностики нашего маргиналитета.

Опять наш мир – поток галлюцинаций.

Набор констант – другой… закон – другой…

Простор теперь – оглянемся кругом –

Даёт нам спектр забытых информаций.

Мы видим мир под Божьею Рукой

Как функцию системы корреляций.

Алексей Борычев

Прозаик и поэт, журналист, критик, теоретик литературы, член Союза писателей РФ, выпускающий интернет-журнал литературной критики и словесности… Детский врач, доктор медицинских наук, ведущий научный сотрудник НИИ питания Российской академии медицинских наук… Москвич из понаехавших с мощнейшей корневой системой памяти об «откуда пошла есть земля русская» и его собственный род. Или лучше так: родившийся в Башкирии, связанный биографически с Волго-Вятским краем, но утвердившийся в столичном мире науки и имеющий своё веское слово в мегаполисной культуре… И это всё он – в одном лице – Андрей Клавдиевич Углицких.

Неравнодушие. Пожалуй, это – стержневое свойство его натуры. Он открыт любым проявлениям жизни, и при этом не бесстрастный её хроникёр кабинетного типа. Вот он едет на Волгу на симпозиум в Казань, рассекает на гандоле каналы Венеции, выражает соболезнование полякам после авиакатастрофы, реагирует на фильмы Н. Михалкова, досадует о беспределе, восхищается талантом локтевцев и пейзажами художницы Анны Беляковой…

На страницах его ЖЛКиСа, ЖЖ и блогов – наша жизнь в системе онлайн, но не в безликом СМИтовском варианте, а под углом зрения Углицких (однако получился каламбур!) Художник на холсте останавливает мгновенье. А Углицких живо-писует её: и скоро (быстро, оперативно), и точно (адекватно, реалистично и подчас узнаваемо натуралистично).

Пока наш герой с 24 июня по 2 июля пребывает в родных уральских пределах, оставив в подарок, проезжая через Глазов, «на добрую память от автора» «Сибирские огни» (2010,№12), пока он вдыхает пермские ароматы своего далёкого детства, мучительно наслаждается летним жаром и пухопадом, прикасается к почерневшим брёвнам уцелевшего дедовского дома, вслушаемся в смысл и тон его журнальной дилогии. Она вбирает в себя повесть «Оковы тяжкие падут…» и рассказ «Ангел за левым плечом».

Строка из «Во глубине сибирских руд…» возглавила повесть не только оттого, что «наше всё» универсально подходит ко всему на свете и что без Пушкина мы ну просто никуда. Литературный контекст Углицких вообще почти безбрежен, причём его культурологическая база просвечивает и в между делом отпускаемых малоизвестных подробностях портретов и судеб, и в свободной цитации собратьев по перу разных эпох и достоинств. Подчас диву даёшься, как филологически и гуманитарно компетентны и информированы его персонажи. (Смотрите, к примеру, в гимне компьютеру солидный список авторов в электронной библиотеке КПК Долоты: от Геродота и Карамзина до Аксёнова и Лимонова и признания: «Книги были страстью его всегда!», «Жить можно только в придуманном мире»). Да, к слову сказать, автор не проводит грань между собой и масками рассказчиков и повествователей, лишь подыгрывает скептицизму, вульгарности, слэнговости речи и мыслей своих героев. Много здесь от «человейника» А. Зиновьева, зощенковской сказовости, полифонизма Достоевского и Булгакова... Рефлектирующие интеллигенты с полными головами тараканов и шкафами скелетов. Лузеры, маргиналы, лиричные бомжи-интеллектуалы, самаритяне... Народишко наш обманутый и правители... И все-то они (то есть мы) – люди добрые… И все-то они (мы) горазды троекратно переплюнуть через левое плечо… А там должен быть кто? За левым-то плечом? А, может, там ангел?.. (Чур меня!)

Вот, например, Долота. Ясно, что это – не случайный комплекс букв (не дадаист же он). Спросить у автора можно, пусть ответит, что это за ребус-шифрограмма, что он имел ввиду, разбавляя «д», «л», «т», колёсами «о» с ударением в середине («долото», «до» и «лото», «долой», «до» и «лот», «долотать», может, вообще вместо Д надо подразумевать З – тогда совсем иное дело получится – или иная этимология в основе фамилии, герой вообще-то из Харькова и надо, наверное, ключ искать в украинском языке)? Это Короленко уже никогда не сможет объяснить, почему назвал своего студента в «Эпизодах из жизни искателя» Дубравой, а Углицких явно имел какой-то умысел, именуя так главного героя.

 Он, этот герой-повествователь, Николай Петрович – доктор-философ, то есть врач-мыслитель, или медик-практик, имеющий особую склонность к размышлениям. Ингредиенты этой личности в процентном соотношении раскрыты нам с самого начала: на 50% он «был отлит из червонного золота примерного семьянина», на 15% – «из неуёмного желания докопаться до жизненной правды» и на 35% – «из наивного стремления разобраться в себе». Эти-то все 100% бурным потоком сознания и обрушиваются на читателя повести.

Она начинается с подъездной прозы мусоропроводно-лифтовой направленности и переключается на рассуждения о декабристах и родовитых их жёнах и невестах. Эти «чертовки» Долотой, именуются не иначе, как «дуры», отравившие волконским-трубецким своим «женским фактором» («сюрпризом», сроду веками трактуемом «подвигом») житьё-бытьё в Сибирь-городе.

Подавленному «хреновой жизнью» (впрочем, кавычки здесь излишни), всё Долоте не в радость: и «разводящая на нервы» и умело изобретательно прессующая жена, и что-то важное и зреющее внутри него как нарыв, и горчащая, как жизнь, сигарета (или наоборот), и раздражающие «засветлоподъёмники»-будильники, и коварный Город, ведущий с жителями войну, сечу, битву, и страницы истории от сотворении государства Российского до сталинских времён, где гнобление народишка нашего просто хронолизировалось, как восход и заход солнца.

Философствующие 15% Долоты помогли ему вычислить такие свойства генома россиян, как всеобщий поголовный фатализм. «Потому что в непредсказуемой стране, шарахающей из одной крайности в другую, быть фаталистом, значило дать себе хоть какой-нибудь шанс, возможность ещё потянуть, как говориться, кота сиюминутной жизни за поганый хвост…»

Другой объект размышлений Долоты – стремление докопаться до истоков вселенской отзывчивости гнобимого населения и пресловутого российского феномена «народочморения», попытка вынести диагноз некоего нового, неизвестного науке, варианта синдрома «стокгольмского». Симптоматика, проверенная веками: верхи, способные только на «пшик», и низы молча и аккуратно дуба дающие: «Факелами пылающих старообрядческих скитов и огоньками папирос следователей НКВД освещая великую традицию российского «народочморения».

Исторические ассоциации Долота прокручивает, спускаясь с восьмого на первый этаж. Да так ёмко и образно, словно и в орде побывал, и с Иваном Грозным чаи гонял. А там уж, извините, – караван жизни: улица с рубцовским «роскошным снегом» («И ртом ловлю роскошный снег…» Н.М.Рубцов) и ежедневный крестный путь на службу с пробками, с битвами в подземке и прочими прикольными забавами-«чморилками» игривых городских властей.

Но путь на работу – не просто передвижение в пространстве, это возобновление отложенных мыслей. Теперь о том, «почему плохие дороги – это хорошо для России» (все мы в курсе, что не спроста у нас и сегодня не дороги, а просто направления) и основном государственно-сохранительном механизме – закононепослушании российском, как аварийной опции «защита от дураков». В общем: эпоха дифицита нравствнных ценностей. Словом: «В деревне Гадюкино опять – дожди!»

И вот на фоне этого холодно-безобразного бытия прорисовывается «огромный корпус больницы, напоминающий сахар-рафинад». И на территории этой Территории свои порядки, законы и приметы: есть свой «устав», неподражаемые звуки, температурный режим, Чудовище, у которого отвоёвывают жизни реаниматологи-копьеносцы с душевным раздраем, но сдержанностью в проявлении эмоций.

Настоящего доктора узнают и без белого халата. А.Углицких-писатель, облачив Долоту в профессиональные одежды, посвящает нас в медицинские, казалось бы очень специфические, узко специальные подробности своей сложнейшей врачебной миссии. И это для всех нас – чертовски познавательная информация о нашем таком совершенном и таком уязвимом механизме-организме. Ведь все мы не обходимся без хворей и болезней, а случается, иногда и умираем (тьфу-тьфу-тьфу – через левое, как водится, плечо). Познание своих болезней – путь к исцелению.

Но едва ли не главная заслуга автора – создание собирательного образа-символа коллеги, «владеющего формой» и умеющего «держать линию», неравнодушного, переживающего, болеющего за больных. Вот ведь, оказывается, какие бывают врачи! Не только дремучие дилетанты, хамоватые хапуги, чинуши, не отрывающие глаз от записей и оборотни в белых халатах, классифицирующие обращающихся к ним толпами с надеждой на помощь и исцеление страждущих страдальцев: на симулянтов или запустивших болезнь смертников. Не случайно, покидая Территорию больницы, Долота прощается с ней долгим взглядом: «Многоэтажная, сверкающая в вьюжной мгле иллюминаторами-окнами, она чем-то напомнила ему огромный океанский лайнер».

Наше время сложно, лукаво и драматично. Повсюду нас ожидают вызовы, риски и опасности. Одна из них привела Долту от рассуждений к действиям. Жить сегодняшним днём, одеваться по погоде – это ещё не всё. Озвучивание, пусть и во внутренних монологах и диалогах, проблем – это уже шаг к их решению. И осознание необходимости для полного счастья – не минимума Шуры Балаганова и не триады формулы Форста («хорошая работа - полная кастрюля - успехи детей»), а утоление жажды справедливости, выплеснувшейся утром 19 августа 91-го года – ещё одна составляющая российских духовных ценностей.

А лучше и надёжнее Валентины, так раздражавшей Долоту, которая сродни «дурам»-жёнам декабристов, так-таки и нет никого и ничего на белом свете! И молитвословие, и Церковь, похожая на космический корабль – неслучайны.

Вот такие получились упражнения в откровениях про время, историю, память по вектору поиска дороги автора к самому себе! Вот какое оно разное, счастье наше российское… И таким оказался русский мир в координатах доктора и писателя-диагноста А. Углицких.

Автор - кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка, литературы и методики их преподавания Глазовского гос. пединститута, заслуженный деятель науки УР, Почётный работник высшего профессионального образования РФ, Член финского Общества М.А. Кастрена (Хельсинки), член Союза писателей Удмуртской Республики.