Наталья МОЛОВЦЕВА. Женщина в голубой шляпе
Рассказ
Да, она появлялась на пляже в широкополой голубой шляпе, чем сразу бросалась в глаза. Впрочем, мало ли было на побережье женщин в шляпах самого разного фасона и размера, на море это – непременный атрибут женской летней одежды. Чем же тогда притягивала взоры именно она, та, что в голубой шляпе? Миловидностью лица? Но сейчас миловидных, зацикленных на молодости и красоте и научившихся достигать этой цели многими путями, пруд пруди. Причина крылась, скорее всего, в стройности фигуры. Женщина не была юной и даже очень молодой, но формы ее тела впечатляли безупречностью. И все-таки дело было не только в них, а в чем-то еще, чему она, Надя, не могла найти объяснения и определения. В чем же, в чем?..
Откуда ей было знать ответ на этот вопрос, если она не могла даже определить: шляпа женщины – все-таки искусственная или это крашеная соломка? Увы – дожив до своих немалых лет, она так и не научилась разбираться в качестве материальных вещей. Да только ли материальных…
Нет, она никогда не решилась бы завязать знакомство с прекрасной (а разве не так?) незнакомкой. А может, просто не захотела. Разве не для этого она попросила в гостевом доме одноместный номер – чтобы жить замкнуто, ни с кем не общаться, никому не рассказывать о своем безобразном поступке…
Но однажды она пришла на пляж и улеглась загорать не под тентом, а прямо на солнышке. И заснула. Разбудила ее как раз голубая шляпа:
– Женщина, вы обгорите. Может быть, уже обгорели. Идите под тент.
Разбуженная внезапно, она некоторое время ошалело смотрела на возмутительницу ее спокойствия, а когда немного пришла в себя, вынуждена была поблагодарить:
– Спасибо. Действительно, сгорю.
И уползла в тень. На этом их знакомство, к счастью, и остановилось.
Но разве совсем отгородишься в месте массового отдыха от народа? Начать хоть с завтрака. В кафешке, сооруженной прямо на берегу моря, столик рассчитан на четверых отдыхающих. И так получилось, что на другой день она оказалась за одним из них вместе с голубой шляпой и другой парой отдыхающих. Жара не располагала к оживленной беседе; семейная пара быстренько поела и потянулась к воде; голубая шляпа, внимательно на нее посмотрев, сочувственно произнесла:
– Вы, кажется, отчего-то сильно устали. Так что я тоже не буду надоедать вам своим обществом. Приятного аппетита!
И ушла.
Однако в третий раз между ними завязался более-менее связный разговор. Их лежаки оказались на пляже рядом, и соседка спросила:
– Ну, как – немного пришли в себя? Если не хотите – не отвечайте.
Она поняла, что – никуда не денешься – надо завязывать на отдыхе хотя бы шапочное (шляпочное) знакомство, поэтому добросовестно прислушалась к себе и честно ответила:
– Да, пришла. Правда, совсем немного.
Соседка понимающе кивнула головой. И вдруг выдала:
– А знаете, почему немного? Вы похожи на человека, который мало думает о себе. В смысле, мало о себе заботится.
Вот этого Надя никак не ожидала. Чтобы вот так, сходу, тебя взялись учить уму-рузуму… Появившееся было желание пообщаться с кем-то мгновенно рассеялось, и она холодно заметила:
– Вы еще скажите, что мне надо полюбить себя. Сейчас это так модно.
Голубая шляпа не обиделась:
– И скажу. Скажу даже больше: именно о себе надо думать прежде всего, в любой ситуации.
Сказала – и пошла к морю. Там вовсю гоготала молодежь – девицы и парни, к которым шляпа, кажется, имела какое-то отношение, поскольку они охотно приняли ее в свой круг. Надя же, не сумев преодолеть возникшего раздражения, собрала свои вещи и вернулась в номер. А здесь, упав на кровать и уставившись глазами в белый потолок, вдруг спросила себя: а разве то, что сделала она сама – не из серии «полюби себя»?
Вот только думать об этом она не будет. Слишком рано. Об этом вспоминать – и то больно…
Надо как-то от себя отвлечься. Не хочется лезть в воду – значит, надо пойти прогуляться по набережной. Или что там говорили сегодня про экскурсию в дендрарий? Вот – она еще успевает к назначенному времени. Деревья, кусты и цветочки – это как раз то, что ей сейчас нужно. И – ничего больше…
***
От экскурсии она незаметно отстала и с облегчением опустилась в парке на скамейку напротив розового куста. Куст был шикарный: высокий, ветвистый, и розы рассыпаны по нему щедрой рукой. Господи, сколько красоты в мире… и как давно она не предавалась этому благостному занятию – любоваться на что-нибудь. Некогда было. Дома – муж-пьяница, но кормить, обстирывать и вообще держать в доме порядок она, как жена, должна. И все это надо успевать рано утром или в вечернее время. Потому что день она проводит у дочери. Там двое детей: студент Гарик (Георгий то есть) и малыш Вадя (Владислав, Вадик). Мама Нина родила его, когда поняла, что Гарик вырос и в любой момент может упорхнуть из семьи, а без детей здесь будет пустовато. И не упорхнет ли из такой семьи и супруг?..
Словом, родили. Оба работают. Кому взращивать младенца? Конечно, ей, бабушке. Бабушки на то и существуют, чтобы помогать взрослым детям растить своих детей.
Собственно, она ничего против и не имела. Вадя – такой чудесный малыш, что однажды взяв его на руки, уже не хотелось и выпускать. Ласкуша, умница (еще не говорит, но все-все понимает), а уж какой аккуратист – упадет крошка хлеба на стол, а он ее раз – и в ротик. Чтобы на столе чисто было.
Гарик вырос другим. Проснулся – сто раз ему напомни, чтобы умылся. Сто раз позови к столу (а сначала приготовь – мама утром не успевает). Потом взрослый внук прилипает к компьютеру и… «Гарик, тебе на занятия не пора?» «Сегодня первой пары нет». Частенько оказывалось, что и второй пары нет. А то и вовсе занятия отменили. Она жаловалась дочери, но в ответ слышала: «У парня сложный возраст, лучше его не нервировать. Скажу отцу – он с ним поговорит. А ты его не трогай». Она и не трогала. Только чувствовала, как внутри копилось что-то нехорошее… протест? возмущение? Да Господи, чуть ли не ярость!
Надя не заметила, откуда подошла и опустилась на скамейку рядом с ней все та же голубая шляпа. Ну вот, уединилась, называется… И как можно быть такой навязчивой?!
– Я понимаю, что не вовремя… не в ту минуту, не в то настроение… И я опять оставлю вас одну, если вы захотите, – вон, наша компания недалеко отсюда. Но, может быть, лучше все рассказать? Знаете, иногда это помогает.
Вот эта нотка сочувствия ее и тронула. И доконала. Она не смогла удержать побежавших слез и – все-все… без утайки… «Ведь ни в чем, никогда не хотел помочь! Да мне его помощь не больно-то была и нужна, раздражало безделье. Целый день у компа! И вот однажды не выдержала. Сказала: если не хочешь учиться – иди работать. Посмотрел сверху вниз (высокий, зараза, вырос) и эдак снисходительно: еще чего посоветуешь, бабуля? Тут бы ему и остановиться. Нет, он подошел, ручищей перед моим лицом вправо-влево эдак повел: может, ты мне и работу найдешь? Родителям вон не удается…
– Не знаю, как и до вечера дотянула, до прихода дочери с зятем. Все клокотало внутри. Ну почему, почему они не видят, какое дите у них растет? Дочь испугалась, что сын из семьи уйдет, а я думаю – сядет им на шею и до пенсии там просидит!
– И… как же вы оказались здесь?
– Пришла домой и всю ночь не спала. Всю ночь душа на разрыв. Не совсем соображая, что делаю, принялась бросать вещи в чемодан… и утром уже сидела в поезде.
Голубая шляпа молчала. Потом сказала задумчиво:
– Вы поступили правильно.
– Да где же правильно?! Душа-то и сейчас – на разрыв! Ведь я бросила ребенка! Оставила дочь в трудной ситуации – удастся ли им сразу нянечку найти?
– Знаете что… Давайте вечером погуляем. После ужина. А сейчас я вас действительно оставлю одну. Ребята вон руками машут…
Ребята… машут… Господи, да чего хорошего было ожидать от этой шляпы, если ребята, далеко не ее ровесники, дороже ей всего на свете? А она, дура, разоткровенничалась…
***
Ни на какую вечернюю прогулку Надя не собиралась, но эта лисица подкралась после ужина…
– Ребята на дискотеку пошли, не идти же мне с ними. Пойдемте все– таки гулять! В нашем возрасте это важнее всего.
– Да вы намного моложе меня, – неохотно отозвалась Надя.
– Не так уж и намного. И вообще – это неважно. Пойдемте!
Так они оказались на набережной. Море тихонько шумело, приятная вечерняя прохлада (после дневной-то жары) приятно гладила кожу лица и рук.
– Хорошо! – с чувством произнесла спутница. – Правда ведь, хорошо?
– Не знаю. Наверно. Я давно не чувствую ничего такого…
– Вот! Вот где собака зарыта! – с еще более сильным чувством высказалась голубая шляпа.
– Какая собака? Почему собака? – равнодушно поинтересовалась Надя.
– А такая… Вы уже потеряли способность радоваться жизни. И разве это жизнь, простите за тавтологию?
– Да когда же ей радоваться, если с утра до ночи как белка в колесе? Я ж вам рассказывала сегодня. Только знаете… не говорите мне больше про любовь к самой себе. Когда у детей проблемы, их надо…
– … их надо помогать решать, а не сбегать на море. Угадала?
– Тут и угадывать нечего, – сказала она откровенно брюзгливым голосом, не сумев скрыть неприязни.
– Ну и возвращайтесь тогда. Только вот что я вам скажу: вы дошли до той точки, когда у вас уже нет сил даже на это. Вы их исчерпали. Исчерпали все свои внутренние резервы. Вы долгое время пребывали в состоянии натянутой струны, а такая струна… в любой момент может оборваться. Нет, я понимаю, конечно, что бывают ситуации, когда о себе надо забыть: дети болеют, родители старые и немощные. Но у вас ни того, ни другого, только вы сами себе боитесь в этом признаться. Что, опять угадала?
Уже немного растерянно Надя спросила:
– И что же я, по-вашему, должна делать?
– Да просто отдыхать! На полную мощность, на всю катушку! Чтобы зарядить свои батарейки, набраться силенок, а там уже решать, как жить дальше. Но вы не находите для этого мужества и решительности. В самом деле, где их взять, эти силенки, если вы – как спущенный мяч?
***
Ночью она опять смотрела в потолок. А ведь эта голубая шляпа права… Она – как спущенный мяч. И ее не просто спустили, а еще и притоптали сверху ногой.
…Тот злополучный день имел еще более неприятное продолжение. Вечером – нечаянно, просто проходила мимо – она услышала в дочкиной спальне разговор. Они переодевались после работы в домашнее, зять и Нинка, и мужской голос вдруг произнес:
– Что-то наша нянечка плохо выглядит. Тебе не кажется?
– Да как обычно, – вяло отозвалась жена.
– Может, она болеет?
– В ее возрасте все болеют, что ж тут особенного? – все так же равнодушно прозвучало в ответ.
Она не помнит, как собралась, как машинально простилась:
– До завтра. Я пошла.
И только на улице разревелась… Соседка, врач-кардиолог, уже не раз делавшая ей сердечные уколы, также не раз говорила ей: приди в поликлинику, сделай хотя бы кардиограмму, сколько я могу на одну интуицию полагаться. «Когда? Некогда»…
И что было особенно больно: зять, чужой, по сути, человек, проявил больше сочувствия и интереса к ее здоровью, чем родная дочь.
А дома было, как всегда: на столе – сковородка с недоеденной жареной картошкой, муж храпит на своем диване. А ей еще надо постирать, приготовить на завтра хоть какой-нибудь суп…
Может, ей действительно следует наконец-то отдохнуть? Но для этого надо прежде всего перестать страдать и мучиться виной… только разве это возможно? Что надо для этого сделать, что? Может, спросить как раз ее, голубую шляпу?
***
Случай предоставился уже на другой день. Отдыхающих – всех, кто захотел – повезли в Сочи: построенный к Олимпиаде Дворец спорта… ледовое шоу… захватывающее зрелище… Надя поехала все с тем же тайным намерением: отвлечься от самой себя, но представление оказалось таким шумным – музыка просто резала уши и стучала по голове – что она, едва дождавшись антракта, с чувством облегчения вышла на улицу. А здесь на скамейке с удивлением обнаружила голубую шляпу:
– Вы тоже решились уйти? А как же ваши молодые друзья?
– Зачем я им нужна… Я с ними потому, что там моя дочь.
– Дочь? А я думала…
– Что я дружу с малолетками? Нет, просто я прицепилась к ним, чтобы не ехать на море одной. Они приехали целой группой, им хорошо, весело. И мне хорошо! А вообще я стараюсь опекать свое чадо как можно меньше. Пусть научиться быть самостоятельной, пока я могу незаметно приглядывать за ней.
– А вот я всегда старалась свою дочь опекать.
– Теперь и она, как я поняла, старается опекать своего взрослого сына. А результат?
– Ой, давайте не будем об этом. Скажите лучше, а отец у вашей дочки… то есть муж у вас – есть?
Против обыкновения, находчивая соседка долго молчала. Потом медленно проговорила:
– Вот мужа – это уж совершенно точно – у меня нет. Хотя когда-то был.
– И куда же он делся?
– Куда-куда… Ушел к другой.
– Это от вас-то – такой красивой? – недоверчиво поинтересовалась Надя.
Голубая шляпа рассмеялась. А потом доверительно заговорила:
– Вечер такой хороший. Давайте мы не пойдем на второе отделение? И коль уж вы спросили, я все вам расскажу.
Соседка забросила руки на спинку скамьи, уселась поудобнее.
– Знаете, в школе я была для мальчишек своим в доску парнем. Никто не носил мне портфеля, не посылал робких любовных записок. Даже за косички не дергал – я была спортсменкой и при случае могла дать сдачи. Словом, никаких сантиментов… но ведь от судьбы не уйдешь! Любовь меня настигла уже в институте. Однажды после занятий в анатомичке (я училась в медицинском) мы с подругой пошли на танцы. Парень, который пригласил меня танцевать, сразу же мне не понравился: лохматый какой-то и, кажется, не совсем трезвый. Танцевать с ним во второй раз я отказалась наотрез. Кавалер обиделся, потащил силой… Я бы, конечно, и сама могла дать ему отпор, но – не успела: неожиданно рядом выросла фигура высокого парня, который схватил моего кавалера за руку и произнес волшебные, никогда мною не слышанные слова:
– Это моя девушка! Отстань!
Собеседница замолчала. Надя решилась спросить:
– Вот в него-то вы и влюбились?
– Да еще как! Вскоре оказалось, что и он тоже. Началось какое-то сумасшествие. Например, ехали мы в трамвае и, взглянув друг на друга, вдруг понимали, что нам надо поцеловаться – немедленно, иначе – умрешь! Выскакивали из железной каракатицы и бежали в первый попавшийся подъезд… Учеба отошла на второй план, шла в другом, каком-то параллельном мире, но мы, тем не менее, умудрялись сдавать сессии на отлично, я – в своем мединституте, он – в своей военно-медицинской академии. Преподаватели говорили, что это был тот редкий случай, когда любовь – на пользу, но все-таки советовали нам «войти в рамки». Мы и вошли – сыграли веселую студенческую свадьбу. Сняли комнату в коммуналке. Постоянно там стала жить только я, потому что муж-курсант приходил домой или в день увольнения, или в самоволку. Родилась дочка… Родилась дочка, и поскольку денег на нянечку у двух студиозов не было, я стала учиться вместе с ней.
– Это как?
– Да очень просто: приходила на лекции и укладывала сверточек с дорогим тельцем на стол рядом с тетрадкой, в которой записывала лекции. Одни преподаватели умилялись, другие корили, третьи отпускали домой. Это было особенно кстати: папа по-прежнему был «приходящим», и все заботы по уходу за ребенком лежали на мне. Кашки, пеленки, подгузники (эпоха памперсов еще не наступила)… Расслабляться я позволяла себе только в те нечастые дни, точнее, ночи, когда приходил супруг. Он жил еще в романтическом периоде наших отношений, говорил: давай выскочим из трамвая, а я… я не находила в себе сил даже ответить – разнежившись от того, что за дочкой этой ночью будет кому приглядеть, вырубалась мгновенно, проваливалась в сон. Тем более что к тому времени я нашла себе еще и работу в Доме ребенка. В мои обязанности входило собирать грязное детское белье и относить его в прачечную – это я делала до начала занятий в институте, а после занятий уже чистое белье забирала и разносила по палатам. И все это тоже делала вместе с дочкой.
– Простите меня…
– За что?
– Я про вас думала, что вы избалованная женщина, которая только тем и занимается, что любит себя.
– А и люблю! Теперь люблю. А когда ушел муж… Я его легко отпустила – в том смысле, что не устраивала слез и истерик, но забывала мучительно. Тем более что было что забывать. Он не только на «отлично» учился, мой бывший супруг, он вообще был, можно сказать, благородным человеком. Когда получил работу, а потом и ордер на квартиру, то принес его мне. Вместе мы уже не жили… Так у нас с дочкой появилось собственное отдельное жилье.
– Благородно, конечно, но… бросил же!
– Понимаете… Быт – это такая вещь, которая не каждому человеку под силу. Мы, женщины, «перемалываем» его, потому что от этого напрямую зависит здоровье наших детей. А мой муж от рутинного быта всегда был как-то в стороне. Сначала потому, что его не пускала к нам казарма, а потом… да, наверное, он просто так устроен – НАД бытом. Вот, допустим, садится он пить чай. Если ему не дать в руки ложку – он так и выпьет его горьким, не удосужившись положить в стакан сахар. Талантливые люди вообще часто рассеянны.
– А он талантливый?
– Теперь он профессор в той академии, где когда-то учился.
– А та женщина… она освободила его от быта?
– В чем-то да. У нее, вдовы генерала, была хорошая квартира, которую убирала приходящая женщина. Боюсь только, что в том оазисе, убираемом посторонним человеком, мой бывший пьет чай горьким, потому что никто ему не подает ложку. А может, я ошибаюсь. Мы с дочкой давно живем в другом городе. Так что ничего наверняка я не знаю.
Долго молчали. Южная ночь была темной и ласковой, как домашний кот: гладь его и нежься сама. Только разве разнежишься от такой жизни…
– Если бы я не услышала всего, что вы мне сейчас рассказали, я бы не стала задавать вам этого вопроса. Но теперь спрошу: а когда же вы научились любить себя? И вообще, что это значит: любить себя? Вот вы остались без мужа. Это же было страшно?
– Это было невыносимо! Я его легко отпустила (в том смысле, что не закатывала сцен и истерик), а забывала мучительно трудно! Но однажды случилось вот что. Однажды, выйдя на улицу, я забрела туда, куда до сих пор дороги не знала – в храм. Ноги сами привели. Ноги, или, может, душа? Наверное, она лучше нас знает, куда надо вести человека в трудную минуту. И вот захожу я в церковь, служба уже кончилась, батюшка стоит посреди храма, беседует с кем-то из прихожан. Я дождалась конца беседы, подошла, и – без предисловий: «Батюшка, как надо жить?» Всего ожидала: разъяснительной беседы о греховной природе человека, укоров в том, что раньше в храм не ходила. И вдруг услышала такое… вы не поверите… также без всяких предисловий батюшка вдруг произносит слова: «Жить надо красиво. Надо, чтобы в доме была песня, шутка, радость»… Мы долго с ним говорили… может быть, это была даже исповедь с моей стороны… Но знаете, что я вскоре сделала? Пошла в бассейн, потом в спортзал, перестала пропускать концерты приезжих знаменитостей. И дочка за мной тянулась – как ниточка за иголочкой. Говорят же педагоги, что лучшее воспитание – личный пример. А если бы я ударилась в тоску и печаль… если бы дочка каждый день видела страдающую, унылую маму – пошло бы ей это на пользу? Между прочим, в другой раз, в другую нашу встречу тот же батюшка мне сказал, что уныние – это грех, причем тяжелый… Но я, кажется, утомила вас?
– Нет-нет… наоборот…
Двери Дворца спорта открылись, из них повалила публика. Они тоже поднялись, направляясь к своей маршрутке, но у Нади было чувство, что самое главное, самое нужное для себя она успела услышать.
***
Ночью она долго ворочалась, искала удобное место и никак не могла найти. Прокручивала в голове все, что услышала этим вечером от голубой шляпы. Неожиданно поняла: а ведь она до сих пор не знает имени этой женщины. Почему-то казалось, что имя и неважно, важно только то, что она от нее слышит. Нет, надо будет завтра все же узнать.
А еще надо спросить… В ней вдруг зашевелилось прежнее, недоверчивое отношение к голубой шляпе. Вы подумайте: ее учит любить себя, а сама… сама до сих пор любит этого своего курсанта, который теперь профессор! Это ведь как день ясно. И чего она сразу не догадалась ей об этом сказать? Да, завтра надо обязательно с ней встретиться, и спросить… и узнать…
***
Голубой шляпы на пляже не было. И ребят не было. Она вспомнила, что ее знакомая незнакомка (вот ведь как бывает!) рассказывала ей, что они живут в домиках почти под железной дорогой – у хозяйки что-то типа египетских бунгало. Ну, и почему бы ей не попытаться их разыскать? Надо же ей получить ответы на свои вопросы. Да и вообще… может, надо вообще продолжить их знакомство?
Домики нашлись быстро; по двору между ними ходила женщина в халате, надо полагать, их хозяйка.
– Скажите, у вас тут жили молодые люди? А с ними женщина, которая приходила на пляж в голубой шляпе.
– Жили, да съехали.
– Как? «Почему?» – в полной растерянности от неожиданного сообщения спросила Надя.
– Да откуда я знаю почему? Это ж молодежь. Кто-то им позвонил, куда-то позвал, они тут же принялись собираться и рано утром уехали на вокзал. Как я поняла, они уже третье место меняют. Молодежь!.. А та женщина – как же она отобьется от компании? С ними и поехала. Я вот уже новых постояльцев готовлюсь принимать. Хотя, подождите… Это голубая шляпа оставила записку, сказала, что, возможно, за ней кто-то зайдет. Может, это как раз вы?
– Не знаю… возможно.
– Ну, так и держите эту записку. Не буду же я ее хранить вечно.
Хозяйка нырнула рукой в карман халата, и вынула сложенный вчетверо листок бумаги. Надя тут же его развернула. «Распрямите спинку. Посмотрите внимательно вокруг себя: вы видите, как прекрасен мир? Ходите почаще, пока есть возможность, к тому розовому кусту. Вы должны вернуться домой не провинившейся беглянкой, а женщиной, полной сил, достойной уважения и любви своих близких…»
Слезы дождем закапали на листочек, хозяйка участливо спросила:
– Что, она чем-то расстроила вас, эта голубая шляпа?
– Нет-нет, совсем наоборот. Спасибо вам за эту весточку. До свидания.
Уже в калитке Надя обернулась:
– Скажите, а как ее звали?
Ей никто не ответил – во дворе никого уже не было.
На илл.: Художник Уильям Орпен
