Юрий ЖЕКОТОВ. Российские гимны

Рассказ

Давно подлежащее списанию малотоннажное судно под флагом республики Камбоджа держало курс в порт Ханасаки к северному побережью острова Хоккайдо. Трюм и так злоупотребляющего благосклонностью морских стихий небольшого траулера сверх грузовой марки был переполнен камчатским крабом. До надвигавшегося шторма капитан планировал успеть проскочить пролив между островом Кунашир и мысом Сиратоко, сдать японцам морепродукт.

Несмотря на толстую ржавчину, по правому борту судна ещё можно было рассмотреть начертанное кириллицей «Муромец», что выдавало настоящее происхождение корабля. Если бы в России соответствующим образом развивались рынок и рыбоперерабатывающая промышленность, то, конечно же, «русский богатырь» не лицедействовал под чужими знамёнами и не разбойничал в собственных внутренних водах.

Море — рыбацкое поле. В застойные времена капитан «Муромца» Александр Александрович Рокин, или Саныч, как попросту называла его команда, выводил советские сейнеры и траулеры в различные морские акватории. Освоил опытный рыбак технологию ловли минтая, трески, сельди, многих других видов рыбы, обитающих в южных и северных широтах Тихого океана, добывал краба на донные тралы и крабовые ловушки. Костяк команды ходил в море с Санычем не первый год. Моряки знали, что, сохраняя хладнокровие, капитан достойно выходит из самых сложных морских и житейских ситуаций, безгранично доверяли своему командиру и даже боготворили.

Чуть выше среднего роста, без всякой сутулинки, с копной волос, таких же густых, как и в юности, но выбеленных до цвета морской пены, с выветренными норд-остами и зюйд-вестами до гранитной чёткости скулами и подбородком, с вечно гуляющей на загорелым лице усмешкой, капитан, надень ему мундир с золотыми эполетами, походил бы на бравого адмирала, а накинь ему на голову косынку, а за пояс снаряди мушкет, то и на отважного предводителя пиратов.

Ни на какие сладкие коврижки и заманчивые посулы не разменял бы Саныч свою любовь к морским странствиям. А ведь морские боги, особенно по молодости, далеко не всегда высказывали к нему своё расположение, а может быть, проверяли, подвергая самым серьёзным испытаниям. Не раз попадали суда, на которых ходил ещё матросом Рокин, в экстремальные ситуации, налетали на айсберги, оказывались в ледовом плену, выбрасывались штормами на рифы. Без питьевой воды и пищи «куковал» он с командой неделю на спасательном плоту, полтора месяца объедался до тошноты бананами на необитаемом острове… Уходили от Рокина одна за другой женщины, не выдержав конкуренции с затяжными солёными объятиями моря, в которые, не раздумывая и оставив все неразрешённые проблемы на берегу, то и дело бросался капитан.

Когда вдруг развалилось отечественное пароходство, и Саныча, как недовяленную воблу, целый год мутузили на берегу сухопутные ветры, можно было бы, наконец, завязать с мореходством и устроить семейную жизнь. Но с морем — горе, а без него — вдвое. Невостребованный в оскудевшем отечественном флоте, назанимав по знакомым кучу денег, но дождавшись первой оказии, согласился Александр Рокин принять «Муромец». Правда, теперь нужно было и играть по другим правилам. Прежде законопослушный, Саныч вынужденно заделался злостным браконьером.

Обеспечением «легитимности» «Муромца», не имеющего регистрации в российском судоходстве, занимался подвизавшийся на рыбном бизнесе соотечественник и судовладелец, сейчас обладающий двойным гражданством некий Виталий Брадскевич. Уже который год в зависимости от «бизнес-плана» судовладельца и конъюнктуры рынка «Муромец» менял флаги. Сначала были Панамский и республики Белиз, теперь Камбоджа.

Предприимчиво используя нестыковки и бреши в российских и международных законах, избегая крупных налогов и различных бюрократических проволочек, собственник рыболовной флотилии Брадскевич снабжал обычно свои суда пакетами документов, позволявших лишь перевозить дары моря, но не дававших права на их добычу. Поэтому сам лов рыбы и краба велся командами траулеров и сейнеров с необходимой предосторожностью и соблюдением маскировки. Десять процентов выручки от реализации добытого морепродукта оставалось рыбакам, добровольно подвергавшихся риску попасть под прессинг российского законодательства или безвестно сгинуть на дряхлых и изношенных посудинах в морских просторах.

Когда до территориальных вод Японии оставалось не больше двух часов ходу, несший вахту молодой рыбак Геннадий Гурьев, зачисленный в команду в текущий сезон, первым заметил, что на бирюзовой глади горизонта замаячило неизвестное судно. Капитан, опасаясь встречи с российским кораблем морской охраны, вооружившись биноклем, попытался заранее определить вид морского транспорта. Худшие подозрения подтвердились, с «Муромцем» сближался сторожевой катер российских пограничников.

Эта встреча не сулила ничего хорошего: документы на транспортировку членистоногих на «Муромце» были, но вот отлавливать их команда не имела права. Можно, конечно, попытаться объяснить сторожевикам, что краб принят прямо в море у другого траулера, но присутствие на палубе крабовых ловушек сводило на нет правдоподобность такой версии. Не исключен и арест судна, конфискация продукции, а в перспективе — затяжные судебные процессы.

Капитану не нужно было командовать в машинное отделение: «Полный ход». Механик Борис Усолов, знающий материальную часть траулера до последнего винтика, сейчас максимально накручивал обороты дизеля. Однако технические возможности рыбацкого транспорта не позволяли соревноваться в быстроходности с кораблём сторожевиков. И вскоре с «пограничника» на международно-принятой частоте пришла команда: «Остановиться для досмотра». Действуя уже по отработанному сценарию, радист «Муромца» Игнат Звонков, «играя в непонятки», поприветствовал сторожевой корабль и пожелал ему счастливого пути. «Пограничник» повторил требование на русском и английском языках с предупреждением, что в случае неповиновения откроет огонь. Радист, продолжая тянуть время, передал: «Траулер боится атаки пиратов. Команда не уверена, что к ним подошло судно русской охранной службы». Но «погранцы» были настроены решительно, раздались предупредительные выстрелы.

В последний момент, когда Саныч, дабы не рисковать жизнью членов команды, уже склонялся к остановке судна, сторожевой корабль неожиданно сбавил ход — произошла поломка. Через полчаса «Муромец» входил в территориальные воды Страны восходящего солнца.

Запросив разрешение капитана порта Ханасаки, Рокин пришвартовал судно для разгрузки в указанном месте. Пытаясь сбить и без того заниженную цену на краба, японцы долго и дотошно повторяли: «Краба много, очень много… Русская лодка везут, хранить негде… Товар портится…».

Не имеющий полномочий самостоятельно изменять стоимость морепродукции, Саныч несколько раз связывался с торговым представителем Брадскевича, тот в свою очередь с иностранными фирмами. Наконец удалось окончательно договориться с японцами.

Несмотря на «камбоджийские навороты», команда жила по русскому календарю, помнила и чтила российские праздники. Было и настоящее российское знамя, хранившееся в каюте капитана.

Обычно после каждого рыбацкого рейса сутки-двое команда отдыхала. В этот короткий период стоянки в порту капитан делал небольшие послабления. Непростое и рисковое дело — морская рыбалка, каждый год не возвращаются из рейсов корабли, гибнут матросы и капитаны. Перед морем все равны… Через пару дней, затарившись по максимуму провизией, «Муромец» собирался вернуться в шельфовую часть северо-западной акватории Японского моря за новой партией даров моря.

Утром команда «Муромца» проводила необходимую приборку. Капитан с боцманом и коком составляли список необходимых товаров, какие планировали закупить в магазинах Ханасаки, когда неожиданно пожаловала многочисленная японская делегация. Ознакомившись с судовыми документами и особенно придирчиво со свидетельством о праве собственности на судно, проверяющие объявили, что по решению суда «Муромец» конфискуется за долги перед филиппинской фирмой, которой задолжал Брадскевич. До следующего дня команду попросили не покидать корабль и ожидать своей участи.

Брадскевич и его представители упорно не выходили на связь. Под громкую перекличку чаек, берущих дань со швартующихся к причалу рыбацких судов, Саныч долго смотрел в морскую даль с капитанского мостика, ломал голову, пытаясь найти выход из сложившейся ситуации: «По всему складывается — эта задержка на долгое время лишит команды возможности выходить в море. Как минимум месяц уйдёт на всякие разбирательства и тяжбы, связи с консульством, ведь у всех членов экипажа российские паспорта. Можно, конечно, оставить „Муромец“ и самостоятельно с командой на других судах добраться до родного берега — вырученные деньги позволяют это сделать. И пусть Брадскевич самостоятельно заботится о дальнейшей судьбе траулера… Но судно родное, оно не раз выручало. „Муромец“ не перевалочная база, а дом…»

Вечером капитан, собрал всю команду и объявил окончательное решение:

— «Муромец» выходит в море на рассвете. Положение усложняется тем, что выходим в шторм. Я не имею права рисковать вашими жизнями. Судовая касса располагает наличностью. Любой желающий сойти на берег получит расчёт и оплату билета до Владивостока или Находки. Прошу разойтись по каютам и каждому члену команды самостоятельно принять решение.

То, что ветер набирает обороты, уже ощущалось у пристани. Корабли предпочитали переждать непогоду в спокойных гаванях. Команда «Муромца» в полном составе, как и пришла в Ханасаки, усыпив бдительность задремавшего на пирсе дежурного японца, перед самым рассветом сняв концы, отшвартовалась от причала. Моряки иногда дрейфуют, но никогда не дрейфят.

— Рус-ськие ос-сьтановитьс-ся! «Му-ромца», быс-стро стоп мас-сина! — запоздало спохватившиеся японцы, отдавая приказы, шумели по громкоговорителю, но устремиться в погоню никто не отважился.

Саныч, готовя корабль к схватке со стихией, отдавал последние распоряжения: проверить наличие спасательных жилетов, заполнить балластные отсеки водой, задраить люки и иллюминаторы, закрепить якорные цепи… Команда крепила имущество по каютам, проверяла насосы.

А море уже пытаясь подчинить судно своей воле, проверяло его на прочность. Издалека вроде мирные барашки волн, приближаясь к кораблю, были больше похожи на беснующиеся драконьи головы, которые с каждым разом всё выше вздымались над «богатырём», но пока, разбиваясь о борт «Муромца» и скатываясь с палубы, мстительно шипели, предупреждая о копившейся злобе и скорой неминуемой расплате. Огромная морская чаша всё сильнее вскипала, и переполненные дурной силой армады пенящихся воителей, тесня друг друга, отвоёвывали новые пространства у суши и неба.

Судовая РЛС регистрировала опасную близость курильских островов, и потому, избегая приближаться к скалистому берегу и отмелям, капитан вынужден был держать «Муромец» под углом к набегавшим морским валам. Судно кренилось на каждом гребне. Интуитивно пытаясь предугадать угол наклона и атаки волны, проходя вершины водного маятника, Рокин уже который час перекладывал руль и лавировал, меняя скорость судна… Внезапно особенно хищный водоворотистый гребень подбросил судно, на время лишив управления, а следующий за ним вал развернул «Муромец» кормой поперёк ветра. Не море топит корабли, а ветры!

Даже самый опытный капитан на таком скромном по размерам корабле в данной ситуации был бессилен что-либо сделать. Судно легко могло быть опрокинуто или раздавлено толщами волн. Попав в межволновую «межу», корабль не успел выправить корпус и полностью скрылся под новой пучинистой массой.

Но что-то помогло «Муромцу». А может, покуролесив и побуянив вдоволь, водный владыка, уже насытив свои чрева и неспокойный нрав, узнав в «Муромце» старого морского бродягу, расщедрился и выплюнул ржавую посудину на поверхность.

Преодолев «ядро» урагана, траулер старался держать курс по направлению волн. А за выдающимся в море мысом острова Итуруп «Муромец» и вовсе укрылся от стихии в относительно спокойной бухте. К утру следующего дня прежде буйный ветер перестал терзать море, и вскоре показалось солнце.

На этот раз неожиданно быстро получилось связаться с Брадскевичем. Владелец компании уже знал о происшествии в Нагасаки. Не затрудняя себя расспросами о перипетиях команды и побеспокоившись лишь об исправности траулера, судовладелец «разрешил» продолжить добычу краба, дав новые координаты для сдачи продукции в корейском порту Пусан.

— Гречки и пшёнки с тушенкой на два скудных обеда. Пресной воды по нулям! — доложил кок.

— Будем разнообразить стол рыбой. Водой запасёмся здесь же на острове, — принял решение капитан.

После штормовых испытаний почти вся команда захотела хоть ненадолго ступить на твёрдую землю — побывать на острове. Оставив старшим на траулере старпома, Саныч возглавил десант. Ручей удалось найти без труда. Пока моряки заполняли водой имевшиеся ёмкости, капитан пожелал вскарабкаться на небольшую скалистую возвышенность и осмотреть местность. В туристический вояж по островным каменистым россыпям в напарники к капитану напросился Геннадий Гурьев. Он постоянно докучал Санычу вопросами.

— А что, претендуют на острова японцы? Кунашир, Шикотан, Хабомаи и, кажись, вот этот остров Итуруп требуют отдать?

— Кукиш им с маслом! — резковато отозвался капитан, но, спохватившись и проявив педагогический такт, принялся объяснять:

— Все права на землю наши. Русские здесь вперёд японцев появились. Если же в глубь истории заглянуть: раньше в этих местах только племена айнов жили, не только на Курилах, а и на северном острове Японии — Хоккайдо. Надо отметить — необычный народ. Племя, отличное по культуре и обычаям от азиатских представителей. По внешнему виду же айны больше схожи с европейцами. Японцы-то на телесную растительность бедны. А айны все как один бородачи. Японцы в девятнадцатом веке айнов на Хоккайдо поработили, часть айнов бежала на Курилы и Сахалин.

— А откуда тогда айны пришли на острова? — поинтересовался молодой моряк.

— Сам думай. Кроме России, кругом азиатские страны, — подсказал капитан.

— Неужели потомки уже забытых первопроходцев? Каковы у айнов обычаи? Далеко ли отсюда до материка?.. — любопытствовал Геннадий на обратном пути к шлюпке.

Рокин, насколько был осведомлён, отвечая на вопросы, кратко рассказал и о военных событиях вокруг Курильских островов: «…После победы в Русско-японской войне в 1905 году японцы вдобавок к Курилам прихватили и юг Сахалина, а в гражданскую оккупировали и северную часть острова… Понастроили своих баз, собираясь навсегда завладеть этими землями. Но в 1945 году, после разгрома Квантунской армии, пришлось им вернуть захваченные территории России…»

По возвращении капитана с неожиданным известием встретил боцман:

— Обнаружены останки человека! Каска, автомат рядом. Одежда вся истлела. В нагрудном кармане нашли гильзу. В ней записка.

Боцман подал клочок бумаги.

«Рядовой Фролов Андрей Пантелеевич, батальон морской пехоты, 101-я стрелковая дивизия, Камчатский оборонительный район, 1945 г.», — вслух прочитал Саныч короткую запись на изрядно пожелтевшем листке.

— Фронтовик… Солдат с войны, неупокоенный… — высказывали предположения моряки.

— Не было здесь сражений. На острове Шумшу развернулась битва за Курилы, — засомневался радист Звонков.

— В военные годы под японцем были острова. На Итурупе японский гарнизон стоял. Наши высаживали десант. Всех мелких стычек могли не учесть, — сообщил механик Усолов, лучше осведомлённый об исторической летописи прошедшей войны.

— А может, и неучтённая страница военных действий. Нас вон взять — мы тоже здесь на острове неучтённые! — вмешался Гурьев.

— Нам до воинов далеко, — поправил молодого рыбака капитан. — Шторм разыграется, так мы в гавань прячемся. А на войне не укроешься, надо, так в самое пекло пойдёшь!

Готовясь проводить в последний путь солдата-фронтовика, за неимением необходимых средств: кто подручным острым камнем, кто обломком выброшенного на берег дерева, кто голыми руками — моряки углубляли скалистый грунт.

— Флаг бы на могилку, — выступил с предложением боцман.

— Правильно! — поддержал капитан и отдал распоряжение одному из рыбаков:

— Давай, вези знамя из моей каюты. И ракетницу захвати.

Ожидая возвращения шлюпки, моряки отыскали несколько сравнительно плоских камней и выложили из них надгробие.

Говоря прощальную речь, капитан не подбирал специально слова:

— У нас в России жизнь как в море — волнами! То подъём, то падение. По-разному дела складываются. Бывало, и раньше по чужим краям искали славяне себе на прокорм. Но в трудную годину вставали на защиту своей Отчизны и не щадили жизни! Всё обязательно наладится и теперь. Надо верить. Не таите обиду и вы, — сделав паузу, Александр Рокин продолжил: — Как бы ни складывался сегодняшний день, нам есть с кого брать пример! Рядовой Андрей Фролов погиб, защищая Родину, остров Итуруп и наше будущее! Этот остров для нас важен не менее других земель. Какое будет будущее — зависит только от нас! Родина у нас одна! И мы, какие-никакие, — её сыны!

Ещё немного помолчав, капитан кивнул боцману. Тот поднял сигнальную ракетницу над головой. Один за другим на небосклоне зажглись три красных факела. Смирно стояли рыбаки. Над могилой солдата, погибшего при защите восточных рубежей России, развевался трёхцветный стяг. И вопреки всем невзгодам курильский прибой пел Российские гимны.

Илл.: Художник Вячеслав Контуриев