Николай ПЕРЕВОЗЧИКОВ. Предание о селе Устюжном

Эту историю мой дед, когда ещё мальчонкой был, от старых людей услышал, а потом мне её поведал. Кочует это предание от одного поколения к другому, воображение будоражит.

 В давние-предавние времена-, в селе Устюжном семьи крепкие да многодетные были, от четырёх до семи детишек имелось, меньше-то и не было. Жили в достатке, дома у всех рубленые, из сосны, просторные. Во дворе лошадей, коров, овец полно – не протолкнуться. Ещё возле села два озера совсем близёхонько находились, рыбы в них столько, хоть руками лови. В лесу в грибную пору только грузди и белые грибы собирали, а на рыжики, волнушки, сыроежки и обабки даже не глядели, мимо проходили. Земля плодородная была, что не посадишь, всё в рост идёт, тут главное – не ленись.

 Жили в селе люди мирно, друг на дружку не злобились, по пустякам не ругались, в праздники все вместе собирались, гармонь звучала, девки песни да частушки распевали. Единственных, кого в селе не шибко жаловали, так это семью Игнатовых. Люди они были неразговорчивые, жили замкнуто.

 Слухи ходили, что весь род их лет сто назад проклят был, потому как колдовством занимались. Правда, от всей их семьи только дед Терентий и жена его, бабка Анфиса, остались. Она людей от всяких болезней травами лечила, зубную боль заговаривала, женщинам при родах помогала, в последний путь покойников снаряжала. Жители села, хоть и неохотно, но обращались к ней за помощью. А куда деваться, лучше неё никто с такими делами не мог справиться. А в том, что с нечистой силой они водились, год назад всё село окончательно убедилось.

 В то время страшная беда случилась. Ночью огонь прошёл по селу, больше половины домов сничтожил, люди, в чём были одеты, в том и выскакивали на улицу, а то добро, что в избах осталось, подчистую пламя сожрало. Утром, когда пожар поутих и суматоха улеглась, стоял кузнец Михайло Белозёрцев возле пепелища, где раньше дом его был. Рядом жёнушка Настя, уткнувшись ему в плечо, плакала, причитала, дети возле родителей сгрудились, жмутся к ним.

Вздохнул Михайло, говорит жене:

 – Хватит реветь, слезами горю не поможешь, нам с тобой хоть немного повезло, кое-какую одёжку из огня вытащили, лошадь, корову спасли. А главное, детишки наши, и ты, и я, живы-здоровы остались. Тут радоваться надо, а не слёзы лить. Ты глянь на соседа нашего Антона, вот у кого горе!.. В одних штанах выскочил из полымя, ничего не осталось. И то не унывает, не мешкая, всем семейством принялись землянку рыть, осень уже на пороге, им некогда печалиться.

 Прошло три дня после пожара. Вдруг в село с рассветом потянулись обозы, доверху набитые всякими мешками и кулями, и, интересное дело, каждый возница знал, кому и что везёт. Вот подъехал один из них к кузнецу, парнишка молоденький, глаза васильковые, улыбаясь, спрашивает:

 – Вас не Михайло звать-величать?

 – Да, так и есть, – отвечает мужик.

 – И жена ваша Настя?

 – Точно, угадал, – вымолвил Михайло, а сам смотрит на возничего выжидающе – что тот ещё спросит.

 – Тогда мне верно указали, как вас отыскать.

 Соскочил парень с телеги, говорит:

 – Скажите, куда мне десять мешков с мукой выгрузить, да ещё столько же с капустой? Это я для вас припасы доставил, а следом за мной другие подводы идут, одежонку везут и другое разное добро. Так что не горюйте, всем погорельцам помощь придёт, и дома новые поставят, и скотиной обзавестись помогут.

 Ухмыльнулся Михайло, ответил сердито:

 – Хорошо рассказываешь, голубь сизокрылый, только за всё это рассчитываться деньгами придётся, а где их взять, если всё, что нажито – сгорело?! А в кабалу залезать не хочется, так что прежде крепко подумаю, чтоб соглашаться.

 – Так в том-то и дело, что за всё это ни копейки платить не придётся. Совсем недавно объявился в нашем городке старичок-миллионщик, собрал он купцов и мастеровых людей и объявил:

 – Ночью в селе Устюжное пожар случился, сорок восемь домов напрочь сгорели, жители без одежды и хлеба остались. Так вот, погорельцев надо одеть и накормить, и запасов продуктов каждой семье столько дать, чтоб до следующего урожая хватило, да избы новые поставить, бани к ним и сарайки всякие. Вы посоветуйтесь между собой, назовите свою цену, сколько за всё это я должен вам денег отсчитать.

 Через какое-то время указали ему такую громадную уплату, что у нормального человека волосы бы на голове дыбом встали. Одним словом, грабёж средь бела дня. Но старичок и бровью не повёл:

 – Что ж, – говорит, – будь по-вашему, но у меня условие: исполнить работу вы должны на совесть. Залежалый товар мне не пытайтесь подсунуть, брёвна и доски для домов должны быть сухие, без изъянов. А чтоб отбить у вас охоту меня вокруг пальца обвести, нанял я помощников, следить они будут за вами, – и показывает на четырёх здоровенных мужиков, что рядом с ним стоят.

Вид у них суровый, смотрят исподлобья, такого одного встретишь где-нибудь на безлюдной дороге – сердце в пятки уйдёт. Чистой воды разбойники. А старичок продолжает:

 – А если кто попадётся на воровстве, или нерадиво свои обязанности исполнять станет, не обижайтесь, того наказание ждёт. Ударит кнутом мой помощник по ладони провинившегося, рубец на всю жизнь останется. Так что подумайте, кто в своих силах сомневается, лучше не беритесь.

 – Я сразу согласился, – закончил рассказывать парень, – за такие деньжищи горы можно свернуть, тем более, свадьба у меня через месяц намечается. Невестушке своей богатый подарок сделаю. Всё, телегу от мешков освободили, поеду снова товаром загружаться. А вы не горюйте, всё у вас хорошо будет.

 Как парнишка говорил, так и вышло. В село столько работников прибыло: и столяров, и плотников, и печников! Местные жители в меньшинстве оказались по сравнению с приезжими. Со всех сторон с утра до вечера топоры стучат, звуки пилы разносятся, мастера бойко работают – любо посмотреть. Старичок-миллионщик помощников себе добрых подобрал, они по плотницкому и по столярному ремеслу знатоками высокой пробы оказались. Рабочие сразу смекнули, после того как с ними пообщались: таких на мякине не проведёшь, любой изъян в работе тут же заметят, а там наказание суровое последует, так что относились к своему делу серьёзно.

Через три месяца село богато стало смотреться, на пепелищах дома новые, большие стоят, на окнах деревянные нарядные наличники, ворота, заборы, всё прилежно сделано, доска к доске подогнаны. Погорельцы никак не могут поверить, что всё самое страшное у них позади осталось. Крыша над головой, и одежда, и еда имеются, скот во дворе разгуливает. Просто чудо какое-то, что объявился этот старичок-миллионщик и помощь оказал.

Когда договор с рабочими и купцами выполнен был, рассчитался он с ними, как и обещал, а потом – враз пропал. После выяснилось, что никто так и не узнал, как звать-величать его, да и вообще, откуда он взялся, кого благодарить надо.

 А тут такой случай вышел: красил маляр штакетник для палисадника, а ему помогать хозяин дома напросился. Дело уже к завершению шло, тут работник видит – проходит мимо него по дороге дед. Он просто остолбенел, аж кисточку от удивления из руки выронил, глаза округлил и бормочет:

 – Это ж тот самый старичок-миллионщик.

 Хозяин дома ухмыльнулся и отвечает:

 – Что-то ты, любезный, путаешь, это наш местный, Терентием его зовут. Так у него отродясь в кармане больше пяти копеек не было, а ты говоришь – миллионщик.

 – Ей-богу, это он, – уверяет рабочий.

 – Ладно, не болтай глупости, обознался ты.

Маляр рукой махнул:

 – Не веришь, не надо.

 Но через часок слух по селу пошёл: «Дед Терентий действительно колдун, с нечистой силой дружбу завёл. Все дома у погорельцев на его золото и деньги выстроены, и всё остальное: одёжка, обувка, мешки с мукой, это тоже его рук дело». Собрались мужики и решили: шум не поднимать, деду ничего не говорить, а самим тихонько последить за ним.

 На следующий день поручили двум парням присматривать за домом чернокнижника. И вот к вечеру вышел дед Терентий на крыльцо, в руке небольшая берестяная корзина, из неё пчелиные соты высовываются. Отправился он в сторону леса, парнишки за ним увязались.

Углубились в лес, парни за деревьями прятались, боялись деда Терентия из вида потерять. Сколько так прошагали – неведомо, смотрят, вышли к горе Медвежья Лапа, а она от села верстах в пятнадцати находится. Гора, надо сказать, высокая, крутая, не всякий на неё взобраться смог бы. Подошёл дед Терентий почти вплотную к ней и вдруг – пропал. Парни кинулись его искать, туда-сюда, никого нет.

Что делать? Стемнело, решили домой возвращаться, да только быстро заблудились, не поймут, куда идти. Небо тучами заволокло, дождь пошёл. Так они всю ночь в лесу проплутали, только к утру в село вернулись. Вся одежда о сучья и ветки изодрана, лицо и руки в кровь исцарапаны.

Дошли они до первой избы, упали на траву и тут же заснули. И опять молва по селу полетела, дескать, двое парней, Иван и Алексей, решили за дедом Терентием проследить, когда он в лес пошёл, так он их завёл в самую чащу, навёл на них морок и бросил. Едва им удалось из леса выбраться, в болото попали, из сил выбились, чуть не сгинули там.

 Опять мужики собрались вместе, поговорили друг с дружкой и так решили: ежели дед Терентий с нечистой силой дела имеет, ему после смерти будет хуже, его душа в геенне огненной гореть станет. А избы, которые построены на непонятно откуда взявшиеся деньги, нужно немедля попросить батюшку освятить. Если завелась там какая-нибудь нечисть, без оглядки из этих домов сбежит.

Так и сделали.

Прошло время, история с пожаром помаленьку забываться стала. Вот как-то, поближе к полудню, прискакал на коне, на площадь перед церковью, мужик из деревни Сосновки, в двадцати верстах от села находится. Всё лицо и рубаха кровью залиты, раненая левая рука плетью висит, говорить он не может, дышит хрипло, ртом воздух жадно хватает. Народ вокруг него собрался, помогли ему сойти с коня, смотрят на него с тревогой – по всему видно, весть плохую принёс, ждут, когда отдышится. Наконец, мужик заговорил:

 – Сегодня поутру напали на нашу деревню лихие люди, застали нас врасплох. Деревенских наших побили и поранили немало, дома разграбили, скотину отобрали. Много их, и вооружены они до зубов: и сабли, и пики, и ружья имеются. Подслушал я их разговор – на ваше село собираются двинуться, думаю, скоро здесь будут. Пущай ваши бабы ребятишек собирают да в лес бегут, прячутся, а вы, мужики, думайте – защищать своё село или тоже в лесу укрыться.

 Тут раздался голос кузнеца Михайло:

 – А тут нечего размышлять, оборонять родное село будем, наших матерей, жён и детей в обиду не дадим.

 Потом обратился к попу, стоявшему невдалеке:

 – Батюшка, в набат надо ударить, чтоб люди сюда спешили.

 Через какое-то время зазвенел тревожно колокол, вскоре сельчане собрались на площади. А кузнец Михайло отошёл шагов на двадцать от толпы в сторонку и зычным голосом прокричал:

 – Идут на нас злодеи, никого не щадят. Кто не боится с врагом силой померяться, ступайте ко мне!

 Все мужики и парни враз к нему направились. Он глянул на них и говорит:

 – А сейчас, други мои, поспешите в свои дома, там вооружайтесь, чем можете: кто вилами, кто топором, кто косой. И сюда немедля возвращайтесь.

Тут дед Терентий подошёл к кузнецу, вздохнул и сказал:

 – Трудное дело ты задумал, Михайло, с мужиками вместе отпор дать этим супостатам. Только сразу тебе скажу, нелегко будет одолеть их, много своей кровушки прольёте, ни один мужик голову сложит, жён своих вдовами оставят, а детей – сиротами.

 Михайло кинул на деда гневный взгляд и процедил сквозь зубы:

 – А ты что, предлагаешь нам, мужикам, бросить всё и, как зайцам, по кустам разбежаться?

 А дед Терентий невозмутимо так отвечает:

 – Ну, для зайцев вы великоваты, и бегать быстро, как они, не умеете. А подошёл я к тебе по такому делу: собираюсь я сейчас ехать к этим душегубам и попытаюсь задержать их на день, а может и на два. Вы время не теряйте, пошлите гонцов в соседние деревни и сёла, просите, чтоб к вам на подмогу мужики шли. А ты, сделай одолжение, давай-ка в кузнице наконечники для копий готовь, оно с копьями сподручнее воевать будет, чем с дубинками.

 – Постой-ка, дед, ты что, всерьёз надумал эту орду остановить? Как же это у тебя получится?

 – А это моё дело, не сомневайся, на несколько дней я их задержу. Ладно, некогда мне тобой долго разговоры вести, поеду встречаться с разбойниками.

***

 Пришёл дед домой, стал во дворе запрягать в телегу жеребца Буяна. Тут бабка Анфиса вышла на крыльцо:

 – Ты куда это, старый, собираешься?

 Дед Терентий отвечает:

 – Решил ехать к лиходеям, попробую отговорить их на наше село нападать.

 – А меня отчего не хочешь брать с собой?

 – Так зачем ты мне там нужна? Дело это опасное, коли что не так пойдёт, как я задумал, мигом мне голову с плеч саблей снесут. А если ты со мной рядом будешь, и тебе достанется, так что оставайся дома. И я за тебя не буду переживать, и тебе спокойней будет.

 – Эх, старый дурень! – резко повернулась бабка Анфиса, вошла в дом, за собой входную дверь с грохотом захлопнула. Через какое-то время снова на крыльце появилась, в руке корзина, на деда даже не глядит. Молча подошла к телеге, взгромоздилась на неё, корзинку рядом с собой поставила. Дед Терентий возле жеребца суетится, тоже помалкивает, понимает, спорить с женой – это затея пустая, себе дороже выйдет. Вскоре со двора выехали, отправились в сторону деревни Сосновка. Тревожно у деда Терентия на душе: как его встретит орда, станут его слушать, поверят ли тому, что он им поведает или сразу изрубят на куски? А главное, будет ли в пещере хозяин, чтоб помочь ему, или бродит он где-то по лесам и горам, проверяет, надёжно ли спрятано его богатство – серебро да золото. И ещё, как на грех, бабка за ним увязалась. Остановил дед коня и говорит сердито:

 – Давай-ка, жёнушка, мы с тобой на этом месте распрощаемся, возвращайся назад, тем более от села недалече отъехали, быстро до дома доберёшься.

 Покачала бабка Анфиса головой и отвечает с улыбкой:

 – Если ты, дед, надумал толпу грабителей остановить, так это у тебя ни в жизнь не получится! Ты думаешь, отчего тебя в селе народ недолюбливает? Ответ очень простой – ты разговоры с людьми мирно вести не можешь, язык у тебя больно занозистый. Если мужик бережливый, расчётливый, так ты его обязательно крохобором обзовёшь. Если у какой бабы в избе всё верх дном, посуда не помыта и пол грязный, и тут тебе есть до этого дело. При встрече неряхой её величаешь. А какому человеку понравится, коли его недостатки на показ выставлять? А у тебя, что на уме, то и на языке. Вот я и боюсь, что встретишься ты с этими бродягами, да сказанёшь, что о них думаешь, так они тебе либо язык отрежут, либо жизни лишат. Или вот, ты в Сосновку собрался, сколько там пробудешь – не ведаешь. Но тебе даже в голову не пришло что-нибудь поесть с собой в дорогу взять. А я в корзинку и хлеб положила, и лук, и яйца, и шаньги, и крынку с молоком. Так что едем вместе, без меня ты пропадёшь.

 Деду возразить нечего, как не крути, права бабка. Снова в путь двинулись, когда стали к Сосновке подъезжать, вышли из-за кустов три вооружённых мужика – смотрят неприветливо, спрашивают:

 – Куда путь держите?

 Дед глянул на них – люди незнакомые, деревенских-то мужиков он почти всех в лицо знает, а эти, видать, из банды.

 Дед Терентий отвечает:

 – Везём вашему атаману гостинец, и поговорить с ним хотелось бы.

 – Давай-ка показывай свой подарок, досмотр тебе учиним.

 Дед сунул руку в карман кафтана и достаёт самородок, да такой большущий, с кулак величиной. Мужики замерли, глаза у них заблестели, руки сами собой к золоту потянулись. Дед чует, что дело плохой оборот принимает, эти душегубы могут и самородок отобрать, и лошадь с телегой прихватить, а его и бабку погубить. Но виду не показывает, что малость оробел, продолжает разговор:

 – Хотим попросить атамана, чтоб не шёл на наше село Устюжное, не разорял его, а за это готов я дать каждому из вас по четыре таких самородка, товарищам атамана – по восемь, а самому атаману столько отвалить, сколько он сам весит. Коль он согласится, то все вы богатыми станете, ну, если, конечно, вас атаман не обманет и золото, что вам предназначено, себе не заграбастает.

 Разбойники переглянулись между собой, подмигнули друг дружке, заулыбались даже, а почему не развеселиться, если весть такую приятную услышали, потом один из них, белокурый худощавый парнишка, говорит:

 – Давайте, я с вами поеду – прослежу, чтоб дорогой никто не обидел, и дом, где остановился атаман, покажу.

 Въехали они в деревню, смотрит дед: в избах, стоящих вдоль дороги, где – в окнах стёкла разбиты, где – двери выбиты, ворота распахнуты настежь, и ни одного деревенского жителя не видать, мычания коров и блеяния овец не слышно. Видать, хорошо погуляли насильники, покуражились. Больше половины деревни они проехали, парень всё молчал, а потом враз заговорил:

 – Совет тебе, дедушка, хочу дать – не следует тебе встречаться с атаманом. Если посулишь ему горы золотые, он с тебя живого не слезет, пока ты своё обещание не исполнишь, а я даже ума не приложу, откуда ты столько самородков достать сможешь. А если вдруг так случится, что озолотишь его, он всё равно пойдёт на ваше село и разорит его. Так что давай я тебя из деревни другой дорогой выведу, и езжайте вы с бабкой домой, соберите всё, что у вас ценное найдётся, и укройтесь где-нибудь в лесу.

 Дед остановил лошадь, повернулся к парню и отвечает:

 – Знаешь, что я тебе скажу, Семён? Добрый ты человек. Вот сегодня, когда твои дружки всё в деревне на своём пути крушили да людей били, ты раненого мужика, истекающего кровью, на дороге подобрал, и пока никто не видал, в избу затащил, рану туго перевязал и водой напоил. А ведь ты понимал, что худо тебе будет, если кто донесёт атаману, что ты мужичка спасать надумал.

 Парень замер, лицо аж серым сделалось, едва слышно спрашивает:

 – Откуда ты всё это знаешь, и как меня зовут, и остальное?

 – Так я больше скажу, – продолжал дед, – два года назад с тобой страшная история вышла. Ты в имении у помещицы конюхом работал, невестушка –раскрасавица у тебя была, дело к свадьбе у вас шло. Надо сказать, помещица эта люто молодых девок ненавидела, ни одну со света сжила, так вот и до твоей любушки очередь дошла. Велела она своим помощничкам ведро кипятка на несчастную вылить, и когда это всё сделано было, умерла твоя любимая в страшных мучениях. А ты в тот же день подкараулил эту злодейку-барыню, исполосовал ей лицо ножом, вскочил на коня и был таков. Потом по лесам скрывался, понимал, коль поймают – смерти не миновать. Месяц назад от безысходности к этим злодеям прибился, но должен сказать, сколько здесь находишься, ни одного человека не ограбил и не убил. Так что твои сотоварищи на тебя косо поглядывают, не по нраву ты им.

 Семён пытался что-то сказать, да ничего не получалось, только губами шевелил, а вместо слов хрип из горла вырывался.

 – Не удивляйся, – говорит дед Терентий, – иной раз, мне в будущее или прошлое заглянуть удаётся, вот и сейчас такая минутка настала. В селе меня кто дедом Терентием величает, кто – колдуном называет, так то. А тебе спасибо, Семён, что поведал, каков ваш атаман, и что ничего хорошего не ожидает меня после встречи с ним. Но тут такая штука – должен я с ним поговорить. Почему я так делаю, позже объясню, сейчас не время, едем к нему.

 Проехали ещё немного, Семён говорит:

 – Возле этого высокого дома останови.

 Соскочил он с телеги и, обращаясь к деду, произнёс:

 – Идём со мной.

 Подошли они к избе, поднялись на крыльцо. Возле дверей охранник стоит с пикой в руке.

 – Куда прёте? – рявкнул он, глядя недружелюбно на незваных гостей.

 – К атаману иду, новость хорошую хочу ему сообщить, а старик со мной, – отвечает парень.

 Отстранил он рукой стражника в сторону, распахнул дверь и в горницу вошли, смотрят – за столом человек пять сидят, головы опустили. Атаман лицом смуглый, борода густая, чёрная, сам – в красной рубахе, подпоясанный тонким кожаным ремешком, возле них стоит, и видать, за какую-то провинность осыпает их бранью. Услышав шум за спиной, повернулся к вошедшим, спросил грозно:

 – Чего надо? Как осмелились неприглашённые сюда войти?

 Семён поклонился и отвечает:

 – Не гневайся, атаман, привёл я старика, желает он тебе подарок сделать.

 Тут дед Терентий, не мешкая, протягивает атаману гостинец. Тот как увидел золото, быстренько подошёл к деду, вырвал у него из рук самородок:

 – Ишь ты, какой большой да тяжёлый! Давай сознавайся, старый мухомор, это всё или ещё где-нибудь золотишко припрятал?

 – Да как сказать, кое-что осталось. Атаман, я к тебе с просьбой пожаловал. Слышал, ты на село Устюжное собираешься идти, устроить там погром. Хочу откупиться, чтоб ты нас не трогал.

 Рукой пригладил атаман бороду, потом насмешливо говорит:

 – Видать, мужички у вас боязливые, коль вместо себя такого старого пенька прислали договариваться со мной. Чтоб этим куском золота от неминуемой беды избавиться? Не кажется тебе, что больно мало предлагаешь?

 Дед Терентий вздохнул, пристально посмотрел в глаза атаману и отвечает преспокойно:

 – Должен сказать, робких мужиков в нашем селе я как-то не приметил, все готовы вам отпор дать, если к нам сунетесь. Плохо только одно, что с обеих сторон кровушки прольётся ужас сколько, а кто победит или проиграет, одному богу известно. И ещё должен сказать, никто меня сюда не посылал, я сам по доброй воле приехал, наши мужики и знать не знают, и ведать не ведают, что я здесь. А насчёт золота, ежели, сомнения какие вас одолевают, могу сейчас слово дать. Каждому твоему лиходею по четыре самородка обещаю, твоим помощникам – по восемь, а тебе, атаман, столько золота достанется, сколько ты сам весить будешь вместе с одеждой и сапогами.

 На минуту в горнице такая мёртвая тишина повисла, что стало слышно, как жужжит муха, в оконное стекло бьётся. Атаман расстегнул ворот рубахи, кашлянул разок и говорит:

 – Ты, дед, от старости не тронулся ли рассудком, что такую околесицу несёшь?

 – Не бойся, голова у меня в порядке, как сказал, так и будет.

 – Ну, смотри, ежели не исполнишь, что обещал, пожалеешь, что на белый свет уродился, лютой смерти тебе не миновать.

 – Хватит меня, атаман, стращать, – рассердился дед, – коль хочешь, вместе с помощниками седлайте коней, и тотчас двинемся к тому месту, где я золото добывать вознамерился, часа через два там будем.

 – Что ж, будь по-твоему, поедем, поглядим. И ты с нами собирайся, – атаман кивнул головой в сторону Семёна.

 Вскоре двинулись в путь. Когда подъехали к горе Медвежья Лапа, слез дед Терентий с телеги и говорит бабке:

 – Ступай со мной.

 Атаман услышал, спрашивает:

 – Зачем ты эту старую каргу за собой тащишь?

 Дед отвечает:

 – Не карга она, а моя жена, и в моём деле будет мне помощницей.

 Потом подошёл к подножию горы почти вплотную, остановился возле валуна и прошептал:

 – Принимай, хозяин, гостя.

 И тут каменная глыба в сторону сдвинулась, раздался грохот, скрежет, пыль поднялась в воздух, а в стене узкий проход образовался, да такой, что нормальному человеку никак не пролезть в него. Но дед Терентий, худющий как щепка, и в чём только душа держится, бочком-бочком, помаленьку стал втискиваться в эту расщелину, а потом и совсем скрылся в ней. Прошло минут пять, голос его раздался:

 – Бабка, я тебе сейчас самородки буду бросать, а ты их собирай, да вместе складывай.

 Затем вылетел из расщелины один самородок, за ним – другой, третий. Спустя какое-то время и дед появился, одежда вся землёй и глиной измазана, лицо в пыли и грязи, но сам довольный, улыбается. Атаман подошёл, осмотрел самородки, языком прищёлкнул:

 – Да они покрупнее будут, чем тот, что ты мне передал в дар. Только, что ж так мало?

 Дед Терентий руками развёл и отвечает:

 – Здесь я могу каждый день брать утром – три самородка, в полдень – четыре, а поближе к вечеру – два, больше не получится.

 – Так это сколько мне придётся ожидать, чтоб ты со мной рассчитался? – рассердился атаман.

 – Сколько надо, столько и придётся потерпеть, уговор у меня с хозяином имеется.

 – Это кто такой?

 – А это тот, кто золото позволяет мне брать из своей сокровищницы.

 Стоит атаман в замешательстве, не знает, что и подумать, что сказать, одно ясно: не так прост этот старичок, коль такие чудеса творит. Видимо, смириться нужно, что враз всё золото, что дед обещал, отдать не сможет.

 Миновала неделя, потом вторая, за это время атаман возле горы охрану выставил, к деду с бабкой двух сторожей приставил, да и сам возле них вместе с помощниками постоянно крутится, каждый день увесистые самородки берёт и где-то в потайном месте прячет. Только все замечать стали – в глазах у него странный блеск появился, лицо осунулось, движения резкими, суетливыми сделались. И всё больше молчит, все дела забросил. А в банде тем временем разброд и шатание идут.

 Терентий выбрал момент, встретился с Семёном и попросил его слух пустить в банде, что атаман все золотые самородки хочет себе оставить. Если получится у них всё, как задумано, станут разбойники между собой собачиться да враждовать, то не останется у них ни времени, ни сил, чтоб дальше продолжать грабить и разорять деревни и сёла, и над людьми издеваться. Семён согласился помочь.

 На следующий день худая молва стала носиться среди разбойников, что атаман в ближайшие день-два собирается с золотом удариться в бега, так как прослышал, что идёт на них отряд царских войск с ружьями и пушками. Приказ им дан, в плен никого не брать, а вешать всех, кого захватят, прямо на месте, без всякой жалости. После этой новости разбойники в ярость пришли, тут же подступили со всех сторон к избе, где атаман со своими верными людьми расположились, кричат, чтоб он, не мешкая, выходил к ним. Атаман на крыльце показался, в синем кафтане, на боку в ножнах – сабля висит. Орда притихла маленько, он спрашивает:

 – Зачем пришли? Что надобно?

 Из толпы крики раздаваться стали:

 – Золотом пора делиться с нами, каждому по четыре самородка причитается.

 – Нету столь золота у меня, придётся подождать ещё хотя бы с полмесяца.

 Народец шум поднял, горланит ему в ответ:

 – Самородки немедля давай, иначе худо тебе будет, – и сами помаленьку к нему всё ближе и ближе подступают. Атаман, вместо того чтобы с ними как-то по мирному дело уладить, сам вспылил, клинок из ножен вырвал, рычит, как зверь:

 – Кто первый ко мне сунется, башку сниму.

 А тут ещё на подмогу атаману товарищи его из избы выбежали. Толком не разобравшись, что к чему, из ружей палить по нападавшим принялись, двоих сразу на месте положили. Но этой стрельбой толпу ещё больше раззадорили, размахивая саблями и кинжалами, набросились они на атамана и его защитников. Сеча кровавая началась. Атаман-то рубака хороший был, почти играючи троих противников зарубил, хотел уже и четвёртого достать, но не успел. Один из нападавших изловчился и со всего маху всадил ему в бок нож. Исказилось от боли лицо атамана и, как подкошенный, рухнул он навзничь. Схватка недолгой была, почти всех, кто на стороне атамана был, смерти предали. Одного лишь Никиту Буслаева, наипервейшего дружка атамана, в живых оставили. Как увидел он занесённый над головой топор, закричал дурным голосом во всю глотку, что знает, где золото спрятано, и готов помочь добраться до него. Верёвкой связали Никитке руки, чтоб сбежать не надумал. Кто-то ткнул кулаком его в спину и говорит:

 – Коль не обманешь, в живых оставим. А сейчас идём, покажешь это место.

 Всей толпой отправились в дорогу, через какое-то время подошёл Никита к кривой сосне, постоял чуточку в раздумье возле неё, затем отсчитал десять шагов вправо, остановился и пробормотал глухо:

 – Здесь золотишко лежит.

 Стали землю рыть и вскоре обнаружили большой сундук, с трудом вытащили его из ямы, открыли и обомлели – столько золотых самородков ни одному из бандитов за всю свою жизнь не приходилось видеть.

 Стали Никитку спрашивать:

 – Это всё золото ты нам показал или ещё, в другом месте где спрятано?

 – Больше нет, – отвечает Никитка, – атаман истинную правду говорил, тут даже по одному самородку на каждого не хватит. Напрасно вы эту бойню устроили, столько людей поубивали.

 Отвечают ему зло:

 – Ишь ты, надумал нас поучать, придержи язык свой поганый, пока самого на тот свет не отправили.

 Но тревожный слух уже по толпе побежал: оказывается, золотишка маловато и всем желающим никак не хватит. Заволновались разбойники, те, кто сзади были, при помощи кулаков и локтей пытаются пробиться к заветному сундуку, а те, кому повезло и рядом с золотом находились – свалку устроили. С остервенением отпихивая друг друга, старались как можно больше самородков из сундука достать, в карманы и за пазуху спрятать. Совсем обезумел народец, лица злобой перекосило, ножи и кинжалы в ход пошли, кровь полилась, вопли и стоны раненых со всех сторон раздаваться стали. Жестокая резня началась, лиходеи к убийствам привычные, им человека жизни лишить, что муху прихлопнуть. Через полчаса только убитые и раненые остались. Привалившись спиной к сундуку, сидел окровавленный Никита, зажав самородок в кулаке, тяжело дыша, бормотал:

 – Погляди, господи, сколь народу полегло из-за этого жёлтого дьявола, стоит ли он этого, мыслю, что нет.

 Разжал кулак, посмотрел на окровавленное золото, бросил его себе под ноги, потом прикрыл глаза, голову на грудь уронил.

 А в это время прибежал Семён к избе, где дед Терентий с бабкой под присмотром двух сторожей находились. Семён с грохотом ногой открыл дверь в горницу и сразу заполошный крик поднял:

 – Вы тут сидите, как пни, и ничего не ведаете. А знаете, что атамана и всех его подручных толпа поубивала? Золото, которое он спрятал, нашли, стали его делить, и сразу всем понятно стало – на всех не хватит. Драку учинили, бьют друг дружку смертным боем, я едва сумел вырваться, к вам сюда примчался, сообщить об этом деле.

 Сторожа спрашивают:

 – А где это?

 – А выйдите на улицу, сразу услышите, откуда крики и вопли раздаются, вот туда и направляйтесь. Может, вам и повезёт, самородками разживётесь.

 Сторожа к дверям кинулись и были таковы. Семён повернулся к деду с бабкой и говорит:

 – Давайте собирайтесь, спрятаться нам надобно, пока злодеи сюда не нагрянули.

 – Что ж, – говорит дед Терентий, – пойду коня запрягать в телегу.

 Семён рукой машет:

 – С лошадью и телегой нас легко заприметить могут, пешком, крадучись идти нужно, окольным путём. А тебя, дед, обязательно бросятся искать. Ты ведь здесь главный добытчик самородков. Так что берите самое необходимое, и в дорогу отправляемся.

 – Погодь, – говорит Терентий, – я только ворота открою и коня Буяна на волю отпущу.

 Долго шагали беглецы, много времени прошло, лишь поздним вечером надумали заночевать в лесу. Костёр решили не разжигать, чтоб внимание посторонних не привлекать, погоню за ними, скорее всего, уже снарядили. Поужинали – хлеб поели, водой запили и спать улеглись. С рассветом опять в путь отправились. К полудню к селу Устюжному подошли, купол церкви увидели. Тут Семён остановился и говорит:

 – Что ж, дед Терентий и бабушка Анфиса, попрощаемся мы здесь, вы к себе домой отправляйтесь, а я своей дорогой пойду.

 Терентий в ответ:

 – Это как-то не по-людски выходит, ты, можно сказать, село спас от разграбления, людей многих от погибели уберёг, и так вот молчком уйти? Не получится, погости у меня. Отобедаешь с нами, в баньке попаришься, потом отдохнёшь, как следует, а после подумаем, как дальше быть.

 Тогда Семён отвечает:

– Будь по-твоему. Только просьба у меня к тебе: соседям и знакомым своим обо мне ничего не говори, кто я и откуда.

 Дед головой кивнул:

 – Договорились.

 При въезде в село увидел дед Терентий, что дорогу телегами перегородили, между собой их верёвками связали, рядом высокие колья в землю вбили – вражеской коннице через эту преграду никак не перемахнуть. Охрану из трёх человек поставили. Невдалеке заприметил дед нескольких незнакомых крестьян, в кружок собрались, один из них о чём-то весело болтает, руками размахивает, а другие так хохочут, аж за животы хватаются. Главное, у всех ружья за спиной висят, это, скорей всего, из деревни Лебяжье на помощь прибыли, там все мужики и парни охотой на зверя и птицу промышляют. Тут ещё двое нездешних парней навстречу попались, пиками вооружены. Радостно на душе у деда Терентия сделалось: «Недаром время односельчане потратили, есть, чем орду встретить». Направились Терентий с Анфисой и Семёном к избе, хотелось деду скорее поглядеть, что там у них творится. Пожалуй, огород весь травой зарос, когда уезжали, не успели прополоть. Подошли к ограде, смотрят – ворота распахнуты, а во дворе конь Буян стоит, землю копытом бьёт, хозяев дожидается. Как заприметил деда, заржал громко, навстречу ринулся. Терентий аж прослезился, обнял его за шею и говорит:

 – Молодец, Буян, сам дорогу домой отыскал.

 Потом вытащил из мешка остатки хлеба и всё до последней крошки коню отдал.

 Как вошли в дом, дед Терентий первым делом растопил печку, потом в чулан сходил, крынку с квасом принёс и миску с мёдом. После в сад отправился, вернулся назад с яблоками. Бабка Анфиса тесто замесила, стала блины печь. Вскоре все за стол сели, только приступили к еде, дверь со скрипом отворилась, и в горницу вошёл кузнец Михайло, перекрестился на образа, шутливо спрашивает:

 – А что, хозяева, гостей принимаете или как?

 Дед Терентий из-за стола поднялся:

 – Проходи, проходи, вместе с нами садись – блинов отведай.

 – Благодарствую, только должен сказать, я недавно пообедал, а вот от кваса не откажусь, выпью кружечку. Напугали вы всех нас до смерти, часа два назад появился в селе Буян, да стал по улице носиться галопом, а ни тебя, Терентий нет, ни Анфисы, ни телеги. Грешным делом, подумали, беда с вами стряслась. А некоторое время назад примчался ко мне в кузницу мальчонка Васятка, сын Ивана Ступина, и сообщил, что видел вас живыми и здоровыми возле вашего дома. У меня сразу гора с плеч свалилась, я к вам и направился. Не терпится мне поговорить с тобой, Терентий, расспросить, как тебе у злодеев жилось. Только не знаю, стоит такие разговоры при постороннем человеке заводить.

 Дед Терентий вскинул брови:

 – Это ты про моего гостя говоришь? Познакомься, его Семёном зовут, так это свой человек, крепко он мне помог с душегубами разобраться, сумятицу в их головы внёс.

 – Слушай, дед, припоминается мне, что ты обещал орду на день-два остановить, а вышло так, что почти на две недели их задержал, как это у тебя получилось? Нам дал возможность и помощь у соседей попросить, и вооружиться получше, пиками и саблями, и ружья у нас появились, аж восемнадцать штук. А ведь, если правду сказать, это твоя заслуга.

 – Нет, Михайло, тут ты ошибаешься, помогали мне и моя жёнушка Анфиса, и, как я только что говорил, друг мой Семён, а главное, кто выручает в трудную минуту, так это хозяин всего уральского леса. В первый раз позволил он взять мне золотишка из пещеры сколь надобно, когда в селе у нас пожар приключился, много домов тогда сгорели. А во второй раз, когда я решил откупиться золотом от лихих людей, чтоб наше село не пошли грабить.

 А знакомство завели с ним мои предки, очень давно, лет сто назад. Мой дед, Фрол Игнатьевич, из города Костромы, сюда, на Урал, в село Устюжное, случайно попал. Лучшую долю искал, совсем молодой тогда был, приглянулось ему это место, остался здесь жить, дом построил, стал землю пахать, рыбалкой и охотой промышлять. И вот как-то, в разгар зимы, приехали в село на собачьих упряжках вогулы, человек пять, вместе с шаманом. Стали допытываться, не видали ли здесь незнакомца, не заходил ли он в избы, не спрашивал чего.

 – Нет, – ответили жители, – не появлялся здесь чужак.

 А вогулы говорят:

 – Если вдруг встретите, то постарайтесь схватить его и к нам в стойбище доставить. Большущую награду за него дадим, очень плохой поступок он совершил. Нашли мы его недавно замерзающего в снегу, привезли к себе, отогрели, накормили, два дня он у нас жил, а на третий похитил из жилища шамана золотого медведя, хозяина Уральской земли, леса, гор, озёр и рек, и сбежал.

 Отвечают сельчане:

 – Если вдруг объявится он здесь, мы его вам немедля на аркане притащим.

 На том и порешили, вогулы дальше на поиски жулика отправились.

 На следующее утро Фрол встал на лыжи и в лес пошёл, проверять петли для ловли зайцев. Одолел уже полпути, вдруг видит – впереди снег кровью забрызган, а вокруг волчьи следы. Тут же одежда, в клочья разодранная, и кости человеческие. Холодок по спине пробежал, ясное дело, стая волков на путника напала. Потом глядит – сумка рваная, из неё золотой медведь выглядывает. Фрол сразу и про петли для зайцев забыл, и про то, что волки могут невдалеке оказаться, вернуться и напасть на него. Снял он с плеч котомку, положил в неё идола и назад домой помчался.

 Подъехал он к своей избе, лыжи скинул, в дом вбежал, в горнице достал из мешка медведя, смотрит на него – не нарадуется. Высотой-то он с пол-аршина будет, а вес у него, пожалуй, фунтов десять наберётся. Вот ведь какое счастье привалило, это какие деньжищи за него заполучить можно! Пошёл он в сарай, взял топор, назад вернулся, подошёл к идолу, смотрит на него и думает:

 – Попробую отрубить ему левую лапу, да в городишко отправлюсь, найду бриллиантщика, покажу этот кусок золота и узнаю, сколько на нём заработать можно. Прицелился Фрол, занёс топор над медведем, и вдруг показалось, что тот глаза зажмурил, чтоб не видеть, что с ним сотворить хотят. Фрол настолько растерялся, что топор из рук выронил, он на пол с глухим стуком упал. Сердце бешено заколотилось в груди, снова глянул на мишку – нет, смотрит он, как полагается, непохоже, чтоб глаза прикрывал.

 – Видно, почудилось мне всё это.

 И тут вдруг подумал: «Вот сейчас решил ты разрубить медведя на куски и тайно продать их за большие деньги, но только ты ещё не забыл, что вчера приезжали в село вогулы, разыскивали его, и для них это не кусок золота, как для тебя, а божество, которому они поклоняются. Спрашивается, чем ты лучше того ворюги, кости которого ты нашёл в снегу? Выходит, такой же прохвост, себя православным считаешь, а заповедь «не укради» забыл».

 Как-то неуютно стало у него на душе, сел на скамейку, подумал ещё хорошенько и решил – нужно ехать к вогулам.

 Запряг лошадь в сани, в путь отправился, добрался до стойбища, возле юрты встретил шамана, из рук в руки передал ему находку. От такого подарка шаман от радости на некоторое время дара речи лишился, а когда немного пришёл в себя, сказал: «Проси всё, что тебе хочется». Фрола сразу в жар бросило, вспомнил, как хотел с этим идолом расправиться, руками замахал:

 – Благодарствую, ничего мне не надобно.

 А шаман настаивает на своём:

 – Хочешь, шкурки песцов бери или оленей, сколько надобно принимай, всё твоё будет.

 – Нет, – ответил Фрол.

 – Тогда я тебе особое подношение сделаю.

 Скрылся шаман в юрте, через минуту вышел – в руках шкатулку держит. Открыл её, достал кедровый орешек и говорит:

 – Весной зарой его в землю возле дома, и сразу тронется кедр в рост. Станет тебе помогать, всё, что в огороде не посадишь, осенью большой урожай получишь.

 Фрол отвечает:

 – Да, такой чудный подарок я с большой охотой приму.

 Вскоре попрощались они, Фрол домой отправился. Ночью сон ему приснился. Будто он в какой-то пещере находится, и интересное дело – очень даже в ней светло. Потом медведя увидел, тот ему говорит громко:

 – Выходит, Фрол, хотел ты моё золотое изваяние на деньги променять, да вовремя одумался, совесть не позволила это чёрное дело сотворить. За такой поступок я решил тебе, твоим детям, внукам и правнукам помогать в трудную минуту. Как только нужда появится, отправляйся к горе Медвежья Лапа, ты знаешь, где это находится, подойди к ней с южной стороны, увидишь громадный камень у подножья. Встань возле него и тихонько скажи: «Принимай, хозяин, гостя». Камень в сторону отодвинется, увидишь вход в пещеру, вот в него и заходи, а там я тебя встречу.

 Утром поднялся Фрол с постели и первым делом подумал: «Замысловатый сон мне привиделся, нужно как-то время выбрать, сходить к этой горе, проверить, вдруг он пророческим окажется».

 И вот, в начале лета, в день святой Троицы, отправился Фрол в лес, заготавливать берёзовые веники для бани, но прежде всего, решил на гору Медвежья Лапа заглянуть. С собой небольшой глиняный горшок с мёдом прихватил, чем чёрт не шутит, вдруг, встреча с медведем случится, так будет что хозяину подарить. Подошёл он с южной стороны к подножию горы, глядь, а там, действительно, покрытый мхом, громадный валун лежит. Осмотрел он его со всех сторон, потом произнёс: «Принимай, хозяин, гостя». Камень зашатался и медленно в сторону сдвинулся. Смотрит Фрол, узкий вход в пещеру ведёт, едва смог в него протиснуться, и сразу в просторный зал попал. Самое удивительное, от стен слегка голубоватый свет исходит. Тут Фрол увидел – совсем рядом медведь на задних лапах стоит и, молча, на него с любопытством поглядывает. На Фрола сразу обеспокоенность напала, как бы мишка что-нибудь нехорошее не задумал, уж больно он здоровущий, и смотрит так, что совсем непонятно, то ли он сердит, то ли у него благодушное настроение. Мишка почти вплотную приблизился к нему и говорит густым басом:

 – Долго ты ко мне в гости собирался, я уж думал, совсем не придёшь.

 Фрол от всего происходящего совсем в оцепенение впал, помолчал немного и отвечает:

 – Так, видишь, встреча у меня с тобой в сновидении была, так что я большого значения и не придал всему этому делу, мало ли что может привидеться спящему человеку. Но всё-таки сегодня решил ради любопытства посетить место, что ты во сне мне указал. Даже крынку мёда с собой прихватил. Так что, не побрезгуй, прими от меня гостинец.

 Мишка покачал головой и отвечает:

 – Умён ты, однако, знаешь чем меня задобрить, благодарствую. Сейчас ступай за мной, и я тебе хочу подношение сделать.

 Повернулся и зашагал, Фрол за ним вослед поспешил. Прошли они через узкий проход и попали в небольшой грот со сводчатым потолком. И тут увидел Фрол – на полу изумруды, рубины, топазы, золотые самородки во множестве разбросаны. Медведь подошёл к широкой расщелине в стене, засунул в неё лапу, достал крупный камень и стал рассказывать:

 – Недалеко от этого места много лет назад упал с неба огненный шар, от удара земля задрожала, грохот по всей округе слышен был, вихрь поднялся. Когда малость всё это светопреставление поутихло, надумал я отыскать то место, куда эта диковинка свалилась. Долго пришлось по лесу бродить, до самого позднего вечера. Совсем уже стемнело, вдруг между деревьями и кустами заметил, какое-то светлое пятно пробивается. Отправился я туда и вышел на поляну, всю залитую голубоватым светом, а посередине неё воронка виднеется. Подошёл поближе к ней, смотрю – на дне валун лежит, на несколько частей раскололся, от него яркое свечение исходит. Обрадовался я этой необычной находке и решил отнести валун к себе в пещеру, чтоб светло было в ней. Вот осколок от него я тебе дарю, чтоб он твою избу по вечерам освещал. А ещё можешь самородков набрать, сколько унести сможешь.

 Ответил Фрол:

 – Очень я тебе благодарен за подарок, а самородки и всё остальное, это лишнее, нет нужды мне в них.

– Что ж, – говорит медведь, – то, что я тебе во сне обещал – в беде выручать, хочу и сейчас подтвердить, так оно и будет. На том и расстались. После этой встречи Фрол частенько к медведю захаживать стал с гостинцами, то туесок с малиной принесёт, то грибочков жареных, то мёду свежего, а то и ушицы наваристой. Позже отец мой стал медведя навещать, а сейчас я стал к нему иной раз в гости наведываться. Когда огонь в селе половину домов погубил, попросил я у медведя помощи, чтоб дал золота, новые избы построить вместо сгоревших, и он не отказал. В другой раз опять у него пришлось поддержку искать, когда злодеи хотели на нас напасть. Надумал я самородками откупиться от такого бедствия, или хотя бы на какое-то время задержать лиходеев, чтоб могли вы к обороне подготовиться. И тут он мне помог, так что имеется у нашего села покровитель, выручает нас в трудную минуту. И ещё, когда мой дед совсем молодым был, посадил он возле дома кедровый орешек, подарок шамана вогулов. За месяц вырос кедр высотой в пять аршин, и с тех пор каким-то образом помогает нам. Всё, что весной не посадишь: репу, редьку, свёклу, капусту, лук – обязательно осенью собираешь богатый урожай, раза в два, а то и в три больше, чем у соседей. У них, понятное дело, вопрос на языке вертится: «Почему у деда Терентия всё так славно получается? Даже если вдруг лето засушливым случается, или, наоборот, дождь без конца идёт, землю заливает, мы почти без урожая остаёмся, а у него в огороде овощи крупные да ядрёные вырастают. Или ещё, чудный камень у него имеется, как только вечером в избе станет смеркаться, он светиться начинает, и ни свечу, ни лучину жечь нет нужды». Вот за всё это считают меня в селе колдуном, народ с опаской в мою сторону поглядывает, лишний раз разговор со мной старается не заводить. Да только я к этому давно привык, не обижаюсь. И как говорится, нет дыма без огня. Иной раз, прозрение на меня находит, и в это время могу будущее предсказать и прошлое увидеть. Ладно, что-то заболтался я с вами. Вот что хочу ещё предложить – в деревню Сосновку нужно на подмогу жителям наших мужиков отправить. Сейчас у бандитов всё не так, как надо выходит. Сначала атамана и его товарищей жизни лишили, после, когда золотые самородки стали делить, каждый старался урвать побольше. Резню устроили между собой, много лиходеев полегло. И ещё ждут они, что ни сегодня – завтра полк царских солдат появится, чтоб всех их покарать. Я думаю, кто поумнее – в бега ударился, а те из душегубов, кто в деревне остался, много бед могут натворить, у крестьян последнее добро отобрать, а кто сопротивляться надумает, тех тут же, на месте, убить, а дома их разорить и сжечь. Коль не поможем им, незавидная участь ждёт наших соседей.

 Отвечает кузнец:

 – Опоздал ты малость, дед Терентий, с этим пожеланием, два дня назад народный сход был на площади у церкви, там порешили – не ждать, когда злодеи на нас нападут, а самим по ним ударить, избавить жителей Сосновки от притеснений этой шайки. Большое дело ты сделал, что задержал их на две недели, мы времени даром не теряли, наши мужики и саблей научились, как надо, рубить, и копьём колоть, да ещё из ружей стрелять. На подмогу к нам в село со всех деревень прибыло очень много народу, так что мы теперь – сила, завтра с утра отправляемся с врагом сражаться. А ты такую хорошую весть принёс, что и атамана в живых нет, и друг дружку они при драке поубивали немало. Значит, нам легче с ними справиться будет.

 – Это мне лестно слышать, хочу тебя попросить, чтоб ты меня сабелькой, пусть даже самой плохонькой, вооружил, чтоб было чем с недругом драться.

 – Так ты что, дед, надумал с нами вместе в Сосновку отправиться? Считаешь, там без твоей помощи не справимся? Не смеши людей, я как к вам зашёл в избу, сразу заметил, что вид у тебя болезненный, ты сильно исхудал. Оставайся дома, пусть бабка тебя полечит всякими травами и снадобьями, набирайся сил.

 Дед Терентий рот открыл, чтоб возразить, но кузнец его опередил:

 – Я тебе всё сказал, отдыхай.

 На следующее утро сельчане от мала до велика вышли за околицу провожать своих сыновей, мужей, братьев. Пришёл и дед Терентий с бабкой Анфисой, посмотреть на ополченцев: всадники на конях держатся уверенно, молодцевато, все копьями вооружены, у многих сабли и ружья имеются. Бабы и девки возле них толпятся, о чём-то разговор ведут, некоторые плачут. Тут увидел дед Терентий невдалеке, верхом на гнедом жеребце, Семёна.

 Толкнул он бабку в бок:

 – Ты глянь, наш Семён вместе со всеми в поход собрался, а нам с тобой ничего не сказал. Идём к нему, пожелаем, чтоб вернулся назад, живым и здоровым.

 Разговор был недолгим, прозвучала команда: «Строиться», и через короткое время дружина отправилась в дорогу.

 Терентий с Анфисой тоже направились домой. Переступив порог избы, дед Терентий глухо произнёс:

 – Что-то нездоровится мне, отдохну чуток, прилягу на лавку.

 Анфиса с тревогой взглянула на мужа:

 – Потерпи, сейчас я тебе снадобье приготовлю, выпьешь – полегчает.

 Через какое-то время Терентий задремал и стал проваливаться в вязкую темноту и вдруг совершенно ясно увидел: в деревне Сосновка идёт бой, из низенькой избёнки, с ружьём в руках выскакивает разбойник и целится в Михайло, стоявшего шагах в десяти от него. В тот же миг появляется Семён и бросается к кузнецу, заслоняет его своим телом, раздаётся гром выстрела, Семён валится на землю.

 Терентий открыл глаза, резко поднялся с лавки и, повернувшись к жене, с трудом выговорил:

 – Только что видение мне было – беда с Семёном должна случится, ранен он будет или убит, я до конца не понял. Ясно одно – нужно немедля ехать в Сосновку. Я пойду жеребца запрягать, а ты приготовь тряпицы, мазь, зелье, чтоб можно было кровь остановить и рану начать лечить. И ещё: то, что я видел, пока не произошло, позже случится, наши мужики, думаю, в Сосновку часа через полтора нагрянут, а мы, если сейчас же в дорогу отправимся, большую часть её проедем и Семёну помочь успеем. Как только выехали за ворота, навстречу Николай Зыков попался:

 – Куда это вы, соседи, отправились?

 – В Сосновку, раненым надо помочь, – ответила Анфиса.

 – Бог вас храни, благое дело вы надумали.

 Весь путь Терентий молчал, только иногда покрикивал на коня:

 – Буян, выручай, голубчик, скачи изо всех сил, жизнь Семёна от тебя зависит.

 Когда добрались до Сосновки, оказалось, как говорил дед Терентий, так всё и вышло. Семён лежал на полу в избе, в луже крови, а над ним суетились пожилая женщина и девчушка, пытаясь его перевязать. Анфиса строго глянула на них и громко сказала:

 – Ну-ка, освободите мне место, погляжу, что с раненым творится.

 Пуля угодила Семёну в бедро, бабка Анфиса осмотрела кровоточащую рану, пальцами пощупала кожу вокруг и произнесла:

 – Будем надеяться, кость не задета. Дед, помощь мне твоя нужна, разрежь штанину возле раны, чтоб мне было легче осмотреть её, мазь нанести и перевязать. Когда бабка Анфиса заканчивала накладывать повязку, распахнулась дверь, и в горницу, топая сапогами, вошёл кузнец Михайло. Перекрестился на иконы, поздоровался со всеми и, обращаясь к Анфисе, радостно заявил:

 – Видать, бог вас сюда направил, раз вы тут так вовремя оказались, сказывай, как у Семёна дела?

 – Да что говорить, как видишь, без чувств лежит, крови много потерял, и рана серьёзная, глубокая.

 – Храбрецом Семён оказался, если бы не он, то ещё неизвестно, стоял бы я здесь и вёл ли с вами разговоры, та пуля для меня предназначалась, век ему буду благодарен. А ты, Терентий, прав был, банда нам сопротивление слабенькое оказала, около двадцати человек их всего в деревне оставалось, так мы с ними шутя, справились, трофеи хорошие взяли – четыре ружья, шесть сабель и три лошади с сёдлами. За всё, что вы, бабка Анфиса, дед Терентий и Семён сделали для нашего села и для Сосновки, земной вам поклон от нас.

 – Спасибо, тебе, Михайло, за такие душевные слова, а сейчас помоги перенести Семёна в телегу, и мы с Анфисой, назад, домой его повезём.

 Завидев деда Терентия, въезжающего в село, односельчане опрометью бросились к нему навстречу. Стало ясно, что сосед Николай уже успел растрезвонить по селу о поездке Терентия и Анфисы в Сосновку. Не прошло и нескольких минут, как их окружила толпа. Люди, стараясь перекричать друг дружку, спрашивали, что творится в деревне, не видал ли он их мужиков, живы ли они и здоровы. Вцепившись костлявыми пальцами в рукав рубахи деда Терентия, столетняя бабка Дарья, шамкая беззубым ртом, спрашивала:

 – Ты моего правнука Тишку не встречал? Шибко я о нём беспокоюсь, он у нас ужас, какой отчаянный, всегда на рожон лезет, как бы с ним чего не вышло худого.

 Взмахнув рукой, Терентий крикнул:

 – Слушайте все! В Сосновке наши мужички все живы, злодеев одолели, есть трое слегка раненых, а вот Семён сильно пострадал, он собой заслонил от пули кузнеца Михайло, и, можно сказать, спас от смерти. Я думаю, Анфиса вылечит его и поднимет на ноги.

 К вечеру в избу деда Терентия постучали. Анфиса открыла дверь, на пороге стояла Любава, старшая дочь кузнеца Михайло. Потупив глаза, тихо спросила:

 – Можно к вам зайти? Я вот Семёну свеженького молочка принесла.

 – Проходи, проходи, – бабка Анфиса провела гостью в горницу, где на скамейке лежал раненый, – только вот что, девка, он пока без сознания.

 – Ничего, я только немного постою рядышком с ним.

 Через короткое время гостья ушла. На следующий день она вновь появилась в доме деда Терентия с лукошком в руке:

 – Поутру сбегала в лес за малиной, пока ягоды свеженькие, пусть Семён поест.

 – Ладно, – бабка Анфиса кивнула головой, – сейчас ему лучше стало, глаза открыл, разговаривать потихоньку начал.

 На третий день, когда Любава снова пришла в гости, Терентий и Анфиса переглянулись между собой.

 – Крестик принесла чудотворный, из святой обители, – как бы оправдываясь, проговорила она.

 – Что ж, хорошее дело, – дед Терентий медленно пальцем почесал бороду,– так ты сама передай ему этот крестик, вдруг, произойдёт чудо – здоровье на поправку быстрее пойдёт.

 Любава подошла к Семёну и протянула ему крестик:

 – Пусть он защищает тебя от всяких бед.

 Семён слабо улыбнулся и попросил:

 – Помоги мне надеть его на шею.

 Девушка наклонилась над ним, их глаза встретились, и у Семёна защемило сердце от восторга, будто он увидел ангела, спустившегося с небес на землю.

 После того, как Любава попрощалась, и за ней закрылась дверь, Терентий проговорил:

 – Похоже, девчушка глаз положила на нашего Семёна, полюбился он ей.

 – Так отчего ему не понравится Любаве, молодец он статный, высокий и лицом пригож.

 – Так и она – первая красавица на селе, – возразил дед, парни за ней табуном ходят.

 – Опоздали они, Любава, похоже, уже суженого выбрала.

 С тех пор прошло много времени.

 Семён сидел за столом и ножом вырезал из деревяшки лошадку для младшего сына Ванюшки, примостившегося с ним рядом. Тут же расположились дочери Алёна и Настя, с интересом наблюдая за отцом. Возле печи готовила обед Любава. Семён, не отрываясь от работы, негромко проговорил:

 – Сегодня к горе Медвежья Лапа собираюсь идти, хозяина нашего попроведать, угощение ему отнести, ты мне в крынку налей мёду.

 – Хорошо, – ответила Любава, а я ещё хочу его сметанкой угостить, ты не против?

 – Конечно, нет, – ответил Семён, – Мишке будет приятно, что и ты ему гостинец передала.

г. Челябинск

Илл.: Художник Эдуард Панов