Александр БАЛТИН. Задорное лукавство

К 230-летию Петра Андреевича Вяземского (12 [23] июля 1792, Москва — 10 [22] ноября 1878, Баден-Баден)

1

Пышный, величественный стих, но и – лёгкий, шампански играющий; и – столь дружественный часто, наполненный ощущением: без дружбы – невозможно бытие:

Друзья! Вот вам из отдаленья

В стихах визитный мой билет,

И с Новым годом поздравленья

На много радостей и лет.

Раздайся весело будильник

На новой, годовой заре,

И всех благих надежд светильник

Зажгись на новом алтаре!

Пётр Вяземский был разнообразен: от пейзажа до психологического портрета, от стихов гражданских до альбомных, шуточных; но всегда – расшифровывая собственную душу, открывая те бездны, которые могли и пугать, но необходимы были, необходимы…

…иначе – не получится личности, иначе – будет скучно и серо…

 Уж чего, чего, а скуки князь Вяземский допустить не мог.

Ага, плутовка мышь, попалась, нет спасенья!

Умри! Ты грызть пришла здесь Дмитриева том,

Тогда как у меня валялись под столом

Графова сочиненья!

Задорное лукавство – непременный атрибут подлинной поэзии, и поэзия Вяземского в лучших своих проявлениях поднимается колоннами высоты в прозрачно-густой воздух духа.

 Александрийский стих должен быть приподнят, торжественен, обязан лучится мрамором, которому не грозит ветхость, и Вяземский, давая образцы подобного, умело наполняет его современным поэту содержанием:

Я, признаюсь, люблю мой стих александрийский,

Ложится хорошо в него язык российский,

Глагол наш великан плечистый и с брюшком,

Неповоротливый, тяжелый на подъем,

И руки что шесты, и ноги что ходули,

В телодвижениях неловкий. На ходу ли

Пядь полновесную как в землю вдавит он –

Подумаешь, что тут прохаживался слон.

 Собственно – современность: понятие условное: поэту современны все времена, – и образы истории, мелькающие в сочинениях Вяземского, доказывают это…

…блестит санный снег…

Альбом, противоречий смесь, распахивает в действительность свои страницы – а действительность наша, куда заходит мудрый князь, улыбаясь – так, что становится понятно: только поэзия и способна донести тени былых времён…

2

Вяземский желчный, Вяземский грустный…

Долго живший, обретший мудрость, розы разводившие яркие: двести лет не осыпаются словесные лепестки.

…ах, масленица!

Блины, как маленькие солнцА, великолепие грядущих застолий, и радость будущей весны (настала б духовная когда-нибудь!)

Здравствуй, в белом сарафане

Из серебряной парчи!

На тебе горят алмазы,

Словно яркие лучи.

Ты живительной улыбкой,

Свежей прелестью лица

Пробуждаешь к чувствам новым

Усыпленные сердца!

Да раскроются новые чувства! Да будут они глубже и ярче прежних…

Каждое поколение должно превосходить отцов, или движение человечества бессмысленно: просто нагромождение людей.

 Всеобъемлющее восприятия – для жизни нужно всё, что может предложить жизнь:

Мне нужны воздух вольный и широкий,

Здесь рощи тень, там небосклон далекий,

Раскинувший лазурную парчу,

Луга и жатва, холм, овраг глубокий

С тропинкою к студеному ключу,

И тишина, и сладость неги праздной,

И день за днем всегда однообразный:

Я жить устал, – я прозябать хочу.

И всё равно – сколь много ни будь необходимого, усталость скрутит сознанье, прокатит шары вялости по его лабиринтам, и воспоминание о праздничном и трагичном Пушкине остро пронзит сознание князя.

Всё равно.

Ход извечен: за очарованием разочарование, за всплеском бодрости усталость…

 Вяземскому известны наизусть эти чередования, и то, что других не будет, ограничивает жизнь ею самой, не оставляя вариантов.

 Вяземский долго писал, стремясь охватить все варианты, предлагаемые жизнью, исследовать стихом и чувством всё – меру и безмерность, тайну небосвода и секреты грусти, увядание розы и расцвет будущего.

Непредставимый, как всегда.

Илл.: Петр Андреевич Вяземский. Художник К. Рейхель. 1817 г.