Сергей ЛУЦЕНКО. О Петре и о Февронии
Поэма
* * *
В час, когда заря бездоннее,
В золотой вечерний час
О Петре и о Февронии
Начинаю тихий сказ.
Если вспыхнет слово лонное
В православной стороне, –
Их вниманье благосклонное
Пусть наградой будет мне…
I
* * *
То во городе во Муроме
Было в давние года:
Над владениями хмурыми
Змей кружился без стыда.
Он прельстился не хоромами,
Не пирами, не казной,
Ни боярами суровыми,
А княгиней молодой.
Вот и бают красны девицы,
Лишь сойдутся вечерком:
«Ох, неладно ныне деется,
Князь и тут, и там, – кругом…».
Поцелуи ловит страстные
Распроклятый враг лихой,
Затуманив очи ясные
Тайной силой колдовской.
Насылает Змея-ворога
Погубитель, не дремля,
Чтобы сгинула от морока
Благоверная земля.
* * *
И случилось чудо чудное,
Как по-писаному вдруг:
Слово вымолвилось трудное,
Разорвав змеиный круг;
И княгиня пала бедная
В ноги к мужу своему –
И заря взошла победная,
Заиграла в терему,
Расплясалась свет-рубинами,
Расплескалась в серебре…
Зревшее ночами длинными
Совершилось на заре:
Мужний гнев, тяжёлый, праведный,
На обидчика-врага
И той клятвы голос памятный,
Что пронёсся сквозь века…
Звон в церквах и песнопения –
Чёрная распалась тишь.
Павел, князь, отбрось сомнения,
Божьей силой победишь!
* * *
И у Павла дума брезжится
Смертный выпытать удел…
День, другой – и вновь потешиться
Змей в покои прилетел;
И ему княгиня вкрадчиво
Говорит, как учит князь:
«Милый, взор не отворачивай,
Мне поведай не таясь! –
Повелитель мой единственный,
Я постичь хочу, любя:
О великий и таинственный,
Есть ли кто сильней тебя?..».
Помогла молитва светлая…
Змей склонился к ней, шепча:
«От плеча Петрова смерть моя,
От Агрикова меча[1]…».
И она смеётся радостно!
И бросается к ней Змей:
«Жарко быть со мной и сладостно,
Вечно будешь ты моей!».
II
* * *
Тоскует, мятется княгиня,
И князь возвещает: «Пора!».
И вот он к себе призывает
Любимого брата, Петра[2].
В очах его отсвет небесный
И нету лукавства в словах,
А больше всего он желает
Тихонько молиться в церквах.
И князь говорит без утайки
О чёрной, о лютой судьбе;
И плачет он, брата целуя:
«Спасение наше – в тебе…».
И Пётр отвечает приветно:
«Не надо печалиться, брат! –
Для Бога и счастья людского
На битву отправиться рад. –
Помолимся, брат мой страдалец!
Где меч, я не знаю сейчас.
В одно только твёрдо я верю:
Господь не забудет о нас».
* * *
Пётр молится в церкви безлюдной,
Летит в небеса его речь…
И – отрок идёт к нему чудный:
«Мой князь! Показать тебе меч?» –
«Где он? Дай взгляну. Слава Богу!».
И видит: в стене алтаря,
В расщелине, меж кирпичами,
Меч светится, словно заря.
«Вот счастье-то, счастье какое!
Чудесный подарок небес!
Мой отрок, тебя одарю я…
Где отрок?». А отрок исчез.
И падает Пётр на колени,
Он полон молитвой святой;
И, к сердцу клинок прижимая,
По церкви шагает пустой.
А голос: «Очнись, неразумный!
Нельзя ни мгновенья терять.
Опомнись!». И в Муром он скачет,
И в сердце его – благодать.
* * *
А в Муроме мучит княгиню,
Лишь князь отойдет, чародей…
«Теперь не обманешь, проклятый!
Я знаю, где брат, а где Змей!» –
Пётр входит в покои без страха
И меч обнажает пред ним,
И княжеский терем высокий
Окутали пламя и дым!
Вот бьются три дня и три ночи,
От жара не портится меч,
В другую он руку ложится
И вновь принимается сечь…
В той битве упорной и грозной
Пётр Змея сумел побороть,
Но, кровью обрызгана чёрной,
Покрылася струпьями плоть.
Молились, целителей звали
И с ближней, и с дальней земли,
Но вскоре по юному телу
Ужасные язвы пошли.
III
* * *
Тогда, прознав про чудеса,
В Рязань с дружиной едет князь.
И – слёг… И дальше сквозь леса
Посланник скачет, торопясь.
В избушку входит он[3] – и вот,
Не может отвести очей:
Чудесный холст девица ткёт
И заяц скачет перед ней.
И поражён её красой,
Склонился отрок до земли:
«Князь умирает молодой,
Петра от хвори исцели».
Она загадки говорит:
«Сижу в дому глухом, слепом;
Взаймы рыдают мать с отцом,
А брат чрез ноги в навье зрит...[4]
. . . . . . . . . . . .
Коль правда велика беда
И коль добросердечен он, –
Ты приведи Петра сюда,
И будет князь твой исцелён».
* * *
И в Ласково въёзжает князь
И посылает вновь слугу;
И девушка даёт наказ:
«Лишь мужа вылечить смогу.
Не к золоту душа моя
Лежит – к чему мне этот груз!
Лишь на любовь согласна я…».
И обещает Пётр: «Женюсь».
Но молвит, выслушав гонца:
«Пусть только из пучочка льна,
Коль так мудра, за два часа
Одежу справит мне она».
Она – слуге: «Поспею в срок.
Но, прежде чем пуститься в путь,
Достань-ка с грядки[5] чурбачок,
Князь ткацкий стан содеет пусть».
В закваску дунула слегка…
И поняв, что решён вопрос,
Вернулся княжеский слуга
И снадобье с собой принёс.
* * *
Передаёт: «Помажься весь,
Но струп один не тронь сейчас».
И возыграла в князе спесь:
«К чему мне нищенки наказ!»
Болезнь утихла с той поры.
Пётр скачет в Муром, полон сил.
Он шлёт богатые дары,
А обещанье – позабыл.
И снова пал он в боль и тьму,
И покаянья полон он:
«Ну что ж, как видно, самому
Идти придётся на поклон»…
И вот – решается он сам
В жилище скромное войти…
Не верит Пётр своим глазам
И молвит: «Милая, прости!..».
Она кладёт веретено
И отвечает не сердясь:
«Согласна быть твоей женой» –
И исцелился тут же князь.
IV
* * *
И сочетались – Бог направил,
И жили праведно в миру.
А тут – скончался вскоре Павел
И княжить довелось Петру.
Забыв о море и пожаре,
Безмерно любит их народ,
Но ненавидят все бояре
Февронью за незнатный род:
Она-де собирает крошки! –
И Пётр проверить хочет сам;
И видит: на её ладошке
Лежит душистый фимиам.
«Уйди! Тебе не будет счастья!» –
Опять враги стоят стеной. –
«Одно лишь только обещайте –
Что Пётр останется со мной».
Не против Пётр. Бояре рады:
Открыты к власти все пути…
Но в мире выше нет награды
Чем с милым об руку идти.
* * *
С такой любовью жить не больно
И вера в Господа крепка.
Идут суда, под ними вольно
Переливается Ока.
И зрит Февронья: долго, страстно
Дружинник смотрит молодой…
«Черпни воды, – сказала властно, –
И с этой стороны, и с той;
Теперь испей. Всё та ж водица?
Знай: чтобы не было вины,
Желать чужую не годится, –
Все жёны плотию равны…».
И опустил дружинник очи,
Любви и мудрости дивясь…
На мир сошло дыханье ночи,
И повелел причалить князь.
Трапезничают на приволье…
И молвила Февронья тут:
«Сегодня срубленные колья
Наутро, знаю, процветут…».
* * *
И совершилось неотменно:
Лишь колья процвели с утра,
Пришли посланники смиренно
Просить на княженье Петра;
Поведали о Божьей каре:
Что в горести народ поник
И что мятежные бояре
Друг друга истребили вмиг…
…И – в путь пустились в то же утро,
И в Муром прибыли они,
И княжили светло и мудро
Во все отпущенные дни:
Жалели нищих и увечных,
Спасали тех, кто брёл во мгле…
Ради богатств небесных, вечных
Они дышали на земле;
В благоговении глубоком
Служили, Господа моля.
И процвела под Божьим оком
Благословенная земля…
V
* * *
А когда дохнуло смертной стынью,
Приняли монашество они:
Пётр – Давид, Февронья – Евфросинья
Завершали в иночестве дни[6];
И молили Бога, чтоб кончина
К ним пришла в один и тот же миг,
И в гробнице каменной единой
Завещали упокоить их…
И отходит Пётр; и вот, к Февронье,
Дивный вышивающей покров,
Весть он шлёт: «Уйду из мира ноне…».
А она: «Воздýх[7] мой не готов».
И другую весть он шлёт: «Не долго
Ждать могу, любимая, сестра!».
И снуёт, торопится иголка,
И Февронья шепчет: «Не пора…».
В третий шлёт: «Ждать не могу ни мало!».
И, воздух не довершив чуть-чуть,
На иголку нитку намотала
И сказала: «Я готова в путь».
* * *
И решили разлучить любимых
Люди неразумные опять:
Дескать, можно ль облачённым в схиму
Нераздельно в гробе почивать?!
В гроб другой Февронью положили
От Петра любимого вдали,
А наутро – слава Божьей силе! –
В каменной гробнице их нашли.
И Февронью унесли. И снова
В церкви Богородицы[8] Петра
Обрекли, своё нарушив слово,
Оставаться в гробе до утра…
Солнышка лучи весь мир согрели;
Третье утро было; и опять
В каменной гробнице их узрели,
Где они хотели почивать.
И остались на века – едины,
Даже смерть бессильна против них…
Муром, град Господний, град старинный,
Русь Святая! Чти их – каждый миг!
* * *
Радуйтесь, Давид и Евфросинья,
Радуйтесь сиянью Божьих глаз;
Радуйтесь, что из небесной сини
Вы на землю смотрите сейчас;
Радуйтесь, что горячо любили,
И что претерпев так много мук,
Вы не изменили Божьей силе
И не разделили душ и рук;
Радуйтесь, что радовали многих,
Радуйтесь, что столько лет подряд
Миловали нищих и убогих
И народ был вашей власти рад;
Радуйтесь, что силой благодатной
Мир наш исцеляете, храня…
Помолитесь Господу отрадно,
Милые святые, за меня!
И простите, вас прошу несмело,
Что порой темны мои пути,
Что хвалы пою вам неумело…
Основное, верю, – впереди…
2014, 2020.
Примечания
[1] Агриков меч – меч-кладенец сказочного богатыря Агрика, символ духовной силы.
[2] Существует мнение, что под вымышленными именами Павла и Петра подразумевались реально жившие князья. Некоторые учёные предполагают, что ими могли быть братья Владимир и Давид, правившие в Муроме с 1175 года. После кончины старшего брата Владимира в 1203 году, княжить стал Давид (умер в 1228 году).
[3] Феврония жила в селе Ласково, примерно в 25 верстах севернее Рязани.
[4] В древнерусской «Повести от житиа святых новых чюдотворець Муромских, благовернаго и преподобнаго и достохвалнаго князя Петра, нареченнаго в иноческом чину Давида, и супруги его благоверныя и преподобныя и достохвалныя княгини Февронии, нареченныя в иноческом чину Еуфросинии», приписываемой перу выдающегося писателя и публициста ХVI века, богослова, соборного священника Ермолая-Еразма, Феврония, испытывая мудрость, загадывает дружиннику загадки и вскоре даёт разгадки: пёс – уши дома; ребёнок – очи дома; отец и мать оплакивают покойника и ждут свой черёд быть оплакиваемыми; брат – древолаз-бортник, и через ноги смотрит на землю, чтобы не сорваться и не умереть (навь, навье – царство мёртвых).
[5] Грядка – «две жерди в черной избе, над челом печи, для сушки дров, лучины и пр.» (Даль).
[6] Есть версия, что Давид и Евфросинья – мирские имена князей, которые приняли монашество как Петр и Феврония – ведь чтут именно Петра и Февронию. Но мы придерживаемся звучания, привычного нашему восприятию. К тому же многие люди на Руси, а князья в особенности, имели порой по нескольку имён.
[7] Воздух – покрывало для церковных сосудов.
[8] Собор Рождества Богородицы, главный муромский храм, располагался внутри кремля, на Воеводской горе. Февронию же пытались похоронить в загородной церкви Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня.
Илл.: Художник: Алия Нуракишева (фрагмент картины)