Мария КОНДРАТОВА. Second hand. (2002)
Мы живем жизнью «second hand». Мы переезжаем в комнаты, чьи стены исписаны именами и телефонами прошлых жильцов, и селим на сколоченные ими полочки свои вещи. Свои вещи… Такая же иллюзия, как и все остальное, мы донашиваем джинсы за американскими безработными и шелка за китайскими официантками. Они пряно пахнут средством для дезинфекции. Это запах долгой дороги, запах чужой судьбы.
Наши мужчины достаются нам «из вторых рук», и их волосы еще долго благоухают чужой нежностью и чужими шампунями. Мы встречаем их ласками третьей свежести и сонным бормотаньем - чем невнятнее, тем лучше - а то еще слетит ненароком прошлое, накрепко забытое имя. А кто жалуется? Никто не жалуется. Ношеное крепче!
«Броня крепка, и танки наши быстры», как пелось в милитаристической песне времен нашего детства... Мы пьем, как лошади, курим, как сапожники, ругаемся, как черти, но при всем при том нежные интеллигентные девушки, пишем стихи, читаем Юнга, Поппера и Карлоса Кастанеду и отзываемся на обращение «барышня».
Устав делать аборты и сверять каждый свой жест с календарем, мы выходим замуж в платьях, взятых напрокат. И апельсиновый цвет из мятого капрона возвещает миру о нашей непорочности. А на лифе у платья в последний момент обнаруживается жирное пятно, но его удается прикрыть брошью, фальшиво блещущей брильянтами из горного хрусталя.
Но крепкие любовники, как вечерние платья за 2 у.е. (удобные единицы, а Вы что подумали?), линяют и расползаются в повседневной носке за считанные недели. На третий курс мы переходим с чужой фамилией, которую лень менять обратно, ребенком, которого видим раз в месяц, навещая родителей, и неизбежной жаждой реванша.
Мы вгрызаемся в гранит новейшей науки, но он осыпается на наших крепких молодых зубах трухою ветхих библиотечных учебников, зачитанных и затасканных предшествующими поколениями студентов. Учебников - наших ровесников, и фолиантов, годящихся нам в отцы. Тогда мы ставим внутриматочную спираль, заводим любовника, находим работу, красим волосы в сиреневый цвет и учимся «принимать жизнь такой, какая она есть».
Родители перестают слать нам деньги, потому что все тратят на внука, мы перебиваемся соевым мясом и научаемся готовить десять блюд из одного бульонного кубика. Приходит осень - фальшивая, золотая, последняя… Что-то заканчивается, так и не успев начаться. Наверное, юность. Засыпая на серых прозрачных простынях, изукрашенных синими университетским печатями, в случайную одинокую ночь, мы сладко грезим о не бывшем и не сбывающемся… О свежих, чистых, никем не ношеных вещах и жизни из первых рук.
