Людмила ВЛАДИМИРОВА. «Снова август…»

Антону и Богдане Владимировым,
 августовсим юбилярам

…Который год приближение, а затем и венценосное шествование (о, если бы! – скорее – бег, полет!..) имперского месяца особо волнует: «И мысли в голове волнуются в отваге, /.../ И пальцы просятся к перу, перо к бумаге»...

Хотя, конечно, «Август – ещё не осень», однако: «Август – уже не лето»...

Разумеется, вспоминаются и строки Марины Цветаевой, 1917 года:

Полновесным, благосклонным
Яблоком своим имперским,
Как дитя, играешь, август.
Как ладонью, гладишь серце
Именем своим имперским:
Август! – Сердце!

Но и – Анны Ахматовой, сорок лет спустя, 1957 года:

Он и праведный, и лукавый,
И всех месяцев он страшней:
В каждом августе, Боже правый,
Столько праздников и смертей.

Разрешенье вина и елея...
Спас, Успение... Звездный свод!..
Вниз уводит, как та аллея,
Где остаток зари алеет,
В беспредельный туман и лед
Вверх, как лестница, он ведет.

…А теперь! Ты, новое горе,
Душишь грудь мою, как удав…
И грохочет Черное Море,
Изголовье мое разыскав.

Оба православных поэта (не хочу называть их свистящим: «поэтесса») вспоминают большой праздник: Преображение Христово, в народе – Яблочный Спас, отмечаемый 19 августа. Анна Ахматова – и День Успения Пресвятой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии –15 (28) августа.

Да не судима буду, но не могу не вспоминать и немногих из близких, родных литераторов, поэтов, ушедших в мир иной в августе.

«Вверх, как лестница, он ведет»

Мой синодик по праву открывает Леся Украинка, умершая в 42 года 1 августа 1913 года. «Леся Украиика (Лариса Петровна Кооач-Квитка), 13 (25) февраля 1871 – 19 июля (1 августа) 1913, – украинская поэтесса, писательница, переводчица. Яркая представительница украинского революционного романтизма и критического реализма.

Писала в самых разнообразных жанрах: поэзии, лирике, эпосе, драме, прозе, публицистике; работала в области фольклористики (220 народных мелодий записано с её голоса); активно участвовала в украинском национальном движении» [1].

И – помимо многих прекрасных поэтических строк Леси Украинки мне особенно сегодня близки ее слова из письма М.П. Драгоманову, своему дяде, украинскому учёному, публицисту, историку, философу, общественному деятелю, идеологу украинцев-автономистов, основателю украинского социализма: «У нас велика біда, що багато людей думають, що досить говорити по-укр[аїнськи] (а надто вже коли писати дещицю), щоб мати право на назву патріота, робітника на рідній ниві, чоловіка з певними переконаннями і т. п. Така легкість репутації приманює многих. Ще тепер можна у нас почути фразу: "Як се? От Ви казали, що NN дурень і тупиця, а він же так чудово говорить по-нашому!" "Говорить по-нашому" – се вже ценз! А послухати часом, що тільки він говорить по-нашому, то, може б, краще, він говорив по-китайськи» [2].

Леся Украинка также – «Участвовала в социалистическом движении, была соучредительницей группы "Украинская социал-демократия"; занималась переводом на украинский язык "Манифеста Коммунистической партии" Карла Маркса и Фридриха Энгельса, однако нет надёжных свидетельств, что вышедший в итоге текст принадлежит её перу.

По результатам опросов современных украинцев Леся Украинка вошла в тройку самых выдающихся соотечественников, наряду с Тарасом Шевченко и Богданом Хмельницким».

Наша современница, замечательный украинский поэт Лина Костенко «в предисловии к сборнику драматических поэм Леси Украинки находит в античных и христианских сюжетах Леси Украинки «жгучие аналогии, весь гордиев узел национальной истории», и утверждает, что до неё «в украинской литературе… драматической поэмы практически не было», а «определение жанра – "драматическая поэма" – она ввела первая"». Существенно: «по мнению советского литературоведа Александра Дейча "самый жанр драматической поэмы, с такой полнотой введённый Лесей Украинкой в родную литературу, ведет свое начало от Пушкина"»[1; курсив мой – Л.В.]

Закрывает мой синодик своей гибелью в неполных 49 лет 31 августа 1941 года любимый поэт Марина Цветаева. Более десятка статей, посвященных ее жизни и творчеству, два издания книги «Моя Марина» (2006, 2017), запланированная: работа к грядущей круглой дате – её 130-летию 8 октября 2022 года, надеюсь, позволяет сегодня ограничиться лишь упоминанием. Обратив внимание на последние доступные публикации [3]. Немного замечу и сегодня, в следующей главке.

Не могу также не упомянуть ушедшего в 40 лет 7 августа 1921 года Александра Блока, и расстрелянного в 35 лет 26 августа 1921 года Николая Гумилева, В 35 лет 19 августа 1937 года был расстрелян и писатель Иван Катаев, один из руководителей группы «Перевал», основателей «Литературной газеты», обвиненный в «участии в антисоветской контрреволюционной террористической организации». Реабилитирован посмертно 18 апреля 1956 года [4].

…19 августа… Преображение… Яблочный Спас… И – путч, ГКЧП, первый акт величайшей трагедии XX века, народов СССР, начало агонии смертельно раненной Родины, в декабре – её гибели. Не могу – нельзя! – забыть...

Поистине: «И всех месяцев он страшней».

Позволю вспомнить еще о двух значительных потерях мира честных и добрых людей 19 августа. Одной исполняется сегодня 360 лет. Другой, в прошлом году, исполнилось 85 лет.

 «Он – тростник мыслящий…»

…Согласитесь, замечательно сказано:

«Величие человека – в его способности мыслить.

Я легко представляю себе человека безрукого, безногого, безголового (ибо только опыт учит нас, что голова нужнее ног), но не могу себе представить человека, не способного мыслить: это уже будет не человек, а камень или тупое животное».

И далее: «Мысль. – Все достоинство человека – в его способности мыслить. Ну, а сами эти мысли, – что о них можно сказать? До чего же они глупы!

Итак, мысль по своей природе замечательна и несравненна, и только самые диковинные недостатки способны превратить ее в нелепость. Так вот, их полным-полно, и притом донельзя смехотворных. Как она возвышенна по своей природе и как низменна из-за этих недостатков!

Человек – всего лишь тростник, слабейшее из творений природы, но он – тростник мыслящий. Чтобы его уничтожить, вовсе не нужно, чтобы на него ополчилась вся Вселенная: довольно дуновения ветра, капли воды. Но пусть бы даже его уничтожила Вселенная, – человек все равно возвышеннее своей погубительницы, ибо сознает, что расстается с жизнью и что он слабее Вселенной, а она ничего не сознает. Итак, все наше достоинство – в способности мыслить. Только мысль возносит нас, отнюдь не пространство и время, в которых мы – ничто. Постараемся же мыслить благопристойно, в этом – основа нравственности.

Мыслящий тростник. – Наше достоинство – не в овладении пространством, а в умении здраво мыслить. Я ничего не приобретаю, сколько бы ни приобретал земель: с помощью пространства Вселенная охватывает и поглощает меня как некую точку; с помощью мысли я охватываю всю Вселенную» [5; курсив мой – Л.В.]

Однако: «Мы постигаем истину не только разумом, но и сердцем: именно сердце помогает нам постичь начало начал, и тщетны все усилия разума, неспособного к такому постижению, опровергнуть доводы сердца».

Хочу обратить внимание и на эти вот мысли Автора, обращение к людям, способным мыслить:

«Познаем самих себя: пусть при этом мы не обретем истину, зато хотя бы наведем порядок в собственной жизни, а для нас это дело насущное» [6].

Там же: «Мы нисколько не дорожим нашим настоящим. Только и делаем, что предвкушаем будущее и торопим его словно оно опаздывает, или призываем прошлое и стараемся его вернуть, словно оно слишком рано ушло: исполненные неблагоразумия, блуждаем во времени, нам не принадлежащем, пренебрегая тем единственным, которое нам дано, исполненные тщеты, целиком погружаемся в исчезнувшее, бездумно ускользая от того единственного, которое при нас. А дело в том, что настоящее почти всегда причиняет нам боль. Когда оно горестно, мы стараемся его не видеть, а когда отрадно – горюем, видя, как быстро оно ускользает. Мы пытаемся продлить его, переправляя в будущее, тщимся распоряжаться тем, что не в нашей власти, мечтаем о времени, до которого, быть может, не дотянем.

Покопайтесь в своих мыслях, и вы найдете в них или прошлое, или будущее. О настоящем мы почти не думаем, а если и думаем, то лишь в надежде, что оно подскажет нам, как лучше устроить будущее. Настоящее никогда не бывает нашей целью, оно вместе с прошлым – средства, единственная цель – будущее. Вот и получается, что мы никогда не живем, только располагаем жить и, уповая на счастье, так никогда его и не обретаем» [6].

Автор приведенных высказываний – только архи-минимум крупиц его мудрых мыслей – Блез Паскаль (19 июня 1623 - 19 августа 1662) – французский математик (начала дифференциального и интегрального исчисления), механик, физик, литератор, философ и теолог. Классик французской литературы, один из основателей математического анализа, теории вероятностей, создав так называемый «Треугольник Паскаля» («Трактат об арифметическом треугольнике», «Математика случая») и проективной геометрии, создатель первых образцов счётной техники – будущих арифмометров, автор основного закона гидростатики, идеи перевозки людей в общественных экипажах, названных потом омнибусами и мн. др.

В честь Паскаля названы кратер на Луне; единица измерения давления и напряжения (в механике) в Международной системе единиц (СИ); язык программирования Pascal.

Основная из его литературных, философских работ – фундаментальный труд критика атеизма и защитника христианской веры – «Мысли о религии и некоторых других предметах» (чаще называют просто: «Мысли»). Она просвещала, воспитывала многие поколения. Лев Толстой писал, что, читая «чудного Паскаля… человека великого ума и великого сердца… не мог не умилиться до слёз, читая его и сознавая своё полное единение с этим умершим сотни лет тому назад человеком». Иван Тургенев: «Какая глубина, какая ясность – какое величие!.. Какой свободный, сильный, дерзкий и могучий язык!» [7].

С детства тяжело болевший, он прожил только 39 лет. Сегодня, 19 августа – 360 лет его Уходу. Но кто из сколько-нибудь образованных людей не знает его определения человека: «мыслящий тростник»?

Интересно, что к более глубокому знакомству с Паскалем меня привела Марина Цветаева. Да, у нее дважды, по меньшей мере, встречается упоминание указанного фразеологизма. В «Поэме лестницы» и в статье «Поэты с историей и поэты без истории». Но и у Ф.И. Тютчева в его великолепных, близких мне стихах 1865 года он звучит:

Певучесть есть в морских волнах…

Est in arundineis modulatio musica ripis*

Певучесть есть в морских волнах,
Гармония в стихийных спорах,
И стройный мусикийский шорох
Струится в зыбких камышах.

Невозмутимый строй во всем,
Созвучье полное в природе, —
Лишь в нашей призрачной свободе
Разлад мы с нею сознаем.

Откуда, как разлад возник?
И отчего же в общем хоре
Душа не то поет, что море,
И ропщет мыслящий тростник?

И от земли до крайних звезд
Все безответен и поныне
Глас вопиющего в пустыне,
Души отчаянной протест?
___

*Есть музыкальный строй в прибрежных тростниках (лат.)

А Марина Цветаева во второй части поэмы яростно, буквально обрушивается на рабство плоти иных, страсть к обогащению, пресловутый «вещизм»:

…Вы с «незыблемость», вы с «недвижимость»,
На ступеньку, которой – ниже нет,
В эту плесень и в эту теснь
Водворившие мысль и песнь –

(Потому-то всегда взрываемся!)
Что́ вы сделали с первым равенством
Вещи – всюду, в любой среде –
Равной ровно самой себе.

… Чем обставились? Дуб и штоф?
Застрахованность этих лбов!

Всё страхующих – вплоть до ситки
Жестяной. Это ты – тростник-то
Мыслящий? – Биллиардный кий!
Застрахованность от стихий!

От Гефеста – со всем, что в оном –
Дом, а яхту – от Посейдона.
Оцените и мысль и жест:
Застрахованность от божеств!

От Гефеста? А шпиль над крышей –
От Гефеста? Берите выше!
Но и тише! От всех в одном:
От Зевеса страхуют дом.

Ещё плачетесь: без подмоги!
Дурни, спрашивается, боги,
Раз над каждым – язык неймёт! –
Каждым домом – богоотвод!

Бухты, яхты, гешефты, кофты –
Лишь одной не ввели страховки:
От имущества, только – сей:
Огнь, страхующий от вещей.

Вандея, июль 1926

В статье Марина Цветаева скажет: «До Пастернака природа давалась через человека. У Пастернака природа – без человека, человек присутствует в ней лишь постольку, поскольку она выражена его, человека, словами. Всякий поэт может отождествить себя, скажем, с деревом. Пастернак себя деревом – ощущает. Природа словно превратила его в дерево, сделала его деревом, чтобы его человеческий ствол шумел на ее, природы, лад. Если, по словам Паскаля, человек – это "мыслящий тростник", то Пастернак даже не тростник, который мыслит, – во всяком случае, его тростник мыслит не по-людски» [8, 876].

Естественно, что Марина Цветаева знала основной труд Паскаля и, думаю, моя догадка-расшифровка последних строк стихов «Евреям» (13 октября 1916) – правомерна. Эти строки долго смущали меня, были не совсем ясны.. Напомню:

…По всей земле – от края и до края –
Распятие и снятие с креста
С последним из сынов твоих, Израиль,
Воистину мы погребём Христа!

Во вторую часть своего труда: «Человек, обретший Бога», «Раздел III. Доказательства бытия Иисуса Христа» Б. Паскаль включает и такие строки:

«Какое поразительное, достойное самого пристального внимания явление представляет собой иудейский народ, который существует уже столько веков, неизменно погруженный в бедственное ничтожество: его существование необходимо, ибо он свидетельствует пришествие Иисуса Христа, бедственность этого существования неизбежна, ибо иудеи распяли Его; и вот, как ни сопротивляются они своему бедственно-ничтожному бытию, оно все длится, все такое же бедственно-ничтожное.

Этот народ явно существует лишь для того, чтобы свидетельствовать пришествие Мессии (Исайя XLIII, 9; XLIV, 8). Он любит и хранит свои священные книги и при этом совершенно их не понимает. И все это было предсказано: что предначертания Господа будут им доверены, но останутся для них за семью печатями. <…>

Если бы все иудеи были обращены Иисусом Христом, до нас дошли бы лишь не внушающие доверия свидетельства. Если бы все иудеи были истреблены, до нас вообще не дошло бы никаких свидетельств» [9; курсив мой – Л.В.]

Может быть, интересно, что, готовя к изданию свою книжечку афоризмов Цветаевой, я совершенно случайно, перебирая свою библиотечку миниатюрных книжек, раскрыла «Мысли» Паскаля на страницах с текстом:

«Eврейский народ, несмотря на все свое несчастное положение, существует в продолжение стольких лет. Чтобы быть свидетелями Иисуса Христа, евреи должны существовать и, в то же время, бедствовать за то, что Его распяли.

Если бы иудеи были обращены Иисусом Христом, то у нас были бы только сомнительные свидетели, а если бы их истребили окончательно, мы совсем не имели бы свидетелей» [10, 130, 131].

– Коротко и ясно. Прояснились и строки Цветаевой…

«Он приходил, зачаровывал, и наступало счастье…»

…Так сказал о замечательном, любимом испанском поэте  Федерико Гарсиа Лорке Пабло Неруда. А еще… Не могу отказать себе в радости привести подробнее слова чилийского поэта, дипломата, политического деятеля, коммуниста, лауреата Нобелевской премии по литературе (1971) Пабло Неруды:

«Я не встречал больше ни в ком такого сочетания блистательного остроумия и таланта, крылатого сердца и блеска под стать хрустальному водопаду. Федерико Гарсиа Лорка был подобен щедрому, расточающему добро духу, он впитывал и дарил людям радость мира, был планетою счастья, жизнелюбия. Простодушный и артистичный, одинаково не чуждый космическому и провинциальному, необыкновенно музыкальный, великолепный мим, робкий и суеверный, лучащийся и веселый, он словно вобрал в себя все возрасты Испании, весь цвет народного таланта, все то, что дала арабо-андалусская культура; он освещал и дарил благоуханием, точно цветущий жасминовый куст, всю панораму той Испании, какой – Боже мой! – теперь уже нет.

Талант Федерико, обаяние его личности были таковы, что, куда бы он ни приходил, он приносил с собой радость.

В театре и в тишине, среди толпы и в самый торжественный момент Гарсиа Лорка умел множить красоту. Я никогда больше не встречал человека, руки которого умели бы так творить волшебство, никогда у меня не было брата веселее Федерико. Он смеялся, пел, музицировал, прыгал, что-то придумывал – весь искрился. Все на свете дарования, все таланты были у него, а он – как золотых дел мастер, как трудовая пчела на пасеке великой поэзии – щедро, не скупясь, отдавал свой гений.

Федерико Гарсиа Лорку не расстреляли: Федерико Гарсиа Лорку убили. Само собою, никто и подумать такого не мог, что Гарсиа Лорку убьют. Он был самым любимым поэтом в Испании, его любили, как никого другого, а это чудесное умение радоваться делало Лорку похожим на ребенка. Кто бы поверил, что на земле, на его земле, сыщутся чудовища, способные на такое необъяснимое преступление?» [11].

Немного о жизни и творчестве Поэта. Федерико Гарсиа Лорка (5 июня 1898 – 19 августа 1936, 38 лет) – испанский поэт и драматург, музыкант, художник-график, артист. Поистине: центральная фигура «поколения 27 года», горького для Испании, один из самых ярких и значительных деятелей испанской культуры XX века.

Родился 5 июня 1898 г. в городке Фуэнте-Вакерос (Пастуший источник) в испанской провинции Гранада. Отец: Федерико Гарсиа Родригес, богатый землевладелец. Мать: Висента Лорка, учительница. 4 детей. С 1909 – Гранада.

Учился: Школа Святого сердца Иисусова (ненавидел); музыке – у Антонио Сегура, ученика Дж. Верди. С 1914-го – факультет права и философии и литературы в университете Гранады; с 1919-1929 в Мадриде – Студенческая резиденция (свободный, привилегированный университет). В 25 лет (1923) Лорка стал кандидатом на степень лиценциата права.

В 6 лет уже писал сценки для кукольного театра, первые сохранившиеся стихи – 1915 года (17 лет). Первая книга прозы: «Впечатления и картины», туда вошло несколько его рисунков – 1917 год. В 1922-м – участие в Фестивале народной андалусской песни канте-хондо. В мае 1929 – через Париж и Лондон – в Америку, Колумбийский университет. В 1929 - 1930 годах Гарсиа Лорка жил в Америке – в Нью-Йорке и на Кубе (книга «Поэт в Нью-Йорке»). В ноябре 1931-го – создал и возглавил студенческий театр «Ле Баррака». За пять лет на его сцене поставили десять его пьес. В сентябре 1933-го – Южная Америка, октябрь-март – Аргентина.

Современник и невольный (?) участник политических событий на страстно любимой родине: сентябрь 1923-го – Государственный переворот, диктатура Примо де Риверы; январь 1930 – падение диктатуры Примо де Риверы; 14 апреля 1931-го – падение монархии в Испании; октябрь 1934-го – всеобщая забастовка, народное восстание в Астурии; 16 февраля 1936-го – победа Народного фронта на выборах; 17 июля 1936-го – фашистский мятеж.

16 августа 1936 года Федерико Гарсиа Лорка был арестован, 19 августа расстрелян у селения Виснар (8-12 км. от Гранады).

Создал 11 сборников стихов, среди которых: Стихи о канте хондо (1921), Цыганское романсеро (1928), Поэт в Нью-Йорке (1929 –1930), Плач по Игнасио Санчесу Мехиасу (1935); 12 пьес, особо значимы: Мариана Пинеда (1927), Когда пройдет пять лет (1930), Кровавая свадьба (1933), Йерма (1934), Донья Росита, девица, или Язык цветов (1935), Дом Бернарды Альбы (1936).

Драмы Лорки посвящены трагической судьбе испанской женщины. Гарсиа Лорка знал печальную судьбу женщин Андалусии: двойной гнет семейного деспотизма и католической церкви убивал всякую радость, а корыстные расчеты окружающих и власть денег постоянно ломали молодые жизни.

Лекции, статьи, выступления, интервью Лорки, среди многих: Колыбельные песни, Канте хондо, Теория и игра беса, Воображение, вдохновение, освобождение, Правила в музыке, Беседа о театре; о творчестве, памяти испанских деятелей культуры.

Далеко не всё из наследия Лорки опубликовано, немало утеряно: не напечатано 10 из 12  пьес, около 10 в деталях только рассказаны друзьям. Из 100 сонетов найдены всего 11.

…Вспоминаю: 5 июля 1998 года, программа Литературной гостиной Одесского Дома ученых, посвященная 100-летию Федерико Гарсиа Лорки. После приветствия звучат народные испанские песни в исполнении Ф.Г. Лорки и Пилар Лопес Архинтиниты (м/ф запись), вступительное слово «Он приходил, и наступало счастье» (Людмила Владимирова). Исполняются циклы любимых стихов Лорки: Гитара («Начинается плач гитары»), Селенье, А потом…, Проходили люди дорогой осенней…, В роще апельсинной…, Восточный ветер…, Memento…, Когда умру…, Смерть Петенеры («В белом домике скоро отмучится…»), Сонет («Я боюсь потерять это светлое чудо…»), Прелюдия («И тополя уходят…») (Людмила Владимирова); Романс о луне, луне…, Баллада морской воды (Зинаида Сагдеева); Неверная жена, Романс об испанской жандармерии (Инна Лейзерович); Сомнамбулический романс (Людмила Тараненко).

Безспорно: важнейшим явилось участие в программе с фрагментами своего цикла «Lorcada» Анатолия Антоновича Шевченко (29 сентября 1938 - 25 марта 2012), одесского  гитариста, композитора, музыковеда, художника и поэта. Он – «Лауреат международных композиторских конкурсов: в 1987 году стал обладателем II премии на Международном конкурсе «Guitarra Microcosmos» им. Б. Бартока (Эстергом, Венгрия), а в 1997 г. завоевал I премию на Международном конкурсе композиторов им. Н. Рубинштейна в Москве. Начиная с 1989 года –  постоянный участник гитарных фестивалей в Испании. Выступал с концертами в республиках бывшего СССР, в Польше, Чехословакии, Испании, Германии, Венгрии». Уникально талантливый и скромный человек (выступал у нас абсолютно безвозмездно, как и все участники все 20 с лишним лет), Шевченко творческий путь «начинал как художник. Его живописные работы выставлялись на выставках в Праге, Линаресе, Херес-де-ла-Фронтера. А. Шевченко известен своими авторскими программами. В его репертуар входила европейская музыка XIII - XX вв., семь веков античной музыки, этнографические формы, музыка фламенко (авторские импровизации), собственные композиции, многочисленные авторские переложения» [12].

Принял участие в программе и студент Одесской консерватории Дмитрий Печкин, ученик А.А. Шевченко, с произведениями для гитары своего учителя, посвященными им Федерико Гарсиа Лорке. В «Венке Федерико» прозвучали стихи членов и гостей Литгостиной.

С радостью, гордостью, но и – понятной, наверное, грустью о безвозвратно ушедшем (ушедших…) вспоминаю...

Стоит, может быть, вспомнить и об одном из фрагментов моего выступления – по ходу программы. О некоторых положениях лекции, прочитанной Гарсиа Лоркой в Гранаде 19 февраля 1922 года на открытом заседании Художественного и литературного центра, посвященном организации фестиваля канте хондо. Напрашивается горькая аналогия, увы. Так, Лорка говорил:«Музыкальная душа нашего народа в серьезнейшей опасности! Художественное достояние целой нации – на пути к забвению! Каждый проходящий день срывает еще один лист с восхитительного лирического дерева Андалузии; старики уносят с собой в могилу бесценные сокровища прошлых поколений, лавина грубых, пошлых куплетов отравляет атмосферу подлинно народного искусства во всей Испании. <...> Нельзя  допустить, чтобы самые глубокие и волнующие песни нашей таинственной души обзывали  кабацкими,  грязными; нельзя допустить, чтобы нить, связывающая нас с загадочным Востоком, была натянута на гриф кабацкой гитары; нельзя допустить, чтобы алмазное сердце наших песен пачкали дешевым вином руки подонков».

Он считал важным «определить решающее различие между канте хондо и канте фламенко; различие это весьма существенно во всем,  что касается древности песен, их структуры и духа.

Словами "канте хондо" называют группу андалузских песен, из которых самой типичной и совершенной является  цыганская  сигирийя; к этим песням восходят другие, еще сохранившиеся в народе: поло, мартинете, карселера и солеар. А куплеты, называемые "малагенья", "гранадина", "ронденья", "петенера" и т. д., – всего  лишь  отдаленные  потомки  ранее  перечисленных песен, от которых они отличаются и по строению и по ритму; их-то и  называют "канте фламенко"».

В лекции Лорка вспоминает о России, песнях ее народа, и о композиторах, говорит:

«Михаил Иванович Глинка посетил Гранаду в 1847 году. …Конечно, Глинку вдохновляли песни бескрайней России, и он мечтал создать подлинно народную, национальную музыку, которая передавала бы величие, присущее  его родине. Примечательны подробности пребывания отца и основателя ориентальной славянской музыкальной школы в нашем городе. Он подружился со знаменитым гитаристом того времени Франсиско Родригесом Мурсиано, проводил с ним долгие часы, слушая вариации и орнаментовку наших песен, и под извечные ритмы  гранадских вод у него зародилась блестящая идея создать собственную школу и дерзкий замысел впервые использовать гамму из целых тонов.

Вернувшись на родину, Глинка поделился благой  вестью с друзьями и объяснил им особенности испанских песен, которые он изучил, а затем использовал в своих сочинениях. Музыка изменила свое направление, композитор нашел настоящий ее источник.

Ученики и друзья Глинки обратились к народному творчеству и стали искать основу для своих творений не только в России, но и на юге Испании.

Доказательство тому – всем известные "Воспоминания о летней ночи в Мадриде" Глинки, некоторые части "Шехерезады" и "Испанское  каприччио" Римского-Корсакова. Теперь вам ясно, каким образом грустные модуляции и суровый ориентализм нашего канте влияют из Гранады на музыку Москвы и меланхолия Белы отзывается в таинственном перезвоне колоколов Кремля».

Утверждает Лорка «непреходящую ценность канте хондо!» – «Велика была мудрость нашего народа, когда он дал ему это имя: наш  канте хондо поистине глубок, глубже всех колодцев и всех морей, омывающих земные материки, глубже нашего сердца и глубже голоса, который его поет, ибо глубина канте хондо почти беспредельна. Он пришел к нам от древних  народов, пробившись через забвение веков и сквозь гущу увядших ветров. Он  пришел к нам от первого плача и от первого поцелуя».

О стихах канте хондо: «Бесконечные оттенки Страдания и Горя выражены в канте хондо с величайшей точностью и правдивостью, они пульсируют в терцетах и катренах сигирийи и ее вариантов.

В Испании нет ничего, абсолютно ничего, равного этим песням по стилю, по настроению, по верности чувства» [13].

…Быть «с теми, кого преследуют», с теми «у кого ничего нет» – с народом! – кредо Гарсиа Лорки. И – «Песни дарят нам и такие неожиданные открытия. А есть замечательные песни социального плана, очень глубокие по чувству. Например, эта:

От ночи и до ночи работник в поле. А нашим богатеям живется в холе. Или вот эта – здесь бурлит чисто андалузская ярость. Она могла бы стать манифестом, гимном недавнего переворота:

Перевернись, черепаха, и подари на здоровье бедным по сдобной лепешке, а богачам – по коровьей» [14].

18 февраля 1935 года в интервью Лорка скажет:

«Видя, что творится на земле, случается, спрашиваешь себя: "Зачем я пишу?" Но надо работать, надо работать. Работать и поддерживать достойных. Нужно работать, даже если кажется, что все усилия напрасны. Работать в знак протеста. Потому что нет такого дня, когда бы ты, пробудившись, пе хотел бы бросить в лицо этому миру, исполненному всяческих несправедливостей: "Я протестую, протестую! Протестую!"» [15].

Федерико Гарсиа Лорка с Рафаєлем Альберти первыми подпишут обращение «Интеллигенция – с Народным Фронтом», где скажут: «Мы, интеллектуалы, художники, представители свободных профессий, уклонились бы от своего долга в такой серьезной политической обстановке, если бы не выразили своего отношения к столь важному событию. Мы все чувствуем себя обязанными открыто высказать, что наши симпатии и надежды на стороне тех, кто, несомненно выражая устремления большинства испанского народа, выступает за свободный и демократический режим, отсутствие которого так плачевно отразилось на жизни Испании в последние два года.

Не каждый в отдельности, а как коллективные выразители воли испанской интеллигенции мы подтверждаем нашу приверженность Народному Фронту, ибо считаем, что свободу следует уважать, что уровень жизни наших граждан должен стать более высоким, а культуре надлежит проникнуть в самые широкие слои народа» [16].

Думаю, полезен и сегодня нам труд Лорки «Поэт в Нью-Йорке». Он скажет: «Тех, кто пускает слюни от одного воспоминания о "Неверной жене", потому что ничего, кроме плоти, не видят в этом романсе, "Поэт в Нью-Йорке" разочарует. Это строгая, сдержанная книга, и социальный план очень важен в ней» [17].

7 апреля 1936 года – за 4 с половиной месяца до гибели! – Федерико Гарсиа Лорка скажет:

«Нью-Йорк ужасен. Чудовищен. Затерянный, бродишь по улицам, и это завораживает, но я знаю: Нью-Йорк - величайшая в мире ложь. Нью-Йорк – механизированный Сенегал. Английская цивилизация не укоренилась на той почве. Такое впечатление, что дома растут ввысь, обходясь без фундамента. И живут здесь не углубляясь – поверху, вверх... Мы дали Южной Америке Сервантеса, англичане же не сумели дать Северной Америке Шекспира».

А вот о неграх Лорка так отзывается: «Их тоска – духовный стержень той Америки. Негр ближе к человеческой природе и к природе вообще. Все для него – музыка, он вынет вам мелодию даже из кармана! Если бы не их искусство, в Соединенных Штатах не осталось бы ничего, кроме техники и автоматов» [19].

Интересно сопоставление мнений Федерико Гарсиа Лорки и Сальвадора Дали о Нью-Йорке Р.К. Баландиным. Простите обильное цитирование, но, может быть, – стоит? Нелишне услышать свидетельство Лорки? –

«Первое, что бросается в глаза, – это умонепостигаемая архитектура и бешеный ритм. Геометрия и тоска. Сначала кажется, что ритм этот радостен, но стоит уловить ход социального механизма и ощутить гнетущую власть машины над человеком, как услышишь в этом ритме тоску – зияющую, мучительно затягивающую – и поймешь, что она способна толкнуть на преступление.

Граненые скалы тянутся в небо, но не вслед облакам и не в тоске по раю. Готические шпаги взошли из мертвых, засеявших землю сердец, у них нет корней, их красота холодна и бесчеловечна. С тупым упорством они врастают в небо, не зная ни стремления ввысь, ни жажды торжества – того, что и составляет суть духовной архитектуры, которая всегда выше замысла зодчего. Трагично и в высшей степени поэтично это единоборство небоскребов и неба. Дожди, снега и туманы обволакивают и укрывают гигантские башни; они же слепы и глухи, чужды игре и тайне и неизбежно пронзают нежного лебедя туманов, а бритва крыши срезает косы дождя.

Ощущение, что у этого города нет корней, настигает сразу же, и тогда понимаешь, отчего сновидец Эдгар По ударился в мистику и променял этот мир на спасительный хмельной угар».

Баландин замечает: «В "Оде королю Гарлема" Лорки есть строки (перевод Ю. Мориц):

О Гарлем маскарадный!
О Гарлем, перепуганный насмерть толпой безголовых костюмов!
Я слышу твой рокот за кроной деревьев и ребрами лифтов,
за серыми каплями слез,
где тонут автомобили, их зубастые автомобили,
я слышу твой рокот за трупами лошадей…»

«Но не Гарлем дик и неистов по-настоящему. В Гарлеме растет трава, пахнет потом, гомонят дети, горит огонь в очаге; здесь боль уймут, а рану перевяжут», – приводит слова Лорки. В то же время – «Иное дело – Уолл-стрит. Какой холод и какая жестокость! Реки золота стекаются сюда отовсюду и несут с собой смерть. Полная бездуховность – нигде она не ощущается так сильно… Презрение к чистому знанию и сатанинская власть минуты.

И самое ужасное – толпа, населяющая город, убеждена, что весь мир таков и таким ему назначено оставаться, а ее долг – днем и ночью вертеть колесо, чтобы эта махина не остановилась.

Я собственными глазами видел последний крах на нью-йоркской бирже; акции упали в цене, и пропали сотни миллионов долларов. Водоворот медленно уносил мертвые деньги в море. Самоубийства, истерики, обмороки… никогда еще я не видел смерть так близко – воочию, такой, как она есть: безысходная тоска, и более ничего. Зрелище жуткое, но в нем не было величия. И тогда я, рожденный в той стране, где, по словам великого поэта Унамуно, "земля ночами восходит на небо", понял, что должен взорвать это ущелье мрака, куда катафалки свозят самоубийц, чьи руки унизаны кольцами.

… Это сама смерть без надежды на воскрешение, без ангелов – мертвая смерть. Смерть, лишенная души, дикая и первобытная, как Штаты, как Америка, которая не знала и знать не хочет неба». И – естественно:

«Поэт восклицает:

Я обвиняю вас всех,
Всех, кто забыл о другой половине мира,
Воздвигающих бетонные горы,
Где бьются сердца зверят,
Которых никто не любит,
И где будем мы все
На последнем пиру дробилок.
Я плюю вам в лицо,
И слышит меня половина мира…
Это не ад, это просто проулок.
Это не смерть, это просто фруктовая лавка.
Целый мир перерезанных рек
И нехоженых троп. В этой лапке котенка,
Расплющенной автомобилем,
И я слышу, как выползки
Плачут у девочек в сердце.
Это ржавчина, закись, агония нашей земли.
Это наша земля,
Потонувшая в цифрах отчетов.

(Перевод Е. Кассировой)» [20; курсив мой – Л.В.]

10 июня 1936 года Федерико Гарсиа Лорка скажет:

«Я испанец до мозга костей и не мог бы жить в каком-нибудь другом месте земного шара, но мне ненавистен всякий, кто считает себя выше других по одному тому, что он испанец. Я брат всем людям, и мне отвратителен тот, кто, вслепую любя родину, готов принести себя на алтарь пустых националистических идеалов. Добрый китаец мне ближе злого испанца. Испания живет в глубинах моего сердца, я ее поэт, но прежде того я гражданин мира и брат всем людям» [21].

19 августа он будет подло убит. Позволю привести мои стихи июля 1998-го, обращенные к живому в моем сердце Поэту:

ФЕДЕРИКО ГАРСИА ЛОРКЕ

Я сейчас перевожу его (за руку) на русский язык.
Только так понимаю перевод.

Попробуем последнего Гарсиа Лорку. (27 июня 1941)

Марина Цветаева

Когда тебя убивали –
Был август, и ночь, и площадь
С фонтаном в селенье старом.

В журчание вод, звон цикады –
Из камня тюрьмы Гранады.

И ты, опьянённый волей,
И упоённый мечтаньем, –
Без умолку – в их молчанье.
Казалось, согласно внимали.

Когда тебя убивали –
В тёплой уличной пыли,
Следы оставляя, ходили
Ты, старик безымянный,
Те – трое.
Но шаг печатный
Их – чёрен. Черны их лица,
Лишь пепел змеёй серебрится.

Зазолотились дали,
Когда тебя убивали.
Расстрелы – всегда на рассвете.
В тиши – заблудился ветер! –
Выстрелы . Первым – старик.
Ты понял. И в детский крик
Стреляли,
              стреляли,
                           стреляли!..

Ты не хотел умирать,
И, хрупкий, пытался встать.
Ногою – к земле. В лицо –
Нет, – Лик! – полыхнул свинцом.

Могилы нет. Неизвестна.
Но вечны – Любовь и Песня.
Презренные твари не знали,
Когда тебя убивали?

В песках и цветущих веснах
Ты – жив. В Андалусии слезной,
В ее садах апельсинных,
И – в яблоневых – России…

Жемчужной росой – станет горько –
Врачует Гарсиа Лорка.
Шепчу: «Федерико! Марина!..»
И боль, хоть ненадолго, схлынет.

О Федерико Гарсиа! –
Испания. И… Россия.

Завершая, приведу «стихи по теме» самого Федерико Гарсиа Лорки.

СОНЕТ

Я боюсь потерять это светлое чудо,
что в глазах твоих влажных застыло в молчанье,
я боюсь этой ночи, в которой не буду
прикасаться лицом к твоей розе дыханья.

Я боюсь, что ветвей моих мертвая груда
устилать этот берег таинственный станет;
я носить не хочу за собою повсюду
те плоды, где укроются черви страданья.

Если клад мой заветный взяла ты с собою,
если ты моя боль, что пощады не просит,
если даже совсем ничего я не стою, –

пусть последний мой колос утрата не скосит
и пусть будет поток твой усыпан листвою,
что роняет моя уходящая осень.

Перевод М. Кудинова

ПРЕЛЮДИЯ

И тополя уходят –
но след их озёрный светел.

И тополя уходят –
но нам оставляют ветер.

И ветер умолкнет ночью,
обряженный чёрным крепом.

Но ветер оставит эхо,
плывущее вниз по рекам.

А мир светляков нахлынет –
и прошлое в нём потонет.

И крохотное сердечко
раскроется на ладони.

Перевод А. Гелескула

АВГУСТ

Август.
Персики и цукаты
и в медовой росе покос.
Входит солнце в янтарь заката,
словно косточка в абрикос.

И смеётся тайком початок
смехом жёлтым, как летний зной.

Снова август.
И детям сладок
смуглый хлеб со спелой луной.

Перевод А.Гелескул

Примечания

1. Леся Украинка // https://ru.wikipedia.org/wiki/Леся_Украинка

2. Леся Українка. Матеріал з Вікіцитат // https://uk.wikiquote.org/wiki/Леся_Українка

3. Владимирова Людмила. «Одна за всех – из всех...» // https://www.rospisatel.ru/vladimirova-zvetajeva.htm  ; http://moloko.ruspole.info/node/8664  ; https://ruskline.ru/analitika/2021/10/22/odna_za_vseh__iz_vseh

4. Катаев, Иван Иванович. // https://ru.wikipedia.org/wiki/Катаев,_Иван_Иванович

5. Паскаль Блез. Мысли. Часть первая. Человек, не познавший Бога. Глава III. Величие человека – в чем оно проявляется. 1. В качестве итога всему, что касается его чувства собственного ничтожества. Мысль. // https://azbyka.ru/otechnik/konfessii/mysli-paskal/1_4_1

6. Паскаль Блез. Мысли. Часть первая. Человек, не познавший Бога. // https://azbyka.ru/otechnik/konfessii/mysli-paskal/1_4_6

7. Паскаль, Блез // https://ru.wikipedia.org/wiki/Паскаль,_Блез

8. Цветаева Марина. Поэты с историей и поэты без истории. // Марина Цветаева. Полное собрание поэзии, прозы, драматургии в одном томе. – М.: АЛЬФА-КНИГА, 2009. – С. 866 – 886.

9. Паскаль Блез. Мысли. Часть вторая. Человек, обретший Бога, Раздел III. Доказательства бытия Иисуса Христа. Глава I. Ветхий Завет. 2. Завет. // https://azbyka.ru/otechnik/konfessii/mysli-paskal/2

10. Паскаль Блез. Мысли. – Калининград: ФГУИПП «Янтарный сказ», 2003. – 192 с.

11. Пабло Неруда. Из книги воспоминаний «Признаюсь: я жил». Каким был Федерико. // http://www.garcia-lorca.ru/library/garsia-lorka-v-vospominaniyah-sovremennikov19.html

12. Шевченко, Анатолий Антонович // https://ru.wikipedia.org/wiki/Шевченко,_Анатолий_Антонович

13. Федерико Гарсия Лорка. Канте хондо (Народная андалузская песня). // http://www.kulichki.com/moshkow/POEZIQ/LORKA/lorka1_4.txt

14. Федерико Гарсия Лорка. Интервью 1927-1936 гг. Гарсиа Лорка ставит народные песни. // https://lib.misto.kiev.ua/POEZIQ/LORKA/lorka2_12.dhtml#3

15. Федерико Гарсия Лорка. Интервью 1927-1936 гг. Федерико Гарсиа Лорка. // https://lib.misto.kiev.ua/POEZIQ/LORKA/lorka2_12.dhtml#3

16. Гибсон Я.: Гранада 1936 г. – Убийство Федерико Гарсиа Лорки. Глава первая. О так называемой "аполитичности" Гарсиа Лорки // http://20v-euro-lit.niv.ru/20v-euro-lit/gibson-granada-ubijstvo-lorki/o-tak-nazyvaemoj-apolitichnosti-garsia-l

17. Федерико Гарсия Лорка. Интервью 1927-1936 гг. Неопубликованное интервью, июнь 1936. // https://lib.misto.kiev.ua/POEZIQ/LORKA/lorka2_12.dhtml#3

18. Федерико Гарсия Лорка. Интервью 1927-1936 гг. Беседа с Гарсиа Лоркой https://lib.misto.kiev.ua/POEZIQ/LORKA/lorka2_12.dhtml#3

19. Федерико Гарсия Лорка. Интервью 1927-1936 гг. Портрет Гарсиа Лорки https://lib.misto.kiev.ua/POEZIQ/LORKA/lorka2_12.dhtml#3

20. Баландин Рудольф Константинович. Художник и поэт в Нью-Йорке. // https://biography.wikireading.ru/45188

21. Федерико Гарсия Лорка. Интервью 1927-1936 гг. Диалог с необузданным карикатуристом. // https://lib.misto.kiev.ua/POEZIQ/LORKA/lorka2_12.dhtml#3

14 – 17 августа 2022, Одесса.

На илл.: Блез Паскаль