Владимир ТЫЦКИХ. Сто экземпляров неравнодушия, или Делай, что должно
Печальное и необратимое событие повернуло память к Руслане Петровне Ляшевой (1943–2022). Обнаружил в своих архивных залежах материал, которой несколько лет тому назад сделал для «Литературного меридиана». Это слово о Руслане Петровне, как оно сказалось когда-то. Вспомним её, как вспоминают только свои своих. И кто знает, может, она и услышит нас.
Автор
На фото: Руслана Ляшева. Молодые годы
В юбилейном номере, конечно, хотелось бы сказать о самом главном, чем живёт-болеет «Литературный меридиан», и представить «по всей форме» самых выдающихся авторов, чьими талантами ежемесячник обрёл своё лицо, за которое мы его ценим и любим. Однако сказать разом обо всех достойных – задача не решаемая. Мне захотелось поклониться Руслане Петровне Ляшевой. Она в ряду наших друзей-соратников, придающих «ЛМ» широту взгляда и глубину мысли, но место её в этом ряду (как, конечно, у каждого писателя) – своё, особое. При всей определённости и очевидной твёрдости позиции, Руслана Ляшева смотрит на литературу не выборочно, не подвёрстывает её под некую концепцию, а с равной заинтересованностью и уважительным вниманием пытается разобраться в том противоречивом, разнонаправленном явлении, которое мы называем современным литературным процессом.
Это редкое для литературных критиков свойство отчасти проявлено уже в названиях книг и статей Русланы Петровны: «Без лапши», «Точка бифуркации», «Новые застольные беседы», «На евразийских просторах», «Актуальность "старого". Достоевский и Сартр. Нескончаемая полемика», «Киплинг мог бы отдыхать», «Восток дальний – проблемы близкие», «Неравенство от природы или равенство перед Богом. Что важнее?», «Поэзия шествует стезёю русской классики», «Литературная панорама»…
Критик всесторонне открывается в книгах, которые как бы сканируют литературное пространство – иногда кажется, что автор берётся за труд нереальный, поскольку пространство это сегодня так обширно и разобщено, что видится необозримым, заставляя большинство критиков, избегая попытки объять необъятное, искать свою удобную нишу, свою тихую гавань.
Ненамеренно, наугад, выбранный нами скромный томик «Новые застольные беседы» характерен для Русланы Ляшевой и во многих смыслах показателен. Уже и тем, в частности, показателен, что, как прочие книги Русланы Петровны, выпущен в свет Московской городской организацией Союза писателей России невесомым тиражом в сто экземпляров. Это говорит и о внимании коллег к творчеству Р. Ляшевой, и о скромных возможностях творческого союза. А в контексте общей ситуации в России свидетельствует о расхристанности текущей литературы, смешном самомнении «ведущих жанров» и «передовых направлений», которые не просто ставят критику в более чем стеснённые обстоятельства, но губительно для себя игнорируют её.
В книге собраны 23 статьи и интервью. Среди собеседников автора: критик, прозаик, профессор Литературного института, председатель правления Московской городской организации СП России Владимир Гусев; прозаик, публицист, фотохудожник Юрий Аракчеев с женой, соавтором и помощником Ольгой Аракчеевой; другие талантливые, умные люди, неравнодушные к тому, что происходит в жизни и литературе.
«Критика критики» не является нашей целью. Наша цель – насколько возможно, познакомить читателя «ЛМ» хотя бы с некоторыми, отдельными идеями и мыслями из «Новых застольных бесед», представляющимися важными не только для собственно литераторов, но и для всех сограждан, с уважением глядящих на прошлое и думающих о будущем родной страны.
Уже на первых страницах книги заявлена тема, ныне чрезвычайно актуальная, даже злободневная – тема русского, российского евразийства. Руслана Ляшева цитирует, применительно к литературной ситуации, Михаила Лобанова: «Остаётся всё то же самое противостояние сил национально-традиционных, почвеннических и, с другой стороны, либеральных, космополитических». Далее следует комментарий: «…появилось новое, чему М. Лобанов не придаёт, похоже, большого значения… Это – евразийство, третье течение в общественной мысли и литературе…» Ответные слова Владимира Гусева: «…идея евразийства, которая всеми со всех сторон обругивается, мне лично близка». Но Владимир Иванович, признаваясь, что сам он не евразиец и «вообще не сторонник входить в какую-то бы ни было группу», констатирует: «…евразийство отражается в литературе не очень». От себя осмелимся добавить: речь идёт не о «какой-то бы ни было группе», а, возможно, о мировидении, образе мыслей и действий, способных вывести нас из тупика, в котором оказалась не только собственно литература. Попутно можно заметить: евразийство едва ли что-то очень новое, появилось оно не сегодня, но именно в нынешних исторических, экономических и прочих реалиях стало приобретать значение, выходящее далеко за пределы простой литературно-критической полемики, на что очень своевременно обращает внимание Руслана Ляшева.
Книга даёт радостную возможность поблагодарить автора за доброе участие в наших делах. Известный столичный критик говорит вдохновляющие слова о дальневосточном журнале «Сихотэ-Алинь», о переиздании в Приморье выдающейся повести Ивана Басаргина «Чёрный Дьявол», о других книгах, вышедших в свет в рамках некоммерческой издательской программы «Народная книга», о самой этой программе. Кстати, и в следующей свой книге («На евразийских просторах», Московская городская организация СП РФ,
А теперь попробуем обойтись без авторских ремарок, составим, так сказать, цитатник Русланы Ляшевой, лишь в самой необходимой мере перефразируя выдержки из книги и выстраивая в логичной композиции. Чтобы, с одной стороны, придать им должную стилистическую законченность, а с другой – вложить в «цитатник» как можно больше тезисов, сформулированных в «Новых застольных беседах», над которыми очень стоит подумать. Обратиться к такому экзотическому «жанру» заставляет надежда познакомить серьёзных читателей с книгой, недоступной в силу заведомой редкости.
Руслана Ляшева
Из книги «Новые застольные беседы: литературно–критические статьи». – М.: Московская городская организация Союза писателей России, 2010. – 111 с.
О времени, в котором мы живём
Реальность поражает не только масштабом беспредела, но и степенью абсурдности происходящего. До реформ в стране было 2 млн. бедных, а после реформ их стало 74 млн. человек. Одним из главных, если ни самым главным критерием для оценки действительности являются статус и самочувствие человека, живущего землёй и на земле, который кормит всех остальных прочих. Сегодня земледельцы не естественным, а, скорее, традиционным для России насильственным способом прижаты к трём формам хозяйствования: кооперативы-колхозы, капиталистические холдинги и фермерство. Из фермеров на плаву удержались единицы, посулы, что они накормят страну, оказались блефом. Нацеленный на немедленную прибыль капитал прихватизаторов сводит сельское хозяйство к монокультурному производству и минимизации затрат. Утром – сев, вечером – деньги, а завтра хоть трава не расти. Только чудом выжившие кооперативы-колхозы противостоят уничтожению органичного для России общинного хозяйствования на земле. Крестьяне единодушны в оценке: «капиталистические реформы» уничтожили все достижения отечественной агрокультуры и продолжают душить её остатки. Для крестьянина земля – мать. Для капиталиста земля – только товар. Между тем, бесплатность земли – важнейший фактор безинфляционной экономики, благополучного социального общества. Из-за не решения этого основополагающего вопроса страну корёжит и ломает, как алкаша с похмелья. А посмотришь либеральную прессу – диву даёшься: всё вокруг тишь, гладь и Божья благодать. В этих условиях на литературу ложится особая ответственность: как всегда, начиная с самых первых времён, вначале остаётся слово.
О русском человеке
Человек ЦЕЛЫЙ, то есть – сформированный христианской религией и русской культурой, приверженный «фундаментальной традиции», на основе которой возникает свЯзное и связнОе философское пространство. Выдержавшего то, что выдержать невозможно, выжившего в условиях, в которых другие выжить бы не смогли, русского человека, знающего, кто есть кто, не одурачишь пустыми сказками. Он разобщён и не может спихнуть нефтяных и прочих магнатов, но хотя бы понимает, что его обворовали – обворовали материально и духовно, лишили заслуженных прав и идеалов.
О писателях и литературе
Писатели и разные жулики провалили репутацию писателя за последние несколько лет. Репутация русского писателя сейчас стоит на нуле, даже на минус единице. С такой репутацией русская литература никуда не пойдёт. Коммерческую литературу (попсу) и жизнь, как льдины во время ледохода, разнесло течением в разные стороны. В литературе сейчас получается сплошная ложь. Некоторые пишущие оправдываются: мол, искусство и жизнь – разные вещи. Это утверждение антижизненное и античеловеческое. Часто убогим выдумщикам просто не хватает жизненных впечатлений. Вернее, способности осмыслить их. Настоящая литература – не мыльная опера, не телесериал, а художественный барометр общественного умонастроения в России. Художник – и чтец, и певец, и на дуде игрец, тогда его творения – искусство, а не дешёвая попса.
В столице литераторы, особенно молодые, изощряются в стилистических изысках и экспериментах – постмодернизме, концептуализме и т.д. В глубинке люди, к счастью, держатся реализма и любят историю.
О поэзии
Поэзия начала XX века очень долго оставалась в тени; соцреализм стеснялся модерна, как преуспевающие родственники избегают своих бедных сородичей, академическое литературоведение сквозь зубы упоминало о развязных модернистах и особо-то вниманием не баловало. Зато теперь модернизм, вырвавшись из подполья, перестал быть неблагонадёжным андеграундом и в одно мгновение превратился из гадкого утёнка в прекрасного лебедя. Лебедь высоко взмыл ввысь! Однако нынешние постмодернисты в подмётки не годятся модернистам прошлого века, хотя вроде бы – наследники. Незадачливые наследнички, прямо скажем. Современные модернисты – эклектики и стилизаторы, им не хватает мощи духовной, какая была у предшественников. Они клюют по зёрнышку, а, спохватившись, и вовсе отрекаются от модерна: дескать, это уже повальная мода! Любопытно, что мода на постмодернизм проходит, а вот модернизм начала XX века, наоборот, всё заметнее входит в обиход современной литературы.
Река поэзии течёт в вечность, хотя плещется в берегах современности. Мощь – в беспредельной преданности Родине. Традиции русской классики в поэзии живут и побеждают. Впечатление от попсы, захлестнувшей эстраду, ТВ, кино и литературу, которая вроде саранчи на полях всё закрыла серым цветом, обманчиво. Кажется: эротика, «бабло», и больше ничего нет. Но это не так. Откроешь антологию с ретроспективой за полвека и с удивлением обнаруживаешь, что литература в глубинных своих проявлениях продолжает жить в напряжённом творческом ритме. Иначе и быть не может. Настоящее творчество всегда рождается не коммерцией (и не для коммерции), а из душевных порывов талантливого человека и из его искренности. А уж тогда не до «бабла»!
О критике
Труднее всех в литературе критику. Поэт и прозаик выражают всё символами, а критик всё должен сказать прямо. «Я так вижу», – имеет право говорить, прежде всего, поэт. Прозаик в меньшей степени. Критик не имеет права на слова: «Я так вижу». Он должен высказываться о проблеме и теме до конца. В этом специфика критики как жанра.
О разных направлениях в литературе
Все затеи постмодернизма – это детские шалости. Что такое постмодернизм? Это иронии и пародии, но ирония и пародия не могут быть сутью литературы.
Философы, музыканты, поэты бросились наперегонки прочь от разума – в шизу, в бред, в игру. Не в шизофрении и безумии надо искать ключ к решению проблем современного человека, а в природе, в здоровых инстинктах.
Приверженцы вымышленной прозы (fiction) не принимают реализма, полагая, что это вовсе не искусство. Но скромная и честная проза ближе к настоящему искусству, чем красивое враньё продвинутых экспериментаторов и авангардистов.
Духовная жизнь стремительно коммерциализируется. У нас нет издательств. Вместо них – бизнес-фирмы, которые к литературе практически не имеют отношения. Там только бизнес и «бабки».
Для новаторства необязательно быть постмодернистом, реалисту никакие пути для творческих поисков не закрыты – было бы что-то за душой для художественного слова, новаторство явится само собой.
О стиле
Стиль – это ключ, отпирающий входную дверь строения или комнаты. Каждое строение отпирается особым ключом, без него можно только заглядывать в окна. Если всё путается в пределах стиля, значит, перепутаны ключи от дверей. Двери либо вообще не откроешь, либо пойдёшь в одну комнату, а попадёшь в другую.
Бутафорскими мечами, наподобие шутовских игрушек цирковых клоунов, следует назвать пародийные стили в литературе. Когда их авторы высмеивают друг друга, стили сшибаются, и как будто слышится звон мечей, но не всамделишних, а бутафорских. Это и есть пародии.
О телевидении и Интернете
Очень много русских людей оболванены телевидением и стали марионетками «ящика». Новые «игрушки» прогресса – кино, ТВ, Интернет используются для манипулирования сознанием народа. Надо вернуть нашу жизнь в нравственные координаты, воспитывать в гражданах нетерпимость к тому бесстыдству, которым обливают страну с экранов телевизоров.
О библиотеках
Библиотека в России – настоящий бастион культуры. Именно библиотеки на протяжении двух столетий удерживают русскую культуру от пагубных крайностей – левых и правых. Первые шаги просвещения на Руси, как известно, в X-XVIII веках сделало христианство, создавая монастыри, семинарии, приходские школы, гимназии и университеты, при которых и создавались библиотеки. На здании Московского университета не случайна надпись: «Свет Христов просветит». Библиотеки и сохраняют некий «русский стандарт» мышления и поведения человека, дают конкретную книгу индивидуальному читателю, действуют на сознание личности и укрепляют христианский менталитет, льют воду на православную «мельницу».
О путях преодоления кризиса
Космос, то есть Природа, и Человек взаимосвязаны, неразлучимы по самой сути своей. В общественном сознании нынче два возродившихся течения мысли – евразийство и космизм – набирают силу, облагораживая то, что попадает в сферу их влияния – даже никчёмный постмодернизм, уж не говоря об остальном прочем. Человек, если заблудится в лесу, стремится вернуться на прежнее, знакомое место. Надо увидеть ориентиры и идти дальше. Так же и с обществом, и с целым народом – во всех областях, в том числе в культуре. Если смута, вроде нынешней, затягивается, то появляется необходимость вернуться к своим истокам – к фольклору, к тем творческим вершинам, которые достигнуты предтечами, и танцевать дальше от этой тёплой, знакомой, точнее, родной печки. Наше сознание тысячами (или миллионами) незримых нитей связано с народным языком, с историей и культурой России и вообще славянского мира. Приобщение к церковнославянскому языку пробуждает у русского человека генетическую память. Душа поэта откликается на зов предка, как бы воспрянувшего из древнего погребального костра. Такое единение даёт нашему современнику нравственную силу для бытия. Языческий момент не противоречит христианству, а как бы дополняет его природной мощью.
Если сейчас на наших глазах по мере возрождения православия и церкви учительство возвращается от писателей к священникам, а литература все-таки не растеряла весь былой авторитет и сохраняет очарование для преданных читателей, то это объясняется одним – возвращением пишущих людей к Богу.
Дискуссии в изящной словесности идут волна за волной, опровергая пессимистов, устроивших похороны и поминки по отечественной, в том числе советской литературе, слухи о смерти которой, конечно, несколько преувеличены.
Самое время вспомнить Льва Толстого: «Делай, что должно – и будь что будет».
