Борис БУЖОР. Свет соседних окон

Рассказ

Снова отключили свет. Который раз уже за месяц…

Может, проблема на подстанции или снова какие-нибудь ремонтные работы, хотя объявления у подъезда не висело.

Мужчина достал из кухонного гарнитура свечу, придерживая на ощупь банки – давно пора было уже их выбросить, зажег фитиль, наклонил, чтобы воск накапал на блюдце. Поставил в расплавленную желтую жижу свечу. Пламя дрожало, кривилось то влево, то вправо, не могло выровняться.

В соседней десятиэтажной панельке горели окна.

Осенний дождь скользил по черному стеклу, беззвучно и медленно.

Спустя пять минут в стальную дверь постучали. Мужчина сразу понял, что пришла соседка по коридору. Каждый раз она заходила на чай в одно и тоже время, если к ней не приезжала ее давно болеющая мать из деревни.

Соседка сама нащупала впотьмах тапки, она всегда, уходя, оставляла их у тумбочки с обувью.

– Привет, – в темноте не видно было ее утомленного лица. А размытый силуэт был изящен и хрупок.

– Привет.

Они прошли на кухню едва освещенную свечой. Чтобы не споткнуться, мужчина светил экраном телефона, другой рукой он взял ладонь соседки. Ладонь была холодна.

– Аккуратней, тут угол, – предупредил он.

Пламя свечи выровнялось. Электрочайник не работал. Мужчина нашел в темноте кастрюльку, налил туда воды и поставил на газ, чиркнул зажигалкой, в черном углу заиграло синее пламя.

– Накрой крышкой, – робко посоветовала соседка. – Так быстрее закипит.

– Почему в соседнем доме есть свет, а у нас нет? У них никогда не отключают, – жаловался мужчина, возясь у плиты.

– Это тебе так кажется, просто когда у них отключают, мы не замечаем.

Мужчина бросил одноразовые пакетики чая в кружки, себе заранее положил сахар, соседке не стал. Достал из шкафчика две вафельных конфеты. Сел за стол напротив женщины.

Она была в толстом халате. Ежилась от холода. Небрежно уложенные волосы красиво лежали на плечах. При тусклом пламени свечи женщина выглядела куда моложе.

Ей было под сорок, мужчине около того. Они давно не заглядывали в паспорт и не праздновали дни рождения.

– Уже октябрь, а отопление все не дают, – повозмущалась соседка. – Хотя еще на той неделе обещали.

– Да уж.

– У тебя чуть потеплее, я уже согреваться начала.

– Сейчас согреешься.

За окном залаяли собаки с платной стоянки.

– Всю ночь сегодня выли, спать мешали, – отстраненно вырвалось у мужчины.

– Врачи сказали, что операция нужна.

– Ну, может, еще к другим попробовать сходить.

– А толку? Думаешь: что-то изменится?

– Не знаю. Честно, не знаю.

Он подошел к плите. Увидел на части стены, освещенной свечой, тень своей руки.

– Я думаю, что ее надо сдать.

– Думаешь?

– Думаю… Дом в деревне продать и…

– На эти деньги можно операцию и сделать, – изобразил воодушевление мужчина.

– Да там и на половины не хватит… Нам хоть с Сашкой пожить… Ему на институт отложить.

– Да ему рано еще.

– Сейчас не заметишь, как время быстро пролетит. Глазом моргнуть не успеешь. Твоему– то Сашке уже сколько?

– Шестнадцать в декабре будет.

– Ну и вот… Сам же понимаешь. Не мне тебе рассказывать.

Мужчина открыл окно и закурил. Повеяло сыростью. Ветер загонял дым в кухню. Свободной от сигареты рукой он пододвинул по подоконнику к себе стальную пепельницу.

– Сейчас с Наташкой проблемы, дура, конечно, она.

Женщина оживилась.

– Что, у нее кто появился?

– Да…

– А я тебе что говорила? Ты все не верил.

– Не хотел верить. Ну, я чувствовал, но сама знаешь, человек так устроен – пока лицом в дерьмо не тыкнешь, надежды не теряет. В общем, спросил у нее как есть: «Кто тебя подвозил вчера?». Она: ты что, за мной следишь? «Да сдалась ты мне за тобой следить?». Поначалу отнекивалась. Потом призналась.

– И кто он?

– Мастером у нас в железнодорожном работает. Да ему уже пятьдесят самому. Детей своих трое, правда, двое взрослые. В разводе недавно. А главное – раза три кодированный, мне кадровички наши рассказали.

Вода зашипела – первый признак закипания. Пламя свечи затанцевало на сыром ветру.

– Неужели так сегодня до ночи и не дадут? – перевел тему мужчина.

– Да уже скоро и спать пора.

Вода зашипела громче.

Ветер, что залетел в окно, сдул с сигареты накопившийся пепел. Он растворился в темноте пола, как в бездне.

В коридоре громыхнула дверь.

– Сашка пришел, – выдохнула женщина.

– Рано он что-то сегодня…

В дверь постучали.

Мужчина открыл. Невнятно поздоровавшись, не надев тапочки, Сашка прошел внутрь.

– Об угол не ударься, там острый, – был предупрежден вслед.

– Мам, что телефон не берешь? – сходу начал кучерявый и тонкий парень, в темноте он казался совсем худым.

– Дома оставила…

– Можно я сегодня у Данилы заночую?

– А что делать будете? – мать изобразила строгость, далось ей это с трудом.

– Да в приставку поиграем, все равно у нас света нет.

– Дадут может еще.

– Мам, – надавил сын.

Отпрашивался он приличия ради, просто так и так надо было зайти домой, чтобы переодеться – он шел к Даниле не играть в приставку… И мать это понимала: у Данилы родители улетели в Турцию, оставив следить за сыном старую бабушку. Всего понаготовив, она уходила вечером в церковь, а потом шла домой отсыпаться, чтобы утром приехать и снова баловать внука.

– Хорошо, только, Саш, прошу, отпишешь, как до Данилы доберешься.

– Конечно, мам, – заторопился парень, но в коридоре врезался об угол – вскрикнул. Кое-как, на силе воли, поковылял переодеваться, подсвечивая путь в свою квартиру мобилой.

– Саш, все хорошо? – поинтересовалась вдогонку мать, не привстав со стула.

– Все хорошо, мам, – раздался голос парня уже у двери. – До свидания дядь… – услышала еле различимые слова сына, окончательно растворившиеся в коридоре. Затем хлопнула дверь и стало отчетливо слышно, как одна вода бьет по стеклу, как другая закипает в кастрюльке.

Ветер за окном усиливался, качал в тесном дворе ветви берез. На кухне пахло табаком, чай обжигал горло. Женщина распечатала конфету и аккуратно надкусила, подставила под крошки ладонь.

– А Сашка не в тебя такой кудрявый? – мужчина с кружкой чая встал у окна. Открыл его и закурил уже в который раз.

– Да, в отца. У него такие же были, когда мы только познакомились. А сейчас, видела как-то год назад, облысел почти весь. Да и сам сдал. А я в юности тоже с кудрями была.

– Ты?

– Я тебе говорю, – женщина коснулась губами горячего ободка кружки. – Я тебе разве фото свое не показывала? Нет?

– Нет.

Мужчина сомневался в своем ответе. Может, даже и показывала – не вспомнить.

Ночь загустела на осенней мороси, размыла свет чужих окон. Усилившийся дождь вобрал в себя дворовые звуки и преобразил тишину кухни трехкомнатной панельки.

Едва выровнявшись, пламя свечи снова задрожало.

– Помню, мы еще студентками на практику поехали своим геологическим отрядом, мы тогда от педа каждый год ездили. А это на Урале было, лагерь разместился наш у озера мраморного. Не знаю, как оно там называется, местные мраморным называли. Мошкары там, конечно. Этот, как он называется…

– Гнус, – дым провис в полумраке седым туманом – мужчина разглядел его – и вспомнил Урал своей юности. – Я, когда в поход по горам и тайге ходил, натерпелся.

– Ага, и главное, не спрячешься. В спальник хоть с головой лезь, а он в ноздри лезет. Не знаю, как, аж в трусы залазить и кусать умудрялся.

– Ага– ага, – мужчина застыл с улыбкой.

– А я кудрявая была, волосы красивые, так просто под шапку и не спрячешь, и мне наш старший группы нравился. Он со спортфака был – широкоплечий, боксер. Игорем звали. Глаза голубые. Он мне и внимания уделял больше других, мне так думать хотелось во всяком случае. Да что там, двадцать лет, дура-дурой, тебе ручку подадут, а ты уже  напридумываешь. Все девчонки в него влюблены были. А я, может, и была тогда самой красивой. И как-то вышло, что на берегу остались мы с Игорем. Тишина, и мошкара…

– Гнус, – мелькнул окурком в темноте мужчина.

– Ага…. И я дура-дурой. Сидим на скрипучей пристани… А чувствую, что он ко мне пристает. Я постоянно руку его убираю. Он как бы за талию берет. Сама счастливая. А звезды над нами большие. А штаны чуть задрались, и комары кусают, точнее, да, гнус этот…

Мужчина не сразу понял, что женщина замолчала. В голове его продолжатся романтический сюжет.

– Недавно его одногруппника встретила, тоже с нами ездил, охранником у нас тут в магазине работает. Так что-то не пошло…

– У кого?

– Ну, у Игорька, в кого влюблена была… Не поверила сразу одногруппнику. Он сказал, что Игорь спился совсем. С мамой старой живет и на пенсию ее пить еще умудряется… А какой красивый был!.. Да… Скажи, никто не поверит.

– Да уж, – глупо выдохнул мужчина и утопил окурок в темноте пепельницы.

– А я тоже другая была, честно, – показалось, что женщина начала оправдываться. – Другая.

Мужчина захотел ее обнять.

За окном усиливался дождь. Капли разбивались об москитку. Влага и ветер охлаждали мужчину. Он закрыл окно. Свеча продолжала дрожать.

– А больше так ни разу не будет?

Женщина отодвинула локтем кружку чая.

– Как?

– Как тогда было.

– Может еще…

– Никогда.

Спустя минут двадцать мужчина закрыл дверь и остался в темноте. Около неровного пламени свечи, прям у фитиля, пузырился воск. Он думал о той скрипучей мостушке, гнусе и соседке. Бывал и он на берегу того мраморного озера.

Короткое счастье чужого воспоминания всколыхнуло фантазию. Электричества уже не требовалось. И вторая кружка чая была допита. И съедена вторая конфета.

За стеной, где была комнаты соседки, заиграла музыка. «Включила на сотовом», – догадался мужчина.

Кажется, что-то из старой «Земфиры»…

Соседка не думала ни о озере, ни о Игоре, просто лежала на спине и смотрела в темноту не снимая халата. И его никто не спешил снять.

«Мам, я на месте, все ок», – пришло сообщение и перебило песню.

«Все хорошо», – зачем-то она написала в ответ, хотя никто и не спрашивал.

Наступала ночь, и дождь не кончался. В соседнем доме осталось немного горящих окон.

В доме мужчины и женщины свет не давали, может, на подстанции шли ремонтные работы, хотя объявления не давали. Который раз уже за месяц.

Илл.: Художник Елена Юшина