Валерий СУХОВ. Свой слагая «Сорокоуст»

Памяти матери и отца

ОЖИДАНИЕ

Золотые сердечки берёзы

Засыпают могильный холм.

Вспомнил я материнские слёзы

И родительский старый дом.

Не вернуться мне больше туда.

Впору сердцу с тоски разорваться!

Не прощу себе никогда,

То, что с мамой не смог попрощаться.

У могилы повинно стою.

Душу ломит невыносимо!

Где ж ты, мама?  Наверно, в раю

Золотым своим сердцем ждёшь сына...

ПОКАЯНЬЕ

Травою заросла могила.

Я не был больше года здесь.

Пусть  мать меня за всё простила,

Но головой качает лес.

И смотрит  сумрачно,  с укором:

«Совсем забыл свою родню!»

Мне горький  ком  не лезет в горло.

И самого себя казню.

Стою один под облаками

Я на коленях  – блудный сын…

Осот весь выдрал я с корнями.

Оставил горькую полынь.

ХОЛМ МОГИЛЬНЫЙ

Мне опять живой приснилась мать.

Подошёл, хотел её обнять.

Но она растаяла во мгле.

И не стало мамы на земле...

Мама умерла в начале осени.

Пожелтев, берёзы листья сбросили...

Снег теперь хранит её покой

Долгою холодною зимой.

А весной ей птицы будут петь.

Летом  – сосны на ветру шуметь.

На могилу осенью приду.

День в гостях у мамы проведу.

Молча по душам поговорим

До вечерней сумрачной зари.

И всплакнёт берёза надо мной,

Осыпая золотой листвой...

 Холм могильный, фото и ограда.

А душа-голубушка – крылата!

От несчастий сохранит навек

Крыльев материнских оберег.

СИРОТСТВО

Пронзает осознание сиротства,

Когда застынешь   над могильной ямой.

Среди  берёзок  на  краю погоста

Отца похоронили рядом с мамой.

И, как листок берёзовый, кружится

Душа его  над нами на  ветру.

Дождь моросит с утра, и небо мглисто.

С трудом слова молитвы подберу.

Жил по-людски.   Хоть и  не верил в Бога,

А был по сути Божий человек…

На холм к  родителям  теперь одна  дорога.

Накроет скоро их могилы снег.

Родимый край   окину долгим взглядом.

Пронзительна берёзовая Русь…

Я на родном погосте лягу рядом

И навсегда  на родину вернусь!

РУБАХА

На двери  висит рубаха

Без малого  сорок дней.

И не  могу без страха

Я прикоснуться к ней.

 На память отец  повесил

 Перед тем, как уйти…

 В окна  врывается     ветер –

 Рубаха  по дому летит.

 Гнусавит  осень – старуха

«Сорокоуст» на помин.

«Слава  Отцу и Сыну

 И Святому духу…

Аминь».

 Ложится  рубаха на пол,

 Тепло храня  до конца.

 Пота родного запах

 Переживёт отца.

ГОДИНА

Всё  ясней осознанье конца.

Год прошёл после смерти отца.

До последнего вздоха, болезный,

Заслонял он от ветра из бездны.

Не прижаться к родному плечу.

Ни к чему обращаться к врачу.

От любви и от боли – инфаркт.

Как же я перед ним виноват!

Знаю, где-то: невидимый –  рядом

Смотрит он укоризненным взглядом.

Выбирай: или рай или ад?

Перед Господом всяк виноват.

Все мы ляжем в родимую  землю.

И любую я участь приемлю.

И когда я  замру, не дыша,

Слышу: дышит отцова душа…

СОРОКОУСТ

Лес   угрюмо шумит на холодном ветру,

Засыпая листвою  погост.

У могил двух родных я стою на юру.

Задаю молчаливый вопрос.

Я у ветра спрошу:  где мои старики?

Где моя «уходящая Русь»?

Слишком дорого я заплатил за стихи,

Свой слагая «Сорокоуст».

И качаюсь, как дерево,  я  без корней

На сожжённой родимой земле,

Потеряв тех, кто был всех на свете родней.

Только кружится пепел во мгле…

У могил, как молитву, шепчу я стихи,

Свой слагая «Сорокоуст».

Молча мать и отец мне прощают грехи.

Светит святцами в сумраке Русь.

ПОГОСТ

Высокий холм вздымается в крестах.

И слёзы застывают на глазах.

Богатый смерти выдался покос.

Родней  села становится погост.

Качнусь от горя я – без водки пьян.

И поминальный уроню стакан.

Скрестила руки на груди родня –

И ждет не в гости – насовсем меня.

РОДНЯ

Срок настанет – и родня

Хоронить пойдёт меня.

На горе стоит погост.

Он крестами в небо врос.

Крепче нет его корней.

Мёртвые живых родней.

Тихо мать вздохнёт: «Сынок,

Снова ты под сердце лёг».

Илл.: Художник Алексей Панкеев