Александр ГУРОВ. «Смелость ястреба берет» и другие рассказы

Рассказы о животных / Илл.: Художник Вадим Горбатов

Дворняга-акушерка

Когда встречаются охотники, то вряд ли надо объяснять, о чём они говорят. Посмотришь картину Василия Перова «Охотники на привале», и всё станет ясно.

То же самое происходит с любителями кошек и собак: разговор только о питомцах, об их заслугах, уме, находчивости и тому по­добном...

Выслушав мой очередной рассказ про кота, именуемого Дым­ком, Александр Чернокожев, тоже дачник и страстный любитель домашней живности, перешёл к своей дворняжке, которую он по­добрал полудохлым щенком на свалке под Красногорском.

– Это что, – согласившись с моими доводами, сказал он. – Вот мы с женой прошлый год наблюдали, как наша собака помогла разродиться кошке.

Зная его характер (сам он – банковский служащий) и то, что Чернокожев, в отличие от многих, не очеловечивает собак или кошек, а больше склонен к научному объяснению их поведения, я приготовился услышать нечто необычное. И услышал.

– Собака у нас..., ты её видел, Вика, ласковая, а вот с кошкой не заладилось. Ревность. Мы же котёнка взяли позже, когда собака выросла. Кошка тоже оказалась норовистой, не шла на открытую дружбу. Чуть что – лапкой по носу: не хочу, мол, играть, и всё.

Как-то вечером слышим на весь дом мяуканье. Кошка катается но полу, разродиться не может. Первые роды, видно, вот и не шли поэтому. Мы с женой и так и эдак, а что можем сделать? Первый раз видим такое. Кошка кричит, корчится, а мы сидим, думаем, что предпринять. И вдруг...

Заходит наша собака, ложится рядом с кошкой, обхватывает её передними лапами и начинает мять. Движения осторожные, я бы сказал, лёгкие, мнёт и мнёт. Мы — в шоке! Хочешь — верь, хочешь — пет, но действия собаки были осознанные: она аккуратно масси­ровала живот кошке.

...Прошло некоторое время, мы сидели не шелохнувшись, боялись спугнуть. Вдруг раздаётся короткий кошачий визг, и из-под лапы собаки показывается маленький серенький комо­чек. Потом, с небольшим интервалом, появляются ещё четыре.

Собака каждого облизала, а затем подошла к нам и легла рядом, как бы говоря: «Ну вот, а вы волновались».

– Ну и как это объяснить с научной точки зрения? Инстинкт, рефлексы, генетическая память? — спрашиваю я рассказчика.

– Честно говоря, не знаю, но нам показалось, что делала она это обдуманно. Кстати, после случившегося кошка стала относиться к Вике как к равной. Всегда вместе.

Обида

Каждый раз весной и осенью я обязательно приезжаю к себе нa родину в Тамбовскую область. Беру с собой ружьё, спиннинг и брожу по местам своего детства. Деревни моей уже нет, равно как десятков других на территории области. Лет за тридцать в силу разных причин от 400 домов остались кособокие, крытые соломой сарайчики.

Останавливаюсь в небольшом деревянном доме, который мы с братьями купили в соседнем, когда-то тоже людном селе Чурюково, и сразу же еду к егерю Александру Куликову – большому любителю природы и знатоку своего края. Застать его дома было невозможно: он то подсчитывал количество цапель в обосновав­шейся на болотах колонии, то оберегал от браконьеров тетеревов, непонятно как появившихся в берёзовых посадках (леса-то нет), то возился с бобровыми запрудами, не давая крестьянам истре­бить этих умелых плотников и гатилыциков, то проверял свои ульи, которые выставил для сбора особого кипрейного мёда в не­проходимых болотных зарослях.

Одним словом, всегда с природой и на природе, за что получил от охотников незлобливое прозвище «дитя природы».

В этот раз Куликов, проведав о моём приезде, сам подкатил на видавшем виде «УАЗике», и мы договорились утром пойти за уткой.

...Охота оказалась удачной, правда, благодаря его собаке Аль­ме, которая ловко находила подбитых птиц в густой траве и при­носила хозяину. Самое интересное – Альма не являлась утиной собакой. Это была породистая лайка, хорошо освоившая другую специальность в отсутствие таёжного леса. Ей было уже лет де­вять – возраст для собаки почтенный, – и она, как и мы, уставала за день беготни по трясине, зарослям куги и иван-чая.

Вечером, как водится, обмыли удачу. Сидели долго: вспоми­нали прошлые годы, сетовали на уменьшение прилетающих гнездиться уток, на исчезновение зайца-русака и несметное уве­личение лис, поражённых чумкой. Куда-то подевалось большое гнездовье грачей: они улетели, как только опустела наша Шушпан-Олыпанка. С человеком привыкли жить.

Куликов сокрушался по поводу боо тетеревов, которые так же могут переселиться, но по другой причине – появления чело века: землю выкупили и собираются обрабатывать. Коснулись и вопроса сохранения выхухоли – крысы, занесённой в Красную книгу.

– А как её спасешь? Задыхается от нехватки чистой воды, кис-лорода. Плёсы заболачиваются. Зимы-то какие нынче?! Снега нет, половой воды, соответственно, тоже. А ведь раньше потоки вешних вод очищали речку Шушпань, уникальность которой в плёсах, ведь сама-то река идёт под слоем торфа.

В общем, говорили о многом, вспомнили даже голод 1933-го года, когда немало людей спасали ракушки, их доставали со дна плёсов и питались ими.

Около часа ночи Куликов уехал. Укатил, однако Альму, ко торая от усталости спала и, видно, ждала, когда её позовут, за был. Конечно, она не осталась без внимания и временную раз луку перенесла спокойно. А вот утром, когда егерь приехал за собакой, повела себя странно. Увидев хозяина, она даже не встала с лежака. Когда он её позвал, Альма поднялась, поджа ла хвост, прошла за дом, легла там, вытянув лапы и положив на них мордочку. Глаза были грустные, и всем своим видом со-бака выражала обиду и укор, как бы говоря: променял меня на эту гадкую вонючую жидкость... Никакие уговоры и ласки не помогали.

– Может, заболела? – вопросительно глядя на меня, изрёк «дитя природы».

– Саша, ты что, не догадываешься, отчего такая немилость?

– Да я как-то не подумал вчера, раньше тоже случаюсь – оставлял, но такого не было.

– А вот теперь есть. Собака ведь тоже терпение имеет. Посиди с ней, погладь, поговори, возьми рюкзак, ружьё, глядишь и отой дет.

Куликов так и сделал. Через час Альма отошла, завиляла хвостом, поочерёдно облизала наши руки и уже сама побежа ла к «УАЗику»: обиды как не бывало, её захватил охотничий азарт.

Сидя за рулём, Куликов возмущался своим промахом:

– Вот старый дурак, всю жизнь со зверями, знаю, чем коро стель дышит, а свою собаку не знал, привык к ней.

– Да, – подытожил я. – В институтах этому не учат. Тут наука иная...

И потом, каждый раз приезжая, я задавал ему вопрос:

– Ну как, нигде больше не оставлял Альму?

– Нет. Тот урок остался у меня на всю жизнь, ведь человек так не обижается. А говорят, собаки не понимают. Они всё чувствуют.

Прошло ещё лет пять и, приехав в очередной раз на Тамбовщи ну, я увидел вместо Альмы красивого спаниеля. Предчувствуя нехорошее, так как у Александра в деревне нет собачьих пансионов, спрашиваю:

– А где же Альма? Что с ней?

– Что-что! Жива она, правда, уже почти не видит и плохо слы шит, но по двору бегает. Она теперь у меня на пенсии. На полном, так сказать, пансионе. Матери помогает уток и гусей загонять.

Здоровяк-побирушка

На свои шесть соток во Владимирской области я в этот раз поохал по Щёлковскому шоссе, поскольку Горьковская трасса была, как всегда, перегружена. На переезде в Чкаловске перед шлагбаумом мы остановились.

Стоим минут пять–семь, вдруг водитель кричит:

– Александр Иванович! Смотрите, смотрите, что собака делает!

Я вздрогнул, поскольку уже задремал, недосып – вечный спутник оперативного работника.

Открываю глаза и вижу такую картину: вдоль ряда автомашин со стороны переезда с левой стороны от водителя идёт здоровенный пёс (помесь овчарки с кем-то), поочерёдно останавливается около автомобилей, не торопясь садится и подаёт голос. Гавкает один-два раза, причём требовательно.

Пока пёс проделывал эту процедуру у первых машин, стоящие следом водители- дачники быстро сообразили, что нужно собаке, и подготовились к встрече. Когда пёс подходил к очередной машине, из неё летели куски хлеба, мяса, сосиски. Надо сказать, что нищая собака хорошо разбиралась в еде: хлеб она даже не нюхала, брала лишь мясное.

Когда побирушка оказалась возле меня, я умышленно задержался с угощением. Видя мои движения, не приносящие желаемого, пёс присел и посмотрел на меня, как мне показалось, с большой укоризной: дескать, чего ждёшь, не понял, что ли, как все умные люди поступают. Я отдал ему несколько сосисок, которые он, не торопясь, съел. И по виду и по поведению дворняга была не голодна, но делала это по привычке и, очевидно, впрок...

Шлагбаум поднялся, цепочка машин двинулась. Собака, также не торопясь, пошла назад к переезду. Подошла и свернула в сторону, села и стала дожидаться следующей остановки автомобильного потока.

– Александр Иванович, — воскликнул водитель, – а вы заметили, как он достойно, даже красиво это делает, не то что бомжи на вокзале. Кто же его научил такому?

– Насчёт бомжей из людского сословия ты прав, Сергей, – ответил я. – У животных выклянчивать еду получается лучше. А вот насчёт «научил»... Жизнь научила. Да и видел, наверно, не однажды, как это люди делали. Я вот в одной заметке прочитал, как собаки, не многие, правда, ездят на метро до нужных им станций и возвращаются обратно. Там тоже корреспондент удивляется — как они могли до такого дойти? Зоологи, наблюдающие за животными в полевых условиях (этологи), называют подобные объекты социально-интеллектуальными. Думаю, что это правильно, не вечно же нам одним быть такими умными.

На врага всем миром

Одна сторона моего сада выходила на поле.

Вдоль забора дачники протоптали тропинку, где прогуливали своих собак, что не доставляло большой радости моей немецкой овчарке по кличке Рекс. Очевидно, он расценивал это как посягательство на свою территорию, поэтому бегал с внутренней стороны ограждения, неистово лаял и старался тяпнуть за нос иного любопытного пёсика, пытавшегося просунуть голову в проём под забором.

Однажды Рекс и сам чуть не стал жертвой, таким же манером высунув морду на улицу, и теперь все без исключения гуляющие люди и собаки стали его заклятыми врагами, норовившими, по его понятию, отгрызть ему нос.

По этой же тропинке житель соседней деревни Нефёдьево Николай Павлович выгуливал свою немецкую овчарку.

Был он большой любитель животных, и часто мы с ним, перекуривая, вели разговоры об особенностях кормёжки и дрессировки своих питомцев. Даже пытались примирить обоих кобелей, почти ровесников, но из этого ничего путного не выходило. Они затихали на время, внимательно следя за каждым движением глаз и ушей, готовые в любой миг броситься друг на друга.

Однажды Николай Павлович постучал в мою калитку и попросил спичек. Я открыл дверь, протянул ему коробок и... отлетел в сторону от удара в бок. Это Рекс, откуда ни возьмись, потеснив меня, прыгнул на своего соперника. Растащив дерущихся собак и добившись от них исполнения команды: «Лежать!», мы какое-то время разговаривали. Обоюдное рычание псов не прекращалось, и я уже собрался было распрощаться с собеседником и закрыть калитку, как вдруг услышал рядом низкое, но громкое шипение. Возле моей овчарки, выгнувшись дугой, стояла кошка Доська и всем своим видом показывала, что пришла на помощь Рексу.

Появление ещё одного защитника территории, да к тому же заклятого собачьего врага, окончательно вывело из себя овчарку Николая Павловича, и та мощно устремилась к нам, таща на поводке во всю упирающегося хозяина. Реальной для себя опасности, однако, она не оценила. Объектом нападения по-прежнему был Рекс, который тоже приготовился к схватке, и я что есть силы его сдерживал. Наши с Рексом движения Доська поняла по-своему, и как только оскаленная морда чужака оказалась за порогом калитки, ринулась на него первая. Кобель, следивший исключительно за Рексом, увернуться не успел, и кошачья лапа с выпущенными острыми, как иголки, когтями прошлась по его носу. Взвизгнув не своим голосом, не понимая, что случилось, противник отступил, прижимаясь к ногам хозяина.

На секунду всё стихло. И в этой образовавшейся паузе между громким собачьим лаем позади нас вдруг послышалось истошное мяуканье котёнка. Он не знал, что ему делать на этом поле битвы, и от страха жалобно пищал. Верная мать тут же подбежала к детёнышу.

Закрыв, наконец, калитку, я направился к сараю. Впереди с поднятым трубой хвостом гордо вышагивала Доська, за ней сквозь густую траву пробирался котёнок. Немного погодя нас догнал Рекс, и, как ни в чём не бывало, стал с ним играть. Все мы возвращались по-своему довольные…

На каждого мудреца довольно простоты

У моего соседа по даче жила очень ласковая и умная дворняга Джек. Что-то в ней было от лайки: уши торчком, хвост пушистый и необычная охотничья тяга к птицам. Она постоянно бегала за сороками, распугивала стайки галок, разгоняла ворон, правда, тем всё и кончалось.

Но однажды собака принесла Владимиру Ивановичу ворону, чем его весьма огорчила.

– Надо же, до чего дошёл, стал дохлых ворон таскать, а они, может, больные! – сокрушался хозяин, закапывая ворону поглубже в укромном уголке на территории своего участка.

Через неделю он снова рыл в саду птичью могилу. Ему и в голову не приходило (да и мне тоже), что Джек способен поймать ворону – птицу очень умную, хитрую и крайне осторожную. Даже из ружья её убить было трудно. Увидев в руках ружьё, она тут же улетала.

Когда-то, ещё в советское время, нас, охотников, обязывали отстреливать ворон, ведь они разоряли птичьи гнёзда, склёвывали яйца и воровали птенцов. Помню, я тогда проводил такие эксперименты: выходил к воронам с обычной палкой, и они не разлетались. Но стоило только взять в руки ружьё, как вороны тут же срывались с места. Как это понимать? Отличали ружьё от палки или находили в моём поведении видимую только для их глаз опасность? Не могу объяснить до сих пор...

В общем, собака Владимира Ивановича меня заинтересовала, ибо я не мог взять в толк, где она в таком количестве находит дохлых ворон.

И вот, пройдя по маршруту Джека метров триста, я увидел на ближайшем от дачных участков лугу явные следы борьбы за жизнь: примятая трава, множество пуха и перьев, принадлежавших вороньему братству. Картина прояснилась – ворон пёс ловил. Но как? Каким образом он хватает этих думающих птиц? Из засады – бесполезно. Вороны осторожны и с высоты полёта быстро разглядят опасность. Прыжок вверх по диагонали, как это делают кошки при ловле пернатых, собаки не применяют...

Взяв бинокль и укрывшись на почтительном расстоянии от места схваток, я набрался терпения и стал наблюдать.

Как только стая ворон прилетела на свалку, поджидавший их Джек лёг на спину и замер. Притворившись мёртвым, он ждал, не обращая внимания на слепней и мух, роившихся над ним.

Вороны, увидев дохлую собаку, начали летать кругами и громко каркать, постепенно снижаясь. Затем они сели метрах в двадцати от Джека и осторожно, с какой-то важностью, стали вышагивать в его сторону. Окружив пса со всех сторон, вороны остановились вначале на безопасном расстоянии. Затем самая смелая, а может, их разведчик, подошла к Джеку, предвкушая поживу. Когда дистанция сократилась до полуметра, собака вдруг с неимоверной быстротой вскочила и схватила острыми, как бритва, клыками ворону за крыло. Та стала неистово орать и вырываться. Джеку пришлось, вторя движениям птицы, сделать несколько круговых па, затем он всё же изловчился, накрыл птицу лапой и вновь пустил в ход зубы. Вороны в полном ужасе разлетелись кто куда, а Джек, подняв свою добычу и задрав морду, важно затрусил в сторону дачи своего хозяина.

Зрелище вышло потрясающее. Когда Владимир Иванович в очередной раз, недовольно бурча, шёл с лопатой в одной руке и с вороной – в другой на огород, где у него образовалось целое птичье кладбище, я ему рассказал о том, как вороны попадают к собаке.

– Ну, слава богу, – облегчённо вздохнул сосед, снимая резиновые перчатки. – А то ведь, не ровен час, заразишься каким-нибудь птичьим гриппом.

Смелость ястреба берет

Январский день выдался солнечным и морозным. Мы с главой района Сергеем Чиркиным возвращались из села Просковьино. Когда-то это было большое селение с церковью и школой, в которой учились до трёхсот ребятишек. Теперь этот опустевший край облюбовал местный фермер: разбил там сад, срубил дом с постройками, распахал землю, и народ туда потянулся, пока на работу, ну а потом – жизнь покажет.

Едем не шибко, полевая дорога обледенела, наш «УАЗик» то и дело соскальзывал на обочину. Вокруг на десятки километров ни души, и если бы не огромные квадраты берёзовых посадок (их в такой геометрии сажали в 1960-е годы для снегозадержания), то всё это походило бы на безжизненную белую пустыню.

Вдруг Чиркин толкает меня в бок и кричит водителю, чтобы остановился. Тот от неожиданности тормозит, машину разворачивает и бросает на обочину.

–  Что, – спрашиваю, – задавили кого-то?

–  Да, выходи быстрее, – не унимался глава, – посмотри, что творится!

Выхожу, смотрю в сторону вытянутой руки Чиркина и вижу необычную картину. Метрах в пятидесяти от нас, проваливаясь в снегу, бежит в сторону лесопосадки заяц-русак. На него, будто истребитель, пикирует крупный ястреб. Это был канюк или, как его ещё называют, земляк – единственный из породы ястребиных, зимующий в этом крае.

Спасения от него косому нет: заметив зайца на снегу, он делает круги и, снижаясь, гонит его по глубокому насту. Затем нависает, пикирует, цепляет когтями выбившегося из сил бедолагу, наносит смертельный удар клювом в затылок и... обед готов.

В этот раз, видно, охота явно не заладилась. Было заметно, что гнал он зайца не один километр, тот устал и всё чаще останавливался. Мы стояли как вкопанные и болели за длинноухого, но помочь ему ничем не могли – ружей у нас при себе не было. Да и что толку, если бы они имелись. Канюк на крики и выстрелы не отреагирует, а заяц с толку собьётся. Уж теперь как получится...

Вот ястреб во всю ширь распластал крылья и стал плавно, но быстро снижаться – явный признак атаки. Когда крылья коснулись снега, заяц вдруг упал на спину и начал отчаянно отбиваться задними лапами. Надо сказать, что лапы с твёрдыми подушечками и когтями – очень сильное оружие. Знаю случай, когда раненый заяц распорол охотнику фуфайку, когда тот поднимал его за уши.

Лапы косого работали как отлаженный механизм. Не ожидая такого поворота, канюк поднялся в небо и стал набирать высоту для следующего захода. Получив передышку, заяц опять что есть силы запрыгал в сторону лесопосадки. До неё оставалось не более трёхсот метров. Успеет ли?

Набрав высоту и поджав к телу крылья, канюк камнем пошёл вниз, видно, его очень разозлило упорное сопротивление зайца. К тому же надо было торопиться, он ведь тоже видел лесопосадку.

Вторая атака не удалась опять, потому что заяц повторил спасительный манёвр: прыжок в сторону, бросок на спинку и частые-частые удары лапами. При этом от страха косой испускал резкие крики, схожие с детским плачем, отчего нам становилось как-то не по себе.

Водитель Николай хотел было броситься наперерез, но Чиркин остановил его.

– Куда?! Испугаешь зайца, он и без тебя отобьётся, раз такой отчаянный.

Третий заход ястреба снова ничего не дал. Он ведь не ворона и не лиса, не может гнаться за зайцем по снегу, след в след. Любой сбой в отработанной миллионами лет воздушной системе нападения заставляет этого крылатого хищника возвращаться в исходное положение.

То ли заяц прежде бывал в подобных переделках и усвоил такую форму активной защиты, то ли он просто оказался храбрецом (скорее, тоже приобретённый за много лет опыт), но, так или иначе, косой не растерялся, и это спасло ему жизнь. Пока ястреб поднимался для нового боевого захода, заяц достиг лесопосадки и скрылся в кустах. Ну, а там серого не отыскать, только крылья поломаешь.

С облегчением мы сели в машину, очень довольные исходом схватки. И Сергей Алексеевич подытожил:

–  Вот так, ребята, и в нашей жизни. Не отобьёшься – заклюют!

Истории из книги Александра Гурова «Смерть короля, или Лев не прыгнул. Рассказы об усатых, пернатых и хвостатых». Книга для публикации в журнале МОЛОКО предоставлена автором.

Продолжение следует.