Милый дедушка!
На коллаже: часть карты Ивановской области / Глава области с 10.10.2018 по наст. время Станислав Воскресенский. (Вошёл в число молодых лидеров мира 2010 г. по версии Всемирного экономического форума!!!)
МИЛЫЙ ДЕДУШКА!
«Возьми меня отсюда», – как бы мне хотелось опять тебе так написать. Только вот. ты помер, а я ещё молодой, мне ещё жить да жить. А как жить-то?
Хорошо, что ты, дедушка, сам помер, да вовремя. И птицы над тобой пели, и деревья шумели, вспоминали, как мы с тобой каждый день в лес ходили. Ведь каждое дерево ты в лицо знал, когда лесником-то был. И тропинки показывал, и следы. А в Башарино как мы с тобой ходили за чёрным груздём. А опят-то там было, я аж рубаху с себя снял, в рубаху собирал.
А теперь, милый дедушка, я плачу каждый день, как мимо леса иду. А в лес-то уже не захожу, ноги не несут. Летом хотел было в Башарино заглянуть, а там – грохот, визг, вой, лязг. Я и обратно бежать, как твой заяц. А машины-то едут и едут, лес везут и везут.
Тут по осени два лосёнка у Махлово на дорогу выскочили, а им вслед: ба-бах! Промахнулись на этот раз. Заглянул за поворот, а там 7 машин с охотниками. Откуда только приехали, зверя-то уж и так не осталось.
Плачу, дедушка, каждый день плачу. Уж нос опух и глаза красные. Все думают, что пью. А я и молчу, пусть их, понятнее, когда пьют. Только не хочу я её пить. Я жить хочу! Как раньше, когда птицы в лесу пели так, что и в Москве, наверное, слышно было, и зайцы под ногами путались. А сейчас всё больше лисы сумасшедшие, да и тех уж нет.
Плачу я, дедушка, а что делать, не знаю… Ну, кто я? Червяк. А там ведь наверху люди-то во какие умные сидят! По квадратикам у них там всё расписано – здесь зелёненькие, здесь беленькие, здесь в точечках. Друг у меня, дедушка, есть в городе.
«Не горюй, – говорит, – ты за свой лес, разберёмся. Сейчас всё в интернете есть».
Карты мне прислал, и названия все наши: Талица, Костяево, Беляево, Дорки да Жарки…
Ничего в этих картах мне не ясно, только пуще тоска взяла. А в ведомостях от цифр аж в глазах зарябило. Их-то там за бумагами не пробить, они ж не видят глазами, они же эти полянки не любили никогда.
А я тут за Жарки зашёл, там черничники были, а там, дедушка, и сказать страшно, что наворочено. Какие там сосны стояли! Кино там снимал наш батюшка. «Русский заповедник» называется, хорошее кино. Хорошо, что и он не дожил до этой «второй серии».
Лес поруганный стоит, изломанный, и тоже плачет. Тихо так, каждое дерево стонет. Обнял я одно дерево, тёплое оно, живое, словно защиты у меня ищет, а что я сделаю-то…
Старушка мне тут одна: «Сходи да сходи к депутатам, отдай моё письмо, пусть хоть дорогу нам починят». Ну, пошёл. Письмо взяли, спасибо сказали, про дорогу молчат. Пока, говорят, денег нет, дорога у вас не федеральная. Смотрят сочувственно. Люди-то у нас вообще все хорошие, а словно заколдованные стали.
Мужик тут у нас один жердины сухие домой притащил, он и не скрывался, так ему теперь штрафу чуть не на миллион или тюрьмы на два года. И бензопилу забрали. А ты-то, дедушка, как радовался всегда, когда вам сухой лес убирать помогали. И лесу хорошо, и люди печку топят, и тебе одному не надрываться. Ещё и платили им.
Так вот, иду я домой-то после этого депутата, и вдруг – глазам не верю! Уж, казалось, всего навидались. А тут средь бела дня, прямо по самой дороге, напиленного леса на сотни метров. Ребята рассказали, что армянину какому-то ещё дали аренду. Ночью пилят, днём вывозят, словно гонит их кто. Пустыня там теперь, за Махловом-то. Раньше всё по углам дальним шарили, у дороги для вида хоть оставляли, а этот – подчистую, как бритвой бреет. И думаю я, как же так, неужто никто не видит, неужто и управы на них совсем уже нет…
Помню я твоего друга, дед, тоже лесник был, звали его все «моряк черноморского флота».
Он на флоте служил в молодости. Тоже помер теперь, пил сильно. Я ещё школьник был, он мне однажды одну вещь сказал страшную, но тогда я не понял его. Он мне говорит: «Ты лес любишь?» Я говорю: «люблю», а он: «скоро леса не будет, его продадут». Хотелось мне ему крикнуть: «Дурак ты! Как же можно лес продать?» Я чуть не заплакал, думал, он меня дразнит. Лес вокруг стоит такой огромный, сильный, кто же это его купит?! Как это может быть?! Часто теперь я это вспоминаю. Вот такая, дедушка, у меня жизнь
Друг мой из города мне говорит: «Ты, чё, с кем тягаться вздумал? Дом у тебя деревянный, старый, гореть хорошо будет, ещё и сам не выскочишь, двери подопрут, а потом скажут – меньше пить надо было». Но не верю я этому! А что делать, не знаю. Да уже и не хочу ничего. Как не вижу леса, забудусь потихоньку, как увижу, сердце болит, кровью обливается.
Про тебя, дедушка, всё думаю, про жизнь нашу прежнюю. Счастливая она, оказывается, была. Даже и сено в лесу косили. И коров пасли. А земляника какая! А озеро помнишь, там выдра жила… Нету больше ничего, лес вокруг озерка того спилили.
Одни пни, дедушка, да бурелом, да земля, как после войны, в рытвинах, да дорога, будто её минами рвали.
В прошлом году на Юрьевец смерч страшный шёл, так лес прикрыл. Лесу перед Юрьевцем легло, как солдат на поле боя, а теперь и прикрывать нечем будет.
Наснился ты, мне тут, дедушка недавно. Будто помер ты опять, но уже по-другому. Будто ты в избушке сидишь, а я у тебя на печке сплю. И ты за столом наклонился и пишешь что-то, и слёзы на тот листок капают. Написал и говоришь: «Путину про лес написал, пойду до Костяево, снесу, пусть отправят». Вышел ты, а я всё опять вижу. Письмо ты треугольником сложил, шапку натянул и уже к дороге подошёл. Тут лесовоз из-за поворота снегом тя обдал да грязью, поскользнулся ты, а тут второй сразу, и на тебя. И письмо-то твоё вихром подхватило и на ёлку, как твою игрушку новогоднюю забросило.
А ты на снегу лежать остался – и не встаёшь…
Дедушка, милый, не забуду тебя никогда, и лес наш не забуду, и жизнь нашу ту – простую и понятную.
Ты спи спокойно, родной, а мне повестка пришла на Украину. Ещё Лёшке Краснову и Илюшке Голубеву. Как раз – три богатыря. Всё лучше, а то я совсем измаялся тут, да и работать негде. Второй год после армии кочегарю в школе, а там хоть среди своих буду. А ты обо мне там помолись. Да и фамилия у нас с тобой для войны подходящая.
С памятью вечной о тебе,
твой внук, Ванька Жуков.
