Валентин СОРОКИН. «Я родился под знаком Огня…». Стихи разных лет.

* * *

Не забыла, не переболела
Той любовью и не зря лицо
Словно бы чуть-чуть прооробело,
Лишь ступил на прежнее крыльцо.
 

«Проходи, сюда иди!» - едва ли
Нас приметят – многие года
Твой корабль другие овевали
Грёзы и баюкала вода.
 

Ну а я желаньями святыми
Не врастая в кинутой судьбе,
Каждый день одолевал пустыни
И дорогу мёртвую к себе.
 

Не качалась лилия над илом.
Усталью не сдобривало злость.
Если речка – свежестью томила,
Озеро – в глаза мои лилось.
 

Я пройду, наверно, сяду, сяду,
И внезапно мы отметим вдруг,
Как летят по сердцу и по взгляду
Вспышки задыхающихся вьюг.
 

* * *

Не смогу разлюбить, хоть убей,
Потому что родился не черствым.
Эту
синюю
сонность
степей,
Эти звёзды, берёзы и вёрсты.
 

Самолёт, паровоз ли, такси
Наплывает внезапней крушенья.
И недаром вовек на Руси
Выше господа бога – движенье!
 

Кувыркается ветер во ржи,
Голосит над болотами чибис.
Ну скажи мне,
скажи мне,
скажи,
Где бы мы доброте научились!
 

Ни одной не запомню страны,
Ни одной не пойму я державы.
Мне ведь даже в могиле нужны
Только наши поля и дубравы.
 

Словно в речку, войду я в траву,
Тихо трону ладонью ромашку.
И почти, как в бреду, разорву,
Переполненный счастьем, рубашку!
 

Парящий на облаке
 

Устаю, тоскую, сомневаюсь,
Доверяя сердцу и глазам.
Никому в друзья не набиваюсь,
Сам иду, одолеваю сам.
 

Разве мало на дорогах грешных
Радостно
у долов и ракит
Я встречал богатырей мятежных,
А к плечу притронешься – рахит!
 

Высоты и пропасти слиянье,
Реки сохнут и земля горит,
Орденов помпезное сиянье
Щедро о собрате говорит…
 

А с незаменимых взятки гладки.
Неужели я тому виной,
Что, как поседевшие солдатки,
Слепнут звёзды за моей спиной?
 

Кружатся и кружатся просторы.
Птица наважденья верещит.
И куда ни кину ночью взоры, -
Меч ржавеет, костянеет щит.
 

Не Христос, на облаке парящий,
Это я хочу – не вдалеке
Встать над миром с розою горящей
В сильной и
не бронзовой руке!..
 

Поющее слово

Мало быть доверчивой и милой,
Строгости наивность не умней.
Видел сон я: над моей могилой
Медленно распластывался змей.

Ты склоняла рядом, неусыпа,
Голову печальную свою,
В миг, когда под самый крест он ссыпал
Красную стальную чешую.

За холмами плакали метели,
Горы тьмы по рощам натекло,
Только мы уже с тобой взлетели
В звездный мир, где мудро и светло.

Я всегда склоняюсь перед былью:
Бог карает злобу наперед, -
Можно тело ранить,
ну а крылья
Никакой дракон не отберёт.

Круг за кругом, выше, выше, выше,
А внизу такая благодать -
Синева колеблется и дышит,
Смысла нет скорбеть и пропадать.

Музыка глухому не дается,
Звёздный свет слепой не различит.
Если в сердце слову не поётся,
На губах оно не зазвучит.
 

Пусть цветёт ландыш
 

Век двадцатый, стоишь ты у бездны,
В свой же крест упираясь плечом.
Ты не веришь владыкам небесным,
А земные тебе нипочём.
 

Что ты смотришь вокруг виновато,
Нам ли мука твоя не близка?
В волосах твоих – пыль каземата,
На лице – мировая тоска.
 

Поднимаясь над тупостью броской,
Презирая жестокость и спесь,
Как ребёнок горячечной оспой,
Ты исхлёстан дубинками весь.
 

Ты, страдалец, велик и прекрасен,
Неужель промолчишь до конца,
И на гребнях твоих разногласий
Разобьются людские сердца?
 

Не хочу я, чтоб в смертной метели,
Там, где атомом ландыш пропах,
Соловьи на ветвях онемели
И застыл поцелуй на губах.
 

Стал я замечать
 

Стал я замечать, в судьбе пустой
Внешний вид претензией подкрашен:
Человек талантливый – простой,
Человек бездарный – часто важен.
 

Не звени медалями, дурак,
Зверя не буди, не гневай Бога.
Лживая награда – это брак,
Честная, скажите, разве плохо?
 

Я входил в призвание, как в лес,
Дедовский, отцовский,
волновался!
К егерям маститым я не лез,
Браконьерам я не поддавался.
 

Лося ли от пули уводил,
Оберёг ли журавля в болоте, -
Был один и ныне я один,
У седых страданий на работе.
 

И когда ордынская гроза
Разбивает молнией вершины,
Плачут и кричат мои глаза,
Думы движутся, несокрушимы.
 

Грудь болит, а впереди сумёт,
Что награда, если вся награда –
Кровь России,
тем, кто вдруг поймёт,
Ну а не поймёт, так и не надо!..

 

22 июня 1990 года
 

День весёлый и простор весёлый.
Солнце в небо прянуло с холма.
И стоят в осиротелых сёлах
Русские оглохшие дома.
 

В них детей рожали, громко жили,
С песней уходили на войну,
Под Берлином голову сложили,
Нас пустили, неучей, ко дну.
 

Потому, усталые, как мухи,
Замыкая горестные рты,
На пустых завалинках старухи
На луну глядят из темноты.
 

Денег нету и кормильцев нету,
На дрова добавили процент.
Не скользи в Кремле по кабинету
В иностранных туфлях президент.
 

Ты такой размашистый и милый,
В рыночных кружениях перил
Проиграл ты братские могилы
И Победу нашу раздарил.
 

А к старухам не поторопился,
Премии считая, призатих…
Это я в продажный мир явился
Мстить за них и говорить за них.
 

Переждём обиду, слёзы вытрем,
Час пробьет – опомнится народ:
Не один ещё
слетит лжедмитрий
У державных каменных ворот!

* * *

А я в страстях и думах отрезвился
И, от рожденья сельского не лжив,
Взглянул вокруг и резко удивился
Тому, что я не выброшен и жив.
 

Река судьбы моей не обмелела,
Она полынным горем глубока,
Над ней светло когда-то детство пело
И к солнышку летели облака.
 

Черемуховой роздалью метельной
Она дышала в майские края.
Склонялась мать над нею
с колыбельной,
Вся золотисто-лунная, моя.
 

И шар земной крутился по орбитам.
В окно крылами трепетала ночь.
И никаким, закрытым иль открытым,
Врагам
дорог моих не превозмочь.
 

В часы тоски я понимаю снова,
Те вороны, которые костят
И стать мою, и поднятое слово,
Лишь ошибусь – позором отомстят.
 

Но будет миг высокий на рассвете,
Среди могил у прадедовых плит
За всё, за всё,
о чем расскажет ветер,
Моя земля меня благословит.


 

Белый сад
 

Сад мой белый, мой белый сад,
Я запомнил таким тебя:
Лишь неделю тому назад
Снеговел ты, весну трубя.
 

И взлетал от земли в дожди
Длинным шумом лебяжьих стай.
Сад мой белый, ты подожди,
Так внезапно не отцветай.
 

Сколько гроз на пути твоём,
Сколько солнца над головой.
И с тобою побыть вдвоём
Я хотел бы, весёлый мой.
 

Пусть над нами дрожит звезда
И заря разрывает тень,
Я не знаю – спешит куда
На рассвете рождённый день.
 

Белый сад мой, пурга, пурга,
На траве и на тальнике.
И смыкаются берега
Речки, льющейся вдалеке…
 

* * *

В этой грустной вечерней реди
Сам себя утешаю я:
Скоро, скоро она приедет,
Боль моя и душа моя!
 

Небалованный и негрубый,
Но желающий радость пить,
Буду в сердце, в глаза и в губы,
Как безумец, её любить.
 

Всё обсудим и всё увидим,
И запомним и всё простим.
Даже зависть мы не обидим,
Даже злобе не отомстим.
 

Вечно в жизненной круговерти
Рядом с вороном – соловьи.
Есть соперники у бессмертья,
Есть разбойники у любви.
 

Брызнет солнечно-колоколен
День веселою теплотой.
Наше чувство шумит, как поле
Рожью спелою и золотой.

Возвращение к тебе

Мой дом накреняется, бурей внезапной объятый,
Одни я в просторе, бессонницей гиблой распятый.

Один я и полночь, да ты, за морями, лесами,
Всё смотришь мне в сердце, как мама, большими глазами.

Такими большими, что нет им, иконным, границы,
Я слышу ладони, слова твои слышу, ресницы.

И я обнимаю, целую, ликую, сгорая,
И кланяюсь Богу, спасибо ему и без рая.

Я буду молиться за молодость, даже за старость,
Лишь только б одна ты, одна ты со мною осталась.

И жизнь возвращается медленным храмовым светом,
Но лучше -
не знать бы,
но лучше - не знать бы об этом!..

* * *

Есть опыт неподатливей металла,
Он выгранен безжалостной судьбой.
И если мне отваги не хватало,
То я виновен – лишь перед собой.
 

Как танк, в боях покрытый гарью тёмной,
Я вышел в годы нервной тишины.
Но все мосты дороги неуёмной
Пока ещё ничуть не сожжены.
 

Хочу я ветра, свежести и звона,
Тревожистого шума камыша.
Я точно знаю:
даже у бетона
Там, в глубине, имеется душа.
 

Через беду вела меня удача,
Через боязнь – безумия тропа.
И проклят тот, кто, ничего не знача,
Давно смирился с участью раба.
 

Среди грядущей славы иль бесчестья,
Вблизи любимой женщины одной –
Жить и звенеть,
как холм весенней вестью,
Иль океан рожденною волной.
 

Звезда судьбы
 

Ах, ливни детства,
Вы отклокотали
И отзвенели стаи лебедей, -
Угрюмей путь
И необъятней дали,
И горы жизни
Выше и трудней.
Я их вершины
Одолеть пытался,
Над прошлым встал,
Над будущим я встал,
В грозу с орлом
Над бездной побратался:
Есть храбрецы?
Свободен пьедестал!..
Единственная,
Верная,
Святая, -
Ты и отвага,
молодость и ты!
Опять, опять
Звенит лебяжья стая,
Бегут к реке
Глазастые цветы.
Проснулся день
В обители небесной
И свет зари над нами,
Свет зари,
И вновь орёл
Царит над гиблой бездной,
И ни о чём ты
С ним не говори!..
Ах, годы, горы,
За бессмертной синью
Я честен был,
Наивен и удал,
И никому
страданья
за Россию
И красоты твоей
Я не отдал!
Звезда и жизнь,
Судьба и скалы, скалы:
Я крест Христа
Сквозь непогодь пронёс, -
О, не вчера ль
Природа нас ласкала
Ладонями,
Горячими от слёз?
Благодарю тебя,
Реку и дали,
И пусть мгновенно
Счастье у людей,
Но ливни наши
Не оттрепетали,
Не отзвенели
Стаи лебедей!
 

Земля отцов
 

Не представить белый снег
Без саней крылатых.
Не увидеть тройки бег
Да без грив косматых.

О земля моих отцов,
Вздыбленная круто,
Ветром, звоном бубенцов
Ты насквозь продута.

От стрелы и до курка
Через все туманы
По тебе прошли века,
Будто атаманы.

Над тобою круг вершат
Звёзды-хороводы.
В глубине твоей лежат
Разные народы.

Как безумец в гололедь
Направляет снасти, -
Я пришел запечатлеть
Грозные их страсти.

Не указами царя,
Волею поэта,
Плещут реки и моря, -
Движется планета.

О земля, земля моя,
Цезарь и Аттила
Не заполнили края –
Духу не хватило!..

Никуда тебя не деть,
Я-то знаю это:
Из конца в конец лететь
Устает комета.

Плачу, голову клоня,
Счастья ль, бога ль милость:
Ты под сердцем у меня
Нежно уместилась.
 

***

Иноземцу меня не осилить
И уже невозможно пресечь,
Я недаром родился в России
И пою её горе и меч.
 

Вырастал я за сына и брата
Из тяжелой и злой маеты,
Вам, которые ложью распяты,
Вам, которые пулей взяты.
 

Смолкни, ветер, над миром разбоя,
Эхо смерти, не шастай в лесу,
Я боюсь,
что однажды с собою
Тайну века во тьму унесу.
 

Будет каждая крыша согрета,
Вспыхнет праведный свет навсегда,
Если в грешную память поэта
Залетает вселенной звезда.
 

Если выстояв, выдюжив, вызнав,
Я поднялся - и солнце в груди,
Если вещая матерь-Отчизна
День и ночь у меня впереди.
 

Струны времени, совести стрелы,
Красной масти на поле цветы,
Это - чувства и слова пределы,
Это - ты, моя Родина, ты!

 

Купола Кремля
 

Купола кремля золотоглавы.
Голубой, теплящий ветровей.
Никогда не посрамлю я славы
Родины восторженной моей.
 

Дух её в святых, победных драках
До горячей вражеской земли
На подковах,
на мечах,
на траках,
Красные гвардейцы пронесли.
 

Грянет бой, и я, от гнева пьяный,
Задыхаясь в пушечном аду,
Где-нибудь на звонкие поляны,
Раненный под сердце, упаду…
 

Ходят тучи, и железным градом,
Может, завтра брызнет круговерть.
Самая высокая награда –
За Россию в схватке умереть!
 

1968
 

Ладони Урала
 

Очень горько, когда непогода,
Дождь и сырость, и слякоть, и мгла.
Словно жизни святая свобода
Навсегда в черноте залегла.
 

Словно был ты и не был, и дали,
И окрестных пригорков леса
Отзвенели уже, отсверкали
На прощание – прямо в глаза.
 

Я, захлёстнутый пламенем боли,
Всё утратил, что радостно нёс,
И летящее русское поле,
И мятежные крылья берёз.
 

Но, рождённый на звёздной дороге,
На ладонях Урала во мгле,
В этот миг и тоски и тревоги
Ничего не боюсь на земле!
 

Мне ли трудно понять, что ушедшим
Больше в мире покоя дано?
Без таких вот, как я, сумасшедших
Охладело бы солнце давно.
 

* * *

Лунный шар укатиться хочет,
Вдалеке по холмам звеня
Ощущенье тоски и ночи
Так охватывает меня.
 

Солнца не было, на поляны
Залегла от ненастья тень,
И, наверно, ужасно пьяный
Дождь раскачивался весь день.
 

И печалились в роще птицы.
И желалось мне горячо,
Изнуренному, чуть склониться
На родное твоё плечо.
 

Сколько помню боёв несносных,
Сколько в них изломал мечей.
Точно воин в доспехах грозных,
Вновь свободен я и ничей.
 

Не обманет надежда наша,
Если знаю я об одном:
Ты – моя золотая чаша,
С древним,
горьким, как жизнь,
вином!..

Люби меня

Опять в Кремле звенят наградами,
Дивят речами, словно мифами...
С чубайсами и хакамадами
И грефы кажутся мне грифами.

Им аплодируют госдумовцы,
И олигархи Федерации:
Нет Сталина,
ведь толстосумовцы
Давно достойны депортации!

Они одетые, обутые
И евро-долларами сдобрены,
И Колыма в морозы лютые
Их ждёт, бараки-то не топлены.

Они, к особнякам привыкшие,
Не слышат нашего презрения,
По ним тоскуют меры высшие -
За нищету и разорение!

За Белоруссию, Абхазию
И за чеченские сражения,
За то, что сдали нашу Азию
С Россией вместе в окружение.

Министра или председателя
Обнимет вьюга безутешная:
Бог, метя шельму и предателя,
Незыблем карой неизбежною.

И ты люби меня, из ратников
Всех громче правду говорящего,
Люби -
над стаями стервятников
Под небом Родины парящего!
 

Моей княжне

Люблю я тройку русскую и сани,
Люблю тебя, люблю метель и гром,
Как хорошо, что есть Иван Сусанин
И Пушкин есть, и есть родимый дом.
Не будет гнева - и не будет страха,
Гнет богачей позорно повторится.
Пусть запылает Стенькина рубаха
И удаль Пугачева заискрится.
Подайте саблю!..
Вот - рука моя:
Да здравствуют мятежные края,
От Красной Пресни до твердынь Китая!
Восстань ты, Русь, единая, святая,
И мы придем голодный люд утешить -
Прорабов перестройки в сейфах вешать
С банкирами, а из политбюро
Ловить просионистских проституток,
Кормить одной идеей десять суток
И кока-колой сполоснуть нутро!
В раздумиях, безрадостных и долгих,
Я цель страданиями укреплю
И в потрясенных глубях русской Волги
Тебя, моя княжна, не утоплю.
О, стихотворец равен полководцу,
Я оттолкну кабальную беду
И Горбачева с Ельциным к колодцу,
Отравленному ложью, подведу.
Я верных жду, за мною нет погони:
Рабы вздохнуть свободно не хотят,
И потому расседланные кони
Без нас в туман погибельный летят!..

1997

***

Твои уста, твои уста,
Твои глаза и плечи.
Но не по-прежнему чиста
Надежда этой встречи.

Есть меж сердцами полоса,
Чужого мира скалы.
Еще над нами небеса
Заря не обласкала.

О холод мрака, он лежит
Удавом на пороге.
Зачем душа твоя дрожит,
В разладе и тревоге?

Мы никому не отдадим
То пламя неземное.
Я знаю – я с тобой один,
И ты одна со мною.

Свети, звезда, гори, звезда,
Пусть жгуча и угрюма
Он нас умчится навсегда
В иные страны дума.

Тоска по крыльям
 

Чего судьба мне только не давала,
А жизнь моя, как прежде, нелегка.
…Оплаканные синью перевалы,
Наполненные солнцем облака.
 

Красавицу уже не покорю я,
В дому Кащея не взломаю дверь…
Вот сяду под скалой да погорюю,
Подумаю, что делать мне теперь.
 

И, подсмотрев, как снова я не плачу,
Седой Урал, по-стариковски прост,
За молодость, не знавшую удачи,
Преподнесет озёрный ковшик звёзд.
 

Он скажет громко: - Выбирай любую! –
Но я устало руку отведу.
Ведь я ищу не просто голубую,
А самую бессмертную звезду.
 

В полночный час над луговым простором,
В горах дремучих, где шумит река,
Её, наверно, видел только ворон
Да ветер, пролетевший сквозь века…

1967

Тропа любви

Когда соскучусь я и затоскую,
Счастливой тайне радуясь при всех,
Представлю вдруг Остоженку, Тверскую
И на бульваре Гоголевском снег.

И ты опять близка и постижима:
Запрета нет!..
Да и смущенья нет!..
И на тебя летит неудержимо
Рождественское солнышко и свет.

Взмахнет крылом обиженная птица, -
Нам ликовать, а ей грустить одной.
И голос твой звенит и серебрится,
И дышат губы страстью и виной.

Мы юные, но мы не молодые,
Тропа любви свободна и чиста,
И в белой мгле шеломы золотые
Над павшими склоняет Храм Христа.

Ты замолчи, прижмись ко мне и снова
Мы поцелуй разделим на двоих.
Ведь успокоит нежность, а не слово
Немые стоны ревностей моих.

Быть трепетно-желанными друг другу,
Быть русскими и верными в краю,
О, мы еще не пережили вьюгу,
Что расшатала Родину мою!..

Ты – моя
 

Будь со мной, как синева с волной,
В чувствах и в движениях красива,
В миг тоски почти невыносима,
Будь всегда, пожалуйста, со мной.
 

Ты моя – призванием моим,
Мужеством, терпением и нежностью,
Ревностью,
безумием,
мятежностью,
Словно стон – дыханием одним.
 

Ты – моя любимая страна,
С ливнями, полями и лесами,
С реющими в море парусами,
Только мной навек покорена.
 

Ты – моя весёлая весна,
Где ручьи звенят и птицы кружатся,
Над землёю облака упружатся,
Травы пробудились ото сна.

 

Будь со мною, лёгкая, как лист,
Будь со мною, добрая, как мама,
Я один искал тебя упрямо,
Храбрым сердцем
совестлив и чист.
* * *

Этот иней, холодный и синий,
Одевает леса и холмы.
И глядит над осенней пустыней
Новолунное око из тьмы.
 

Будто вправду коснулся нас мало
На великой земле непокой:
Только-только заря отпылала
И пропала вон там, за рекой.
 

Куст рябиновый клонится тише.
Свежим дымом пахнула стерня.
Мир,
как старец недремлющий,
слышит
Наши думы и верит в меня.
 

И, действительно, я не устану
Вещим вздохом тревожить страну,
Облака отпущу к Индостану,
Журавлей из Египта верну.
 

Чтобы в сердце летел, а не мимо,
Зарождаясь в движении гроз,
Оклик матери, голос любимой
Вместе с шорохом русских берёз.
 

* * *

Я люблю тебя нежно, как любит моряк – океан.
Я люблю тебя вольно, как сокол вершинный просторы.
Но упала заря моя в злой и нетрезвый туман.
Путь-дорогу к тебе преградили тяжелые горы.

Будто я занемог и состарился в древних веках.
Будто я безвозвратно с утратой смирился и знаю:
Не взлететь на моих тебе
сильных и верных руках,
Большеглазая птица, родная колдунья лесная.

Ветер быта, заржавленный ветер огромной земли,
Наш неистовый край непомерной засыпал заботой.
Сквозь него мы
пробиться друг к другу
с тобой не смогли
За нерадостной думой, за длинной и трудной работой.
 

Ты дороже ещё и для памяти горше моей.
Ты устала, ты молодость быстро свою отпустила.
Где теперь она бродит по каменной лестнице дней?
Я прощаю тебя, но она тебя нет, не простила.

Я люблю тебя нежно, я имя твоё назову
Перед самою смертью
и тихо замолкну,
покорный.
Полыхающий месяц забытым костром в синеву
Выплывает опять из долины холодной и чёрной.

Взять за крыло
 

Всё одолеешь, море и пустыню,
Леса возьмёшь и горы на пути.
Но если вдруг душа твоя остынет, -
Её снегов уже не перейти.
 

Так широки они и так ледяны,
Куда ни кинь –
стальные берега!
Я позабыл весёлые поляны,
Родные соловьиные луга.
 

Простор кровавым месяцем расколот,
Как топором.
И в бездне темноты
Сосет мне разум непреклонный голод
Тоски – потрогать тёплые цветы.

Склониться бы к родительским могилам.
Послушать деревенскую гармонь.
И душу тронуть пескариным илом.
Взять за крыло вечеровой огонь.
 

Мы забываем, восходя на кручи,
Вбегая в корабли и поезда,
Зовёт нас то,
что человека мучит, -
Свет памяти и совести звезда.

Они горят в сознанье обоюдно,
Под каждой доброй крышею в чести.
Зовёт нас то, что потерять нетрудно,
Но невозможно снова обрести!

 

Ты идешь

Сколько неправд, сколько обид, сколько боли –
Со дня
Рождения
До часа
Креста,
А я-то хотел, чтобы, как белоснежное поле,
Судьба моя
Была бы
Чиста.

А я-то хотел нараспашку, весь, весь нараспашку:
- Здравствуй,
Брат,
Садись,
Я рад! –
Но маками огненными брызнули на рубашку
Жизни горе
И раны
Утрат.

Зачем говоришь: «Ты дерзкий невыносимый!»
Зачем, когда
В груди
Давно у меня чернее, чем на пустыре Хиросимы,
Прошу
Тебя,
Угли
Не береди.

Закрою глаза я, кричащий и непокорный,
И вижу –
Сквозь мрак
И дождь
По улицам чёрным, в одежде, печальной и чёрной,
Ко мне
Из грядущего
Ты
Идешь.

Ты идёшь, совесть, заплаканная от боли,
Идёшь,
Заперев
Уста.
А я-то хотел, чтобы, как белое снежное поле,
Судьба
Моя
Была бы
Чиста.

Гороскоп

«О, мой белый и тонкий Лель…»

Ваши стрелы не тронут меня,
Не пронзит, не погубит молва.
Я родился под знаком Огня,
Под могучим созвездием Льва.
 

Грудь мою целовала в метель
Василиса, на санках летя.
Что мне тощий, измученный Лель, -
Слепоты и бесстрастья дитя?
 

Вам, не знающим преданных слез,
По-мужски не ласкавшим невест,
Не услышать лебяжьих берёз,
Надо мною шумящих окрест.
 

Я не прячу ножа под полой,
Воры совести, карлики тьмы,
Не призваньем, а вздорной золой
Обессонены ваши умы.
 

Хоть брани вас, хоть громко проси,
Не поймёте в рутинах неволь, -
По таким вот, как я,
на Руси
Тосковала бунтарская голь.
 

Подводила на сходках коня,
Говорила державны слова.
Я родился под знаком Огня,
Под могучим созвездием Льва.