Анатолий БАЙБОРОДИН. Парламентский сон
Рассказ / Илл.: Художник Чарльз Беннетт
Помнится, в мрачные ельцинские годы губернский парламент изволил заслушать непарламентские партии; возжелал или уж Кремль ласково пожурил: «Ну, вы, мудрецы, хватит штаны протирать; коль власть купили, так хоть играйте в демократию; народ …чадо малое… любит игрища, а чем бы дитя не тешилось, лишь бы не бунтовало. Хлеба и зрелищ… Для начала заслушайте непарламентские партии: вам – не убыток, убогим – честь. Губернский парламент, подобострастно виляющий хвостом перед Кремлем, исподтишка зыркающий по сторонам чего бы свиснуть, руку под козырек: непременно-с заслушаем-с, Ваше бродие…
Сподобился и я, непуть, от «Партии батраков России» молвить слово на заседании Законодательного собрания, – слово, кое я неделю доводил до ума, кое накануне слушали в комиссии, страшась крамолы. И в ночь перед речью так разволновался, что до рассвета глаз не сомкнул, зубря «слово»; а утром с тяжкой, словно похмельной, пустой головой, завязав шею красной удавкой, потащился в Собрание, чуя в душе: что всё суета сует и томление духа. В Собрании меня уже караулил Василий Иванович Барабанов, партийный вождь, на обличку и характером смахивающий на Чапаева, да и речистый, пересыпающие речи блатными шутками-прибаутками, иногда и соромными; помню, сошлись батраки из стойбищ на сходище, и Василий Иванович речь закатил, – кого хвалил, кого журил, толстую батрачку даже и обличил: «Ты, Гертруда Генхриховна, ловкая, хочешь и рыбку съесть, и… – краснобай смутился, на всем скаку осадился, но тут же и сочинил, – и рыбку съесть, и в Думу сесть…»
К полудню выяснилось, слово мне дадут ближе к вечеру, и ожидание обратилось в кошмар: сон одолевал, глаза слипались, да и слушать депутатов – тоска зеленая. В сонной памяти осело впечатление, что начальствующие в Собрании постоянно ищут казенные миллионы, отпущенные на благие дела и бесследно канувшие; поднимают депутатов и губернских чиновников, ровно школьников: мол, куда ты, мил-человек, миллионы заховал?.. доложи миру; и мил-человек, словно двоечник, мямлит невнятно, бегая глазами по залу, словно ожидая спасительной подсказки. В это время Василий Иванович шепчет: «Партия батраков России» выдвинет тебя в Законодательное собрание. Готовься…» Я отмахнулся: «По-моему, нашей партии ничего не светит. Разве что, для создания демократического фона…» «Ничего подобного! – встрепенулся боевитый Василий Иванович. – У «Партии батраки России» есть реальные шансы. Ты же писатель известный…» «Во, во, широко известный… в узких семейных кругах…»
Поспорил с Барабановым, поскольку был уверен: шансы поют романсы у кого финансы, – в буржуйских партиях, где денег, как у дурака махорки, а в нашей партии шансы голосят: «Вставай, поедем за соломой, быки голодные стоят…» И отчего я не в буржуйской партии?.. давно бы уж в парламенте, как в совете нечестивых, сидел, усыпанный златом, серебром, но и… давно бы душу спалил дотла в мздоимстве, лихоимстве и сладострастии, ибо – грехи любезны, доводят до бездны. Забытый яблочный сок в тепле бродит, обращается в уксус, и – смертельно опасен для человека, так и грешник во власти, искушенный земными благами, обращенный в корыстолюбца и сребролюбца, – смертельно опасен… Миловал Бог, не дал богатства, но даровал надежду на спасение… Мог бы к российским коммунистам податься, да на порог не пустят: православно-самодержавный, хотя и чту Зюганова за народную душу, славлю Сталина за имперскую мощь, за клич: местечковых коммунаров на нары; а Ильича… на дух не приемлю и, прости, Господи, сужу и обличаю со всей моченьки…
Словом, с коммунарами и нарами не по дороге, а про иные партии не ведал, да и ведать не желал, – недосуг следить за подковерной возней. Можно бы к либералам податься, но вспомнил: знакомец вступил в либеральную партию, жена ворчит: «Под ноги не глядишь, опять в коровью лепеху угодил… свежую, ишо дымит, мухи зеленые кружат…» Думал: калачом не заманят в политическую партию, даже русскую народную, блатную, хороводную, и вдруг, избегающий суеты, любящий творческое уединение, очутился в «Партии батраков России»…
Пили чай у Егора Горемыкина, деревенского поэта, судачили о рыбалке и грибах, о картинах и стихах, тут Василий Иванович и поманил в партию: мол, закатим вам такие литературные вечера, губерния содрогнется… «Какие вечера?! – проворчал Горемыкин. – Выйти не в чем…» «Будет вам по штанам, а может, раскошелимся и на пиджаки…» – посулил Василий Иванович. Смех смехом, но так и очутились мы с Горемыкиным в «Партии батраков России». Василий Иванович уговорил… Да нет, коли б душа не лежала, штанами бы не соблазнил, да и палкой не загнал, – роковина, кою на кривой кобыле не объедешь… Хотя долго клял себя и батрачьего вождя, когда, смущенный им, без гроша в кармане ходил кандидатом в губернское Собрание, потом в Госдуму: уйму время и нервов убил, да и загубил вызревающий о ту пору роман о гражданской войне на Байкале. И когда Василий Иванович на старости лет попер в губернаторы, и с него потребовали попутно выдвинуть троих в Сенат, и он стал уговаривать меня стать сенатором, я наотрез отказался, хотя …товарище же… сулился поляну накрыть, водкой упоить, омулем укормить. Нет, не соблазнил омуль; и без сенаторства можно наудить, накоптить и закусить.
Пока я гадал о партиях, собранцы заседали… Обрыдли мне дотошные допросы о потерянных миллионах …ох, в русскую старь, дабы выведать подноготоную правду, загнали бы депутатам иголки под ногти… надоели пустомельные говоря и, не в силах обороть сон, я задремал, опершись на руку, прикрыв глаза ладонью, словно глубоко задумался о казенных миллионах, что, словно зерно, высыпались из дырявого куля, и наглые воробьи махом зерно склевали; на то у них и прозвище воровское, – «вора бей»… Вначале сквозь дрему еще нет-нет да и оглядывал Собрание, а потом, как провалился в обласканную солнышком, душистую копну сена… И приснился кошмар: сижу на завалинке …слава Те, Господи, не нары… сижу в родном селе, а рядом – деревенский чабан Кеша, с коим в отрочестве пас овец.
«Слыхал, паря, в депутаты целишь... – вздохнул Кеша, сокрушенно покачивая головой, сердобольно глядя на меня, как на хворого. – Это ж, паря, надо двух соперников завалить, пару миллионов притащить… А у тебя в кармане – блоха на аркане, да и смирный, мухи не обидишь…»
«Ты, дядя, Кеша, чернухи нагляделся в телевизоре… Оно, может, по-первости и случались свары, а ныне – по закону, ныне в депутаты честные люди прут…»
«Чернухи нагляделся?! Честные люди прут?! Счас, паря, увидишь: три кандидата приедут агитировать… А вот они, легки на помине, чтоб им ни дна, ни покрышки…».
И верно: возле клуба деревенские гуртятся, а на деревянном пятаке, где юнцом плясал под гармонь, – три бугая в черных пиджаках, при галстуках. Бугаям бы хвосты быкам крутить, так нет, в политику полезли… «Кандидаты в депутаты…» – догадался я, вслушиваясь в речи.
«Господа скотники и пастухи, конюхи и доярки! – возгласил кандидат. – В натуре, ежели отдадите голоса за меня, обещаю каждой бабе ситца на сарафан, мужику по бутылке, парню – невесту, девке – жениха. Без базара… Из Мозамбика выпишу – бабло есть… – и тут я разглядел: подле кандидатов горбатятся крапивные кули, в которых ранешние колхозники возили комбикорм свиньям. – Короче, ближе к ночи, буду вас ублажать, оборонять!.. буду за вас кровь проливать!..»
Тут подлетел другой кандидат с крапивным кулем, отпихнул соперника и орет благим матом: «Нет, в натуре, я буду вас защищать!.. я буду за вас кровь проливать!..»
«Нет, я буду за вас кровь проливать! – возмутился первый, ухватил второго за горло и душит...
Не успел задушить, – третий кандидат, быкообразный детина, косая сажень в плечах, молча схлестнул соперников лбами, те и утухли. Подобрал их кули, и заверил избирателей:
«Они вам, в натуре, по кулю сулили, а я – три…»
А дальше приснились такие чудеса – дыбом волоса: к отаре овец, что паслись в степи, подкрались три волка, напяливших овечьи шкуры. Ощерились звери друг на друга, завопили по-волчьи: «Я буду защищать овец!..» «Нет, я буду овец защищать!». «Нет, я!..» И клацают зубами, и глаза, обращенные к овцам, горят алчным пламенем, и сцепились в яростный клубок, порвали друг на друге овечьи шкуры; а потом два волка, поджав хвосты, покорно заскулили, а матерый волчишше, поправив на плечах рваную баранью шкуру, пошел защищать овец…
Тут и разбудил Василий Иванович – близилась моя очередь вещать. Когда, вспотевший и очумевший от кошмарного сна, вышел на трибуну, глянул в зал и со страха обомлел: Господи милостивый, куда меня, батрака, занесло?! От крестьянской родовы достались мне в наследство кирзовые сапоги, телогрейка, китайские кальсоны с начесом и дикий страх перед начальством, даже мелким, вроде колхозного бригадира; а тут …у страха глаза, что плошки, не видят ни крошки… почудилось: сто больших начальников уставились на меня, и во взглядах холодная усмешка: мол, это еще что за чудо в перьях на трибуну выползло?! Писа-атель… Ну, давай, клоун, повесели публику… Тряскими руками перебрал я листья речи, и решил хоть выдержки зачитать, иначе захлопают: деловые, вечно спешащие, для коих время – деньги, некогда пустяками заниматься, думать о душе. Пусть о душе попы заботятся: им больше делать нечего, профессии нету. Есть еще писатели-душеведы, тем абы в пень колотить, день проводить, – лодыри несусветные, работать не хотят. Вот и пусть напару с попами о душе пекутся…
Глянул я в зал – депутаты, слитые в одно холеное, надменное, вельможное лицо, смотрели на меня стыло, не мигаюче, словно на допросе, – и, уже перетрясшись, начал я, корявый и картавый, дерзко вещать:
– Российские власти – законодательная, исполнительная – если не враги родному народу, обязаны понять: без возрождения в душах спасительных духовно-нравственных основ, выработанных нацией за десять веков, не будет возрождения России. Гениальный проект социально-экономического возрождения России породит лишь более гениальное мошенничество, казнокрадство и мздоимство, в коих утонет даже самый благородный проект. Великие деньги, отсуленные казной на возрождение российского хозяйства, осядут в карманах «гениальных» чиновников и деляг, а мужику с серпом и молотом от капиталов достанется лишь пеньковая удавка, да и то, сам веревку намыль, на мыло разорись. Спасут Россию – лишь спасенные души. А возрождение в душах духовно-нравственных основ возможно лишь путем приобщения нации к высоким народным идеалам, воплощенным в народно-православной культуре, в искусстве, воспевающем народные идеалы добра и совести. А посему во власти должны прийти не просто профессионалы, но люди – духовно-нравственные, у коих одна цель в жизни, – бескорыстное служение народу, для коих великая честь положить судьбу на алтарь народного счастья. За други своя не жалей живота… Российская законодательная власть, коли жаждет слыть народовластной, обязана исходить из идеалов земского, губернского, всероссийского соборов, равно представляя все сословия: дабы в парламенте рядом с чиновным, деловым людом заседали крестьяне и ремесленники с трудовыми мозолями, выдающиеся ученые, талантливые, глубинно народные писатели, художники и педагоги, – деятели, возлюбленные не властью и капиталом, а духовной элитой русского народа…
В завершении речи, не глядя в листы, изможденным голосом изрек: «В борьбе с коррупцией надо начинать с коррупции души…»; на что председатель Собрания заверил: «У нас в Законодательном Собрании коррупции нет…» «Конечно, откуда у вас коррупция…» – согласился и позорно удалился я, лишь заикнувшись, а речь и не молвивши. Оно и слава Богу, ибо рече Господь: «Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас». [Мф.7:6]
