Сергей РОГАНОВ. У каждого времени свои праведники (по мотивам статьи Виктора Шендеровича «У каждого времени свои подлецы»).

Типовой советский праведник поголовно был описан… да где только не описан. Да. Эдакий бессребреник, сражающийся за правду-матку, правда, в пределах отдельно взятого производственного коллектива. Или подъезда. Или семьи.
Одет поплоше с советского плеча, частенько с опухшим от дел портфелем и с лицом, помятым в битвах.
С черного хода – ни ногой.
Взятку дает неумело. Лучше совсем бы не давал – ведь сдает мздоимца правосудию тут же, с пионерскими ясными глазами, независимо от возраста. Потом наливается жиденьким чаем на кухне и в обнимку с верным другом поет «Солнышко лесное». Или:
«И комиссары в пыльных шлемах
Склонятся молча надо мной».
Плачет, глядя на вырезки из «Огонька» с лицами советских спортсменов. Бережно хранит зачитанную до дыр «Как закалялась сталь» или «И это все о нем».
Проводит ночи напролет в тягостных раздумьях над книгой Ильенкова «Диалектическая логика» и 45 томом из ПСС В.И. Ленина. Вконец отчаявшись что-нибудь понять, берется читать рукописи Маркса.
Засыпает под утро на пять минут, и бежит за первым трамваем в стоптанных туфлях, чтобы успеть к началу рабочего дня.
В девяностые праведники не растерялись. Точнее, большая часть праведников. С ясными лицами комсомольцев первых пятилеток сидели на тусовках новых российских бизнесменов, - комсомольских братков, успевших оторвать кусок пожирнее. Проникновенно говорили о либеральных ценностях и новой России. Поначалу – неуверенно выговаривали новые истины новейшего времени: «закономерный крах СССР», «гибель коммунистической диктатуры», и за телекамерами, с глупенькой улыбкой: «Ленин – дурак».
Ленинские принципы – Нагорная Проповедь семидесятых, - беспросветная глупость тоже.
Стали православны до исступления, до спазма в глазах.
Разъезжали по заграницам с лицами советских колхозных лохов, впервые добравшихся на всесоюзные выставки в Москву. Уже громко и с пафосом повторяли «Ленин – дурак», клялись в том, что ночи напролет думали об этом под гнетом партийных хозяев тоталитарных кормушек. Срывали бешеные аплодисменты на европейских и американских подмостках и укладывали за глазами телекамер солидные чеки в новые хрустящие портфели.
Дома просто разрывались между всеми ультралиберальными тусовками. Уже в добротных костюмах, небрежно бросали в охреневшую толпу телезрителей последние новости Бродвея.
Милостыня со всего мира обильно стекалась в бездну постсоветского прозрения. Потому, писали, как и спали – на ходу. Обличительно и проникновенно, но все листы отсвечивали странным зеленым светом.
И собирали щедрые гонорары. Последними, правда, не решались хвастаться перед публикой.
По большим праздникам тусовались в солидных ресторанах и клубах. Легко предоставляли свою просветленную физиономию нуворишам, и те фотографировались на фоне vip-праведников во всех мыслимых позах.
Любили трогательно вспоминать отдельно взятых партийных диктаторов советской эпохи – то секретаря райкома, то горкома. Тот помог с квартирой, тот достал чехословацкий унитаз.
Правда очень скоро сами научились принимать все мыслимые и немыслимые позы на фоне тугих кошельков.
Правда, подальше от телекамер.
Лесное солнышко старались не вспоминать.
Закаленную сталь прятали глубоко на антресолях.
По ночам грызли себя поедом за собственную глупость в 70-е и в начале 90-х. Однако очень скоро успокоились – тусоваться на фоне тугих кошельков – безопаснее. Войны братков захватывали всю страну.
Пока билась не на жизнь, а на смерть новорусская братия, не скупясь, собирали спонсорские подаяния на свои бесконечные тусовки, проекты, ток-шоу вместе с такими же прозревшими праведниками, под стареньким, но верным девизом: «Бабки не пахнут».
Теперь подступили новые праведники.
Тревожный блеск в тупых глазах, такой же, как у лиц без определенного места жительства. Не могут сообразить, где разрешено праведничать. Как ни бьются, место не отыскивается. Паперти все заняты, вокзалы поделены. С утробной тоской понимают, что бомж – это не злая воля, а судьба. Пока еще неуверенно повторяют – «Бомж – стезя праведника новой России».
Но с каждым днем - уверенней.
Нервничают от собственной неповоротливости – новые времена не наступили, а грянули, как выстрел из бандитского пистолета темной ночью. Сказать нечего. Старые остроты пресны, новых еще не накропали.
Настойчиво запасаются фотографиями своих помятых физиономий на кухнях и рядышком с моськоподобными могиканами демократии, либерализма и шоу-бизнеса.
Стараются не афишировать свои связи и дружбу с комсомольскими нуворишами 90-х.
«Солнышко лесное» вспоминают с ностальгической истерикой.
Как четки перебирают приевшиеся мудроты и свои биографические данные до 91 года.
Незаметно для самих себя обретают забытый облик советского праведника, - одеваются поплоше, но не с советского, а с бутикового плеча в стиле a la Застой.
Ругают почем зря всех подряд: и Президента, и Правительство, и Парламент. Их гнев как безалкогольное пиво – не греет, не волнует, не заражает. Но упорно запасаются словоблудием впрок, перед долгой спячкой новейшей российской истории.
Судорожно подсчитывают подобранное на ходу из комсомольских карманов добро: машинки, дачки, награды.
Заказывают памятные рамки для истрепанных в поездках загранпаспортов.
«Как закалялась сталь» лежит поголовно на рабочих столах - служит основой для будущих могильных плит.
Плачут от обиды и безысходности по ночам в подушки.
Гневно кричат на публике, что не покинут родную землю.
Патриоты, однако!
Простое время настало. Совсем простое. И праведники пошли – такие незатейливые…