Татьяна ГРИБАНОВА. Зимобор

Рассказ / Илл.: Художник Анна Грибанова. «Весна»

Март, первый вешний месяц, такой непостоянный: то слёзы льёт, то хохочет во всю ивановскую. Словно мальчишка дерзкий, словно девчонка капризный. Видимо, поэтому в народе его Зимобором кличут.

Судите сами: вот-вот апрель нагрянет, весь Божий мир: и люди-человеки, и всякая-разная животная тваринка уже пару недель, как не нарадуются разлитому на поля, леса ярчайшему солнцу, неохватному свету, парным воздухам, а тут блямс тебе, ну, не зря же говорят: «Март у матушки-зимы шубу купил да через три денька её и продал». Даже дух перехватило – нынешней ночью выкинул он нежданный негаданный фортель.

 Погоды скукожились, вылез, откуда ни возьмись, видать, из какой-то щели, мороз, подгрыз, подкрепился первыми молоденькими травинками и ну куролесить – свистнул, крякнул, да так, что с северов развернулись отбывшие, было, туда из наших краёв перелетовать тяжеленные тучищи. А им ведь, толстопузым, таскать туду-сюда снега тоже не с руки, раскашлялись они, расчихались над нашей округой, и закрутилась такая снеговая куролесь – света белого не видно! Кажется, ветры, и они, с ума сошли – нет, чтобы к северу, к северу надоедливые злючие рои белых шмелей согнать, так нет же! Сами себя с панталыку сбивают, дуют куда попало: то ли балуются, то ли мороз им хвосты прищемил – замёрзли, камаринскую пляшут, греются.

Рановато, видимо, обрадовались мы весне. Помню, в детстве, бывало, выскочу в эту пору на подворье налегке: пальтишко нараспашку, платок, коли бабуля отвернётся, с головы сдвину на шею, а то и вовсе запихну в карман, а Григорьевна моя тут как тут, начеку: занавеску откинет, в оконное стекло застучит, пальцем загрозится: мол, чевой-то ты расхлебенилась? Ай, соплей давно не огребала? Марту́шка, чай, закрутит вертушку.

А она и права: март, хоть каким макаром, своё возьмёт. Да и частенько морозом похваляется. По правде сказать: в марте мороз скрипуч, но не жгуч. Снег шугается с крыш, сосульки то там, то сям – дзыньк – и в крошево, а ты потерпи, жди тёплого апреля, «семь портов, как советовали наши бывалые деды да бабки, покуль не сымай!».

Непогодь эту, сумасшедшую, наверно, ворОны накаркали. Уж так-то орали, так-то суматошничали вчера после полудня. Видать, зачуяли, загодя начали сговариваться, где от нынешней пурги прятаться станут. И ведь ни одной-разъединой нынче с зари не видать, забились по щелям, просвета дожидают. Но голод не тётка, заставит всё ж таки вылететь, чем-нито, да хоть оставшимися рябиновыми ягодками, подкормиться.

 И всё-таки, ай, впервой мороз перебедовать в конце марта? Куда весна от нас, а мы от неё денемся? Пусть она пока не раскрывается перед нами окончательно, пусть ночью мороз разорвал забытое на лавке ведёрко с водой (набрала в луночке в палисаде, чтобы полить снежицей оконные бальзаминки и гераньки, отвлеклась по какому-то делу, да водицу свою и позабыла). Но знаю точно, не завтра, так послезавтра станут ноздреватыми, зернистыми, почернеют и осядут съедаемые туманами снеги, снова начнутся ростепели, кинутся от первой же смелой поступи Ярилы, от ласковых объятий, от сладких его поцелуев топиться снега. Посыпятся, выскользнут из его котомки тёплые ветра, заснуют по склизким просёлкам и заулочкам бойкие ручейки, заплещутся в их сусали шныркие зайчики. Всё-всё вокруг: и оставшиеся в ложбинках снега, и дома, и небо, и лужи станут звонкими, жмуркими.

***

Оглянуться не успеешь, как развезёт, рассметанит дороги, расшмякается на них грязнуха-распутица, станет подножки подставлять, от души начертыхаешься, по вешнему бездорожью шагаючи. Правда, весенние пути скрадывают крохотные радости – по проталинам и проплешинам, по кромке слежалых снегов уже брызнули, вызолотились новенькими денежками первые мать-и-мачехи.

К вечерней заре прольются густые словно Милкино молозево, туманы. Ночью «загуляют овраги», на речке из прорубей и продухов попрёт наружу чёрная вода, затрещат, заскрежещут льдины, сначало медленно, а потом, всё набирая ход, двинутся «колотые черепушки» вдоль реки. Обычно-то, речка принимается рожать к рассвету. Ну, так уж у нашей сестры, если помните, зачастую случается так же.

Утром, как только объЯснится, из-за приречных красноталов, что по весне, словно в печке хворост, горят-полыхают ярким полымем, выкатит свежеиспечённый на них солнечный блин. И пойдёт, словно сметану промакивать, сушить мокрень, кататься с горки – на пригорок, с пригорка – в ложбинку, из неё – на макушки боров и перелесиц.

 И чудится в эту пору, будто кто-то беспрерывно перешёптывается. Присмотришься, прислушаешься: да это почки на кустах и деревах взахлёб, скороговоркой судачат, первые вешние новости перещёлкивают, сплетни про сгинувшую зиму перетакивают.

Заглянешь ли в сад, спустишься ли под гору в ракитник, проберёшься ли в лес – не можешь надышаться свежестью, духом молодой зелени от хохолков, что только-только проклюнулись из треснувших почечных чешуек. Запахи стоят такие дивные, от каждого дерева разные, друг от дружки тонко-тонко отличающиеся.

 Обожаю в это время бродить в лесу, принюхиваться, разгадывать по ароматам проснувшиеся дерева, также точно, как это бывает, когда выбираю в парфюмерном магазине духи. И никогда уже, даже ночью, даже с завязанными глазами, не спутать мне, – ведь я помню эти ароматы с пелёнок! – запах раздавленной меж пальцев почки сирени, у неё ведь аромат такой же, как и у сиреневыой кисти; или терпкий, даже горьковатый вкус черёмуховых почек.

Ну, а берёзовые почки? Ими источаемый аромат, тонкий, изящный, невероятно нежный, и вовсе ни с каким иным, ни за что не перепутать. Видимо, именно благодаря этому, едва ощутимому, но такому свежему и целительному запаху так легко дышится в берёзовых рощах и перелесках.

 Над проталинами, над скинувшими снега пашнями, над стернёй потянутся вверх испарения, задрожат тёплые струйки воздухов. С гоготаньем и клёкотом, косяками и нестройными линиями, а то и просто стайками устремится к родным гнёздам из тридесятых краёв птичья братия. А на подлёте её уже приветствует, заливисто радуется солнцу, взмывая над малахитовыми зеленями в самые небесные небеса малюсенький весенний колокольчик-жаворонок.

Глядишь, там уже и рукой подать до тех деньков, когда замымыкают коровы, заблеют на лугах овцы, обольются леса и долины разноцветьем – наступит бесповоротная, настоящая, весна. С её приходом всё в мире Божьем, и особенно душа человека, переполнятся радостью и светом.