Виктория СИНЮК. Отключили отопление

Рассказ / Илл.: Художник Тамара Бессонова

К старой Васильевне на второй этаж поднялась молодая, чуть за сорок, соседка Алёна. Васильевна тогда сидела в кресле, смотрела сериал про любимого «Мухтара». Чёрная пластмассовая трость стояла, прислонившись к рукоятке кресла. На столе, на газетном листке с программой телевидения, лежал открытый пакетик «Бабкиных семечек», рядом – железная миска с шелухой. Летом Васильевне стукнуло восемьдесят четыре, а с семечками она, в отличие от сына, уже беззубого, ещё не раздружилась.

– Васильевна, здравствуйте.

Алёна, разувшись, прошла в комнату и, не снимая старой мужниной куртки, в которой обычно ходила «давать кура́м», плюхнулась на диван, застеленный покрывалом расцветки «зебра». Вместе с Алёной в комнату вошёл запах зимнего двора, живого, справного хозяйства.   

– Слышали новость?

Васильевна взяла пульт – сделать кино потише. Кнопка не сразу, но послушалась. Салатовые отметинки, появившиеся на добротной шерсти Мухтара, пошли на убыль.

– Какую новость?

– Отопление отключают!

– Как так? – удивилась старушка.

– А так: с восьми утра до пяти часов вечера будем сидеть без отопления.

– Зима ж на дворе! – всплеснула руками Васильевна. И зима, как бы в подтверждение сказанного, глянула в окно кусочком заснеженного двора.

– А что им, Васильевна, зима? Им бы только нас с вами ободрать лишний раз. А в жировку-то полную стоимость включат. Валька звонила в администрацию. Говорят, «временные меры, терпите». Знаем! Проворовались – теперь с водоканалом расплачиваться нечем. Экономят так. На нас. 

– Ой… – вздохнула Васильевна. – Вам, молодым, что? Вы на работе. Это нам, старикам, мёрзнуть тут заживо.  

– Не только вам. У меня всю неделю вторая смена. А этим как, с детьми? – Алёна кивнула в сторону соседней квартиры, где жила молодая многодетная семья с грудничком. – В общем, Васильевна, не одно, так другое.

– И не говори…

– Вам, может, давление померить? – Алёна кивнула на тонометр, лежавший на краю стола в синей сумочке.   

– Да Зина с утра заходила, мерила… Нормальное.

– А в магазин? Мы сейчас в город поедем.

– В магазин надо. Хлеба у меня мало, и масла нет… – Васильевна тяжело поднялась, опершись на палку, открыла старый буфет, стоявший за креслом, взяла кошелёк. Достала синюю бумажку, протянула Алёне.

– Больше ничего не надо?

– Сыру ещё возьми диетического. Сметаны надо.

– Добро. Скоро привезу.

С тех пор как маленький и удобный магазин «Пчёлка», радовавший своей доступностью стариков окраины, закрыли, по магазинам Васильевна не ходила. Новый гипермаркет в десяти минутах молодой ходьбы от дома представлялся ей недостижимой целью. Васильевне только рассказывали, что там продают, по каким ценам. И что квартиру можно выиграть по дисконтной карте, и что выпечка там своя. И уже по этим рассказам Васильевна научилась ориентироваться в большом магазине и даже могла составить точный наказ, где что взять и по какой цене, по какой скидке.

Внучка Лиза удивлялась: бабушка сто лет не выходила «в город», только на «скорой» пару раз до больницы ехала, да ещё на такси, а все новшества в своём городке, где всю жизнь прожила, знает.

После ухода Алёны Васильевна снова сделала «Мухтара» погромче, но фильм уже не смотрелся. Всё самое интересное – как пёс нашёл преступника – она пропустила. Теперь его только хвалили, ерошили ему холку, а он, вывалив большущий язык из пасти, улыбался. «Вот умная собака!» – с любовью подумала Васильевна и снова сделала телевизор потише.

Без него, без телевизора, как она говорила, не было бы ей никакой жизни. Книжки в мягких обложках, которые привозила невестка, она уже все перечитала, все выпуски районной газеты тоже. Целая стопка на столе. Внучка любит полистать, когда приезжает. Читает, смеётся: «Вот, бабушка, как у нас всё хорошо в стране. Просто рай! Про то, как воду на трое суток без предупреждения и подачи водовоза отключали, конечно, не напишут. Как мусор неделю не вывозят – тоже. Ничего, бабуля, сменим власть и заживём по-другому… Не долго им осталось». – «Ох, милая… Вам жить – вы и думайте. А на мой век и этой власти хватит…» Столько она на своём веку видала «властей». Знала: не в этом дело… Пришёл новый день – и на том спасибо; а за это другая власть в ответе. 

После выпуска новостей, который просмотрела весь от политики до прогноза погоды, Васильевна снова поднялась с кресла – позвонить сыну в столицу, рассказать про отопление. Сын работал на заводе и сейчас был занят: какая-то у него погрузка, и говорить долго он не мог. Но про отопление понял. Ругнулся даже – не крепко, но слышно было, что новость его удивила.

– Ладно, мама, потом, сейчас не могу долго: грузим… Ага. Наберу.

За большой стариковской день Васильевна не раз ещё подумала: как это она без отопления? И без того рамы в её спальне сквозят. Сосед делал стеклопакеты, да как-то неважно сделал. А переделать – не может: уже в той фирме не работает. Хорошо хоть в городе, в торговом центре, на «скидках» купили Васильевне тёплое овечье одеяло.

А вообще, мысль про отключение Васильевну не сильно пугала. Было ей даже интересно: как это будет? И это отсутствующее отопление, эти мысли будто уже наполняли её жизнь чем-то новым. Васильевна не думала, отчего это всё: кто там что у кого ворует? В молодости думала, конечно. Не без этого. Спорили, говорили, звонили, писали, работали… Всё вместе с жизнью ушло. А всё равно ведь воруют.

* * *

В субботу вечером приехала Лиза. Сразу понатыкала во все розетки свои «зарядники». За ужином (Васильевна отварила картошки, потушила курицу в сметане, достала солёные огурцы) сказала Лиза, что в понедельник пойдёт в администрацию города – разбираться, в чём дело.

– Не сказать, Лизонька, что очень холодно… – Васильевне хотелось смягчить внучкино недовольство. – Ночью батарею включают на всю катушку, квартира прогреется, а потом остыть не успевает, – размеренно, не жалобно говорила она. – В пять снова включают. По ночам как-то теплее даже стало…

Но двадцативосьмилетняя Лиза была непреклонна. С тех пор как не удалось «им» переменить власть, решили они бороться по-другому. 

– Нет, бабуля, хватит, – говорила Лиза, ловко, как кошка с воробьём, разделываясь с сочной куриной ножкой. – Долго мы на всё это глаза закрывали. Или нужно, чтобы они вас тут заживо похоронили – тогда до вас что-то дойдёт? Я на понедельник отгул взяла – так что прямо с утра пойду куда надо.

– Как знаешь, Лизонька…

После ужина Лиза долго говорила с кем-то по телефону, рассказывала про отопление, про то, как не дают воды, говорила, что «слишком долго мы все сидели сложа руки». И всё куталась, куталась в старую шерстяную кофту, передёргивала плечами, пила чай, хотя холодно в квартире не было, да и на улице немного потеплело.

Васильевна ложилась рано. Так и не дождалась она, пока внучка договорит. Почитала «Молитвослов», выключила светильник да закуталась в овечье одеяло. Не сразу заснула от радости: внучка приехала!

* * *

Решилось всё сразу, в понедельник: временные меры, сделать ничего нельзя – и точка. Причины? Закон? Жалобы? На всё – грамотно упакованная, завёрнутая в фантик каких-то документов чиновничья дуля с маслом, опять подорожавшим на три копейки.

Лиза рвала и метала. Говорила по телефону, трогала батареи, всё «смотрела компьютер» (так говорила Васильевна) и отказывалась обедать, что для бабушки было страшнее всех холодов. К вечеру у Васильевна поднялось давление. Очень кстати зашла Алёна – померила. Пришлось пить таблетку, да не одну. Тут Лиза разволновалась, принялась ухаживать. Кашу на ужин сварила, чаю травяного поставила. Когда Васильевна уснула под жизнерадостный говорок новостей, собралась в гипермаркет – накупить для бабули продуктов. Завтра всё же уедет. Но вопрос так не оставит. «Мы пойдём выше!»

Когда Васильевна проснулась, Лиза сидела в комнате без света, смотрела телевизор и быстро-быстро – это было видно в свете экрана – грызла семечки.

– Так ты быстро их ешь! Прямо как белочка, – усмехнулась Васильевна.

Улыбнулась и Лиза. Бабушка всегда так говорила, когда та при ней ела семечки. Лизу эта «белочка» очень трогала, и она, как бы нарочно, «лущила» семечки ещё быстрее, стараясь при этом не крошить на ковёр. Бабушка сквозь толстые стёкла очков смотрела на неё с восхищением. Любовалась.

Давление улеглось. Ночь на носу – пора было перемещаться в спальню, переодеваться ко сну. Но Васильевна тянула минутки. Чёрная тросточка, тёплые тапки покорно ждали её у дивана. 

За окном было темным-темно, даром что всего девять. Звёзды, уже вторые, третьи, давно выступили над сараями. На дворе никого… Только собаки никак не утихнут вдали.