Николай ЗАЙЦЕВ. «Кара-Валун», «Мужской поступок»
Рассказы / Источник илл.: выставка «Семь оттенков», Бишкек
Кара-Валун
Этот валун находился здесь всегда, наверное, ещё со времён всемирного потопа потому, что только могучие волны, того давнего Божьего гнева, могли вынести этот огромный камень из горного ущелья и уложить на берегу нашей реки. Он выделялся среди своих гранитных собратьев, вольно разбросанных по обоим берегам реки, великостью размера, плоской гладью спины и дикой чернотой цвета. Все другие камни рядом с ним казались серенькими мышками в подножии горы.
Родная земля, она объединена во всём – отеческим домом, деревом, речкой и родным… камнем. Даже зимой мы ходили к нему посмотреть на его широкую спину, чернеющую среди синего ледяного покрова реки и белизны снега на берегу. На самом камне снег не держался, а таял сразу же после выпадения. Видимо, за лето он накапливал в себе солнечную энергию тепла, и ему хватало этого внутреннего жара, чтобы в трескучие морозы растапливать вокруг лёд и падающий снег. Кругом камня и в зимнюю стужу плескалась голубая вода, хотя река от берега и до узкой протоки в середине покрывалась льдом. И для нас это тоже казалось чудом – наш камень не поддавался холоду и мы, сбросив варежки, касались ладошками его поверхности, и он отзывался, не поверите, – летним теплом, сказочно-необычным чувством среди снега и льда.
Тогда, в то замечательное время нашего детства, все мы верили в чудеса и потому они происходили – мы согревались и росли под добрыми взглядами наших родителей, соседей и просто незнакомых людей, а вокруг нашего камня не замерзала вода.
Деды и отцы наши тоже знали о чёрном камне и приходили сюда, кто погреть старые кости, а кто-то вспомнить былое молодое время, сокровенные тайны, связанные жизнью с этим местом. А место здесь находилось замечательное: чистейшая вода горной реки – цвета утреннего неба, а среди этой красоты чёрный камень, омываемый всплесками течения, одним краем выдавшийся к берегу, как бы приглашая взойти на свою широкую, гладкую спину и, оглядевшись вокруг, вспомнить прошлое и, может быть, прозреть будущее.
Конечно же, мы тогда об этом не думали – просто купались до синевы на губах и лезли на камень греться, а он большой и горячий встречал нас теплом и каким-то особенным запахом необъятного простора свободы – запахом родины.
И ещё во время купания на реке мы изучали языки. Не верите? Но это правда. Наша многонациональная голопузая орда отличалась не только нерушимой дружбой народов, но и любопытным желанием проникнуть в глубину культурного быта соседей – казахов, немцев, турков, греков, украинцев и даже евреев. Как с причины возникновения любой этнокультуры, мы начали с языка. Переводили слова языков на русский, как общеродной для всех наций и народов, проживающих в нашем горном крае, но, запоминая цепким детским разумом слова и целые предложения первоисточника, пытались употреблять иноязычные названия предметов и действий, как синонимы русских названий и учились разговаривать на этой вавилонской смеси языков и наречий. Получалось такое столпотворение слов, что понять наши разговоры даже искушённому в языках полиглоту было невозможно. Но мы-то понимали и разговаривали на своём тарабарском наречие между собой, считая этот язык совершенным для сокрытия наших детских тайн. Наш язык шлифовался временем и вырастал в необходимую величину межнационального общения. Здоровались мы всем понятным словом – Шолом, а тёплый друг нашего детства, чёрный камень, тоже величался на смеси языков – Кара-Валун.
Но вот, однажды, среди лета, когда вся детвора только что не ночевала на реке, в её обширной пойме появились люди с тяжёлыми молотками и зубилами и принялись колоть и тесать камни, которые потом увозила машина. Нам, конечно, жаль было расставаться с каждым из наших друзей, но мы мирились с этими утратами – взрослые люди работают, значит, так надо. Но когда эти пришлые люди подобрались к нашему «горячему» камню и стали его измерять, о чём-то весело переговариваясь, мы все, как один, по команде на нашем многоязыковом сленге, высыпали на спину Кара-Валуна и улеглись, сплошь покрыв своими телами всю его каменную ширь. Мужики, озадаченные нашей смелостью, пытались нас увещевать, убеждали нас в чем-то, но мы молчали, не поддаваясь на уговоры, а позже мужественно, не двигаясь, и всё так же бессловесно переносили их угрозы и ругательства… и невыносимый летний зной.
Однако каменотёсы тоже не сдались в желании раскромсать наш камень, присели на соседние камушки, разделись, стали купаться, ожидая, когда жара сгонит нас с камня. Так, наверное, и случилось, если бы…, но, вдруг, каждый из нас почувствовал всем своим маленьким телом, что камень начал излучать прохладу, настолько живительную, что наша решимость защищать родную территорию обратилась нерушимой крепостью. Мы как-бы срослись с каменным братом нашим и поверили, что сможем его отстоять потому, что он призывает нас к стойкости, отдавая свои силы нам, чудесным образом даря прохладу в летнюю жару.
Мы так и не подвинулись с места и дождались, покуда терпение каменотёсов лопнуло и они, ещё немного поворчав на нашу, с их точки зрения, безумную храбрость, но уже беззлобно и без ругани, а так для порядку, ушли вниз по течению реки, где она растекалась широко и вольно, и её русло сплошь было покрыто камнями разной величины. Мы же сразу бросились в воду, шумно и радостно празднуя победу. Когда, накупавшись до «гусиной кожи», снова влезли на спасённый камень – он был горячим и как всегда старался обогреть наши, дрожащие от долгого купания тела.
Прошло много времени – на этом камне выросли наши дети, но мы не забыли о нём и часто кто-нибудь из нашего поколения приходит сюда, подолгу сидит на тёплой гранитной глади, вспоминая детство и, конечно же, тот случай борьбы и победы за малый кусочек территории нашей милой родины, наш Кара-Валун.
Мужской поступок
Колька жил на белом свете уже десятый год, но про себя ещё ничего не знал. Нет, он заканчивал третий класс, умел читать и писать, жил в доме с отцом и мамой, ещё была бабушка и старшие сёстры, которые называли его «толстиком», наверное, потому, что он был крупным мальчиком, папа его звал – Колян, а мама и бабушка – Коляша. В школе и дома про него что-то знали, иногда шептались, поглядывая на него, но сам он про себя ничего не знал и потому молчал, когда его спрашивали о каких-то делах, не относящихся к учёбе и дому. Он очень любил читать книги и рисовать, но не знал, зачем это делал, просто нравилось. В своём классе девчонки звали его «жирный» и дружили с шустрыми и стройными пацанами, а когда играли в футбол, Кольку неизменно ставили охранять ворота, и он научился это делать и не мечтал о забитых в ворота противника мячах, а старался спасти от гола свои. Он уже играл за младшую школьную команду, но опять же не понимал – почему берут играть именно его, но сражался самоотверженно, бросался на мяч и даже часто отражал пенальти, но не считал себя великим спортсменом, а только частью команды. Потому, что Колька присутствовал в мире вместе со всеми и не знал о себе почти ничего.
Но, однажды, осенью, когда Колька пришёл учиться уже в четвёртый класс, с ним произошёл случай непредвиденный и никак не объяснимый. Он вышел на большую перемену в школьный двор, отдельный для учащихся младших классов и присел на скамейку, беседую со своим единственным школьным другом – Мишкой. Вдруг, через забор, на автономную детскую территорию, перелез мальчишка-старшеклассник – худосочный, неряшливо одетый, но наглый и начал толкать малышей, тычками и пинками утверждая своё превосходство в силе и возрасте. Девчонки, что весело играли на дорожке в классики его не заметили, но он пошёл именно по этому пути – толкнул одну девочку, ударил другую. По всей площадке уже слышался девичий визг и плач и тогда, неизвестно почему, Колька поднялся, подошёл к хулигану сзади, обхватил его худое тело, поднял и понёс к забору. Старшеклассник что-то орал, пытался вырваться, но хватка мстителя не ослабевала, он поднёс драчуна к месту, откуда тот появился и со всего маху влепил его лицом в крепкий опорный столб дощатого забора. Тот взвыл, упал на колени, вскочил и, обернувшись к удивлённым малолеткам окровавленным лицом, что-то прокричал – типа – я вам ещё покажу, полез на забор, сорвался, но получив ускорение от Кольки мощным футбольным пинком под зад, быстро вскарабкался на верх забора и исчез за ним. Все, видевшие этот смелый Колькин поступок, будто онемели и только друг Мишка, хлопнув его по плечу, сказал: «Ну, ты даёшь, Колян! Он же никому не даёт проходу, а ты ему всю морду расквасил. Молоток!».
Но Колькин подвиг на этом не закончился, а имел для героя печальные последствия. После уроков его вызвали в учительскую, потому что драчун пошёл зализывать раны в медпункт и там пожаловался на Кольку, как на агрессора и ему поверили, хотя он учился в седьмом классе и хорошим поведением не отличался. Директор школы долго не разбирался (сработал эффект первенства жалобы), влепил нашему герою двойку по поведению в дневник, с вызовом родителей в школу. Дома состоялся неприятный разговор с родителями, но Колька отмолчался и этим только усугубил незаслуженную вину, хотя раньше не был замечен ни в плохой успеваемости и не слыл забиякой. Так Колька оказался героем в глазах одноклассников, которых защитил, обезвредив хулигана, а у руководства школы и своих родителей – нарушителем дисциплины. Ему сочувствовали в классе, девчонки стали звать его по имени, а пацаны старались с ним дружить.
Но вскоре вся несуразица оценки в отношении его поступка прояснилась – некоторые учителя видели его действия и, сочтя их благородными, сообщили об этом директору, а девчонки, ходившие лечить свои синяки и ссадины, полученные от драчуна, в медпункт, рассказали о сути этого дела без прикрас. Последовал новый вызов к директору и когда Колька туда явился, там уже находился его отец. Учителя поглядывали на Кольку с интересом, благородные поступки, описанные во множестве своей действительности в классической литературе, становились редки в нынешней жизни и вызывали в обществе, если не восторг, то общее сочувствие. Колька ничего хорошего от нового вызова на педсовет не ожидал – просто пришёл и всё. Директор долго говорил об ошибке, произошедшей от неведения об виноватых в этом недавнем школьном событии, но теперь всё прояснилось, сказал он и попросил у Кольки прощения за своё скоропалительное решение. Двойка в дневнике была зачёркнута лично директором, с подписью и припиской, что оценка действиям ученика была дана неверно. На прощание директор пожал Кольке руку и назвал действия по защите одноклассников – настоящим мужским поступком. Потом все поблагодарили отца за верное воспитание сына, и они отправились домой. По дороге заглянули в книжный магазин и отец купил ему книгу – «Повесть о настоящем человеке», а ещё краски и кисточки для рисования, о которых Колька давно мечтал.
Дома отец рассказал о Колькином подвиге, несколько раз назвал сына мужчиной, чем вызвал интерес в глазах сестёр, которые позже кинулись расспрашивать, как и что происходило на школьном дворе, но Колька уже увлёкся чтением о подвиге Алексея Маресьева и мелкий свой поступок не считал геройством в сравнении с подвигом военного лётчика. Но одно важное значение прошлого события он уяснил навсегда, что он – Колька –является мужчиной и это звание, а, тем более, знание этого земного назначения, даёт ему право совершать только благородные поступки.
