Нина ЛЕВИНА. Илюшка
Рассказ / Илл.: Художник Степан Гилев
Илюшка родился в конце апреля 2014 года в Луганске, в тот самый день, когда было объявлено о создании Луганской Народной Республики. Но Илюшка ничего об этом не знал. В то время как вершилась история, он заходился громким надрывным криком. Мир встретил Илюшку непривычно ярким светом и заставил сделать первый болезненный вдох. Илюшку обмыли в тёплой воде, перевязали пуповину и положили к маме на животик. Илюшка затих, услышав знакомый ласковый голос и привычные удары маминого сердца, и ему было всё равно, о чём говорят женщины, находящиеся поблизости.
– Что же получается, теперь мы тут все террористы? – тихо спрашивала молоденькая медсестра, складывая в металлическую ёмкость грязные инструменты.
– Получается, да, – отвечала пожилая акушерка, тщательно намыливая руки. – Против нас объявили антитеррористическую операцию. Пошлют к нам войска на зачистку. Танки, самолёты…
– Да они что там в Киеве, совсем с ума посходили? Неужели стрелять по нам будут?
– Как знать, как знать…
– Не может такого быть! Двадцать первый век на дворе.
Но двадцать первый век оказался богат на сюрпризы. Домой Илюшку принесли как раз в тот день, когда в Одессе живьём сжигали людей. Тех, кто смог выбраться из огненного ада, добивали прямо на улице. Илюшкиной маме папа запретил смотреть новости, чтобы не волновалась, а сам иногда включал телевизор и быстро выключал его с потемневшим от гнева лицом.
В тот день Илюшка узнал, что кроме мамы и папы в квартире живут ещё бабушка и прабабушка. У прабабушки был маленький домик с большим садом далеко от Луганска, возле города Красный Луч. Она была очень старенькая, еле передвигалась по комнатам, и бабушка последние годы забирала её осенью в город до лета. Прабабушка мечтала, как они вместе с маленьким Илюшкой и его мамой поедут летом в деревню, где станут пить коровье молоко, собирать сладкую малину и дышать свежим воздухом. Илюшка ничего не понимал, но внимательно слушал и сладко засыпал под тихий голос прабабушки.
А в это время в Киеве всерьёз решили наказать области, Луганскую и Донецкую, не согласившиеся с государственным переворотом и провозгласившие себя независимыми Народными Республиками. Начались обстрелы городов Республик из «Градов» и миномётов, мужчины брали в руки оружие и шли в ополчение, чтобы защитить свои семьи. Но многие жители ещё не верили, что их будут убивать. Часто женщины и старики становились на дорогах живым щитом, пытаясь образумить солдат, едущих к ним на танках по приказу из Киева. Иногда это получалось, иногда – нет. Полилась кровь.
Илюшка об этих событиях не знал. Он много спал и хорошо ел, начинал самостоятельно держать головку и улыбаться. Наступало лето, и прабабушка с бабушкой всё чаще обсуждали поездку в деревню. А 2 июня прямо над центром Луганска пролетел самолёт и по команде из Киева сбросил на людей бомбы. Это был тёплый солнечный день. День для жизни, а не для смерти…
В тот же вечер из Киева бабушке позвонила её племянница. Она когда-то тоже жила в Луганске, но потом переехала в столицу к мужу.
– Нас бомбили, – говорила бабушка в трубку и плакала, – как в войну, понимаешь? Разве это люди? И ты на их стороне?
– Никто вас не бомбил! – резко отвечала племянница. – Я слежу за новостями. Это ваши бандиты-сепары устроили перестрелку, вот кондиционер и взорвался.
– Какой кондиционер? О чём ты? – кричала бабушка. – Самолёт сбросил бомбы на центр города! Погибли люди! Много раненых!
– Не смотрите российские каналы! – отрезала племянница. – Там всё врут!
– Какие каналы? Мы живём здесь! Или ты забыла?
Илюшка тогда перед сном долго чихал и фыркал. Ему совсем не понравился резкий медицинский запах, расползшийся по квартире после разговора бабушки с племянницей.
Тем временем лето вступило в свои права, и в молодых Республиках стало по-настоящему жарко, но не от палящего солнца, а от повсеместных боевых действий. Вокруг Луганска было неспокойно, всё чаще Илюшка просыпался по ночам от грохота снарядов и плакал. Мама его успокаивала, прикладывала к груди, но молоко было наполнено тревогой и страхом, и напившись его, Илюшка плакал ещё сильнее. На улицах начали возводить укрепления, а на дорогах – блокпосты. Город готовился к тяжёлым боям. Папина и бабушкина работа закрылись, и теперь мать и сын часто сидели дома и спорили.
– Может, пока не все дороги перекрыты, успеем увезти Илюшку в деревню? – с тревогой спрашивала бабушка. – Что там с автобусами? Ещё ходят?
– Не ходят, автовокзал под обстрелом, – говорил папа. – И нельзя в деревню. Там вражеские танки. От дома, скорее всего, ничего не осталось.
– Бог с ним, с домом, – бабушка умоляюще складывала руки, – Илюшку и себя спасайте…
Начинались самые страшные дни, когда по Луганску била артиллерия. Позвонила племянница из Киева и позвала к себе.
– Как я поеду к тебе, если ваши солдаты стреляют по мирному городу? – говорила бабушка. – Они убивают женщин и детей. Мы для Киева враги.
– Это неправда! – кричала в трубку племянница. – По вам стреляют россияне. Они с вашими сепарами заодно. Специально бьют по домам и людям, чтобы сделать картинку для СМИ.
Бабушка тогда что-то резко ответила и прервала разговор, а на следующий день папа велел всем быстро собираться в дорогу.
– Наши ополченцы формируют колонну из гражданских автомобилей, будут сопровождать до границы с Россией. Выезжаем через четыре часа. Берите только самое необходимое.
Бабушка с прабабушкой сказали, что никуда не поедут. Прабабушка была слишком старенькой и не хотела оказаться обузой в дороге, а бабушка решила, что не оставит свою мать одну. Илюшка недовольно хныкал и не понимал, почему его мама почти не обращает на него внимание, а мечется по комнатам с сумками, складывая в них вещи. Папа в это время уговаривал бабушку с прабабушкой, но они отвечали:
– Мы уже старые, умирать не страшно. Зато будем знать, что вы в безопасности.
Папа внезапно опустил глаза и сказал:
– Я только вывезу Илюшку с женой, обустрою их и сразу вернусь.
– Как вернёшься?
Мама Илюшки замерла с пелёнкой в руках и взглянула на папу с тревогой.
– Я ведь военный…
– Бывший! Ты уволился несколько лет назад!
– Я – опытный офицер! – Папа повысил голос, и все женщины в квартире замолчали. – И я нужен своей Родине. Я был в военкомате и восстановился. – Папа добавил чуть тише: – Я уже пообещал мужикам, они рассчитывают на меня. Разговор закрыт.
***
Папа всегда считал, что сорок километров от Луганска до границы с Россией – это ерунда. Он даже не думал, какой дорога может быть бесконечно долгой, когда едешь под артобстрелом. Мама почти всю дорогу пролежала на заднем сиденье, закрывая собой Илюшку. Колонна то останавливалась, то мчалась, то ползла вдоль обочин, объезжая воронки. Иногда гремело совсем рядом, и камни с комьями земли летели в стёкла. Через несколько часов колонна прибыла в безопасное место. Папа еле дотянул до него на спущенном колесе, посмотрел на обшарпанные бока машины и с облегчением вздохнул:
– Выбрались.
Он отвёз Илюшку с мамой в Крым, поселил у знакомых, а сам вернулся в Луганск. В Крыму было спокойно, Илюшка снова сладко спал по ночам, хорошо ел и быстро рос. Только чувствовал, как скучает мама по папе. Она очень обрадовалась, когда узнала, что в сентябре подписали какие-то соглашения, а спустя две недели приехал папа. Он забрал маму с Илюшкой домой, потому что тоже сильно по ним соскучился.
Но после соглашений мало что изменилось. Разве что снаряды больше не летели по центру города, а только по окраинам. Илюшка снова просыпался по ночам от звуков разрывов, а потом зимой были подписаны ещё одни соглашения… Почему-то им больше никто из взрослых не радовался, а совсем наоборот.
Илюшка уже начал ходить, и ни мама, ни бабушка не могли его удержать, когда он бежал навстречу папе. Тот хватал смеющегося Илюшку, подбрасывал к потолку, ловил, а потом прижимал к себе. Илюшкин нос упирался в папин камуфляж, пахнущий взрослой суровой жизнью.
Иногда папа долго не возвращался с работы, Илюшка скучал, а мама произносила странную фразу: «Похороны боевого товарища». Потом приходил папа, но не один, а с такими же мужчинами, как он, тоже одетыми в камуфляж. Хмурые лица светлели при виде Илюшки, а потом снова суровели. Папа с мужчинами располагались на кухне. В тесноте, плечом к плечу рассаживались вокруг стола. Илюшка протискивался между ними и устраивался у папы на коленях. Илюшке нравились громкие мужские голоса, он чувствовал себя большим и сильным. Он выплёвывал пустышку, сверкал тёмными, как у папы, глазёнками и улыбался всем подряд, понимая, что ему очень рады. Только одного Илюшка не мог понять. Почему у мужчин сдвигаются брови и сжимаются кулаки, когда кто-то из них произносит:
– Если бы не проклятые соглашения…
Илюшка засыпал у папы на коленях и не слышал, как папа вставал и уносил его в кроватку.
***
Теперь Илюшка совсем взрослый и многое понимает. В апреле ему исполняется девять лет, и он чувствует себя настоящим богатырём. Его не пугают доносящиеся издалека звуки взрывов. Он привык к ним за восемь лет, а за последний год взрывов почти не слышно – фронт отодвинулся от Луганска на сто километров. В городе стало непривычно тихо. Иногда только доносятся одиночные отзвуки дальнобойных вражеских снарядов, да на окраины проникают диверсанты, чтобы подорвать что-нибудь важное. Вот в Донецке гораздо хуже. Там снарядами бьют прямо по центру города и часто разбрасывают маленькие мины, отрывающие людям ноги. Мины называются обманчиво красиво – «лепестки», но с цветами у них нет ничего общего. Илюшка прекрасно знает, как выглядят эти мины, им постоянно рассказывают о них в школе. Учится Илюшка хорошо, а ещё он занимается боксом и довольно успешно. Жаль, что не успевает обо всём рассказать папе, когда тот приезжает из-за «ленточки» на короткую побывку домой.
На каком участке фронта сейчас папа, никто дома не говорит Илюшке, но он часто слышит слово «Кременная». Мама с бабушкой могут ничего не рассказывать, но все ребята в классе прекрасно знают, что Кременная – это очень горячо. Там идут жаркие кровопролитные бои, и там находится папа. Каждый раз, когда папа приезжает, все по очереди бросаются ему на шею: Илюшка первый, за ним – мама, а потом и бабушка.
Прабабушки больше нет, она умерла три года назад, так и не побывав в своей любимой деревне. Иногда Илюшка заставляет бабушку снова рассказывать, как им с прабабушкой жилось тогда, когда его совсем крохотного вместе с мамой папа вывез из города. Бабушка показывает самый дальний угол прихожей и объясняет, как соорудила здесь на полу спальное место для себя и прабабушки. Прихожая оказалась самой лучшей частью квартиры, защищённая стеной от летящих осколков. Их девятиэтажке повезло – только повыбивало все окна взрывными волнами и посекло обшивки балконов. Хотя улице досталось прилично, в два соседних дома попали снаряды, от целых подъездов остались одни развалины. Бабушка рассказывает, как на четвереньках пробиралась на кухню, чтобы взять еды себе и прабабушке, а в это время на улице всё гремело и содрогалось.
– Вам не было страшно? – спрашивает Илюшка.
– Ещё как! – отвечает бабушка. – Прабабушка твоя часто плакала и всё спрашивала, неужели это немцы снова пришли?
Прабабушка пережила войну, о которой детям часто говорят в школе. Они много читают на уроках о подвигах прадедов, а потом на переменках рассказывают друг другу о подвигах своих отцов и старших братьев. Для Илюшки и его одноклассников война – это не книжки с картинками, а реальный запах пороха и гари. Это – гордость за проносящиеся над городом истребители и рокочущие вертолёты. Это – долгое ожидание папы домой на побывку и встречающиеся на улице мужчины без ноги или руки. Это – похоронные процессии и женщины в армейском камуфляже или чёрных косынках. Война – это соседка тётя Тамара, поседевшая от горя. Об её сыне ничего не было известно больше двух месяцев, а потом вдруг оказалось, что он среди пленных, которых обменяли на вражеских солдат. Илюшка помнит тот день, когда сын соседки вернулся домой. Бабушка почему-то плакала, а мама всё обнимала Илюшку и папу, приехавшего тогда на побывку. Ночью Илюшка проснулся от душераздирающего крика за стеной и ужасно испугался. Папа, натягивая спортивные штаны, выскочил из квартиры и рванул в квартиру соседки. Илюшка хотел бежать за ним следом, но мама не пустила. Из-за двери соседки доносилась возня, женские всхлипывания и рёв не человека, а раненого зверя.
После приезда скорой папа вернулся в квартиру. Он отправил женщин спать, а сам сел на кухне, подперев голову руками. Илюшка заметил, как дрожат у папы руки и спросил:
– Это кричал сын тёти Тамары? Но почему? Он ведь живой вернулся…
Папа посмотрел на Илюшку долгим тёмным взглядом и ответил:
– Он, сынок, в плену побывал. У тех, к кому в плен нельзя попадать. Лучше бы он погиб…
Илюшку словно холодом обдало от этих слов, он прижался к папе и прошептал:
– Но ведь и ты можешь попасть в плен?
– Нет, – твёрдо ответил папа, притянул Илюшку к себе и крепко обнял, – я никогда не попаду в плен.
– Последний патрон для себя?
– Граната надёжней.
В ту ночь Илюшка забыл, что он взрослый, и долго плакал на папиной груди, умоляя его остаться в живых.
Через три дня домой из больницы вернулся сосед. Он пришёл к папе, и они о чём-то долго и обстоятельно говорили на кухне. А утром папа снова уехал туда, где горячо, в Кременную. Вместе с папой уехал сын тёти Тамары. Илюшка почему-то был уверен, что он больше никогда не попадёт в плен.
Бабушка по полночи стоит на коленях перед иконами и зажжённой лампадкой. Илюшка слышит, как она молится. О них с мамой, о папе и обо всех воинах, которые сейчас там, где идут бои на ЛБС. Илюшка знает, что ЛБС – это линия боевого соприкосновения. Бабушка молится, чтобы большая могучая страна, частью которой они стали, поскорее победила, и наступил долгожданный мир. Племянница из Киева больше бабушке не звонит. Последний её звонок был год назад. Тогда она рыдала, кричала, что их бомбят, и требовала всё остановить. Бабушка спокойно выслушала и ответила:
– Посеявшие ветер, пожинают бурю. Вспомни о кондиционерах и о том, как мы сами себя обстреливали.
Плач в трубке прекратился, племянница разразилась проклятьями. Илюшка услышал часть из них, прежде чем бабушка прервала связь.
Илюшка часто вспоминает тот звонок, а перед глазами встаёт большой белый памятник, установленный в Детском парке. Погибшим детям Луганщины. Детские силуэты, расправив белоснежные руки-крылья, взмывают к небу. Илюшка с одноклассниками приносят цветы к этому памятнику. А иногда они приходят сюда вдвоём с мамой и приносят игрушки. Илюшке тогда кажется, что из синевы небес доносится весёлый детский смех. Потихоньку от мамы Илюшка машет рукой детям, которые уже никогда не станут взрослыми. А в Донецке совсем другой памятник. Там целая Аллея Ангелов, и она продолжает расти. Илюшка мечтает когда-нибудь поехать в этот город и принести к памятнику не цветы, а много-много конфет. Ведь все дети любят сладкое. Донецким Ангелам тоже должно понравиться.
– Кем ты хочешь стать, когда вырастешь? – спрашивает у Илюшки бабушкина подруга, пришедшая в гости.
– Буду вместе с папой бить фашистов! – отвечает Илюшка.
Бабушка с мамой переглядываются.
– Не приведи, Господи, чтобы война столько длилась, – вздыхает бабушка.
– А какой подарок ты себе попросил на День Рождения? – продолжает спрашивать бабушкина подруга.
– Не скажу! – выпаливает Илюшка и уходит в свою комнату.
Он никому не хочет говорить о подарке, потому что бабушка с мамой не могут осуществить его мечту. Илюшка достаёт из потайного угла шкафчика маленькую иконку со строгим бородатым святым. Это его покровитель – богатырь Илья. Илюшка стащил иконку у бабушки. У неё их много, она, наверное, и не заметила. Илюшка не хочет в подарок ни игр, ни машинок. Ему не нужен даже новый телефон. Он просит у строгого богатыря с нимбом вокруг головы, чтобы всё небесное войско пришло папе и его товарищам на помощь. Чтобы в День Илюшкиного Рождения папа приехал домой, бросил рюкзак в угол, улыбнулся и сказал:
– Больше никуда не уеду. Всё. Мы победили.
г. Керчь
