Ирина РАКША. Два пишем, три в уме
Эссе / Илл.: Художник Юрий Визбор
Иногда спрашивают, как я даю названия своим книгам? Своим рассказам?.. Отвечаю, да всегда по-разному. Как порой родители заранее ищут имя своему, не родившемуся ребёнку. Гадают. Кто появится, девочка или мальчик? И вообще, имя зависит от многого. Где это произойдёт, когда? В какой стране, в каком краю? И даже в каком окружении, сословии, в какой семье?.. Вот так и у меня, по-разному с каждой книгой. Порой сложно... Конечно, это удача, когда текст ещё не окончен, а ты уже обрадованно произносишь название. «Вот оно... Вроде удачное». И только оно, не иначе.
А бывает и по-другому. Порой уже надо рукопись отправлять в типографию, в печать, а ты всё перебираешь варианты имени – это? Не это? Пословица говорит, как корабль назовёшь, так он и поплывёт. Помню, название одной книги «Разговор о будущем» родилось очень поздно, от иллюстрации на её обложке. Это картина моего мужа-художника. (Полотно давно принадлежит Третьяковке). А вот другое название «Далеко ли до Чукотки?» – родилось в самолёте, когда я летела в командировку в Анадырь, от журнала. На попутном грузовом самолете с мороженым мясом – тушами оленины и ящиками взрывчатки. Для геологов... (Летела по следам одного письма от возмущенного зэка из зоны). И хотя сюжет будущей повести был совсем не об этом, но название «Далеко ли до Чукотки?» родилось по ходу, прямо влипло. (Мне пришлось в полёте принимать у единственной случайной попутчицы роды. Помню, родилась девочка. Так что в будущей графе паспорта «место рождения» ребёнка можно определить, как «над Чукоткой в полёте»…)
Кстати, добавлю ещё пару слов о рождении названий. Это мой маленький мастер-класс для авторов.
Можно, конечно, написать в названии просто имя. «Ганя», «Ванька», даже «Евгений Онегин». Но только в том случае, если за именем героя как, например, Евгений Онегин, широко раскрывается образ и героя, и даже целой огромной эпохи. А если просто имя, то это убого, неинтересно. В крайнем случае, можно добавить профессию. К примеру, «Чабанка Дуся». Какая Дуся? А та, которая, оказывается, занимается скотом, овцами. То есть чабан, чабанка. Или чеховский «Хамелеон», т.е. показывает скверную многоцветность, бесхребетность характера героя-оборотня. Его предательскую изменчивость.
Но, на мой взгляд, читателю гораздо интересней ощутить в названии какую-то тайну, интригу. Например, «Окно с видом на океан», т.е. предполагается окно, в которое кто-то смотрит и что-то видит за этим окном. Т.е. проходит черта, линия, и по обе её стороны есть вопрошающий и отвечающий. Посыл и приём. И всё это лишь в трёх словах. Или вот ещё название «А какой сегодня день?». По одну сторону – вопрос, по другую ответ. А между ними три слова. Или «Далеко ли до Чукотки?» – тоже самое. Так что в названии желателен лишь намёк на сюжет, на героя, на главную мысль. И тут нельзя забывать читателя. А главное, его руку, которая в магазине должна потянуться к твоей книге на прилавке. Воистину, повторюсь, как корабль назовёшь, так он и поплывёт.
А книги уже ХХI века я тоже именовала по-разному. Что ни название, то сюжет. «Прощай, молодость», «Золотые опилки», «Звёздный бульвар», «Монолог без конца». А недавно двум ранним рассказам, которые мне захотелось «перетащить» из старых десятилетий в новые (конечно, улучшив), пришлось давать и новые имена... Ну, а сегодня, сейчас? А сейчас... книга только ещё на подступах, а я ей уже нашла имя. И мысленно с радостью обкатываю его, как морской прибой гальку. Всё повторяю, поскольку нравится. Вот оно. «Только свети, свети». (Это тоже будет моя «Дневниковая проза» – короткие мемуары, очерки, живые штрихи о героях).
Я даже мысленно вижу, как эти три слова будут стоять на обложке тремя ступеньками. И, как всегда, будут на фоне очередной Юриной картины... А родилось это название дома, в ночной темноте, когда автору не спалось. (Последний год я вообще плохо сплю. Глотаю таблетки – не помогает. Оно и понятно, конечно. За окном в городе, в стране, в мире – идёт очередная война. На днях в сердце Москвы над нашим чудо– Кремлём взорвался беспилотник, посланный бендеровцами-диверсантами. Прямо над Сенатским дворцом. Над его круглым куполом, возле трехцветного стяга страны. А ведь сколько раз я под этим куполом в Георгиевском зале дворца сидела когда-то как делегат Съезда писателей. И вот дожила до такого ужаса. А где-то на юге России у берегов Азовского моря, несмотря на весеннее пение птиц, гремят пушки, ревут танки, рвутся снаряды. И льётся кровь на полях, в блиндажах и окопах. И наши бойцы-герои-защитники, наши мальчики, хрипя и истекая кровью, всё умирают и умирают. Вот прямо сейчас. Буквально сию минуту...)
И я почему-то вдруг вспомнила армейскую прозу Юрия Визбора, «барда» (как часто его именуют). Юрия Иосифовича. (Скорее поэта, писателя, чем актёра.) Хорошая у него получилась эта «военная повесть мирных лет». Об армии, о службе нашего воинства. Глубокая, ёмкая. Словно присяга на верность Родине...
Вообще, Юра Визбор удивительный был человек, особенный. Как не от мира сего. Мы с ним были просто приятели. Одновременно трудились в моём родном Останкино на телевидении. Я в сценарном отделе «Экран» Телецентра. Он – в Музыкальной редакции. Но на одном этаже. И даже двери по коридору были соседние. Поневоле друг с другом столкнёшься. Порой в перерывах вместе обедали в нашем полуподвальном просторном, гулком кафе.
Юра был полноватый и лысоватый. Круглая голова, круглые щеки, круглые плечи. Уже знаменитый и опытный. Переживший массу историй, много любовей и прочих страстей. Имел дочь Таню. От Ады Якушевой. Побывал мужем актрисы Жени Ураловой, умной красавицы. У режиссёра Ларисы Шепитько снялся в кинофильме «Ты и я». И позднее даже сыграл роль фашиста Бормана. (Прекрасно сыграл.) Но при всём этом всегда оставался самим собой, узнаваемым. Словно большим ребёнком. Лишь в теле мужика. Крайне простым и естественным. Как не от мира сего, будто из другой жизни. Даже обедая на ТВ в модерновом нашем кафе, он ел как-то по-детски. Со смаком прихлёбывал ложкой горячий суп или, фыркая, отпивал из чашечки кофе. Громко, с присвистом, без стеснения, ни на кого не оглядываясь. Словно усталый турист-альпинист что-то ест у пылающего костра из горячего котелка. Сбросил рюкзак, воткнул рядом свои горные лыжи в сугроб, и всласть хлебает варево. А уж потом довольный, не спеша берёт в руки гитару, и дарит песни свои друзьям, что рядом греются у костра. «Какая музыка была, какая музыка звучала. / Она совсем не поучала, а лишь тихонечко звала. / Звала добро считать добром, /А хлеб считать благодеяньем. / Страданье вылечить страданьем. / А душу греть вином или огнём...» И отсветы живого пламени костра плясали по круглым его щекам. Интересно, какие бы песни он, искренний патриот страны, сочинял в наше тяжёлое время?..
Он часто опаздывал на работу. От лифта, по ребячьи пыхтя, бежал без оглядки по коридору в свой музыкальный отдел. Порой подводил деловых людей. Но, правда, умел каяться, извиняться. В редакции ему всё прощали. Особенно женщины. Любили его уважительно и отстранённо – всё-таки сам Визбор. И бессмертная музыка его стихов (порой случайных, походных, но всё же глубоко чувственных) всегда, как нимб, витала над его головой. «Ты у меня одна, / Словно в ночи луна. / Словно в году весна, / Словно в степи сосна. / Нету другой такой / Ни за одной рекой, / Ни за туманами / Дальними странами...». Эта мелодия так и звучит, так и звучит у меня в душе, навечно слившись со словами. Подумала: как же должны были быть счастливы его избранницы! И благодарны все ему, без исключения...
И вот сегодня никого из них на земле уже нет. Ни сослуживцев по армии, ни женщин, ни друзей – киношных, литературных. Ни левых завистников, ни правых соратников. Никого. Все уже там. И уже нет никаких страстей и разборок. А вот кострова́я песнь о его случайной любви осталась. (Воистину. «Нам не дано предугадать, / Как слово наше отзовётся...») А всё потому, что песни его о даре любви. О великом бессмертном чувстве любви, на котором в мире всё только и держится. Именно любовь оставила от него ясный луч света. И даже жертвенное, бескорыстное сияние, свечение. «Можешь отдать долги. / Можешь любить других. / Можешь совсем уйти. / Только свети, свети»...
Я замерла в ночи. А мелодия всё звучала во мне. И слова под звуки гитары всё повторялись и повторялись: «Только свети, свети»... Стоп, решила я наконец. И даже села в кровати. Ура. Вот оно. Кажется, название новой книги есть, поймано!.. Нежданно-негаданно. (А, может, неслучайно? Может, это по промыслу?) И я в темноте встала, босиком прошлёпала в кабинет, и, ликуя, с трепетом записала слова, похожие на подарок: «Только свети, свети».
