Сергей ЛУЦЕНКО. Эликсир совести

Рассказ / Илл.: Художник Николай Фешин

Главного редактора районной газеты «Честный взгляд» Антона Дмитриевича Низкопоклонцева доставили на работу без четверти десять. Торопиться было некуда. Проверка из области не намечалась, а местные друзья-воротилы, на чьи исстрадавшиеся чиновничьи сердца была пролита не одна бочка елея, шум поднимать не стали бы. Это Антон Дмитриевич понимал хорошо. Ведь недавно на редакторские плечи свалился юбилейный полтинник, а газету он возглавлял уже без малого пятнадцать лет.

«Неплохо я устроился!» – радовался он, раздавая замыленной журналистской братии никчемные задания. Натурой Антон Дмитриевич был кипучей, и, просиживая днями в кабинете, времени попусту не терял. По крайней мере, четыре журналиста и фотокор без дела не болтались. А если вдруг у кого-либо из них получался достойный материал, он как-то незаметно упокаивался в ящике редакторского стола.

«А неплохо я устроился!» – и сегодня, войдя в кабинет, привычно обрадовался Низкопоклонцев. Пусть нет у меня таланта, зато есть политическое чутье. А это немало. Посему и выворачиваюсь всегда. Буду и дальше печатать портреты с дифирамбами. Своя рубашка, как говорится, ближе к телу, – её-то и береги! Сотруднички мои, скажу прямо, у меня в кулаке. Верхнехолуйск – городок маленький, работу найти тяжеленько. А семью кормить каждому надо. Потому они исполнительные такие. Говорю: «Пишите так-то», – и пишут как миленькие, аж дым с клавиатуры идет. Для меня главное что? Спокойствие. Ну и уважение начальства, конечно!

Так или почти так рассуждал Антон Дмитриевич, ручаться нельзя, ибо высоты редакторской мысли простому смертному недоступны. Ясно лишь одно: положительный человек Низкопоклонцев и газета его удобная, и вообще все в мире устроено справедливо.

Антон Дмитриевич повесил в шкаф пальто и уже протянул руку, чтобы включить компьютер, как вдруг… Ах, это излюбленное всеми рассказчиками «вдруг»! Но ничего особенного не произошло. Просто открылась дверь и в кабинет вошла весьма тучная цыганка средних лет. Из её клетчатой сумки молниеносно появились чудодейственные мази (омоложение лица и шеи за несколько минут!), слегка потёртые энциклопедии для детей (здесь весть все, что нужно вашему ребенку!!), а также различные биологически активные добавки к пище (необыкновенный результат после первого же приема!!!).

Низкопоклонцев, не успевший придать лицу выражение важной задумчивости, слегка растерялся, даже рассердился чуть-чуть. Но тут же вспомнил о своей прямой обязанности всегда быть в центре событий – и любезно улыбнулся посетительнице.

Косметика и все прочее барахло было небрежно отодвинуто в сторону и вмиг исчезло в бездонной цыганской сумке. Редакторский взор загорелся лишь при виде высокого хрустального флакона. На фоне обыкновенного ширпотреба изящная и, несомненно, дорогая вещь выглядела особенно привлекательно.

– А это что такое? – Низкопоклонцев всеми силами постарался не показать своей заинтересованности.

– Ай, касатик! Не для тебя это! – смутилась цыганка. – По ошибке достала. Для себя лично готовила. Мать мне секрет передала, а ей – ее мать, моя бабка Сара. Всякую хворь побеждает, печали прочь гонит. А продать не могу – поверь мне, красавец!

Но редактор сделал такое жалобное лицо и так затрясся, словно жить ему оставалось считанные минуты.

– Голубушка, помоги! – со слезами в голосе взмолился он. – Не дай погибнуть! Я только с виду такой крепкий, а как попаду к начальству, ноги сами собой подкашиваются, земля тянет… Продай! Ей-богу, не поскуплюсь.

– Вижу, запало тебе в душу мое снадобье. Мучиться будешь теперь, искать меня станешь… Эх, продать не могу – бери даром! Запомни лишь одно: три капли на стакан, три раза в день. Пей десять дней. Себя не узнаешь. Летать станешь. Прощай!

И цыганка, шелестя юбками, торопливо вышла из кабинета.

Что произошло дальше, остаётся загадкой и по сей день. Не вызывает сомнения только одно: ровно через десять дней Антона Дмитриевича Низкопоклонцева не стало. Тело, однако, найдено не было, а дома и в кабинете все сохранилось в неприкосновенности. Ирина Владимировна, супруга Низкопоклонцева, обнаружила лишь исчезновение кожаного чемодана, теплого спортивного костюма, трех сорочек, пяти пар носков и зубной щётки. Так же куда-то запропастился атлас автомобильных дорог и, что самое странное, из дома исчезла Библия. Ирина Владимировна сначала не на шутку испугалась, но вскоре вспомнила, что супруг во время последнего выяснения отношений грозил отправиться в дальнюю командировку. Дозвониться до него она не смогла, а в полицию обращаться не стала, дабы не выносить сор из избы. К тому же было у нее подозрение, что ни в какую командировку Антон Дмитриевич не отправлялся, а, воспользовавшись ситуацией, улизнул к любовнице.

– Ну и катись к дьяволу! – махнула рукой Ирина Владимировна. – Все равно недельки через три придется тебе вернуться на работу. Вот тогда и погляжу в бесстыжие твои глаза.

Сотрудники же смогли вспомнить только весьма необычную для Низкопоклонцева тревогу и даже какую-то виноватую деликатность в обращении с ними. Да ещё припомнилось горькое недоумение, проскальзывавшее в его взгляде.

Спустя некоторое время редакторское кресло приняло нового человека. Им оказался Анатолий Солнцев – молодой и талантливый журналист, постоянно раздражавший шефа своей принципиальностью.

Как-то раз, приводя в порядок бумаги, Анатолий обнаружил двойной лист в клеточку, исписанный рукой Низкопоклонцева. Красными чернилами были крупно выведены число и месяц, а ниже шёл фиолетовый текст. После первых же строк Солнцеву стало ясно, что перед ним – дневник, куда бывший редактор заносил данные о состоянии своего здоровья, а также попутно возникающие соображения. Анатолия насторожило, что сначала строки бежали уверенно и ровно; на второй странице они, словно улыбаясь чему-то, загибались вверх, а дальше обессилено падали, показывая смертельную тоску писавшего.

Надвигался вечер. Редакция постепенно пустела, и голоса сотрудников затихали в отдалении. Наконец все разошлись. Не зажигая лампу, Анатолий остановился у окна и при свете умирающего дня прочёл следующее:

«5 марта

Принимаю капли уже третий день. Пью, как и положено, – по норме. Цыганка не обманула: спину почти не ломит, сердце ровнее бьётся. Лет до семидесяти работать буду! Это точно. Какой дурак от такой работы и от такой зарплаты откажется?!

6 марта

Первый выходной. Не хожу – летаю! После выходных поручу кому-нибудь написать большую статью о Петре Петровиче, директоре нашего банка. Ведь мы, смею надеяться, друзья! А друзья не должны забывать друг о друге. Нет, лучше сам напишу. А после схожу к нему лично. Ах, как приятно жать такую руку! И, главное, полезно.

7 марта

Ничего не болит, но в полночь навалилась тревога. Не пойму, отчего? Все ведь хорошо. Вот скоро у Петра Петровича побываю. А на минувшей неделе сам прокурор оценил мою статью. Называется «Коррупции заслон могучий». «Толково, – говорит, – написано. Ты, Низкопоклонцев, прирожденный дипломат. В борьбе с коррупцией что главное? Не наломать дров, а аккуратно напилить». И коньяку вместе выпили.

А в редакции все было тише воды, ниже травы. Даже чертов правдолюбец Солнцев не пыхтел. Так-то, дружочек. Плетью обуха не перешибешь. Но отчего же такая тревога? Воскресенье ведь, и все хорошо. Может, увеличить дозу?

8 марта

Несмотря на праздник, все валится из рук. И мысль, одна неотвязная мысль: «А нужно ли все то, что я делаю? Или это пустая, бесполезная работа – лить воду на давно прогнившую мельницу?». Не хочу больше записывать, тоска. Увеличу дозу до пяти капель.

9 марта

Боже мой! Не могу никого видеть и слышать. Надо меньше пустых встреч, добровольных походов к начальству, надо отменить эти гадкие поклоны, подличанье. Как я мог не видеть этого раньше? Господи, когда ты оставил меня?

10 марта

Сегодня в последний момент решил снять две липовые статейки – о директоре банка и о местном олигархе-святокупце. Стало чуть-чуть легче. Я вдруг научился видеть себя со стороны, видеть глазами порядочного человека – Анатолия, например. Ужас, ужас! Как же я смел пятнадцать лет не замечать этой чудовищной грязи, облепившей меня со всех сторон, не чувствовать своей подлости, ничтожества своего мерзостного. Годы, многие годы лить такие нечистоты со страниц газеты. Что же думали обо мне люди? Нет, не они, не чинуши, а мои простые читатели – слесари, дворники… Пенсионеры, наконец?! Ночью чудовищная тоска.

11 марта

А-а-а! Ноги сами несут меня мимо редакции. Убийце и то, кажется, легче. А я, разве я – преступник? Да, преступник. Я души человеческие корёжил. Конечно, с меня требовали, но ведь многое, очень многое зависело и от меня. Неужели кто-то верил моей писанине? Горе мне, если так.

Повеситься? Нет, слишком уж мелко, слишком уж легкий путь, еще более недостойный, чем вся моя «жизнь». Надо уехать в другой город, устроиться на завод – рабочим. Дети выросли, а с женой мы давно чужие люди. Как мне пережить ещё один день…

12 марта

Наконец-то пятница. Сегодня в ночь уезжаю. Слава Богу, хватило сил извиниться перед Толей Солнцевым за свое хамское поведение. А на улице дождь, грязь. Похоже, надвигается буря. Но это неважно. И нестрашно. Я столько лет окунался в черную жижу!

Господи! Прости меня и помоги мне».