Мария БУШУЕВА. Два рассказа
Илл.: Художник Кястутис Каспаравичюс
Вероника и банкир
– Мои любимые шнурки интересуются, скоро ли мы подарим им наследника. Да и лично я категорически не против! – сказал муж, уходя на работу.
– Есть что наследовать? – съязвила Вероника.
Он добродушно улыбнулся, закрывая за собой дверь.
Собственно говоря, Славкина улыбчивость, легкая отходчивость и неспособность обижаться Веронику смиряли с полным отсутствием всего остального, обществом ценимого: наружностью супруг не вышел, денег не умел ни заработать толком, ни ловко у кого отжать, и карьерного роста от него, такого честного, ждать, словно моря в пустыне. В общем, совершеннейшая серая мышь по всем параметрам. Если дочь родится – ладно, девочка чаще походит на мать, у Вероники (она смотрелась в зеркало, делая маникюр) внешние данные на девятку по 10-бальной шкале – чуть росточком не вышла, а так (она подняла брови и приоткрыла пухлый ротик) – красавица! А если вдруг пойдет в него? Нет, девчонку рожать не нужно, она станет расцветать, Вероника стареть, дочь станет насмешливо говорить: ты – уже старая (Вероника сама именно так своей мамашке заявила, когда та попросила купить брендовые джинсы), лучше сын, он и старушку Веронику будет любить. А вдруг (Вероника ойкнула, неосторожно уколов палец пилочкой) сын будет копией мужа? Ни карьеры, ни особого ума (сморщила хорошенький носик), ни денег: такая же серая-серая мышка.
Вообще-то Вероника всегда делала маникюр и педикюр в салоне «Бьюти», но ее маникюрша Света ушла в декрет, а заменившая ее юная стервочка с такой завистью смотрела на красивую клиентку, ну просто сейчас возьмет и палец откусит! (Вероника, вспомнив, нахмурилась).
Как бережно и умело покрывала ноготочки лаком Света, это не так-то легко: зеркальце на указательном пальце никак не становилось ровным (Вероника загрустила). А Света не только все делала отлично, но еще и забавляла Веронику, с которой сдружилась, разными занимательными историями: одна, между прочим, относилась напрямую к теме деторождения.
Я, рассказывала Света, по одному грузину в 19 лет убивалась, только фотка от него мне и досталась. Понимаешь, раньше было такое поверье: если женщина кого-то сильно-сильно любит, на него ребенок родившийся будет похож. И если любит не мужа – то будет походить не на мужа, а на того парня. Только нужно постоянно во время беременности глядеть на фото любимого, я с этой его карточки глаз не спускала – так мой первый сын – Света ждала второго – вылитый он, вся родня мужа удивлялась, потом притихла: муж убедил, что мальчишечка в его прадеда...
О! Спасибо, Светка! Вероника улыбнулась торжествующе своему отражению: решение найдено! Просто отличный вариант! Только Вероника его усовершенствует. Недаром все ее считают креативной женщиной. У нее нет любимого в прошлом, но она отыщет идеал в настоящем и вступит с ним в виртуальную эротическую связь, еще в недавние времена о таком и мечтать не могли! А уж фоток идеала в интернете, несомненно, будет навалом!
Вечером за ужином Вероника сказала мужу: милый, твои родители правы – пора, я согласна, буду готовиться...
Актеров она сразу отмела: даже если ребенок способностями и лицом пойдет в знаменитость, без когтистой лапы в их золотой круг не попадешь, а муж-то останется у Вероники тот же – недотепа (она кисло улыбнулась). Еще от красоты и таланта, никому не нужных, сын потом алкашом станет. Политика выбрать? Они до денег жадные, болтуны и лжецы. Есть один собой приятный, кудрявый, а вдруг да ребенок наследует все эти пакости как приложение к его греческому профилю? И, неизвестно, куда потом они его вывезут, может, и на криминальную дорожку. Ученый? Скучно. Будет всю жизнь смотреть в колбу. Может, олигарх? Ну... (Вероника подула на прядку волос, щекотавшую изящный носик). Они опасные, как волки. И потом капитал им просто упал в руки, гены тут не при чем. А если... И Вероника счастливо засмеялась, если банкир Гольц? Интеллектуален. Привлекателен. Обаятелен. Все при нем. Остроумен. Успешен. Решено! Это он! Виртуальный отец моего будущего сына! Дочь (Вероника показала язык своему отражению) мне не–ну-жжж-на!
Надо сказать, что работа у Вероники была, так сказать, не пыльная и, как сама она считала, творческая: на сайте ВКонтакте по заказу она делала с фотографий цветные портреты в гламурном стиле. Девчонки визжали от восторга. Платили, правда, не так много, но хватало и на салон, и на модные тряпки, а времени свободного хоть отбавляй.
И вот в понедельник, когда муж отчалил на службу, пожаловавшись, что их алчный хозяин теперь контролирует подневольных с помощью биометрии, потому пора увольняться и становиться свободным воробьем, Вероника попила кофе с эклером, накрасила глаза, и легла в ванну, полную душистой пеной. Мой сынуля не будет батраком, сказала она, глядя на фото идеала в смартфоне, который держала так, чтобы не замочить. Но тут же остановила себя: нет, записывать слова не надо, муж есть муж, может случайно и прослушать. А так... Фото Гольца откуда взялось, понятия не имею, наверное, из новостной ленты... Вероника совсем не хотела мужа огорчать, все-таки Славка хороший. Хотя и не идеал.
...Он возник в пене, обнаженный его торс был по-мужски скульптурен: широкие плечи, узкие бедра, а эти зеленые – зеленые – зеленые глаза... Вероника стонала и повторяла с отрепетированнным придыханием: мой дорогой Гольц, дорогой Гольц...
Она отвела виртуальной эротике точное время с 11-00 до 12-30, полагая, что в эти полтора часа банкир, скорее всего, сидит один в своем роскошном кабинете: нудные проверки им завершены, деловые отчеты приняты. И жены рядом нет. И витает над ним образ загадочной незнакомки.
Через два месяца Вероника ощутила, что беременна. Полоски теста подтвердили: так и есть. Муж возликовал. Оставалась вторая часть плана: каждый день смотреть на фотографию банкира.
Наверное, пора сказать несколько слов и о нем. Он тоже любил точность. И ежедневно с 11-00 до 12-30 посвящал время беседам с нужными людьми, среди которых попадались, по мнению сотрудников банка, весьма неформатные: то никому не известный хромой суфий, то знаменитый всегда хмурый астролог, то отрастивший толстовскую бороду писатель-эзотерик.... Сегодня приглашен был профессиональный ясновидящий. Изрекал он что-то невнятное про задолженности, кредиты, электронные деньги... Все это Гольц знал и так, он заскучал и хотел уже выпроводить зануду, но тот вдруг упомянул о какой-то очень красивой молодой женщине, страстно в Гольца влюбленной и мечтающей от него родить.
– Ну – это лишнее, – банкир чуть покраснел. – Но фото покажите – красивых женщин всегда использовали маги. Я порой тоже вынужден...
Э, однако, этот умный господин любит напускать на себя таинственность, похоже, ему нравится удивлять и прикалываться над бедным доверчивым народом, смекнул ясновидящий, придумавший про влюбленную девицу прямо на ходу, боясь потерять потенциального спонсора. Он быстро полистал свой смартфон и совершенно случайно нашел в «картинках» поисковика самое удачное фото Вероники, которое она ставила в соцсетях.
– А что? – засмеялся Гольц. – Хороша. Очень хороша. Телефончик?
– Мне нужно выйти с ней на медиумический сеанс, – объяснил ясновидящий, – считаю с пространства номер телефона и завтра вам сообщу.
– Только устно, – уточнил банкир. – Без цифровых следов.
Вечером ясновидящий нашел страницу Вероники на сайте Вконтакте, имелся там и нужный номерок, как говорится, в открытом доступе. Страница пестрела сердечками, бантиками, голубками и розочками. Оказывается, Вероника несколько дней назад родила и еще находилась в роддоме. Об этой неприятной новости ясновидящий, поразмыслив, все-таки доложил Гольцу.
Вечером, когда Вероника кормила младенца, ее смартфон пропиликал, пришло сообщение, набранное латиницей, так ей обычно писала подружка из Австралии:
«мои поздравления дорогая гольц».
На испуганные вопли мамаши прибежала встревоженная пожилая нянька.
Тут же пришло второе сообщение – с обычным шрифтом: «Банк приносит свои извинения за ошибку: предыдущее сообщение сгенерировано искусственным интеллектом».
– Господи, – прошептала Вероника, – какое счастье, что ошибка, родной мышонок – вылитый Славка, как я его люблю, моего недотепу.
– Что? – не поняла нянька и подошла ближе. – Ребеночка часом не роняла?
Соковыжималка
Моя бабушка испытывала настоящую страсть к новациям в кухонной технике. Проще говоря, увидев в магазине нечто новое: вафельницу, тостер или электротерку, – она тут же это новое приобретала и, придя домой, с гордостью демонстрировала мне, школьнице. Но – как миру известен пространственный кретинизм, когда водитель, даже по навигатору, едет обязательно не туда и, путаясь, кружит до бесконечности среди трех коротких проездов, так и моя бабушка, будучи талантливым журналистом, в отношении к технике проявляла полный... Как бы это сказать помягче, чтобы там, где она сейчас, не содрогнулись своды от ее гневной обиды... В общем, думаю, сравнение мое понятно.
Двустворчатая вафельница, отличавшаяся изяществом, блестящая и надменная, при первой же уверенной попытке бабушки применить ее по назначению, злобно затрещала, задымилась, вульгарно выплюнула заложенное между ее створок сладкое тесто – и, обдав кухню черным дымом, была такова. Бабушка не сдалась и, взяв гарантийный талон, побежала в вафельный офис, где эту дымовую шашку долго держали, а потом кисло сообщили, что такая модель почему-то срочно снята с производства, а деньги вернуть они не могут, поскольку гарантийная сумма равна затратам на изучение мастером испорченного экземпляра.
Тостер сгорел более деликатно и красиво: дважды одарил нас поджаренными вкусными ломтиками хлеба, на третий раз смущенно вспыхнул, рассыпал по кухонному дачному столу бенгальские огни, издал какой-то жалобный звук – и закончил свою деятельность навеки.
Бабушка не поспешила с ним в магазин, где он был куплен, но совсем не потому, что ей не хотелось ехать в город, – от тостера-неудачника отвлекло ее гораздо более важное событие. В садово-дачном товариществе «Ягодка», где мы в крайней хибарке у леса снимали две комнаты и кухню, произошло ЧП. Хозяйка хибарки, решительностью и царственной статью походившая на некрасовскую женщину из русских селений, принесла пугающую весть: горят два самых больших дома на другом конце поселка, – и тем отвлекла бабушку от грустно чернеющего тостера. Даосской мысли о магической связи недавних искр и пламени на столе с одновременно возникшим дачным пожаром у бабушки не возникло: даосизмом она увлеклась после восьмидесяти, а в то время ей было лишь семьдесят пять, кроме техники, она занималась йогой, восхищаясь сверх способностями ее адептов, от чего страдала я: мне приходилось мужественно носить железную кружку с кипятком из кухни в комнату, а тонзиллит лечить безобразной позой льва...
Я побежала смотреть пожар, несколько стыдясь своего любопытства и морщась от запаха гари. Пока пожарные приехали, один из домов почти полностью сгорел вместе со всеми приусадебными постройками, а второй, частично уцелевший, выглядел теперь тоже малопригодным для жизни. На все остальные садовые домишки, стоящие несколько в отдалении, огонь перебраться не успел, и глазеющие на пожарных дачники дружно повеселели. К тому же некоторые жители товарищества сочувствия к хозяевам двух усадеб не испытывали: оба погорельца с недавних пор враждовали, сотрясая тихую дачную жизнь. Один, много старше, бывший машинист, мужик мускулистый и прижимистый, второй сорокалетний солист опереточного хора, потерявший голос, председательствовали и заправляли всеми садово-дачными делами, ведя упорную борьбу за часть территории и за власть над владельцами–шестисоточниками двух соседствующих дачных товариществ «Ягодки» и «Ветерка». Сгоревший дотла дом опереточного солиста, собственно говоря, принадлежал уже «Ветерку». Заграждений по границе не было, оба поселка много лет назад слились в один, и никто никаких споров о границе не затевал, пока у «Ветерка» был старый председатель, друживший с председателем «Ягодки». Но солист путем интриг сместил бывшего председателя и вскоре стал утверждать, что участок председателя «Ягодки», соединенный из двух, то есть в двенадцать соток, принадлежит не «Ягодке», а «Ветерку». Даже подал на машиниста в суд. Все это еще в первые дни после нашего приезда успела рассказать моей бабушке царственная хозяйка.
– То свет у нас вырубит этот Солист, – председателя «Ветерка» в «Ягодке» так и звали – Солистом, – то в колодец на поселковой нашей улице грязи его люди напихают... Беда просто.
– А чего он добивается? – спросила бабушка.
– Да выжить хочет нашего Саныча из товарищества, а его дом и участок через суд приписать «Ветерку», то есть себе. Мол, Саныч когда-то чужую территорию занял, а значит, можно признать владение незаконным и отнять... А все наоборот: это «Ветерок» когда-то сотки «Ягодки» получил за просто так… А, может, Солист еще и далекие какие планы имеет. А нам без Саныча – ну, никак.
Ни машиниста, ни его соперника я не увидела: толпящиеся говорили, их уже увезли разбираться в город. Пожарные тоже собрались уезжать, только последний не убранный в машину шланг еще устало волочился по затоптанной черной траве. Сырые остатки дома Солиста дымились, а возле черных пеньков, оставшихся от баньки Саныча, скулил его пес Джек. В толпе судачили, что вспыхнувшая вражда взяла да и материализовалась в пламени. Кто-то возражал, что причина происшедшего вполне реальная – неисправность проводки в одном из домов, другой сердито доказывал, что незадолго до случившегося видел Солиста, тот был пьян, вот по пьянке и уронил сигарету, от нее и загорелось.
Я уже собралась уходить, как вдруг из ближних кустов лесочка как-кто бочком, точно робея, вышел бородатый старичок и, подойдя к спорившим, произнес:
– Саныч не виноват в содеянном, сие – злокозненное наведение.
Все пораженно замолчали. А старичок, так же бочком ступая, снова скрылся в кустах.
– Деда этого знать не знаю, но, кого он имел в виду, догадываюсь, – разволновавшись, сказала хозяйка, когда я повторила ей слова о Саныче, – в селе Октябрьском живет один ... ну... его народ колдуном считает. Саныч недавно к нему ездил и тот взял да и напророчил ему скорую смерть. Это мне Саныч сам рассказал. Страсть, как был напуган. Поверил в предсказание и так переживал, слов нет. Выпил крепко, стал говорить, сильно не хочет, чтобы всей его паршивой родне наследство перепало, пусть лучше голое поле после него останется, ничего – никому. И нашу «Ягодку» сильно жалел, твердил, разворует ее без него Солист...
– Ничего никому, – задумчиво повторила моя бабушка.
…В конце августа мы уехали в город.
Дни стояли жаркие, листва ссыхалась и опадала раньше срока, разноцветно разбегаясь по асфальту улиц. Недели через три после возвращения неугомонная бабушка поспешила в магазин посмотреть, нет ли там какой новой кухонной техники – и торжествующее вернулась с соковыжималкой. И уже собралась открывать коробку, но затрезвонил домашний телефон, звонила хозяйка хибарки по очень важному делу: она выступала ... сватьей! Семидесятипятилетней моей бабушке предлагался домовитый жених на десяток лет ее моложе – из соседней с «Ягодкой» деревни – у него бабушка покупала молоко и куриные яйца, и, как выяснилось, он не смог забыть ее добрую улыбку. О делах «Ягодки» и «Ветерка» хозяйка тоже рассказала – она жила за городом до последних дней осени. Машиниста свалил инфаркт, Солиста след простыл, а на двух участках погорельцев начал ускоренно возводить собственный дом мужичок из Октябрьского, сын того самого... ну, которого считали колдуном. Уже бодро закладывали фундамент.
– Саныча-то следователи обвинили, что он сам дом Солиста поджег, – вздохнув, прибавила хозяйка. – И свой тоже. А я не верю.
Бабушка через сватью вежливо жениху отказала.
– Деточка, – объяснила мне огорченно, завершив разговор с хозяйкой, – ну, сама посуди, какой из меня сельский житель. – И стала открывать коробку с новым приобретением.
А я ушла в свою комнату рисовать. Через полчаса снова зазвонил телефон: моя подружка звала гулять. И в этот момент раздался оглушительный рев мотора.
– У вас что на мотоцикле по квартире ездят? – пораженно спросила подружка.
Бросив трубку, я выбежала в кухню: по столу мчалась, нарезая круги, новая соковыжималка. После очередного круга, она захрипела, замолчала и встала.
