Вячеслав ЛЮТЫЙ. Ты прими, река

Русская древность в стихах Эльвиры Пархоц

Стихи Эльвиры Пархоц на редкость своенравны. Она пишет о том, что считает важным, что имеет свой звук и свой голос. Ткань её стихотворений порой отрывочна и нуждается в определённой дешифровке. Так, отдельными фразами о происходящем может поведать человек, только что вырвавшийся из центра событий и передающий встречному саму суть действий и значений внутри некоего явления – войны ли, колдовства, ссоры, вспышки страсти, внезапной перемены прежнего – на новое.

Все коллизии под пером поэтессы развёртываются в пространстве и времени русского мифа. Дохристианская Русь порой соединяется с православными штрихами, даёт отблеск в картину нынешнего дня – но всякий раз автор возвращается к древнему истоку, в котором видит тайну русского характера и русского сердца.

Эти стихи чрезвычайно этничны. И когда касаются лирического отражения тридцатилетнего сидения Муромца на печи, и когда сюжет обращается к жестокой междоусобице гражданской войны, и когда читателю предлагается мистический монолог древней ведьмы, в котором добро и зло предстают в несколько отчуждённом виде.

Фактура поэтической речи Эльвиры Пархоц содержит в себе отпечаток конструктивизма, причём отчётливо национального оттенка: тут не Илья Сельвинский, но – Велимир Хлебников. Именно хлебниковская отрывочная речь, словно изначально «прореженная» кем-то невидимым, становится исторической предтечей поэтических повествований Эльвиры Пархоц.

Примечательно, что автор без видимого усилия выходит во внешний мир из своих внутренних чувствований и властно его осваивает. Широкий, выразительный словарь, острое зрение и способность соединить малую деталь с большим предметом или значительным действием притягивают внимание читателя, уже давно тоскующего о русском эпическом начале в поэзии.

Между тем, Пархоц несколько тесно в рамках своей нынешней творческой свободы, её рука еще не вольна обратиться к волнующей теме легко и глубоко осознанно. Однако это состояние художественной воли, постепенно освобождающейся из плена немоты – очевидно в отдельных балладах. Эволюция её таланта обещает нам серьёзные произведения, а самобытность почерка позволяет надеяться на появление на воронежском литературном горизонте совершенно необычной и долгожданной поэтической фигуры.

Стихотворения Эльвиры Пархоц за последние годы зримо изменились. Сегодня поэтесса точно знает, на каком полотне она будет «вышивать» новые сюжетные линии, какая образность является для неё фундаментальной и в какие взаимоотношения вступают прошлое и настоящее в её строках. Перед нами автор определённо мифического смыслового строя, обладающий острым зрением, которое многое способно увидеть в отдалившемся прошлом. Современность под пером Пархоц оказывается значительно более бедным на образы пространством.

Однако в стихотворении «В год Дракона» судейский взгляд рассказчика волевым усилием меняется – и способность к открытости и душевной расположенности завершает эту лирическую историю интонацией надежды: на человека, на родной город, на слова и поступки.

Эльвира Пархоц – умный и образованный поэтический собеседник. Образность русской древности под ее рукой соединяется с густотой ассоциаций, напоминающей о творчестве Гарсия Лорки. Здесь есть художественные соединения далёких понятий и предметов, которые очень точно ложатся в канву сюжета и позволяют автору «закольцевать» вещь. Погружаясь в действительность, поэтесса так взаимно сочетает её черты, что перед глазами читателя возникает некое обобщённое полотно. Знакомые топонимы и знаковые приметы пейзажа как бы сшивают отвлечённое с конкретным – и возникает неявный спор идеального мира с рациональной цивилизацией (стихотворение «Москва – Воронеж»).

Произведения Пархоц отличаются замечательной предметностью изображения, детали окружающей среды или происходящего очень точны, а словарь рассказчика широк и многообразен. Сам стиль лирического высказывания балансирует на грани верлибра, вбирая в себя редкие и продуманные звуковые связки. Надо сказать, что звук помогает поэтессе организовывать живую картину, придаёт изображению внутреннее движение. Между тем в стихотворениях, где рифма отсутствует, благозвучность авторской речи хорошо видна. Для относительно свободного сегодняшнего поэтического слога это достоинство редкое – как правило, перед нами в иных авторских построениях появляются шершавые, низкие обозначения быта или крикливые эмоциональные выпады с использованием ненормативной лексики.

Сто́ит отметить, что Эльвира Пархоц в образных сопоставлениях опирается также и на неявные качества вещей: в стихотворении «Космогонический миф», в центральной его части появляется сравнение: «...в венке из пшеничных колосьев. // А рубаха – белее наста...». И тут цвет облекает собой ещё одно качество – жёсткости, твёрдости подледеневшей снежной поверхности. Это сообщает сюжету едва уловимый духовный излом, лирическое повествование дополняется трагическим смысловым оттенком (ведь мог быть и мягкий снег, только дискомфортно холодный).

Поэтесса может ненавязчиво, едва заметно провести через сюжет заявленный в первых строках «замко́вый» художественный образ, который в финале свяжет стихотворение в одно целое. В «Зимнем венке» – «чёрная вода» и «индевелые чёрные травы» жгут руки, венок выходит «...ломаный. В нём соцветьями тысячелистника – // Снег»:

Ты прими, река

Холодна, прими,

Зимний тот венок,

Мой венок – навек.

<…>

Но река не взяла.

Но холодная – не приняла.

Как натруженной тёмной рукой,

Леденистой водой

Примывает венок

К берегу...

Это стихотворение пронизано перекличками холода – теплоты; цвета белого – цвета чёрного; берега – неба; дня – ночи; наконец, руки девичьей и речной «натруженной тёмной руки». Лирический рассказ построен филигранно, а в заключение – намеренно занижен: миф «склеен» с почти дневниковой записью.

Перед нами во многом сложившийся поэтический ум, подкреплённый самобытным литературным языком. Причем свою речь в стихах автор ведёт так, будто всё происходящее ему видно от начала до конца и только кое-что он читателю недоговаривает. Противостояние сегодняшней цивилизации и русского мифа у Пархоц помещено в апокалипсические координаты. Однако привычные смысловые детали расщеплены противоречиями. В стихотворении «В горах» герой не поражает зло копьём, хотя оно страшится его. В свою очередь, он сам боится зла. Это крайне зыбкое состояние мира очень современно, в нём соединены противоположности, которые должны, в конце концов, превратиться в Истину. Но процесс всё длится и длится...

Эльвира Пархоц – одно из самых ярких молодых поэтических дарований воронежской литературы. Если талант поэтессы и далее будет развиваться концептуально, то мы получим неожиданную и очень русскую литературную фигуру – не только в рамках региона, но и страны.

Читайте стихи Эльвиры Пархоц в журналах МОЛОКО и «Наследник»