У Владимира Смирнова вышла книга новая книга – «Багульник»

Поздравляем нашего автора, Владимира Смирнова, с выходом новой книги прозы «Багульник : Лагерные очерки, рассказы. Повесть "Судный день"». – Изд-во журнала «Москва», 2023. – 352 с. Книгу можно купить в книжной лавке журнала «Москва», по адресу: улица Арбат, дом 20.

Издание открывается отзывами писателя Владимира Личутина, поэта Анатолия Парпары (1940–2020), обозревателя «Московского комсомольца» Александра Мельмана. Все три рецензента сходятся во мнении – это светлая и честная книга. Много пережившего и перестрадавшего человека.

Владимир Смирнов – выпускник Высших литературных курсов при Литинституте им. А.М. Горького. И – «выпускник» двух уголовно-исполнительных систем – Латвийской и Российской. Познавший горечь политических преследований в Латвии (об этом автор рассказывает в интервью-предисловии «Террорист»), депортированный в Россию, он вышел из псковской тюрьмы по латвийской амнистии. И… «Просвет свободы» сменился новым «сфабрикованным для отчётности» уголовным делом.

Долгие годы в заключении. Жизнь на воле. И – борьба за своё честное имя, за пересмотр дела. Десятки заслуженных, известных писателей обращались к Генеральному прокурору, в иные инстанции с требованием рассмотреть доказательства невиновности Владимира Смирнова. Пока – всё тщетно. Но борьба продолжается, и книга «Багульник» – и аргумент, и документ, и доказательство, и свидетельство времени. «Светлой памяти родителей, которых я не мог похоронить, запоздало посвящаю», – пишет автор. И словно бы продолжая это посвящение, он сообщает своим самым родным людям и, нам, читателям: «Я был нещадно бит судьбой, но на лопатки жизнь меня не положила».

Мы желаем Владимиру Смирнову победы над бездушием и подлостью, а книге «Багульник» – внимания читателей и общественности. Она того стоит!

Лидия Сычева

На илл.: Обложка книги и портрет Владимира Смирнова в тюремной робе.

С разрешения автора мы публикуем два рассказа из новой книги.

Владимир СМИРНОВ

Первый день

Не забыть мне первый день в тюрьме. Как сквозь строй проводит меня память. Зэк, распятый на решётке, что­то тщится крикнуть немым ртом… Господи, не приведи, можно тронуться умом.

Я попал в камеру в состоянии, близком к умопомешательству, заикался, разговаривал сам с собой. От горя можно сойти с ума, я едва избежал этой участи. И душу перебинтовать нельзя, когда она болит и кровоточит.

Меня своим участием выходили уголовники. Сами мыкавшие горе и попавшие в тюрьму в силу разных обстоятельств, а больше — по дурости, они оказались чище, благородней и добрей следователей, судей, прокуроров.

В тюрьму часто попадают от широты души, а на работу в милицию, в прокуратуру или в суд идут нередко бездушные люди. Это парадокс, но этот парадокс может погубить Россию.

Сергиев Посад — столица православия. Троице­Сергиева Лавра привлекает паломников со всех краёв, но верно говорят: где святость, там и пакость.

Тюрьма в Сергиевом Посаде находится на улице Болотной. От Лавры до тюрьмы рукой подать.

Архимандрит Трифон навещает зэков каждую неделю. Служит он в тюремном храме два десятка лет, и этот опыт позволяет ему попусту не говорить: «Оказавшись среди тюремного общества, мы постоянно должны видеть в них людей не только с грехами, но видеть в них и хорошие качества, которые и нам помогут увидеть свои недостатки. Видеть, что это люди, и многие из них порой лучше нас, чище, добрее».

Может быть, оговорился отец Трифон? Прямо огорошил… Нет, архимандрит не одинок в своих крамольных мыслях.

Великий Достоевский в бессмертных «Записках из Мёртвого дома» отмечал: «И сколько в этих стенах погребено напрасно молодости, сколько великих сил погибло здесь даром! Ведь надо уже всё сказать: ведь этот народ необыкновенный был народ. Ведь это, может быть, и есть самый даровитый, самый сильный народ из всего народа нашего. Но погибли даром могучие силы, погибли ненормально, незаконно, безвозвратно. А кто виноват? То­то, кто виноват…»

Бог кого тюрьмой смирит, кого сумой, кого болезнями, порой неизлечимыми, кого смертью близких… Каждому воздаст. Не коснётся эта благодать только тех, кто для Бога потерян. И я, возможно, так бы и коснел в самодовольстве, только тюрьма сбила с меня спесь.

Миша

Мелика Мнацакановича Мурадяна в тюрьме зовут Мишей.

Он инженер по образованию, окончил в 1967 году Московский энергетический институт, работал в конструкторском бюро электромеханического завода и вот уже двенадцать лет на пенсии.

Мише больше семидесяти лет. Некурящий, худенький, он сидит на шконке, смирно положил ладони на колени, спинку старается держать прямой, но видно, что надломлен и на него давит груз.

У Миши срок три года, статья 111, часть 1 Уголовного кодекса Российской Федерации: умышленное нанесение телесных повреждений. На самом деле была самооборона. Миша пырнул ножом соседа­наркомана, который был на сорок лет моложе и ломился к старику в квартиру.

Миша вернулся с Медведковского централа. Он присутствовал на рассмотрении кассационной жалобы в Московском областном суде, которое длилось ровно три минуты. Приговор оставили без изменения.

Спрашиваю у расстроенного старика:

— Как вам наша правоохранительная система?

Он поправляет двумя пальцами очки:

— Система дикая. Я только сейчас начинаю это понимать. Такое впечатление, что народ этот никому не нужен. Я по своей истории могу судить, как устроена наша правоохранительная система и какой чинится произвол. Так нагло взять и перевернуть всё с ног на голову…

Миша сокрушен. И я его понимаю: самого пропустили через мясорубку и превратили в фарш.

Сокрушенно говорю:

— Это у них в порядке вещей.

— По­видимому, да. — Такое впечатление, что Миша говорит на ощупь. — Меня ведь не сразу арестовали, и один знакомый мне сказал: «Тебя посадят, но ненадолго, выманят квартиру и отпустят».

Миша зорко смотрит на меня. Ждёт ответа.

Я отмалчиваюсь.

Я уже знаю, что у нас был один следователь, наверняка он специализируется на таких делах. Знаю, что пьяницы нарочно колотили в мою дверь, чтобы вызвать драку, и я тоже проживал один в своей квартире.

У нас много с Мишей общего. Поэтому я молчу. Мысли меня захватили, как удавкой.