Валерий СКРИПКО. Признание в любви

О новом произведении Анатолия Байбородина «Дрова» / На илл.: Писатель Анатолий Байбородин

Сия есть заповедь моя, да любите друг друга, яко же я возлюбил вас.

Евангелие от Иоанна 15:12

Ныне же пребывают вера, надежда, любы, три сия: больше же сих любовь. 

Послание апостола Павла к Коринфянам 13:13

1.

 Кто бывал в Забайкалье впервые, как я в молодости, мог испытать чувство поистине метафизического одиночества от осознания того, что ты здесь, как в заросшей высокой травой долине, как в пустыне, потому что находишься страшно далеко от дорогих тебе и просто привычных мест, где уже бывал или о которых много раз слышал. Далеко на западе столица, далеко на востоке – Приморский край, даже Иркутск далеко. И родной Байкал, целая вселенная, вроде бы по соседству, а словно миф, которым восхищаешься, а не видишь за грядой сопок и гор.

Не за что здесь памяти «зацепиться», нечем душу согреть путешественнику, который еще не успел сблизится со здешними людьми. Разве что мелькнёт в воображении какой-нибудь скачущий на коне герой из романа под названием «Даурия,» или вспомнишь знаменитых братьев Соломиных, которых родители на читинском железнодорожном вокзале когда-то провожали в Москву учиться на артистов….

Но это было давно…

Позже появились первые книги забайкальского прозаика Анатолия Байбородина, и для нас, читателей его произведений, край стал наполняться жизнью. По озёрам доносилось хлопанье крыльев диких гусей, замелькали по траве голые пятки деревенских мальчишек, послышалось мычание коров и стук топоров. Огненными языками лизали ночное небо костры, загудели печи в зимовьях, ожили трубы бань в деревнях.

В этом новом для читателя мире, писатель Байбородин старался художественно отобразить главные особенности, которые очень отличают жизнь в здешних местах от бытования в мегаполисах и в городах вообще, жители которых часто недоумевают, читая прозу писателей-деревенщиков: зачем так много описаний природы, описаний домашних дел, всех подробностей однообразного быта?

Но приглядитесь и прочувствуйте, привередливые горожане. Это – вся их единственная и неповторимая жизнь. Радость и отрада сельчан! Их способ существования, благодаря которому они получают возможность долго жить с любимыми людьми и растить своих детей.

Совсем неслучайно свою новую повесть писатель Байбородин назвал «Дрова». (Журнал «Наш современник», 2023 г. № 10)

 Особое место занимает данный «предмет быта» в деревенской жизни. Поэтому их художественный образ позволяет писателю многое рассказать о ней. Дрова в сельской местности – это не просто топливо в его привычном смысле, как источник тепла, согревающего наши жилища. Здесь идёт непрестанная борьба за выживание… И дрова – одни из верных помощников человека в этой борьбе.

«Дрова дерзко и властно вошли в жизнь Ивана Краснобаева лет с шести, когда отец лесничил, и семья жила в вершине забайкальской реки Уды, у изножья затяжного хребта.

Подросши, Ваня пилил с отцом лиственничные кряжи, с надсадой заваленные на козлы; но то дома, с отцом, а, бывало, и в школе гоняли на заготовку дров, коими отапливались две школы, – двухэтажка и одноэташка для малышей».

Вокруг Байкала издавна жили особого склада люди, которых из поколения в поколение формировали население этого края естественным путём-общим житьём-бытьём: «…русские мужики и бабы, четыре века мешаясь с тамошними инородцами, обратились в гуранов: чернее головёшки, коренасты и, подобно таёжным козлам-гуранам, по-звериному чутки и выносливы, в тайге, как в батиной избе, и сноровисты, а в сражении бесстрашны – худо-бедно, Москву отстояли.... Перед Байкалом же, по Лене и Ангаре, русские, веками роднясь с тунгусами, на обличку походили на гуранов, но звались чалдонами. (…) Отец его пошёл в деда, забайкальского гурана».

Наш земляк, Александр Щербаков писал:

Да, я чалдон. Медведь таёжный.

И понимаю толк в дровах.

 Я рос на зелени подножной

И спал с поленом в головах…

 Главный герой всех рассказов, сюжетно составляющих книгу «Дрова», Иван Краснобаев – подросток, потом студент, а в зрелую пору – писатель. Господь изберёт Ивана рассказать в художественной форме всем российским читателям о потомках первых гуранов в одном из самых отдалённых регионов нашей страны.

2.

Открывает повествование рассказ «Отец и дрова». В этом рассказе мы уже можем проследить начало пути сельского жителя к домашнему теплу, которое потом проникнет в каждый угол его дома и сделает его родным. Повествование выстроено так, что кажется, вся жизнь семьи Краснобаева собирается вокруг горячего очага, вся проходит мимо него, «завязана» на него. И бытие вокруг организуется таким образом, чтобы: «шаг шагнул – тайга, сухостою тьма, а на баню – листвяжьи пни, смолявые, жаркие».

И чтобы рядом был березняк, и чтобы хозяин дома не пьянствовал по нескольку дней, а вовремя всё заготавливал. Ответственность на каждом члене семьи здесь особая. Жизнь в сельских условиях словно сложный музыкальный инструмент, где каждая «струна» должна быть «натянута» на своём месте, и «настроена», как надо. Тогда она «зазвучит», как прекрасная мелодия, и души сельчан настроит, на постоянную тихую радость, от счастья жить в семье, с любимыми людьми.

Селиться надо в правильном месте. Например, на «северо-востоке Забайкалья – сплошь лиственничная тайга». Поленья от листвяка горят долго и жарко. Возможно, намеренно для сибиряков и соблаговолил Создатель придумать такое полезное дерево, чтобы защитить их от долгой стужи. И вообще, это всё словно специально задумывалось ИМ для православного человека: бери сей дар Божий, но с испытанием: мучайся, всё преодолевай, а за великое терпение тебе настоящая любовь к жизни и благодать, коли молиться станешь!

 Через дрова приходят в родной дом Ивана Краснобаева лесные ароматы, вместе с дровами домашнее пространство заполняется таёжными дарами: «На Рождественский сочельник отец украшал избу чушачьим багульником, лапником из пихты, ели, можжевельника; лапник укрывал неокантованные, круглые венцы, и лесничья изба обращалось в глухоманную тайгу».

Как научить жителей любого большого города чувствовать такую же благодатную гармонию с миром, которую переживают сельские жители? Даже в дачных посёлках, чаще всего, они друг от друга отгораживаются высокими заборами. Секрет счастья одних и несчастья других, видимо, в том, что одни живут в согласии с тем, что дал им Господь, а другие стремятся создать какую-то потребительскую вселенную «под себя», согласно капризам своей гордыни.

 С годами стал слабеть и стареть отец Ивана, «а посему мужичья работа потихоньку-полегоньку с отцовых плеч кочевала на Ванины плечи».

 Это испытание и первая серьёзная проверка на живучесть! Всё преодолеет наш крепыш, рано познавший присутствие Божье, и бесовским влияниям недоступный герой – Иван Краснобаев. Отрочество и юность Ивана проходит в занятиях по добыче тепла, а, значит, в заготовке дров, и походах в самые глухие таёжные места, в приключениях, связанных с походами в лес за дровами.

3.

В рассказе «Школьная любовь и дрова» читатели познакомятся с первой учительницей по литературе в жизни будущего писателя, и с буйством его одноклассника Климова, который с руганью кинул в «литераторшу» хрестоматию за то, что она настойчиво требовала вызубрить письмо Татьяны из романа Пушкина «Евгений Онегин». Дебошира Кешу Климова чудом не исключили из школы, мать, она и жена орденоносного фронтовика, со слезами умолила директора, и парнишку оставили учиться дальше. И не зря: «Минует четверть века, багровой зарею взойдёт грядущее столетие, и перед Иннокентием Климовым, армейским генералом, хлебнувшим мятежного Кавказа, здешние власти постелют ковровую дорожку от поскотины до школы и будут гадать: какую улицу переименовать в честь Иннокентия?.. где воздвигнуть статую? И можно ли прижизненно?..»

 (Эпизод со скандалом в сельской школе из книги «Дрова» напомнил мне выдержку из одного исторического труда, где описывался случай с древнерусским богатырём Ильёй Муромцем, которого бояре не пригласили на пир к великому князю во дворец. С досады Илья начал стрелять из лука по куполам церквей. Хлебнувшие медовухи, бояре опомнились, зазвали к себе на пир сердитого богатыря, выпили «и стали все веселёшеньки». (1)

Подобные случаи в наше время российские либералы будут использовать, чтобы показать всю темноту и дикость натуры русского человека. Стрельба из лука по куполам церквей будет неопровержимым тому доказательством. Никто из русофобов-историков и журналистов при этом, не продолжит рассказ дальше и не напишет, что реально существовавший русский воин Илия Муромец через несколько лет после вышеописанных событий заскучает о любви Божьей, уйдёт в монастырь замаливать грехи, будет пострижен в монахи, а после кончины, его святые мощи будут помещены в Киевско-Печорскую лавру, где покоятся до сих пор. Таковы противоречивые свойства натуры большинства представителей русской нации. Как часто они бросаются из крайности в крайность, но в главном, существенном – верны делу до конца, отчаянно храбры, умеют всей душою любить и Бога, и родину и ближнего своего. И всё готовы отдать за ответную любовь к ним.

 Эти свойства национального менталитета надо знать литераторам и политикам и только, опираясь на эти знания, пытаться создать общие идеологические основы сосуществования в нашем обществе разных социальных слоёв и групп, за которыми, как правило, скрывается множество разных типов человеческого характера. У каждого из них должна быть своя «ниша» в жизни общества: Иван Краснобаев создан быть писателем, Иннокентий Климов будет офицером и героем сражений, одноклассница главного героя – Кланька Смолянинова со своим мужем станут скотоводами-фермерами. Учёба ей давалась тяжело, успеваемость хромала, и она избрала путь сельской труженицы, на коих и держится нынешняя трудовая и православная Россия. Одноклассница будущего писателя «после выпускного бала вскоре вышла за домовитого деревенского парня, укочевала из районного села в деревеньку-малодворку, похожую на заимку, и зажила с мужиком по-божески, по-русски. Плодились, трудились в поте лица, а потом, во Христа крестясь, во Христа облачаясь, молились».

4.

Рассказ «Лесные заимки и дрова» из книги Байбородина «Дрова» еще раз навеял мне отрадную мысль о том, что у сельского жителя быт налаживается, у творческого человека в душе возрастает могучая сила вдохновения, если они живут в согласии с природой, любят её и не расстаются с ней. Главный герой повествования Иван Краснобаев более десяти лет весной, летом, осенью жил в таёжным распадке, на окраине байкальского села Култук, но и зимой обитал на заимке неделями – «летовал, зимовал и в городе, и на лесных дачах, лестно прозванных заимками, где в хребтах заготавливал дрова.». Но «войдя в изрядные лета, Иван перебрался ближе к Иркутску…»

 Жизнь на благословенных лесных заимках стала настоящим спасением для главного героя повествования Ивана Краснобаева, бывшего сельского жителя, сына лесника. Походы с друзьями в кедрачи за орехом, а в хребты за брусникой и черникой, заготовка дров, вечерние беседы у костра либо о у печи – земная радость героя. И дружба там чище и крепче, ибо друг – весь на виду. Это городская суета часто заставляет нас лукавить и приспосабливаться к быстро меняющимся обстоятельствам. В лесном уединении человек пристально вслушивается в себя, пытается навести порядок желаниях и мыслях. И друг твой откровеннее поведает свои сокровенные мысли и чувства.

«До слез любил Иван байкальскую усадьбу; тосковал, словно по матери, забытой-заброшенной в лесной глуши, а, выпив хмельную чару, лил покаянные слёзы на столешню. В распадке росла малая дочь, взрослела старшая, рядом жили добрые приятели – писатели и живописцы, в избушке меж крутых хребтов, случалось, вдохновенно читал и сочинял ночи напролёт; а днями азартно пахал на усадьбе. Поклон Лесной улочке, что народилась у говорливого ручья…»

Так, после загородных занятий и городские дела у героя шли веселее и удачливее. Позади университет, работа журналистом, преподавание студентам журналистам, издательская и редакторская деятельность, а ныне – лишь проза, созвучная русским народным сказам. Писатель из народа, изрядно переживший на своём веку, стоит на земле прочно, и не даст себя обмануть городскому «злодею» в обличье культурного человека.

5.

В рассказе «Русские думы и дрова» главный герой Иван критически оценивает нашу русскую инертность в деле собирания страны в единое сильное сообщество. И эта взвешенная оценка заслуживает уважения. Если будем жить каждый по себе, закрывшись в своём потребительском мирке, не заметим, как постепенно станут преобладать во властной элите и в бизнесе представители других народностей, населяющих нашу страну. Когда они живут с нами в ладу и приемлют наши духовные ценности, никаких проблем нет. Они возникают тогда, когда у них, как у представителей другого менталитета, агрессивно усиливается система понятий и верований, чуждая русской. И в силу этой разности – чужеземцы будет создавать «свой» жизненный уклад. И начнётся борьба укладов, и снова со всем трагизмом встанет вопрос о национальном единстве в многонациональной стране.

В начале двухтысячных годов либеральные издательства стали предлагать российским читателям романы американских писателей еврейского происхождения. Вот что писал, например, Дэвид Мэмет в эссе «Дети царей и цариц»:

«Мы отлично знаем, что наши самые счастливые воспоминания – это воспоминания о жизни в группе. Мы не одни. Сообщество – это хорошо. Все люди к этому стремятся. В этом стремлении нет ничего постыдного или глупого. Его можно удовлетворить, посвятив себя той группе, с которой человек связывает исторические или национальные узы, или же к которым он просто расположен». (2)

Иван Краснобаев с высоты своего жизненного опыта прекрасно понимает, что дело сплочения русских в руках самих русских, желающих сплотиться. Герой повествования «Дрова» журналист Онисимов в дружеских кругах слыл яростным русским националистом. Такие горячие молодые люди часто страдали поверхностной романтизацией родного народа. И здесь надо было помнить замечательный совет великого русского философа Ивана Ильина: «Любимый народ не следует наивно идеализировать. Да и он не нуждается в этом. Истинное служение народу заключается не в демагогическом прославлении его, лести и национальном высокомерии, в наоборот – в трезвой, объективной оценке, в чётком анализе его промахов и недостатков». (3)

 Исходя из многолетней практики изучения межнациональных отношений в нашей стране, можно только добавить: надо знать, с кем имеешь дело, ясно представлять себе: чем живёт кандидат на политическое и духовное лидерство в твоей любимой стране, что он любит, какова философская основа его суждений и претензий? Только тогда можно внести предельную ясность в сам спор и договорится о правилах совместного проживания. При этом, надо никогда не забывать, что единого народа в духовном смысле, у нас нет. Как и везде в мире, у каждого класса, социального слоя или группы свои интересы и связанное с ними миропонимание. И они постоянно пребывают в борьбе между собой.

Испорченная первородным грехом, себялюбивая природа человека никогда не думала сдаваться под напором идей коллективизма; не сдалась она и перед социализмом с коллективными хозяйствами. Серьёзные учёные давно доказали, что во многих наших регионах жизнь вообще нерентабельна. Здесь, кроме использования достижений научно-технического прогресса, надо иначе использовать, как сейчас модно говорить, «человеческий ресурс».

 Лет десять назад в собрании писем писателя-сибиряка Виктор Астафьева я прочёл письмо, датированное еще 1966-м годом. Виктор Петрович жаловался своему московскому другу-писателю. «Писать о деревне не мог. Уж больно всё в деревне остановилось, застыло, оравнодушело. И никакие постановления ничего поделать не могут» (4)

 Может, это впечатление было связано с тем, что сельчане интуитивно почувствовали необходимость перемен и воочию увидели ограниченные возможности общества, построенного на идеях коллективизма? Сибирская деревня – первая отреагировала на рост неразрешимых проблем и противоречий в родном государстве. В этом смысле она была чуткой, словно градусник в больного… Много народу уехало в города. Для оставшихся пьянство во всех его видах превратилось в главную «отдушину» от серых будней, по сути в некий, вне разума и правил, самостоятельный, сумеречный «образ» жизни.

И тем не менее, человека творческого, выросшего в селе, тянуло в родные поселья; и, устав от суетности больших городов, Виктор Астафьев поселился на постоянное жительство и писательство в родной деревне Овсянка Красноярского края.

6.

Для тех литераторов и политиков, которые пытаются замолчать вопрос о противоречиях в российском обществе, возьмём, в качестве примера, разных героев, признающих разные идеалы и имеющих несовместимые эстетические и политические взгляды. Наш герой Иван с детства почитал всё, связанное с православной верой, герой романа Андрея Синявского «Спокойной ночи», родившись в России, не переносил вида юного Сергия Радонежского с картины Михаила Нестерова. Это Радонежского, от которого вся духовная Русь пошла! Чужаку Синявскому на светящимся лице отрока Сергия виделась «блудливая улыбочка святости», которая «плачет, скисая на страдальческих губах». (5)

И как помогут нашему обществу сплотиться в единое крепкое сообщество соотечественники, подобные таким разным героям, не определившись с тем, какие духовные ценности для них одинаково приемлемы? Политическая элита делает вид, что одних политических лозунгов о свободе и демократии достаточно. А, в действительности, «по умолчанию» мы продолжаем жить в состоянии неопределённости, всё больше обособляясь в своих тесных «кружках» по интересам.

Главный вопрос, который пока остаётся за пределами дискурса, нужен ли консенсус в российском обществе нашей политической элите? Сплочённое духовно население не только будет дружно работать, оно еще и дружно может потребовать справедливо причитающейся ему доли производимого национального продукта.

Пока российские привилегированные классы слишком заняты собой, чтобы задумываться над подобными вопросами. Они «с головой» погрузились в проблемы, которые свойственны только всемирному обществу потребления. В этом смысле, наш средний класс в большинстве своём, особенно его самая обеспеченная прослойка, «всем сердцем своим, всей душою своей», словно уже и не живут в традиционной России. И память о ней, как магнитофонную запись советских времён, оставили на пыльной полке старой дачи своих родителей.

 От представителей либеральной интеллигенции приходится слышать голословные утверждения, что сейчас время «других ценностей», «других людей». Жили, жили столетиями, накапливали в подсознании свой неповторимый национальный опыт, приносили множество жертв от ворогов всего мира за православное понимание жизни и вдруг – время других людей. Каких людей? В чём новых? С каких неведомых планет явившихся.

 Такие книги, как повествование в рассказах Анатолия Байбородина, вновь убеждают, что нашу коревую духовную основу большинства русского народа никто порушить не в состоянии. Нет в нас и в нашем существовании ничего нового, чего бы не было уже в генной памяти и теперь явилось снова жить на новом витке истории!

 Об этом думаешь, читая рассказ Байбородина «Друзья и дрова». Герои повествования – потомки социальных типов и характеров, которые создавали коллективную душу народа, и каждый по-своему обогащали и берегли русскую народную душу на протяжении столетий. Наш традиционный героический тип защитника отечества представлен подполковником милиции Романовым. Мир искусства – художником Тихомировым. А пастырем дружной компании друзей стал отец Михаил Громов – человек, у которого, по мнению бывшего советского чиновника, «нет никакой специальности».

И вот они собираются вместе. Их дружба, как обряд, в котором всё полно смысла и значения. По прибытию на лесную заимку, друзья приступают к заготовке дров. Хозяин заимки Иван выдал им «хваткие, мягкие верхонки, бриткий топор, моторную пилу, пару саней, и друзья тронулись в заснеженный лес. У вершины хребта, фартовые, надыбали засыхающую лиственницу, кроной гаснущую в небе, и батюшка лихо, словно полжизни пахал на лесоповале, завалил лесину, да прицельно, дабы не зависла на соседней сосне. В сучкорубах ходил Иван, ибо Петра Алексеевича послали кашеварить, а Тихамиров, живописец, снимал лесоповал на кинокамеру.

Вот сучки срублены, лесина раскряжёвана; батюшка в чёрном подряснике и серой куртке из шинельного сукна, в чёрной скуфье на голове, впрягшись в сани, волочит комлистый кряж».

Дальше следует обед, задушевные беседы. И не ведают счастливцы, что в мегаполисах от придуманной ими же «многозаботливости» не знают покоя их сограждане-горожане. У обитателей лесной заимки открывается взгляд на бесконечную панораму живой российской действительности, где всё на своих местах – леса и поляны, заимки и зелёные огороды. И всё охватывает незримое присутствие Создателя. Им, познавшим божественную красоту природы, смешно читать в современных научных трудах, что: «светский человек в деревне чужд и одинок». (6) Друзья Ивана, как и он сам, обладают всеми качествами «светскости»: они высоко образованы. За свои труды много раз получали награды от сообществ лучших российских интеллектуалов. Однако, им совсем незнакомы «чуждость и вытекающее из него одиночество», которое якобы присуще попавшему в деревню русскому интеллектуалу, к какой бы социальной группе он не принадлежал. (7)

Уютный мир поселений традиционной России, изображённый в «повествовании», своей простотой и скромностью словно дразнит коттеджные посёлки, которым местные жители дали презрительное прозвище «Долины нищих». «Иван на своём веку дважды или трижды мимолётом, мимоходом навещал буржуйские дворцы, дивясь чудовищной роскошью и мужиками да бабами, похожими на манекены, что красуются в витринах богатых лавок. Пластмассовые манекены …вроде нежить и нерусь… говорили на пластмассовом наречии, глядели погашенными фарами на Ивана, голодранца, нищеброда».

 Эстетически Иван и «новые буржуи» не совпадают, морально они – антагонисты. Может быть, объединяющим фактором будет религия. Теперь, слава Господу, не запрещена, стучится в сердца нынешних предков перезвоном колоколов восстановленных храмов, охватывает пением церковных хоров. Совсем рядом с дворцами новых богачей, не смотря на упорное сопротивление обывательской среды, постепенно возрастает другой мир – православный: церкви и часовни, иконы, молитвы и церковные обряды.

Это всё, как и новая книга писателя Анатолия Байбородина, внушает большие надежды на русское возрождение. Живут еще в сотнях тысяч российских сёл и деревень сельские жители, а в заимках рядом, их талантливые соседи – писатели и художники.

 И тешит душу «милая картина: над бревенчатыми заборами высокие поленницы дров, хотя и вылинявших на долгом солнце».

Литература:

1) Анна Павловская. Русский мир. Характер, быт и нравы. Том 2, стр. 403.

2) Дэвид Мэмет. «Дети царей и цариц». Эссе.

3) Иван Ильин. Собрание сочинений, из-во «русская книга» 1998, том 8, стр. 361.

4) Виктор Астафьев. «Нет мне ответа. Эпистолярный дневник», 1952-2001 гг. Иркутск, 2009, стр. 88.

5) Терц (Андрей Синявский). «Спокойной ночи», роман. АСТ, 2015, стр. 32.

6) Т.С. Злотникова. «Соблазны и отторжения массовой культуры». Российский опыт. Издательство «Согласие», 2020, стр. 220.

7) Там же, стр. 222.

г. Минусинск