Алексей КАРАВАНОВ. Бездна

Рассказ / Илл.: Художник Тина Спратт

Костёр всё-таки не подходит. Огонь жесток, в нём есть что-то очень жестокое. Мусорное ведро неприемлемо – как же так: хоть и бывшее, хоть и растерявшее всё значимое, но самое дорогое, будет лежать с костями и обёртками, обрезками и нитками. Я, как женщина, не могу так поступить. Поэтому – в воду с моста.

Днём прохожие стали бы говорить, что я засоряю реку. Но у меня письма, открытки, фотографии и несколько безделушек. Это реку не загрязнит. И мне просто нравится так стоять и смотреть, ночью, на узком мосту через речку, как эти письма ложатся на воду, словно белые лодочки. Да, романтизирую свою жизнь, но в ней так мало места для романтики, что приходится всё устраивать самой.

Сейчас на очереди снимки. Письма ушли – уже легче, а то я боялась, что ничего не смогу выбросить. Но раз письма кинула, то теперь и фотографиям не вернуться домой.

На этом фото я удивляюсь вспышке, и ты мне книгу читаешь. Скучная книга была, хотя я слушала не содержание, а твой голос. Он до самой души доставал, до самой бездны души моей.

Первое фото, прощай. Теперь поплывут не как лодочки, а как льдинки по весеннему таянию.

А на этом фото, чёрно-белом, я сижу с расстроенным сердцем на крыше нашего дачного домика. Ночь, тихо. Я обижена и притворяюсь безъязычной вещью, которая никому, как ни бейся, не ответит. Но я-то внимательно слушаю, я сама хочу, чтобы ты меня просил обратить на тебя внимание.

На следующем снимке я держу утюг и спрашиваю тебя: «Ничего больше погладить не нужно?» И тут у меня тушь потекла – точно выброшу.

Другое фото: ни тебя, ни меня. Лягушка в траве.

И зачем я её выбросила?

На этой фотографии моя мать думает обо мне и тебе: что ты мне не подходишь как жених. Маму бы оставила (хотя с ней и так фотографий много), но вот мысли эти, которые тут запечатлелись – лишние, они ведь о тебе. Выбросить.

Очередное фото: у меня болит голова, я простудилась; заметно по тёплой одежде, которую я натянула по твоему совету.

А тут видно, что потерялась заколка, которую ты мне подарил.

На этой картинке я в лесу, прислонила руку к дереву. Осень, и листья устилают землю как ковёр. Листьев тогда много было – полный лес, если всё собрать, то получилась бы гора из листьев выше Эвереста. Но на фото этого не видно, только я с грустным взглядом и треск деревьев в округе.

Кидаю остальное скопом. Скоро рассветёт и выйдут на работу первые люди. Мне нужно раньше успеть, чтобы всё это ушло далеко, и никто не бросился собирать, попрекать меня разбросничеством.

Остались безделушки. Пластмассовая заколка не тонет. Ну, ничего. Ещё один из подарков твоих: зола в стеклянной баночке. Зола, как ты мне рассказывал, от костра, у которого грелись люди десять тысяч лет назад. Высыпаю её в воду. А вот банка… Ладно – вослед золе, хотя это уж точно засорение реки.

Так, дальше…

Последним будет камешек. Словно кусок бурого минерала с прилипшим слоем затвердевшего песка. Ты мне говорил, что это кусок окаменевшего дерева, и что эти две его части – мы с тобой. Я – красивая бурая часть, даже под цвет волос моих подходит, а ты песочный, и нас не разделить. Трудно его выбросить.

Я словно тебя, всё, что у меня было твоего, как в свиней, вселила в эти вещи. Что же я делаю… Меня этот момент из Библии всегда интересовал – почему именно в свиней, а не в других животных? Это вот, – помнишь, я тебе говорила? – чтобы легче было избавиться – бесам нельзя было вселяться в нечто прекрасное.

А камень этот прекрасен.

По воде плывёт огрызок от яблока. Откуда его принесло?

Письма и фотографии пускай в мировую бездну уплывают. Это они сейчас уплывают, чтобы я снова жить начала. А там, если понадобятся, я всегда смогу их снова вернуть.

Слышу вдали отправление первого автобуса. Прощание окончено.