Михаил РУДКОВСКИЙ. Голосование

Иронический рассказ / Илл.: Художник Герасим Эфрос

Федотовна – шустрая старушка 70 лет, не по погоде в тёплой вязаной кофте, в растоптанных башмаках, в марлевой маске налила воду в эмалированный таз, стоящий на газоне под окнами первого этажа. К ней сразу подлетела стайка городских голубей. Она оглянулась и стянула надоевшую профилактику против вируса на подбородок.

– Ну что, разбойники, пить хотите? Пекло-то стоит целую неделю, дышать нечем. Попейте, искупайтесь, поди и вам несладко. Сколь живу, такой жары у нас не помню.

Старшая по третьему подъезду вернула марлевую повязку на место, полила хилые цветочки на клумбе и заняла своё излюбленное место наблюдательницы в тенёчке на ближайшей лавочке.

Звякнула дверь. На крыльцо вышла скромно и аккуратно одетая женщина неопределённого возраста с явными и упорными попытками скрыть свой возраст: накрашенные губы, пудра, румянец, тушь на белёсых ресницах.

– Доброе утро, Федотовна! Уже хлопочите, сизарей поите, а они, между прочим, заразу разносят – орнитоз.

– Здравствуйте, Елизавета Прохоровна! Вот вы – грамотный человек, учительница истории, а рассуждаете как-то странно. Человек-то, что, заразу не разносит? Вон что с ентим треклятым коронаровирусом творится! Люди мрут, как мухи.

– Не коронаро, а короновирус…

– Да хоть и короно. В Америке-то мрут уже тыщами, трупы на улице в машины складывают, дохнут, как клопы. Это как?

– А это, Федотовна, показатель их гнилой демократии, где политика важней человеческой жизни. У них скоро перевыборы президента, вот они и грызутся, а на людей им наплевать.

– Дела! Я вчерась по телевизору слыхала, у нас-то тоже нелегко, но такого ужаса, как у них, нет. Вот уже и выборы разрешили, ну, конечно, в масках и не толпиться. Вот ты, Лизавета, как думаешь, енти поправки в Конституцию для народа или как?

По тротуару мелкими шашками, опираясь на сучковатый ботажок, семенила сгорбленная старушка в цветном платочке, в длинной синей юбке и помятом великоватом пиджачке.

– Здравствуй, Меланья Афиногеновна! Куды заторопилась?

– Как куды? Голосить, сказывают, тогда пензию прибавят.

– Так тебе могли и волонтёры помочь. Позвонила, они бы к тебе домой приехали, 85 всё-таки.

– Не, Федотовна, я хочу сама, на людей поглядеть, прогуляться, послухать, что говорят.

– Афиногеновна, вы самоизоляцию нарушаете. У вас критический возраст, самый опасный, а вы рискуете, да ещё без маски, – подключилась Елизавета Прохоровна.

– Ах ты, божья участь! Как же это я напрочь запамятовала о наморднике. Вот память проклятущая, нет-нет, да и подведёт. Придётся возвернуться.

– Не возвращайтесь, вам маску на участке дадут, бесплатно.

– Бесплатно! Хорошо! Но свою всё-таки надоть прихватить.

Меланья засеменила к своему подъезду.

– А я помню выборы в советское время, – Федотовна вздохнула. – Праздник. Песни. Музыка. В буфете дефицитная вкусятинка. Явка была почти 100-процентная. Хотя как было выбирать? Кандидат один… а сейчас эти… добавки…

– Не добавки, а поправки. Федотовна, ты человек при должности, старшая по подъезду, должна агитработу проводить, а ты Советский Союз вспоминаешь...

Прохоровна присела рядом.

– Елизавета Прохоровна, смотрите, Меланья опять нарисовалась и уже в маске.

– Меланья Афиногеновна, я же вам сказала, нельзя нарушать самоизоляцию, надо вызвать волонтёров.

– Нельзя, нельзя, а робить по 18 часов в сутки можно было? Баб вместо лошадей запрягать, чтобы плуг тащить можно было, ох-хо-хо. Я думаю, что мне уже всё можно.

– Вы так хотите проголосовать за поправки в Конституцию?

– Я в них не очень кумекаю, но раз правительство спрашивает мнение народа, я должна ответить.

Илл.: Художник Герасим Эфрос

Федотовна рассмеялась.

– Не кумекаешь, а собираешься отвечать.

– Я одно понимаю, чтоб войны не было. А вы уже проголосили?

– Вчера ещё.

– Вот видите! А я замешкалась, ну ничего, чичас сбегаю, отмечусь, потом и помирать можно будет.

Меланья захихикала и засеменила прочь.

– Федотовна! У тебя-то как здоровье?

– Держусь. Вот жара, а я мёрзну. Температура нормальная, а мне холодно. Кровь плохо греет.

– Ты 50 грамм коньячку на ночь прими, хорошо помогает. Сама пробовала. Рекомендую.

– Елизавета Прохоровна, а как ваши дети в Москве? Прижились? Нормально?

Учительница помолчала и тяжело вздохнула.

– Прижились, на чужих квартирах… работают. И чего им не хватало здесь? Всё в столицу норовят… Ума не хватило и правильного воспитания. Я только себя виню. Чужих учила, а своим что-то не так объяснила.

– Смотрите, Меланья, что-то быстро сходила. Афиногеновна, уже проголосовала? Ты прямо реактивная.

– Я же говорила, память проклятущая опять подвела. Ручку, ручку я дома забыла, фитюлька, а как без неё, чем крыжик-то ставить, пальцем что ли? Вот возвратилась.

– Меланья Афиногеновна! Ну что вы, в самом деле? Ручку вам на участке дадут, ручку, маску и перчатки прямо у входа. Всё бесплатно. Зачем вы вернулись? Давайте мы к вам волонтёров вызовем – и ходить никуда не надо.

– Елизавета Прохоровна, вот вы как рассудили. Значит вам и ручку, и перчатки, и маску – всё бесплатно, а мне, значит, ничего не будет? Неправильно это. Пусть у меня грамотейки маловато, но своего я не упущу. Что положено, что моё, того не пропущу. Не статуй какой-то, не рассыплюсь, схожу и своё получу, спасибо что надоумили.

Елизавета Прохоровна достала из сумки книжку и углубилась в чтение, а Федотовна стала пропалывать клумбу на газоне. Через полчаса из-за угла дома показалась Меланья.

– Ох, грехи мои тяжкие! Наказание Божье! Ноженьки-то не казённые, уже и идти не хотят.

– Меланья Афиногеновна, что случилось? Проголосовала?

– Всё, как вы сказали, так и есть. Дали мне и маску, и ручку, и перчатки, всё в пакетике, красиво. Ну, я и пошла голосить, а они пачпорт спрашивают.

– Правильно, паспорт обязательно.

– Так я его треклятого не взяла. Подластивалась, а они – никак! Без документа, говорят, нельзя, и хоть тресни.

– И что теперь? Опять пойдёте?

– А что делать? Не проголосую, пензию не прибавят.

– Да кто это вам сказал такую глупость? – подала голос Федотовна с клумбы.

– В добавках так написано. Народ проголосует – и кажный год добавлять будут. Закон такой станет. Ладно, пойду, возьму пачпорт и опять закондыляю на участок.

Меланья ушла.

– Вот, действительно, дурная голова ногам покоя не даёт. Упрямая деревня. Дочка-то куда смотрит?

– Она на дежурстве. А я так скажу, Федотовна. На таком упрямстве и терпенье вся Россия держится.

– Что верно, то верно. Терпеть и ждать русский человек умеет как никто другой. Какое только лихо не падало на нашу землю, а народ всё вынес и очистился от нечисти… Идёт наша хлопотунья. Ну что, Афиногеновна, теперь всё взяла, ничего не забыла?

– Кажись всё! Ох! Матерь Божья, спаси и сохрани, дай ногам силёнок, а башке памяти.

Старушка перекрестилась, и усиленно налегая на палку, поплелась к своей цели.

Прохоровна углубилась в чтение, а Федотовна, намочив объявления, стала скребком сдирать их с дверей подъезда.

– Наляпали, окаянные! Мало им рекламы в телевизоре, так они клеют, где попало, все двери изнахратили.

– Хорошей торговли без рекламы быть не может, закон рыночной экономики, – оторвалась от чтения Елизавета Прохоровна.

– Не нравится мне эта экономика. Всё в деньги перевели, и совесть, и человечность. Воровство всюду. Люди душу открыть боятся. Спрятались за железными дверями и знать никого не хотят. Не так в Союзе было. Помощь в чести была.

– Федотовна! Опять ты о Союзе. Забудь. Поезд ушёл и возврата не будет, к сожалению. Хотя, все может быть... Мы многое потеряли в перестройке, но кое-что приобрели, правда, не все, а некоторые. Ты не забыла пустые полки магазинов?

– Ничего я не забыла… А душа всё равно не принимает, когда рубль ставят выше человека. С капиталом – человек, без него – букашка. А вот и наша страдалица. Афиногеновна! Как дела, проголосовала?

– Нет мне покоя, видать, грехи мои тяжкие ответа требуют. Матерь Божья не помогает.

– Что такое, дорогая? – Прохоровна отложила книгу. – Опять неудачно?

– Они какую-то новую бумагу стребовали, талон… как его… укрепительный, а я где его возьму? Адрес-то в пачпорте у меня деревенский, вот, говорят, там и получите.

– Открепительный талон! – Прохоровна от негодования даже вскочила. – Да что же это творится, прямо издевательство какое-то. Я сейчас сама схожу в участок и поговорю с председателем. Это что за бюрократизм? Замучили человека. Меланья Афиногеновна, вам больше никуда ходить не надо. Я сейчас решу все проблемы. Идите домой и ждите меня с волонтёрами. Обещаю вам, вы обязательно проголосуете, и пенсии обязательно ежегодно будут увеличиваться.