Эвелина АЗАЕВА. Широкие люди

Рассказ / Илл.: Американский иллюстратор

К Бенедиктовым тянулись люди. Потому, что в эмиграции все какие? Замученные работой, долгами, чувством вины перед детьми, что не уделяют им достаточного внимания, и многочисленными страхами. Что уволят с работы, что нечем будет платить за дом, что сын снаркоманится (в школах дурь продают), что женится на плохой девушке и она начнет вызывать на него полицию... А страх, что бизнес пойдет плохо? Что на той же плазе конкурент откроет свою точку? Что нагрянет налоговая проверка? Что... ах, да что там перечислять! В эмигрантских газетах в объявлениях психологов первой строкой идет – “избавляю от фобий”.

Самое редкое чувство, которое посещает эмигранта – безмятежность. Как она выглядит – никто не помнит. “Планета беззаботных собачек”, – говорится в советском мультике. Где она?

У эмигрантов из Одессы Бенедиктовых безмятежность была. Самая настоящая беззаботность, жизнерадостность и широта души! Гена и Галя любили устраивать у себя вечеринки, барбекю на бэкъярде, на дни рождения непременно закатывали гульбу в русском ресторане. Не люди, а праздник!

Им завидовали. Гена – пятидесятилетний бывший красавец. Хотя, и сейчас ничего. Высокий, статный шатен с лукавым прищуром зелено-карих, как неспелый орех, глаз. Шутками, анекдотами сыплет направо и налево. Женский угодник, джентльмен, по такому сразу видно, что сердец разбил немало, погулял на славу. И, может быть, даже сейчас... Есть, правда, в его куртуазности что-то вульгарное, но это свойственно большинству донжуанов, которые родом из курортных мест. Эдакий легкий налет пошлости. Такие всегда слишком долго и значительно смотрят женщине в глаза, уверенные в своей неотразимости, а набор комплиментов и шуток у них – шаблонный. “Можно вас на минуточку? Нет? А на сколько можно?” – и довольный смех.

Женщинам без претензий такие нравятся, а с претензиями... оно Гене надо? Но это все у него было в Одессе: пляжи, рестораны, катера и шезлонги, дамы на шезлонгах... Сейчас, в Канаде, Гена работает дальнобойщиком, ездит в Калифорнию. Зарабатывает – ого-го! Говорит, десять тыщ долларов в месяц. Его коллеги из других компаний зарабатывают в два раза меньше. Может быть потому, что компания, где трудится Гена, больше, старше. Там деньги лопатой гребут.

Однако ж мало ли кто хорошо зарабатывает? Есть люди, которые доходы прячут в кубышку. А Бенедиктовы – сами живут и к друзьям всегда с подарками, с продуктами, и с открытым сердцем. Посмотришь на них за столом – душа радуется, вот ведь семья! Больше тридцати лет вместе. И это при том, что Галочка-то Бенедиктова – не красавица. Высокая, ширококостная, склонная к полноте – просто гренадер, а не баба. Фигуру её лучше и фигурой не называть – туловище. Тумба с ножками. Лицом тоже не вышла – мясистый нос, тонкие губы, маленькие глаза. Но что в Гале восхищает, так это ухоженность. От природы некрасивая, она превратила себя в женщину, достойную своего мужа. Чистая кожа, аккуратно очерченные брови и рот (губы, конечно, подкачаны), татуаж и нарощенные ресницы. Окрашенные в черный цвет волосы, голубые линзы. Когда искусственные ногти только появились – первые были у неё. Грудь она себе тоже сделала. В общем, человек сам себя создал. И теперь, когда они сидят за столом вместе с Геной, и в голову не придёт, что она его не достойна.

Галя – прекрасная хозяйка. Дом у нее всегда чист, еда приготовлена.

Розановы Бенедиктовых обожают. Две семьи познакомились четыре года назад, и с тех пор крепко дружат. Сближает, во-первых, то, что Роберт Розанов – тоже дальнобойщик. Они с Геной на трассе друг другу – поддержка. Было, что Гена приходил на помощь, отзывчивый он человек. Но самое главное, что привлекает Розановых в друзьях – это их необыкновенная широта, легкость какая-то, беспроблемность... Вот у Роберта были поломки на трассе, а у Гены – никогда. И так – во всем. Но удачливость Бенедиктовых никогда не заставляла Розановых завидовать. Глубоко внутри они были уверены, что Бенедиктовы лучше. Мы – обыкновенные, думали Розановы, а они – нет. Умнее нас, если при той же профессии Гена вдвое больше зарабатывает. Современнее нас, что сказывается в галочкиной одежде – она носит только брендовые, модные наряды. И оба они, Галя с Геной, швыряют, швыряют друзьям от своего “богачества”. Галя одежду дорогую сезон носит, потом дарит Лиде и её дочкам. Дай бог всем таких друзей!

Иногда Лида Розанова все-таки грустила. Вот умеет Гена так построить жизнь, что дом – полная чаша. А у неё Роберт дома почти не бывает, всегда в дороге, а денег еле хватает. Семья-то большая: двое дочерей-студенток. В такие минуты жена сверлила Роберта: “Может, попросишь его, пусть поговорит с начальством чтобы тебя в их компанию приняли”. А тайком вздыхала: муж ей достался недотёпа, не умеет устроиться, простофиля.

Роберту было стыдно просить друга. А тот сам не предлагал. Значит по какой-то причине не может составить протекцию. Но однажды решился, спросил. Когда в бане парились. Гена отмолчался. И Роберт понял – нельзя. Наверное, мест мало, и все водители берегут свои, конкуренция им не нужна.

Роберт не обиделся. Взрослые люди, в капстране живем, понятно, что Генка не может. К тому же Гене пятьдесят, а Роберту уже почти шестьдесят. Может, не нужны им там перестарки.

Галя Бенедиктова про свою работу мало рассказывала. Она сначала официанткой работала в ресторане в центре города, потом похвасталась, что хозяин пригласил её в партнеры и они теперь в равной доле. Подробности не сообщала. А никто и не спрашивал. Ну, ресторан и ресторан... Правда, Лиду и её дочерей удивлял тот размах, с которым Галя тратила деньги. Она приходила в гости в туфлях за тысячу долларов. Она меняла машины и была увешана бриллиантами. Но Розановы предпочитали не считать деньги в чужих карманах: счастлив кто-то, ну и пусть будет счастлив. Муж зарабатывает, почему бы жене не быть мотовкой? Это не самое худшее, что может быть в человеке. А Галя ещё и трудяга, допоздна работает. Нередко позвонишь ей, а она еще на службе.

И какой воли человек: работает в ресторане, а сама постоянно на диете! Геракл, а не баба! Лида вздыхала, глядя на себя в зеркало. Ей уже почти шестьдесят, и некогда гурченковская талия почти не заметна. Плечи – как у кустодиевской купчихи. И, главное, никак не может зашить рот – ночью к холодильнику ходит.

Это от недостатка положительных эмоций, считает Лида. Муж всегда в дороге, Лида всегда одна. То есть с девчонками своими, но девчонкам уже под тридцать лет, у них свои семьи, обе работают и учатся в университетах (в Союзе получили профессии, которые в Канаде не пригодились), и времени для мамы у них мало. Потому, получается, Лида большую часть времени одна. Или с внуками. Поубираешь, посидишь с детьми, никаких новых впечатлений. И идешь к холодильнику. За впечатлениями.

Галка – все-таки умная баба. Смотрит, как розановские девки мучаются над учебниками, говорит:

– Зачем? Зачем вам это дурацкое канадское образование? Да не найдете вы с ним работу! Вот мой Стасик не учился в университетах, а деньги зарабатывает! Идите к нему, он научит деньги делать.

Лида пыталась расспросить в чём именно состоит бизнес Стасика, но Галя отмахивалась:

– Пусть дети сами переговорят, я в дела сына не лезу. У него разные проекты, он передовой парень.

У Стасика Бенедиктова действительно, несмотря на молодой возраст – двадцать пять лет, уже была купленная за наличные BMW. Дома своего, правда, не было, жил с родителями.

Лида вздыхала: жаль, что её дочки старше и уже замужем. Стасик был бы хорошим зятем. Учтивый, скромный, унаследовал отцовское обаяние.

Скоро у Лиды день рождения, на дворе 2009-й год и ей исполняется ровно шестьдесят лет. Она решила отметить его дома, но пригласить самых близких. А близкие у неё – муж с дочками, Бенедиктовы, и пара близких друзей Бенедиктовых. Как будет хорошо! Все свои, родные. После прихода этих людей потом две недели летаешь!

День рождения

Галя и Гена пришли вовремя. Они в этом молодцы – пунктуальные. В Канаде обычно на день рождения несут не подарки, а деньги. Потому что подарки – дело вкуса, платье может не подойти, домашняя утварь может оказаться ненужной. И приносят, как правило, пятьдесят долларов каждый.

Бенедиктовы принесли двести долларов, шикарный букет роз и корзинку разных милых подарочков. Лида даже прослезилась. Господи, бывают же люди! И видно, что от всего сердца... Галя и прическу её похвалила, и наряд одобрила – это дорогого стоит. Обычно женщины не хвалят подруг, или хвалят так, что не знаешь в физио за такую похвалу дать или промолчать. А Галка всегда готова и похвалить, и секретами красоты поделиться. Последнее в ней очень подкупает. Ведь бывают бабы, которые себе ботокс вкалывают, разные другие косметические новшества на себе пробуют, а потом сидят, принимают комплименты подруг, не знающих о процедурах. И ни словечком ведь не обмолвятся, не посоветуют куда идти, чтобы стать красивой и молодой. Хотят быть розами среди чертополоха.

...Когда Гена сказал уже немало витиеватых и смешных тостов, когда наелись и напились, женщины ушли в сад за домом, на вечернюю прохладу, и там говорили о своем, о девичьем. На плетеных креслах с цветастыми подушечками сидели и пили вино. Лида, её дочки, Галя и её подружка Амалия. Галю вино всегда вгоняло в грусть. Она начинала в который раз ворошить пожелтевшие страницы своей личной жизни.

Галя Мельник (в замужестве Бенедиктова) родилась и выросла в Одессе. Её родители были крупными работниками торговли, так что перед ней выбора не стояло куда идти учиться. В институте торговли она и повстречала Геннадия. Влюбилась так, что жизни без него не видела. А у Гены была девушка, тоже из торговых, но простая продавщица из пригородного поселка Затока. Красивая. Польского типа, похожая на Барбару Брыльску.

Однако, к Галиному удивлению, Гена на неё, Галю, быстро клюнул. Мелькнула мысль, что из корыстных побуждений, тем более, что родители подарили Гале к окончанию института трехкомнатную квартиру в центре Одессы, но тут же эта мысль погасла. А почему бы не представить, что Гена почувствовал родственную душу? Брыльска брыльской, но Галя умна, и так же весела и общительна, как и он. Два сапога пара. Гена просто выбрал качество. Содержание, а не форму.

Но, выбрав качество, Гена всё же скучал по формам. Он напропалую гулял.

– Ой, девки, что мне пережить пришлось! – вздыхала Галя. – Ни одной юбки не пропускал! Было, сломал ногу. Ну, думаю, теперь хоть на пару месяцев – мой. Уходила на работу спокойно. Но как-то прихожу, своим ключом дверь открываю, а мимо меня девушка юрк – и на лестницу, бежать. Вот скажите мне, как он с ней всё это делал, лежа с подвешенной, загипсованной ногой?!

Розановы уже слышали эту историю, но смеялись. Галя и сама смеялась. Вступала в беседу Амалия. Маленькая блондинка с большой грудью, она была дочерью офицера. Но пусть никто не смеётся, она была “всамделишной” дочерью военного. Все детство её семья переезжала из города в город, и надо ж было однажды им попасть в Семипалатинск, где 18-летняя Амалия повстречала чеченца. Влюбилась, потеряла голову, вышла замуж.

– Бил он меня смертным боем! – хвасталась Амалия. – За волосы возьмет и по арыку возит.

Женщины слышали и эту историю, но ахали. Это же зверь! Такая дюймовочка ему в жены досталась, да из приличной семьи, и он – руку на неё... Радовались, что Амалия через пять лет семейной жизни взяла трехлетнего сынишку и сбежала. Да так, что её чеченцу не достать – в Канаду. И вот теперь трудится бухгалтером, довольна жизнью. Правда, и тут нашла себе какого-то типа, который, как подозревают Розановы, сидит у неё на шее.

Эх, судьбинушка женская... Если уж есть в тебе “виктимность”*, то никуда её не денешь. Мужик – он издалека жертву видит. Вот и на Амалечку новый паразит навязался, но хоть не бьет... (*Виктимность – от слова victim – жертва (англ.).

Женщины открывали сердца, сострадали друг другу, советовали, смеялись, потом к ним вываливались из дома мужчины. Гена, Роберт и друг Гены по кличке “Утюг”. Он тоже дальнобойщик, а прозвище своё получил за то, что в девяностые годы его бандиты утюгом пытали. Он тоже работал в торговле, только не в одесской, а в новосибирской, и “братки” захотели, чтобы он поделился доходами. Мужчина выжил, эмигрировал в Канаду, но след от утюга на животе остался. Он его многим показывал, с удовольствием наблюдая, как у людей округляются глаза.

А почему так много работников советской торговли уехало в Канаду? Да потому, объясняли они, что в “совке” невозможно было заработать. Система заставляла нарушать правила торговли, но не избавляла от ответственности. Бесконечные проверки, какие-то дурацкие московские завинчивания гаек, народные контроли, и самое страшное – ОБХСС. «Им бы для галочки лишь бы побольше пересажать». Причём, приручить милицию не удавалось. Это были друзья, с которыми дружба дружбой, а табачок врозь. Вроде бы выдаешь им с “заднего кирильца” ящиками деликатесы, причем на регулярной основе, а потом нате – в верхах объявили очередную кампанию, и те, кого ты с руки кормил, являются за тобой с ордером на арест. И ведь наказания грозили нешуточные – вплоть до расстрела. Самые порядочные из милиции максимум что делали для “кормильцев” – за день предупреждали о приходе.

– Недовольными в СССР занимался КГБ, а довольными – ОБХСС, – шутил Гена, раскладывая всем на одноразовые тарелки барбекю (пошло продолжение банкета). – У нас было слишком весёлое выражение лица для той серой и мрачной страны.

Свою безудержную тягу к женщинам он, кстати, объяснял политическими причинами.

– Когда ты каждый день ходишь по лезвию ножа, то в итоге пьешь, спишь с продавщицами и живешь по принципу “гуляй, рванина!”– смеялся Гена. – А как вы хотели? Я стал директором магазина в 25 лет. Продавщицы у меня – от 18 до 35 лет. На начальника – любого – они всегда неровно дышат, и плевать им, что у меня жена. Девки сражаются за место под солнцем. Я ведь выгодная партия. Девчонки в магазинах – из самых низов были. Образования – ноль, но жажда жизни – дичайшая.

Гена с Галей под раздачу ни разу не попали, но видели, как летят головы завмагов и товароведов, как “закрывают” одного за другим “расхитителей народной собственности”.

– Ну, это не жизнь, – жаловалась Галя пирующим. – Я копейки чужой за всю жизнь не взяла, зачем нам жить и бояться?

Галя была руководителем парфюмерного отдела в ЦУМе. Гена некоторое время руководил продуктовым магазином, и, как только рухнул СССР, занялся предпринимательством. Возил самолетами в Фергану молдавские тапочки. Они были лучшими в Союзе, их шили по западным лекалам и клеили на мягкую белую резину. Домашняя вроде бы обувь, а можно и в люди выйти. Почти спортивные туфли. Что Гена вез из Ферганы, супруги не упоминали, скорее всего, думали Розановы – дыни, потому, что денег у Бенедиктовых уже и в то время, по их рассказам, было море. Просто люди умеют жить. Молодцы.

– Нельзя лениться! – внушала собравшимся уже изрядно подвыпившая Галя Бенедиктова. – Под лежачий камень портвейн не течет. – В перестройку многие сухой хлеб глодали, а мы продолжали жить в шоколаде. Потому, что мозги включали, работали... Но выжить там чисто физически было уже нельзя. Наступала “братва”. И если раньше мы боялись ОБХСС, то теперь боялись уже разных “крыш”.

...Расходились с дня рождения довольными, отдохнувшими, выговорились от души. Это очень важно в эмиграции – чтобы было кому выговориться. Вот они, канадцы эти, деньги на психологов тратят, но это же нонсенс – платить за то, чтобы потрындеть “за жизнь”? Представим, что у тебя депрессия, так оттого, что ты раз в неделю отнесешь психотерапевту семьдесят баксов у тебя что ли появится хорошее настроение? Нет, говорить надо в уши друзьям. Тем, кто слушает бескорыстно и советует от души.

Начало конца

Многие думают, что жизнь меняется в плохую сторону постепенно, симптомы появляются заранее и ты успеешь подстелить соломку. Нет, занавес падает враз. Вчера ты был в ажуре, а сегодня узнал, что жена тебе изменяет, ребенок – не твой, и с твоего счета пропали деньги. Или вчера ты был здоровым человеком с большим будущим, а сегодня перед тобой лежит диагноз – рак в запущенной стадии. А ещё бывает, был ты успешный бизнесмен, уважаемый в русскоязычной общине, а сегодня за тобой пришли двое с конвоем. Оденься, говорят, и выходи.

...Галя металась по гостиной своего большого дома. У них в Одессе такого размера были только Дома культуры. Но по канадским меркам дом Бенедиктовых – не самая большая роскошь. Бывают дома гораздо богаче. Бенедиктовы же, хоть и жили в прекрасном четырехспальном особняке с бассейном и сауной, с фонтаном во дворе и большим садом, все же старались не выказывать всего своего состояния. В Канаде ведь кто не по средствам живет, того могут проверить. Настучать может сосед или просто завистник. В банке, например, если приносишь туда большие суммы наличных, превышающие определенную норму, служащий должен стукануть “куда следоват”. (А почему-то считается, что госконтроль и “стукачество” были свойственны только СССР).

Так вот, Галя металась по причине, которая кому-то может показаться смешной. “Бычки” пропали.

Дело в том, что они с сыном пару раз в неделю курили “косячок” с марихуаной у себя перед гаражом. Садились на ажурные кованые стульчики, болтали, курили... А что такого? В Канаде это не считается большим грехом. Когда марихуана не на продажу, а для себя. Регулярно то один лидер Северной Америки, то другой, признаются, что баловались ею в студенческие годы. Да врут. Поди по сей день по пятницам, по местной традиции, курят.

Так вот Галя со Стасиком курили себе и курили, пока она не заметила: “бычки”-то, оставленные на блюдце, пропадают. “Полиция!” – мелькнула догадка, и в коленях разлилась слабость. Конечно, полиция. Исследует содержимое. Значит, Бенедиктовы под наблюдением. Вот не зря ей казалось, что телефон прослушивается! Шумы появились, щелчки... Надо номер сменить. И Стасика предупредить, чтобы лишнего не болтал.

Сегодня утром “бычки” снова пропали. А Гена, уехавший в Калифорнию, не отвечает. Жена набирала несколько раз, его телефон молчит. Так никогда не было. Галя в растерянности металась по гостиной. А через два часа позвонил знакомый адвокат и сказал, что Гену арестовали. За перевозку марихуаны в количестве 700 кг. Случилось это на территории США. Гене дали позвонить защитнику...

Галя рыдала. Она не знала, что делать. Кому, куда и сколько платить... Как вызволять? Что будет с общим имуществом? Коснется ли полиция её бизнеса и не обратит ли взор на Стасика? Гале было так страшно, как никогда в жизни. Она позвонила в генину компанию, но там телефоны молчали. Позже она узнала, что арестованы еще несколько водителей и владелец фирмы. Полиция обвинила их в том, что все они занимались наркоперевозкой.

Оставаться одной было невыносимо, и Галя, заплаканная, поехала к Розановым.

– Ему подложили! – кричала она Лиде, которая сидела с встревоженным лицом и слушала. – Откуда он знает, что ему загружают в машину? Может помидоры, а может марихуану, он же не сам грузит!

– И правда, – кивала, цепенея от страха уже за своего мужа, Лида. – Это ж любому подложить можно! Роберт, ты слышишь? Ты проверяй что тебе грузят... Стой и смотри прямо, не отрываясь. Пусть знают, что ты все видишь!

Роберт вдруг поднялся и ушел. Лиде стало стыдно за бессердечного мужа, и она побежала за ним, шепнула: “Ну что ты? Галя может подумать, что ты не сочувствуешь! Вернись”.

– Она врет, – резко ответил Роберт. – Полиция долго наблюдает, чтобы удостовериться, что водитель не раз возил наркотики, и знает, что возит... Не с первого раза берут. Они выявляют все кольцо, фиксируют несколько поездок и только потом берут.

– Ну, может, Галя не знала? Гена, может, от неё скрывал чем занимается.

– Ну да, а она носила туфли за тысячу долларов, и думала, что это с перевозки помидоров!

Сказать, что он был потрясен – ничего не сказать. Перед ним разверзлась бездна. Четыре года лучшие друзья, ближе родственников, которых в его доме любили всем сердцем, врали. Постоянно, с подробностями... И ни разу не проговорились... Для дорогих покупок у них всегда были правдоподобные объяснения. И зарплата, дескать, у Гены... И кредит взяли... А Лида пилила его, Роберта, за то, что “тюфяк”, что не умеет заработать, выцарапать из своей компании то, что ему причитается. Он и сам поверил в то, что является неудачником, дурачком, на котором все ездят, а платить по-честному не хотят. Комплексовал.

Сейчас обреченно думал, что, наверное, всё-таки неумный он человек, если не распознал, не догадался. Интересно, смеялись дома Бенедиктовы над ними или сочувствовали розановской глупости, доверчивости? Перед дочками, стыдно, что его, отца, друзья четыре года за нос водили.

В гостиную он больше не вышел. Лежал на кровати и курил прямо в спальне, чего с ним никогда раньше не было. Смотрел в потолок и прокручивал в памяти множество эпизодов, когда Гена хлопал его по плечу, учил жить, рассказывал о том, как играет в казино, какой это драйв... Сам Роберт в казино никогда не был. Стеснялся и близко подойти. И не понимал в чем кайф – проигрывать тяжело заработанное.

Роберт давно не читал сказок, не ребенок же. А тут вдруг в голове вспыхнуло слово из них – “оборотни”. Так вот они какие, оборотни-то, понял он. Правильно говорится: “Сказка – ложь, да в ней намек”. Давно народ описал это явление, когда человек оказывается не тем, кем казался. Не просто не тем, а совсем не тем. Но поверить в такое невозможно, пока сам не столкнешься.

Сам Роберт не мог себе представить как можно возить наркотики. Он был знаком с семьей, в которой двадцатилетний сын умер от передозировки. Хорошая семья, не уследили... И мать совершенно повернулась мозгами: открыла сайт в память о сыне и там с ним разговаривает. Работу бросила, опустилась, муж за ней ухаживает, как за ребенком. Горе...

…Галя обиделась. Она правильно поняла уход хозяина дома. Но друзья были ей нужны. Чтобы написали характеристики на Гену, дали какие-то свидетельские показания, что он хороший, что он жил не так уж богато. Она пока не знала какие потребуются свидетельства, но вдруг понадобятся? Поплакав, она все же успокоилась от Лидиных “всё будет хорошо”, “не надо заранее нагнетать”, “разберутся и отпустят”, а также от накапанной в ложку валерьянки, и уехала домой. Конечно, Роберт – с*-ка. Генка к нему со всей душой, Бенедиктовы Розановым столько подарков сделали, а теперь те воротят нос. А еще земляки, одесситы... Правильно говорят: друзья познаются в беде.

Да ладно, это все романтика. Надо думать, как вызволять Гену. И Галя собралась, как пантера перед прыжком. От ОБХСС ушли, и от американских мусоров уйдем. Как колобки.

Силиконовой грудью на амбразуру

Что делает безутешная жена, если хочет выцарапать супруга из когтистых лап государства? Глупая – плачет и чиновникам в ноги бухается, без всякого в итоге результата. Умная делает новую грудь.

Грудь Гали и так была полна силикона, но женщина увеличила её еще на два размера. Теперь было чем бросаться на амбразуру. Счета Гены арестовали, семья враз лишилась многого, и пусть у самой Гали, на её личных, отдельных счетах, деньги были, но она боялась, что и это конфискуют, а главное – что лишат её того станка, на котором она делала деньги. Потому она принялась за работу с утроенной силой.

Работала она вовсе не в ресторане. Галя была владелицей четырех массажных салонов. Это официально. А неофициально она была хозяйкой интимных домов. И владела она ими уже более десяти лет. Сначала, на заре иммиграции в Канаду, она работала там на общих основаниях. Явилась в салон “Орхидея” наивной “пионэркой” – с маникюром, длиннющими ногтями. Хозяева “массажки” со смеху чуть не умерли. Ведь самая главная процедура, которую выполняют девушки – это вовсе не то, что показывают в романтическом “мягком” видео. Самая востребованная процедура – массаж предстательной железы. В то время это стоило тридцать долларов за полчаса. По доллару в минуту. Зарплата получалась больше, чем где бы то ни было. И образования не надо. Потому Галя и говорила “розановским барышням”, что грызть гранит науки – потеря времени и сил.

Гали относилась к делу рационально: делать массаж лучше, чем стоять по восемь часов за прилавком магазина и наживать себе варикоз, получая восемь-десять долларов в час. Нет, конечно, Канада – страна больших возможностей. Можно поступить в университет и получить диплом, можно взять в банке кредит и открыть бизнес, можно ещё много чего делать, но все это означало одно – надо работать. А против работы Галя была категорически. Она однажды дала себе слово никогда не работать и практически сдержала его.

Хоть она и говорила Розановым, что, трудясь в торговле, никогда не воровала, это было неправдой. Воровала. Но считала себя правой: государство недоплачивало советским людям. Галя просто брала своё. В государственном парфюмерном магазине она продавала импортные духи, которые приносили ей фарцовщики, а также искусную подделку под популярные в те времена “Быть может”, “Мажи Нуар” и прочее. С Геной, заведующим продуктовым магазином, они наладили настоящее деловое партнерство, выгодное обоим. Потому Гале приходилось закрывать глаза на походы мужа налево, ведь в первую очередь он был деловар, партнер. Ревность в таких делах опасна. Но настоящее раздолье началось в перестройку. Гена возил в Фергану молдавские тапочки, а обратно из Чуйской долины... ну, вы сами понимаете, что долина славится не только дынями.

Сама Галя, не бросая парфюмерного дела, по выходным меняла на рынке валюту, американские доллары. Надевала парик (их у нее было несколько), темные очки, и впаривала лохам вместо сотни десять долларов отдельными купюрами. Ловкость рук... Она умела вызвать доверие, умела и вовремя исчезнуть. Причем часто появлялась на одном и том же рынке в другой одежде, в другом парике, и обманутые проходили мимо, не узнавая.

Сейчас, в самое тяжелое время её жизни, когда Гену арестовали, она, как любая женщина, нуждалась в друзьях. И хотя она обиделась на Роберта, с Лидой всё же сохранила отношения. И с “розановскими барышнями”, как она называла сестер. Их Галя часто приглашала к себе и рассказывала-рассказывала...

Она сама не знала зачем. Наверное, так подействовал стресс... Хотелось говорить, говорить, и чтобы рядом были люди. Но не девочкам из “массажки” – нельзя перед подчиненными раскрываться, а вот этим старосоветские помещикам – Розановым. Галя знала, что даже если они осудят, то никогда не донесут. А это главное.

Где деньги лежат

Молодым женщинам, дочкам Лиды и Роберта Розановых, в Галиных рассказах открывалась жизнь неведомая, полная авантюр... В этой жизни продают наркотики, валюту, торгуют телом. В общем, как в съемках детектива участвуешь. Позже мнение Розановых по поводу этих встреч разделились: Роберт считал, что Галя хотела вовлечь его дочерей в работу в своих “массажках”, Лида же думала, что Галке просто хотелось поплакаться приличным людям в жилетку. Что каждый человек, будь он трижды преступником, всё же хочет находиться среди чистых людей. Этим Лида объясняла и тяготение Бенедиктовых к её семье. Ведь, как выяснилось из последних пространных речей Гали, Бенедиктовы обычных, небогатых людей, живущих трудовой жизнью, не уважали. Обзывали лохами, быдлом и лузерами. Потому, что у тех на глаза были надеты шоры – они не видели где лежат деньги.

– А деньги – везде! – вдохновенно внушала Галя розановским дочкам. – Вы их просто не видите. Вот что за ширпотреб вы носите? Вы видите, как я одеваюсь? И так все девочки из моих массажек. Мы ходим как королевы. И всё это вовсе не с наших хороших доходов. Надо пользоваться слабостями государства, его глупостью. Идешь, значит, в какой-нибудь магазин сети “Вопперс”, и выбираешь дорогую брендовую шубку. Покупаешь.

– Знаем, носишь несколько дней, а потом возвращаешь в магазин и забираешь назад деньги, – улыбались барышни. Это была уловка, о которой они уже слышали. Некоторые хитрые иммигранты пользовались тем, что канадские торговые сети без лишних вопросов принимают товары назад.

– Нет! – говорила Галя. – Отпарываешь этикетку, пришитую на подкладку, и пришиваешь ее к другой шубейке – новой, но дешевенькой. Аккуратненько. И сдаешь вместе с бумажной этикеткой и чеком в магазин. Продавец же не знает, как должна выглядеть та шуба, что брендовая. Там юные девочки с улицы работают... Тут тоже нужно смотреть кому сдаешь. Не менеджеру, не солидной женщине, девчонкам надо сдавать...

И тут Галя начинала смеяться. Вспомнила, как однажды в “Вопперсе” что-то заподозрили и перестали принимать у неё одежду. Сказали, что на сдаваемом товаре нет пластмассовой ниточки, на которую вешается ценник. Так Галя, не будь дурой, пошла в канцелярский магазин, и купила машинку, которая приделывает к одежде те самые пластмассовые ниточки.

Перешивала Галя этикетки и с дорогих кожаных курток компании “Дамиэль” на дешевые турецкие подделки. Благополучно сдавала.

– Первый год в Канаде, я, конечно, у прилавка всё же поработала, – вспоминала Галя. – Но с умом. Магазин был русский, продовольственный. И, как водится, с кулинарией. Так я к блинчикам, котлетам и сырникам свои из дома приносила и незаметно подкладывала. В течение дня свои продавала, а хозяйские оставались. А хозяева таких точек не торгаши, а так, случайные люди, купившие магазин – бывшие журналисты, музыканты и прочие недоумки. Взяли кредит в банке и купили себе магазин. Думают, всё так просто... Приходит хозяин, глаза растопырит: почему блины не продались, ведь в других магазинах их покупают, и от того же производителя... И до него не доходит! А потому, что не своим делом занимается. Не торгаш. Не в свои сани не садись!.. А сколько там украсть можно, девки! Контейнеры для мусора, они же стоят прямо за магазином. Берешь мусорный пакет – новый, чистый, делаешь вид, что убираешь в магазине, можно взять в руки совок и метлу... Сама кидаешь в мешок несколько палок колбасы, то, се, завязываешь, и все это – в контейнер. А вечером подъезжаешь и вынимаешь, все чистенькое и бесплатное. Учитесь жить, пока я жива!

Женщины молчали. Думали. О том, что чужая душа – потёмки. Ведь четыре года дружили они с Бенедиктовыми, и предположить не могли... Это ж лиса Алиса и кот Базилио. А они, Розановы, в их глазах – Буратины. Понятно, что вряд ли Галя уважает их. Просто, видимо, надо было с кем-то дружить – безопасным, незавидущим. Встать бы да уйти, да еще сказать ей всё, что думаешь... Но не всякий на это способен. И молодые женщины сидели, слушали. Только обе как-то враз разлюбили пить чай и кофе, и вообще угощаться в доме Бенедиктовых. Галя не понимала – почему. Гостьи ссылались на то, что держат диету, а с чаем ведь надо есть сладкое, и что, мол, лучше, они покурят... На самом деле барышни брезговали. Поняли вдруг, что из этой посуды пьют падшие женщины. И печеньки выкладываются на блюдо теми же пальцами, что делают интимный массаж.

Галя рассказывала сестрам Розановым, как обсчитывала и обвешивала покупателей, уже тут, в Канаде. Причем, она полагала, что ничего плохого не делает. Потому что хозяин магазина (теперь уже не советское государство) ей недоплачивает. И она, как всегда, берет свое.

– А что их жалеть? – говорила она о покупателях. – Они нас не жалеют! Принесут сожранный торт, там один кусок останется, и суют в лицо: “Возьмите обратно, нам ваш торт не понравился, верните деньги!” А зачем вы тогда, спрашивается, его сожрали? Селёдку через весь магазин в лицо кидают: “Она у вас воняет!” Притаскивают однажды оранжевый прозрачный куб, говорят, это ваша красная икра. Мы в недоумении, у нас хорошая икра, а это что? Оказывается, они замороженную икру в квадратной банке в микроволновке размораживали! А потом снова заморозили, чтобы нам принести, не расплескать!

Она хохотала.

Галя с детства росла на рассказах родителей: какие покупатели глупцы. И что надо брать своё, если природа (в Бога не верили) наделила тебя интеллектом. Не тем, дурацким, с которым книжки читают и на балеты ходят. Это никому ненужный интеллект профессоров без подштанников. А настоящий интелелект позволяет и себя прокормить, и детей, и прожить жизнь так, чтобы не было стыдно и обидно за безвкусно прожитое.

– Я прожила жизнь правильно, – веско роняла Галя. – Мы хорошо ели, пили дорогие напитки, ездили на курорты, прекрасно одевались. А сказками про честность и сладкую жизнь в загробном мире пусть чернь питается.

Иногда в беседах принимала участие Амалия. Оказалось, что она никакой не бухгалтер, а главная жрица любви одной из галиных “массажек”. И её грудь тоже была силиконовой. Амалия уже не стеснялась, и тоже рассказывала все начистоту.

Они с Галей смеются и начинают рассказывать про клиентов, про “массажки”… Оказывается, открыть новую “массажку” уже практически невозможно. Рынок весь занят, власти ввели много правил, которые осложняют открытие салона. Можно только перекупить старый.

Как отличить массажный салон, где делают обычный массаж тела от интимного? У борделя обычно игривая неоновая вывеска, огоньки так и бегают... И непременно за входной дверью, прямо на улице, стоит стул. Клиенты – все с какими-то извращениями. Много старых итальянцев, а вообще – все кто хошь: индусы, шри-ланкийцы, африканцы, коренные канадцы... Посетителей роднит одно: отклонения. Один из клиентов, черный как ночь, вроде из Бангладеш, явился, увидел Галю, Амалию и Фаечку, других женщин тогда в салоне не было, и сказал, что все они страшные, а ему нужна королева.

Амалия подвела его к зеркалу и спросила:

– Что ты там видишь? Молчишь? А я тебе скажу: ты видишь обезьяну. А я – королева.

В общем, выпнули его из “массажки”.

– Но это ведь расизм, – заметила одна из розановских дочек. – Не боялись, что он на вас пожалуется?

Женщины засмеялись. В Канаде, объяснили они, заниматься продажей тела – законно, а вот покупать такие услуги – незаконно. Потому клиент не может ни на что жаловаться.

Но полиции они все же боялись, и заранее было договорено, что если она приходит и дело пахнет керосином, хозяйка бизнеса говорит, что она сдает девушке комнату, чтобы та делала массаж клиенту, а чем та на самом деле занимается, хозяйке не известно, она не подглядывает. Впрочем, полисмена под видом клиента Галя легко распознавала. По взгляду, по армейским движениям, по собранности.

– А вообще, девчонки, запомните: все мужчины имеют отклонения, – говорила Галя. – Не все признаются в этом женам. Это мы для них как психологи. Нам можно рассказать все...

Сестры рассматривали фотографии на страничке Гали в “Одноклассниках”. Как-то ведь не додумались в течение четырех лет дружбы зайти сюда. На снимках Галя всегда была в окружении нескольких женщин. Причем, самым молодым было лет тридцать, остальным – по сорок-пятьдесят. Они совсем не были похожи на тех торговок телами, образ которых создает мировой кинематограф. Никаких прекрасных фигур и лиц как у Моники Белуччи. Обычные женщины – кто кривоногая, кто носатая, кто толстая, кто морщинистая. В голове не укладывалось: и вот с этими изменяют женам?

– С женой не сделаешь того, что можно делать с нами за деньги, – объясняла Галя. – Красавицам нечего делать в массажках – их и так содержат, потому принимаем всякое разное... Требование одно – ухоженность. Если вы приходите в ресторан и видите толпу ухоженных женщин за тридцать пять лет, знайте – “массажка гуляет”.

Она сказала об этом залихватски, с гордостью.

Розановы заметили, что Галя не только не считает свой бизнес аморальным, но и мнит себя спасительницей женщин. Она предпочитала принимать именно тех, у кого есть дети. Такая будет на работу каждый день ходить и не станет капризничать. И не украдет клиентов, а то были случаи: заведут себе пару постоянных ухажеров, и потом перетаскивают их к себе на дом. А детная мать клиента к детям не приведет. Так что Галя, по её мнению, спасала одиноких матерей.

Не было ли Гале их жаль? Нет. Ей было жаль тех женщин, которые всю жизнь ходят на работу.

Сестры Розановы не передавали матери содержание бесед с Галей. Это было бы все равно, что пересказать непристойный фильм. Сказали только, что Галя имеет массажные салоны, а в подробности не вдавались.

Когда общая знакомая однажды спросила Лиду как там Галя, та ответила: “Зарабатывает”, и недвусмысленно вильнула бедрами.

Галя страшно обиделась. Её честь была задета. Она высказала сестрам претензии и перестала их приглашать. А когда у Роберта был юбилей, Галя посоветовала общим знакомым: “Не ходите к Розановым. Они – быдло”.

Сына

Часто, собравшись за столом, Розановы обсуждали бывших любимых друзей. Знал ли Стасик о том, чем занималась мать? Решили, что знал. Большой уже мальчик-то. И Гена знал.

– Мне кажется, на такую «работу» идут женщины, обиженные мужчинами, – говорила Лида. – Гена изменял Гале, она его любила. Однажды, помните, рассказывала, что они развелись и он ушел от неё к другой, она стала жить со своим водителем, и Стасик даже полюбил его, папой называл. Не хотел, чтобы отец возвращался. И до сих пор на отца в обиде, что мать столько плакала... Или вот Амалия. Её муж бил... Они, думаю, мстили всем мужчинам за поруганную любовь.

– Все проще, мама, – перечила ей одна из дочерей. – Еще Ломброзо писал, что есть женщины с прирожденной склонностью к таким занятиям. Они оправдывают своё ремесло бедностью, изменой мужа, болезнью ребенка. Но если дать им богатство и почет, они все равно втихаря будут заниматься тем, к чему их тянет.

Она, кстати, вспомнила, что ей говорили, будто Стасик торгует марихуаной и кокаином. Давно говорили, но она не верила. А теперь он переехал в США, и чем там занимается – никто не знает.

Галя с Геной после того, давнего развода, еще в Союзе, все же сошлись и с тех пор не расставались. Любили ли они друг друга? Этого Розановы не могли понять. Лида считала, что Галя любила Гену, а он её нет, иначе как позволил бы торговать телом? Барышни полагали, что никто никого не любил, просто создалась парочка Бонни и Клайд, гаечка подошла к винтику.

– А помните, – вспоминала Лида, – как Гена весело рассказывал, что Стасик, в то время старшеклассник, шёл с дискотеки, и от «веселящих веществ» петлял, восьмерками шёл, и головой вертел, не мог свой дом узнать? А Гена на балконе стоял, и помахал ему рукой: “Сына! Иди сюда, здесь твой дом!”

Когда Гена это рассказывал, все смеялись. Это преподносилось как разовая выходка мальчишки, по поводу которой мудрые родители не стали делать трагедии, и трагедии не случилось.

Вспоминали, как Галя много раз вздыхала о судьбе розановских дочек, когда одна из них рассказывала, что в студенческие годы, живя на родине, имела такую маленькую стипендию, что на еду еле хватало. Она ела просроченные макароны, вытаскивая из них малюсеньких жучков перед варкой.

– Эх, как жаль, что мы не знали друг друга, – сочувствовала Галя. – Ты бы у меня макароны не ела.

Соглашались, что баба она добрая. Щедрая. А Галя тем временем говорила общим знакомым, что Розановы – плохие друзья. Неблагодарные. Оставили её в беде, и вообще дружили только из корысти – за подарки.

Лида иногда грустно задумывалась, рылась в себе: за подарки? И с досадой признавалась, что да, подарки были приятны. Её жизнь не баловала, она выросла в многодетной семье, в детстве донашивала одежду за сестрами, потом вышла за Роберта, который тоже был из небогатой семьи. И не то, чтобы они, Розановы, потом нуждались, нет. Но лишнего не было. Пока живы были родители, Лида и Роберт им помогали. А еще она стремилась всё дать детям, про себя совершенно забывая... И когда уже в Канаде Галя приносила ей разные красивые безделушки, или дарила безразмерную одежду со своего плеча, Лида искренне радовалась. Вот и ей что-то в жизни бесплатно досталось. Вот и её любят так, что хотят порадовать. Она и представить не могла, что вещи – ворованные из магазинов.

Неужели это так грешно – радоваться подаркам друзей, с грустью думала Лида. И сама себе отвечала: да, это нехорошо. Не надо было принимать. И не потому, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке – она ненавидела этот циничный постулат. А потому, что теперь вот сама она понять не может любила ли она Бенедиктовых бескорыстно или нет?

Хэппи энд

Гену посадили. На сколько лет – никто не знал, но через шесть лет выпустили. Может, срок был больше, но за хорошее поведение... Он вернулся из американской тюрьмы больным. Работать не мог – почки отбиты. Они с Галей переехали из Монреаля в Ванкувер, и теперь он часто сидит в кресле у окна и смотрит на местные красоты. Провинция Британская Колумбия – живописнейшая земля.

Начал было читать. Но поскольку привычки к чтению не было, он быстро уставал, путался в именах героев, и вообще ему казалось, что это – пустое времяпрепровождение. А чтение романов и рассказов русских классиков так и вовсе портило настроение. Эти книги порождали смутную тревогу. В них ничего не было о нем, Гене, написано, но в то же время получалось, что всё там – о нем. О том, что он неправильно жил...

Гена откладывал книгу и думал: кто его учит? Докторишка Чехов? (Он перед чтением книги, непременно заглядывал в биографию писателя – стоящий ли человек, уделить ли ему время?). Бродяга Куприн, который в эмиграции помешался на почве бедности? Помещик Толстой, который косой махал только для показухи, а сам был самым настоящим барином? Да пошли они все...

Гена бросил читать и стал смотреть телевизор. Программы на английском языке. Вот это – другое дело. Не бередит душу. Новости подтверждали, что он правильно уехал с территории бывшего СССР, что правда – тут, в Канаде, а не там. А там – диктатура, иллюзии и химеры. Осознавать, что ты сделал большой и правильный шаг в жизни, было приятно.

А тюрьма? Ну, что ж... Это случайность. Это могло быть и в “совке”. Сам виноват, бдительность потерял.

Сын отцу часто звонил, проверял как он. Это ему Галя поручила. Потому что она сама, живя в Ванкувере, продолжает руководить двумя из своих массажек и часто уезжает в Монреаль. А другие две продала. Амалия у неё теперь – менеджер. Но глаз да глаз за бизнесом всё равно нужен.

Если кто считает, что Галя не любит Гену, то он неправ. Она его любит. И теперь, несмотря на то, что Бенедиктовы лишились львиной доли своего дохода, она рада, что муж, наконец, полностью её. Больной, обрюзгший, раздражительный. Но она помнит, как он танцевал, и что он выбрал её из всех. Высокую, ширококостную, с мясистым носом. И не прогадал. Она своей грудью заработала ему на дорогих адвокатов и вызволила из темницы.

Теплое чувство полного обладания Геной не мешает Гале трясти стариной и изредка обслуживать старых клиентов.