Борис БУЖОР. Город квадратных улиц

Эссе / Илл.: Художник Светлана Родионова

«Спекся город золотой,

Потому что не понял, над небом он или – под небом…»

Александр Непомнящий

Город квадратных улиц и тонких труб навис над стремительной рекой, что убегала в казачьи дали южных окраин. Здесь в преждевременные декабрьские ночи фонари горят через раз, а если смотреть с холма, минуя старый собор из пяти куполов, то перед вами откроется степная темень. Прищуришься, едва вдали различишь ниточку света: то трасса – направо если, то к утру будет столица, налево – села, провинции, придорожные магазины, где торгуют черствыми пряниками, газировкой, пивом с высветившейся этикеткой.

Бывает морозно, так, что дешевые куртки и пуховики не спасают, а если ветер – то голову поглубже в ворот и скорее от точки «А» в точку «Б», семеня, не глядя по сторонам, шустрее… У авто замерзают двери, приходиться поливать кипятком, чтобы открыть. Дым из труб кажется гуще, дотянись рукой, потянешь, вытянешь веревочку распустившегося серого каната. 

В сырость надо остерегаться машин, чтобы не обдало с ног до головы. А еще хуже плюхнется колесо в яму, и вся жижа на тебя – и ты мало того, что мокрый, так и еще унижен. В такую погоду лучше ничего нового не надевать. А если сам за рулём, то будь внимательным среди тумана, кругом не только люди, но и стаи бездомных собак. Псы выбегают из подворотен ранним утром и поздним вечером из закоулков, облаивают окрестности. Словно встречные виноваты, что хозяева их бросили и забыли.

А еще в киоске быстрой еды можно увидеть, как в окошке толстенькая тетенька в белом фартуке ужинает из пластикового контейнера макаронами, что политы кетчупом по «красной цене». Недавно таксисты заходили за кофе и булочками, следующие покупатели явятся не скоро – можно воспользоваться перерывом. Тетенька ест, глаза её добры, руки опухли от труда. И если подойти ближе, перейдя ухабистую дорогу, присмотреться, то увидите, что мы и есть эта тетенька, сидим среди одиночества и жуем макароны…  

Кругом одиночество, но оно так родимо, что исчезни оно, мы сделаемся по-настоящему одиноки…

Её пенсионные руки привыкли к труду, они когда-то сжимали рычаги крана, и она возвышалась над миром. Но нет никого рядом, кто готов эти руки поцеловать за труд, и наверно, такого нет и в мире.

Руки держат вилку, что погружаются в макароны. А потускневшие глаза видят в узкое окошко перспективу улицы. По ней завтра пойдут люди и заспешат машины. А главный Собор загремит колоколами. Будет праздник.

А еще в этом городе есть футбольное поле. Сколько ног его истоптало, где эти сильные ноги?.. Теперь они больны, врачи ставят диагноз варикоз, некоторыми помогают передвигаться трости и костыли. А некоторые просто одряхли, и путь от машины до дома им кажется сравнимым с вечностью. Молодые ноги не бегают по траве, поле заросло, там выгуливают собак, которые гадят, а хозяева их тем временем переговариваются о курортах в дальних странах, где волны и кругом все зелено и красиво.

Главный в городе сказал, что закупили еще несколько новых электроавтобусов. А когда-то по улицам гремели трамваи – и народ был к ним безразличен, до тех пор, пока их не убрали. Как убрали последние рельсы на углу краеведческого музея, всем вдруг стало трамваев не хватать. А когда по городу расползлись электроавтобусы – бесшумные, чужеземные, все поняли, что любили они те трамваи. Они громыхали днями и ночами, будили живущих вдоль стального маршрута, искрились бугелями, напоминающими бенгальские огни и придавая обыденности чувство праздника.

Провинция средней полосы. Здесь нет море и гор. Зато, если вырваться за город, есть высокие сосны. Можно встать у подножья – главное не споткнуться о могучие корни! – и посмотреть вверх. И покажется, что по шершавому стволу можно долезть до неба.

А лес сменяется степью, которую топтали кочевники разных времен. Татары-монголы покоряли города этой земли, создавали поселения – многие до сих пор гадают над странными названиями деревень, Тынып, Куймань, Усь-турка. Хотя в основном названия привычны для нашего слуха. Но порой в русской деревне можно встретить чернявую красавицу с восточными чертами лица.

А мы – люди квадратных улиц. Мы привыкли к свинцовому небу, макаронам по «красной цене», к бетонному забору, вдоль которого идешь и читаешь матершину, и знаем, что рано или поздно он кончится и – будет счастье. Начнется прелесок или река. Человек в ожидании счастья куда прекраснее, чем человек счастливый. И поэтому, спасибо тебе, Ева, что сорвала запретный плод. Свыше так и было задумано, я уверен. Бог любит нас, поэтому и подарил жизнь, а не прозябание в зоопарке с комнатными условиями.

А нам, жителям лесостепи, квадратных улиц, сырых перекрестков, тесных хрущовок, нужны промышленные районы, покосившиеся крыши домов, вагоны проходящих поездов. Наши землистые лица суровы, а глаза печальны, мы с тоской смотрим на мир, как когда-то наш предок на узкоглазокго, широкосскулого чужеземца, сжигающего его родное жилище. Столица от нас – рукой подать, мы же не Урал и не Сибирь, мы – средняя полоса. Но мы совсем не столица, мы чужды ей. Север для нас Север, Юг – Юг. Зимой – стужа. Летом – зной. В мае цветет сирень.

Мы, обитатели квадратных улиц, спешим жить, словно бытие выскальзывает из-под наших ног, потому, шагая вперед, нас кидает по сторонам…

Но – не падаем.  

Мы – стремительная река, мы – фонари преждевременных декабрьских ночей.

Мы – придорожный магазин с черствыми пряниками.

Мы слушаем звон колоколов, мало во что веря.

Внуки феодальной раздробленности, потомки тех, кто пережил пожары от рук чужеземцев. Мы – Европа, мы – Россия, и немного – Азия. Из-за лес, из-за гор показывали нам топоры – мы ухмылялись. Хотя было страшно. Но нам всегда было чем ответить… И Европе, и Азии, а если Россия для нас станет чужой, нам будет что ответить и ей.

Страшно?

Страх – это нормально, он у нас есть, отсюда и вера – а в основном наша полоса считается православной. Мечетей никто не замечал, может, они и есть, но они тихи. Есть в городе квадратных улиц один костел, есть второй, что у парка, где гуляют студенты. А в основном много разрушенных церквей в деревнях и селах, новых церквей в городе и городках, которые почти пусты и, конечно, Соборы, что звонят колоколами по праздникам. Слышно их наверху, слышно их и в низине.

Нам очень здесь одиноко, мы, потерявшиеся, кричим друг другу, и – не слышим. Запертые, замученные, лишенные теплых чувств. Но мы добрые – жители квадратных улиц. Просто испоганились, очерствели, душу перепутали с телом, а тело с душой.

Простите нас. А нет – не прощайтесь – это мы будем прощать вас.

Мы – гордые!

Мы – жалкие!

Стремительная река убегает в казачьи дали южных окраин, а мы – остаемся. Те, кто настоящий – я, и не боится стать – мы.

И знайте – мы существуем, и в каждом мы, только стоит присмотреться – имеется множество я.