Виктория СИНЮК. Угонщики
Рассказ / Илл.: Наталья Ворошилова
В четверг уроки у Екатерины Васильевны закончились, как обычно, рано. Ещё и десяти не было на часах, а уже и русский, и литература проведены в 9 «В». На этом её учительский день, конечно, не кончился: в четыре часа у Екатерины Васильевны начинались курсы в одном учебном центре в самом сердце города. До курсов она собиралась съездить домой, пообедать, подготовиться к вечерним занятиям и часа в три выдвигаться на вторую работу, куда более приятную и спокойную, чем школьная. Абитуриенты, с которыми Екатерина Васильевна работала несколько раз в неделю по вечерам, были толковыми ребятами. Собирались поступать – кто в вуз, кто в колледж. Дисциплину на занятиях не нарушали…
Не то что эти – 9 «В». Глаза б не видели! И хочется им что-то дать, несмотря ни на что, и рукой махнуть тоже хочется. Вот сегодня – читали наизусть монолог Чацкого. Ну, хорошо: большая часть класса, естественно, ничего не подготовила, пришла, как говорят, отсидеться, покормить учителя «завтраками»: «Я вам завтра после уроков расскажу». А те, кто выучил и ответил у доски, как выяснилось, почти ни слова не поняли в том, что прочитали. Екатерина Васильевна была обескуражена: она же объясняла на пальцах, терпеливо переводила с русского на русский, со взрослого на подростковый, обращалась к бунтарскому духу юношества. Без толку! Воспроизводят заученный текст машинально – без какой-либо примеси мысли и чувства. Екатерине Васильевне ещё не было тридцати, она прекрасно помнила себя в пятнадцать, помнила, как она и её друзья-одноклассники читали любимой Наталье Петровне этот самый монолог. И он не казался им «китайской грамотой». Да, «очаковские времена», «покоренье Крыма», «зефиры и амуры» были понятны не сразу – нужны были комментарии учителя, но в целом всё было ясно без перевода и сурдоперевода. А эти… Мало того, что не понимают, так ещё и осмеивают непонятое. Оно, мол, «нам надо» – «зефиры» эти? Грешным делом, Екатерина Васильевна и сама на минуту задумалась: а действительно – надо ли им это, что им это даст, так сказать, «для жизни»?
Так думала Екатерина Васильевна, когда, лавируя между «угорелыми» шестиклассниками, спускалась с третьего этажа в учительскую. Нужно было поставить журнал, забрать пальто из гардероба. Школа на перемене гудела, звенела, визжала; снизу, из столовой, доносились запахи свежей запеканки и какао – а вместе с ними весёлый гуд «началки». Как хорошо, думала Екатерина Васильевна, что сегодня только два урока. Ещё часок езды на троллейбусе – и дом. Можно перевести дух в тишине, помолчать, немного сосредоточиться на своём.
Екатерина Васильевна вошла в учительскую, поздоровалась с «физицей» и «математицей», беседовавшими на диванчике, поставила журнал, почитала объявления на стенде – что, кому и когда надо сдать из документации. Глянула в расписание замен – слава богу, её фамилии в нём нет. Двинулась было в гардероб – но тут её окликнули. Она обернулась: социальный педагог Ольга Борисовна. Женщина ещё молодая, но всегда серьёзная, неулыбчивая и как будто постоянно уставшая, даже после выходных и каникул. Человек, преданный школе, делу и, кажется, совсем с ними слившийся. Добрый, в сущности, человек…
– Екатерина Васильевна, я знаю, что у вас сегодня только два урока и они уже закончились. У меня к вам большая просьба…
– Так?
– Съездите, пожалуйста, в РУВД на допрос. Вместо меня. Сегодня в 12.30. Я совсем не могу: на носу проверка. Сможете? Естественно, будет отгул на каникулах.
– На допрос? Ладно… – скрепя сердце ответила Екатерина Васильевна.
– Огромное спасибо, выручили! Адрес я вам сейчас сброшу в «Вайбере».
– Хорошо…
Отказываться от таких просьб и предложений в школе не принято. В конце концов, рано или поздно тебе тоже понадобится замена – и кто-то в своё личное время придёт на помощь.
Вот так и рушатся планы на день. Не привыкать, конечно: школьная жизнь непредсказуема – никогда не знаешь наверняка, пройдёт ли рабочий день по расписанию или же расписание «поплывёт» вместе с твоими планами…
Домой уже не поедешь: далеко. А РУВД находится в нескольких остановках от школы. Однажды Екатерине Васильевне уже доводилось бывать там – на допросе девочки-пятиклассницы, маму которой в пылу бытовой ссоры чуть не убила бабушка. Допрашивать детей без присутствия педагога нельзя, потому-то милиция и обращается к учителям районных школ. Для учителя эта процедура довольно проста: сиди да слушай, чтобы следователь не перегибал палку. Потом надо поставить подпись в протоколе – и можешь быть свободным. Но просто это только на первый взгляд. Выйдешь потом оттуда – и не сразу поймёшь, на каком свете находишься: так странно порой живут люди – как в плохом кино. А в случае с этой девочкой самым жутким было даже не то, что пожилая женщина, бабушка, с ножом бросилась на свою дочь, а то, с каким спокойствием и даже равнодушием отвечала девочка на вопросы молодого следователя. Без дрожи в голосе, без слезинки и особого волнения. Это потрясло Екатерину Васильевну: больше всего она переживала, что ребёнка придётся успокаивать и даже настраивалась на это. А тут…
Екатерина Васильевна дождалась в учительской, пока закончится перемена, поговорила с учительницей истории, своей ровесницей, и, когда прозвенел звонок на урок, пошла в столовую подкрепиться.
Школьная запеканка со сметаной, сладкое негорячее какао – вкус детства. Но это на десерт. Перед ним ещё рассольник и пюре с куриным филе, запечённым с помидором и сыром. В сущности, неплохой обед, да и стоит копейки… В столовой почти тихо, только дежурные в синих фартуках, весело переговариваясь, убирают со столов, протирают столешницы.
После обеда Екатерина Васильевна направилась в библиотеку – время ещё есть, выезжать можно через час, не раньше. В библиотеке – как раз новые поступления литературных журналов. Славно! Екатерина Васильевна даже порадовалась, что в этом дне, который был чётко расписан, оказалось место для заветного. Сейчас она устроится поудобнее, станет листать журналы, и память унесёт её в филфаковскую юность. Большой читальный зал факультета, высокие окна на солнечной стороне – и совсем неважно, какое на дворе время года… Екатерина Васильевна уже почти смирилась с тем, что в этом университетском мире, который она так любила, не нашлось для неё местечка. Прошлой осенью она окончила аспирантуру – правда, с диссертацией не успела. Свободных рабочих мест на кафедре не было, в других вузах тоже ничего не нашлось – пришлось искать место в школе. А варианты пойти работать копирайтером, редактором сайта, журналистом Екатерина Васильевна не рассматривала. В школе есть литература – пусть её не принимают, не понимают, зачем это нужно, она, Екатерина Васильевна, постарается хоть что-то сделать, если мир науки ей пока не доступен. А над диссертацией можно и так работать – в свободное время… Правда, где оно, свободное время? Школа, курсы, репетиторство… Съёмная квартира требует оплаты, родителям нужно хоть немного помочь, и у старшего брата скоро родится ребёнок…
* * *
У здания РУВД Екатерина Васильевна оказалась на двадцать минут раньше, чем нужно: с прошлого раза запомнила дорогу от остановки и плутать среди высотных новостроек ей не пришлось. Пройдя через турникет у поста охраны, она оказалась в длинном нешироком коридоре на первом этаже. Тусклый свет, тяжёлые стены, стенды с объявлениями «Разыскивается…». Екатерина Васильевна нашла нужный ей кабинет, но заходить не торопилась: время ещё не пришло. Сидеть на коридорной скамейке ей тоже не хотелось, и она прогуливалась по коридору, изучая тексты на стендах. Возле кабинета, где должен был проходить допрос, сидела женщина – немолодая, неухоженная, бедно одетая. Она громко и раздражённо говорила по телефону, и, хотя Екатерина Васильевна особо не вслушивалась, она поняла, что эта женщина имеет какое-то отношение к «делу». За несколько минут до назначенного времени Екатерина Васильевна, постучавшись, вошла в кабинет следователя и поздоровалась. Следователем оказалась женщина лет тридцати пяти.
– Педагог на допрос? Ожидайте в коридоре, вас позовут. Сейчас приведут первого подозреваемого.
«Первого? Значит, он не один? Интересно, сколько всё это продлится? Часа два, наверное…» – думала Екатерина Васильевна. Наконец дверь коридора открылась – и на пороге оказался милиционер, рядом с ним – юноша лет шестнадцати в спортивных штанах и свитере. Женщина, сидевшая у кабинета, встревоженно поднялась, и Екатерина Васильевна догадалась: мать.
Начался допрос. Парень, окончивший девять классов школы и уже успевший получить условный срок за хулиганство, держался спокойно, уравновешенно, немного даже отрешённо. Ни страха, ни виноватости, ни особой наглости не было в его лице. Серое, сыроватое юношеское лицо без видимых эмоций. Зато мать то и дело вздыхала да не знала, куда глаза девать: стыдилась.
До начала допроса Екатерина Васильевна понятия не имела, в чём тут дело, что случилось. Оказалось, подросток проходил по делу не как свидетель, а как подозреваемый, вина которого, к тому же, была несомненна. Из ответов юноши следовало: он в компании своего пятнадцатилетнего приятеля ночью угнал соседский автомобиль. Это если вкратце. В деле было много любопытных деталей – Екатерина Васильевна слушала признания подростка затаив дыхание.
– Зачем вы с Димой в два часа ночи вышли из дому?
– Сигареты кончились. Хотели купить, – ответил Рома.
– Купили?
– Нет. Всё было закрыто.
– И что было дальше?
– Пошли к дому…
– Так…
– Увидели машину… Там пачка сигарет под лобовым стеклом лежала.
– И?
– Ну, захотели достать. Разбили окно…
– Кто это предложил?
– Ну я.
Машина была далеко не новая. Сигнализация не сработала. Разбив окно, ребята открыли дверцу и проникли в салон. Уселись на сиденья – Ромка, как старший и опытный, на водительское, Димка – на пассажирское. Лихо закурили. Через пару мгновений было принято решение «поехать покататься». Оказывается, как завести машину в отсутствие ключей Ромка прекрасно знал – друзья научили. Вскоре юные угонщики мчались по дорогам ночного города, смеясь и радуясь своему успеху…
Лицо матери было совсем красным. В ту ночь она находилась на смене, а отец парня спал после работы в своей комнате под телевизор и, кажется, был нетрезв.
Что было дальше? Выехали за город, на трассу. Решили поехать в сторону деревни Ромкиной бабушки – это недалеко от города. Ближе к рассвету съехали в кювет – поездка закончилась. Оба были невредимы. Убедившись в том, что с машиной больше ничего не сделаешь, выдрали из неё магнитолу, достали из бардачка какие-то диски, в нём же нашли баллончик с краской – всё это взяли с собой и вышли из машины. Ромка нарисовал баллончиком на капоте свастику. Потом побрели в сторону станции, где ходили электрички до города. Места были знакомые, оттого не заблудились, сразу вышли туда, куда нужно. Приехав «на район», разбрелись по домам – отсыпаться. Разбудил Ромку звонок в дверь – милиция: «пальчики» его уже были в базе, и отыскать угонщика оказалось совсем не трудно.
– А зачем свастику нарисовали?
– Не знаю, – глухо ответил Ромка, пожав плечами.
– А магнитолу зачем взяли? Диски?
– Да не знаю я… – так же повторил парень.
Вот это искреннее «не знаю» больше всего и поразило Екатерину Васильевну.
Потом привели Димку – по сравнению с ним Ромка был, конечно, лидер. Смотрелся Димка куда более скомканно, переживал. Ромка уже имел дело с милицией, бывал на допросах – для Димки всё это было впервые. Пришла его мать – куда более жёсткая и уверенная. Мать-одиночка. Много работает. А отца своего Димка не помнил…
Пришлось Екатерине Васильевне прослушать всю эту историю ещё раз. Никаких особенных деталей больше не всплыло – парни говорили всё как было, и рассказ Димки почти полностью повторял Ромкин, вплоть до впечатляющего «не знаю». Когда Димка медлил с ответом, мать на него прикрикивала: «Отвечай, как есть! Чего ты мямлишь?» В конце концов, ей даже сделали замечание. Мать умолкла, но, пока длился допрос, продолжала демонстрировать своё отношение к происходящему раздражёнными вздохами.
Допрос длился несколько часов. Всю эту историю, которая в книге уместилась бы в пару абзацев, следователь и ребята строили долго, тяжело. Восстанавливали картину до мелочей… В два часа дня Екатерина Васильевна поняла, что ни о какой поездке домой речи быть не может: отсюда надо будет сразу мчаться на курсы. В половине третьего она попросилась выйти из кабинета (сидеть в одной и той же позе на стуле было трудно) и стала набирать номер Ольги Борисовны – сказать, что ей скоро нужно идти, а допрос в самом разгаре. Ольга Борисовна не ответила. Уйти раньше было нельзя – поставить подпись в протоколе до завершения допроса невозможно. В половине четвёртого Екатерина Васильевна звонила в учебный центр, объясняла ситуацию, просила методиста распечатать тесты и дать их ребятам в качестве самостоятельной работы. В центре на задержку Екатерины Васильевны отреагировали сдержанно, попросили поторопиться – занятия не бесплатные, не дешёвые, родители могут возмутиться. Екатерина Васильевна, чувствуя внутри сильное напряжение, вернулась в кабинет следователя.
Допрос утомил её, никакие детали больше не удивляли – и если она испытывала хоть какую-то жалость к этим ребятам, то, скорее, рассудочную, чем сердечную. Понятно, откуда такое поведение, такие повадки. Поглядишь на матерей, узнаешь об отцах – всё ясно. Интересно, что хулиганы из 9 «В», даже неуравновешенный Владик и странный Андрей с «камчатки», показались ей на этом фоне обычными мальчишками… И пусть только не прочитают монолог Чацкого!
* * *
В половине пятого Екатерина Васильевна ехала в троллейбусе, про себя уговаривая его поторопиться. А как ему поторопиться – небыстрому по природе? Пробки, заторы, слякоть, люди возвращались домой с работ на всех видах транспорта. Кругом зажигались огоньки реклам, витрин; городской центр был наводнён хорошими авто; люди сидели в кофейнях, бродили по торговым центрам, заглядывали в бутики… Сердце города пульсировало в ритме успеха, и до этого сердца было всего десять минут езды оттуда, откуда ехала Екатерина Васильевна.
Поначалу она думала, что, войдя в аудиторию, поделится со своими ребятами тем, что сегодня услышала и поняла. Начать урок с истории из жизни – хороший педагогический приём. Но эта мысль быстро оставила её. Вдруг ей показалось, что сегодня жизнь как-то неуклюже, доверчиво, по-юношески обнажилась перед ней, предстала в какой-то детской неумытости – как будто распахнулась комната, в которой чужакам не место. А раз не место, чего говорить о том, что увидела…
И Екатерина Васильевна ничего не рассказала ребятам. К её приходу они уже сделали тест, положили его на учительский стол и что-то весело обсуждали.
Занятия прошли быстро и хорошо. Можно было и лучше объяснить тему, но Екатерина Васильевна не корила себя за то, что была немного не в форме.
Вечерний город, встретивший её у крыльца, тонко-тонко пах первыми предвесенними нотками. А ещё кофе, сладкими дымками, выпечкой, шаурмой. Манящий город об руку с зимой, которая вот-вот закончится, звал прогуляться. Но сил на прогулку не было, к тому же очень хотелось есть, выпить домашнего кофе, сваренного в любимой турке. Екатерина Васильевна, вопреки обыкновению, не прошла пешком ни одной станции метро. Она села в поезд и сразу поехала домой.
* * *
Ночью ей снился вечер. Тот район города, где находилось отделение милиции. Вот она снова идёт туда мимо новых высоток, банка, офисных «стекляшек» и ярких витрин. В небольшом безлюдном переулке за всем этим высотным великолепием она оказывается совсем одна. Куда идти – непонятно, дорога сбилась. Но вот под фонарём появляется человек, мужчина в длинном плаще. Когда Екатерина Васильевна оказывается совсем близко к нему, он поворачивается к ней, широко распахивает плащ… Так делают некоторые люди, не очень здоровые. В испуге она отворачивает голову, не смотрит, но любопытство берёт верх, и она устремляет испуганный взгляд на мужчину. Под его плащом – ничего. Просто чернота. Пусто. Мужчина исчезает, плащ пару мгновений, как улыбка известного кота, висит в воздухе и затем тоже испаряется. А Екатерина Васильевна оказывается в кабинете следователя, где ей задают всего один вопрос: «Зачем?» Она отвечает: «Не знаю». Это не устраивает следователя, и он задаёт свой вопрос ещё и ещё. Ответа по-прежнему нет. Только «не знаю». Во сне Екатерине Васильевне начинает казаться, что она, как Сизиф, обречена вскатывать своё «не знаю» на гору непостижимого «зачем».
Спас Екатерину Васильевну будильник. К нему присоединился кот, который стал ходить у кровати и мяукать.
Начиналось новое учительское утро, пятничное. Впереди уроки в седьмом классе. Проверочная по деепричастию. «Капитанская дочка». Своих семиклассников, шумных, но таких живых и интересных, Екатерина Васильевна очень любила. Сегодня они будут продолжать спорить о Пугачёве, говорить о благородстве Петруши. Девочки расскажут о Маше. Екатерина Васильевна покажет классу небольшие отрывки из экранизации. В классе есть хулиган – Димка Пугачёв. Как он гордится своей фамилией на этих уроках! Вместо того чтобы списывать математику, защищает перед одноклассниками однофамильца Емельяна Ивановича. А ведь даже не читал, но – обещает: «Прочту – вот увидите! Я уже начал».
Екатерина Васильевна позавтракала, надела любимое рабочее платье, сапожки, начищенные с вечера, – и через полчаса уже ехала в полнёхонько набитом троллейбусе. Вечером, после работы, она собиралась посидеть в библиотеке над диссертацией.
