Ольга АРТЁМОВА. От его лица словно исходит свет
Фотоисповедь Наталии Воробьёвой // Илл.: Константин Дмитриевич Воробьёв (24.09.1919–2.03.1975)
«Константин Дмитриевич Воробьёв… Всегда обращаюсь к Богу и Высшим силам со словами тихой печали и рвущейся из груди радости – спасибо, что подарили мне такого отца! Именно в том страшном 1943 году, когда не стало в обездоленной семье Дзенисов замечательного Валечки-Валентина, к ним пришёл потрясающий Константин, родом из Нижнего Реутца… Не иначе, как само Провидение послало Марусе такого зятя… Она его «высмотрела, выстрадала» благодаря своей доброй, отзывчивой на чужую боль и страдание душе!» – несколько пронизанных горячей любовью строчек. А рядом фотография молодого, очень красивого человека. От его лица словно исходит свет.
Через страницу другая фотография. Девушка с волевым лицом, с пышными волосами задумчиво смотрит в будущее. И новые заметы сердца: «Шяуляй, 1945 г. Вера Викторовна Воробьёва… Страшное военное время закончилось, впереди новая мирная жизнь. В маминой судьбе большие перемены, она встретила незаурядного для шяуляйской среды человека – очень яркого внешне и внутренне, самостоятельного, цельного и талантливого! Он хочет писать книги… Он нацелен на большую удачу в литературе… Ему тесно в Шяуляй! Он рвётся в большой мир, ему хочется действовать, а не прозябать. Ему нужно общение с людьми, беседы и разговоры на самые важные темы… Им движет желание СОСТОЯТЬСЯ, как личность».
В 2024 году литературный мир отмечает 105-летие со дня рождения большого писателя Константина Дмитриевича Воробьёва. К юбилею на его малую родину, в Медвенский район Курской области, в музей имени Д.Я. Самоквасова, пришёл из Москвы бесценный подарок. Дочь писателя Наталия Константиновна Воробьёва передала людям, которых по праву считает земляками, шесть альбомов. В них – 294 фотографии! Каждая сопровождается откровениями замечательной дочери замечательного отца. Их нельзя читать с холодным сердцем! Как нельзя равнодушными руками брать книги Воробьёва. Наталия Константиновна определила жанр своих мемуаров неожиданно – фотороман. Но я бы дала другое название. Это фотоисповедь: таким накалом чувств дышит каждое слово! Необыкновенно ёмкая, она вмещает в себе столько новых фактов о роде Воробьёва, что оторваться невозможно. На её страницах писатель встаёт не «в бронзе», когда всё «подчищено» придирчивым редактором. Перед нами – живой, дышащий полной грудью неординарный человек. И это не парадный портрет семьи, когда фотограф усаживает её членов в картинные позы и, упаси Боже, выйти из красивого образа. Нет. Перед нами пойманные мгновения жизни, естественные, как дыхание. Нечаянный поворот головы… Легкокрылая улыбка… Задумчивый взгляд… Но именно в такие минуты и запечатлевается суть человека, его подлинный душевный портрет.
От «безбрежного океана хлеба», цветущей акации, «двух сотен белых хат, двумя посадами рассыпавшихся над речкой», война привела русского солдата в Прибалтику, соединила неразрывными узами с девушкой с волевым лицом. А за её спиной стоит целое поколение удивительных людей. Призванные волей Наталии Константиновны, они выходят из тьмы времён. На мгновение судьбы их, как вспышкой, освещаются строками фотоисповеди.
Илл.: Мария Николаевна Фоканова. Петроград, 24 сентября 1914.
Миловидная девушка между занятиями и репетицией заскочила в фотоателье. «Мария Николаевна Фоканова, – знакомит нас Н.К. Воробьёва. – Питер, 24 сентября 1914 года. Это потом она станет Дзенис (в переводе с латышского «Дятел»), и именно в такой же сентябрьский день, но только 1943 года уже в Шяуляй на ул. Глоусню (в переводе с литовского «Ивовая») и появится мой будущий отец Константин Дмитриевич Воробьёв с группой пленных, бежавших из Шяуляйского лагеря для военнопленных… А пока она молода, учится в Учительской семинарии Санкт-Петербурга, поёт в церковном хоре, даже выступает иногда в каком-то театре на сцене в опере «Жизнь за царя», поёт партию Антониды, дочери Ивана Сусанина…» Такая вот она, та самая Маруся, что, спустя годы, «высмотрела, выстрадала» зятя в «образцово-показательном месте убийства пленных». Хрупкая женщина приходила к отгороженному от живого мира колючей проволокой чёрному пространству, где обречённые на смерть мучились сильные, мужественные люди, бросала им кусочки хлеба. И однажды высокий, страшно исхудавший пленный прошептал: «Мать, мы хотим бежать. Сколько возьмёшь к себе человек?..» Женщина с библейским именем, символизирующим милосердие, стала «солдату войны и прозы» второй матерью.
Мелькают снимки-года. Июнь 1934 года. Шяуляй. Члены «Русского Общества» отмечают какой-то праздник. Может Ивана Купала? Только что пили из глиняного кувшина гиру – литовский квас. И вдруг остановились: надо же сфотографироваться! Мария Николаевна присела на подножку автомобиля. Рядом пристроились родители подруги дочери. И короткая, но бесценная строка: «…это у них на хуторе прятались наши бежавшие военнопленные во главе с моим будущим папой… Четыре поколения пронесли эту удивительную дружбу-солидарность между родом (можно сказать, русским) и родом Лаймы (можно сказать, литовским) через всё…»
Комментарии Наталии Константиновны тоже – не парадные. Тон её письма доверительный. Откровенно она рассказывает о том, о чём рассказать может только она. Невольно вспоминаешь слова Астафьева о талантливом её отце: «Он пишет… без расчёта кому-то понравиться и угодить». И эта искренность подкупает.
Илл.: Родилась Наталья Воробьёва
Впервые автор повествования появляется на страницах фоторомана в облике ясноглазой крохи: «Шяуляй, 1945 год. В семье Воробьёвых родился ребёнок, но не сын, которого очень ждали, а дочь, мама даже вышила на детском «приданом» заветное имя «Борис»… Под именем Бориса Лиственовского папа обитал какое-то время в Шяуляй (потом у него в Вильнюсе появится много друзей с этим именем)». «Но папа, мне кажется, Наташкой был доволен, а имя дал в честь толстовской Наташи Ростовой, очень любил Льва Николаевича!» Константин Дмитриевич и внучке имя выбрал. В записке в роддом написал: «Дочь, давай выбирай: Маринка или Настенька… Бабушка у нас Марина, твоя Цветаева – Марина… Насти все хорошие…». Марина – звучное имя, я легко согласилась с папой. «Мне имя – Марина, я – пена морская»… У дочери зеленоватые глаза с «крапинками», как у деда Кости…»
А на солнце радости уже наползают чёрные тучи. Новые исповедальные строки – они подкатывают комом к горлу. «Папа боролся с онкологией – опухоль коры головного мозга… Спешно продаём гараж, машину, везём папу в Москву, в госпиталь имени Бурденко. Операция. Вроде улучшение, все силы брошены на поиски обмена и получения разрешения на въезд в столицу СССР. «Приближение к сыну» – что-то в этом роде, речь идёт о нашем сводном брате Володе, так сформулировано основание для допуска папы на родину… В темноте забрезжил маленький лучик надежды! Но болезнь безжалостна, власти тоже – какая-то проволочка из-за трудоустройства мамы, дескать, она обязана работать, как член семьи, обеспечивающий финансовое благополучие. Всё! Время вышло, как говорят. «Время жить и время умирать» – как же точен в этом своём названии Эрих Мария Ремарк…»
И покаянный крик дочери: «Мы должны были выполнить этот последний наказ лучшего человека в нашем роду – вернуться на свою исконную родину. Твёрдо знала, для отца важно обрести «потерянный кров» хотя бы после смерти» – сливается с плывущими эхом горькими словами отца: «Хочу в Русь. Криком кричу – хочу домой».
Большой писатель возвращался из Прибалтики в Русь, на малую свою родину, в Курский соловьиный край, в течение многих лет. 11 октября 1995 года прах «ратника совести и добра» был перевезён в Курск, на Никитское кладбище, на мемориал павших защитников Отечества. 10 июля 1991 года новой улице п. Медвенка было присвоено имя Константина Воробьёва. Дом Воробьёва в с. Нижний Реутец в 2004 году стал мемориальным. В 2014 году ему был присвоен статус Дома-музея. В Курске, на площади Перекальского, поставлен памятник писателю-фронтовику работы скульптора Владимира Бартенева.
Но Воробьёв всё ещё возвращается. И этот, звучащий на высокой – по искренности и манере письма! – ноте фотороман тоже его возвращение. Константин Дмитриевич идёт не один, а вместе с теми удивительными людьми, которые стали в Прибалтике его новой судьбой – с Марией Николаевной Фокановой, с Верой Викторовной, с дочерью Наталией…
Ухожу с головой в притягательный рассказ. Торопливо, жадно выхватываю строки. Фотографии мелькают, как кадры в киноплёнке – и будто действительно воочию видишь захватывающий роман, название которого – настоящая Жизнь.
На снимке – красивая молодая женщина, чем-то неуловимо похожая на своего талантливого отца. «Это фото сделано для журнала «Смена», 1976 г, №7, с. 23 там опубликована подборка моих стихов с предисловием Бориса Слуцкого. Первая публикация!» – улыбается светлым воспоминаниям Наталия Константиновна.
«Латвия, Рига. Подписание соглашения о сотрудничестве. Министр культуры уже Михаил Ефимович Швыдкой. Мы с Яниной Тишкиной «ассистируем»… Впереди совместные мероприятия, разработка Соглашения между Россией и Латвией о сохранении военных захоронений на территории двух государств». «Общалась с академиками, профессурой, известными писателями, критиками, актёрами, диссидентами».
В Министерстве культуры России на плечи Н.К. Воробьёвой ложилось выполнение поручений Президента, Правительства, сопровождение министров во время их визитов в страны Балтии. Она работала с соотечественниками за рубежом, организовывала сотрудничество с театрами, музеями, галереями, творческими союзами. Два года участвовала в Правительственной Комиссии на переговорах России и Эстонии. В её рамках была создана группа по российско-эстонскому культурному сотрудничеству, выпущен совместный Каталог по перемещённым культурным ценностям. Это стало серьёзным событием, благополучно разрешившим многолетний конфликт между нашими странами. И апогей деятельности – участие в перезахоронении праха генерала Антона Деникина (из Франции) и русского философа Ивана Ильина (из Швейцарии) в Москве на Донском кладбище Свято-Донского монастыря 3 октября 2005 года... На последней странице фоторомана дочь как свечу зажигает у портрета – самого дорогого, самого близкого: «…мой удивительный отец, писатель Константин Воробьёв и человек Константин Воробьёв, ничего не знает, как я жила после его ухода…» Но, незримый, он стоит за её плечами – красивый человек с военной выправкой, «к штыку приравнявший перо».
Когда она пришла к нему в больницу в тот… страшный час, боец, уходивший в последний марш-бросок, прошептал: «Я так и не успел… написать главную книгу… роман «…И всему роду твоему». В юбилейный год писателя о роде написала его дочь.
Фотоисповедь Наталии Воробьёвой будет находиться на той земле, о которой её мужественный отец вспоминал в аду концлагерей, которая и помогла ему выстоять, состояться. На земле с «песенным названием». И лежит она «в глубине России…»
п. Медвенка Курской области
