Сергей ЛУЦЕНКО. Главное слово Земли
Сказка / Илл.: Художник Виктор Воропаев
Как всегда, в роли зачинщика выступил Ветер. Несколько раз облетев вокруг Дома, он уселся на крышу и принялся раскачиваться в разные стороны. Но не надо ругать Ветер – он, по большому счёту, неплохой малый. А сегодня ночью он к тому же поцеловался с Луной, и поэтому у него было игривое настроение. Может, Ветру просто хотелось излить кому-нибудь душу, а может, потанцевать или даже побороться с кем-то – в шутку, конечно. И, наверно, Дом приглянулся ему больше всех.
Дом, страдающий старческой бессонницей, тут же очнулся от своего короткого забытья. Задрожали стропила, задребезжали окна, заскрипела входная дверь... Среди всей этой чехарды, если хорошенько прислушаться, можно было уловить не только отдельные слова, но даже расслышать вполне связные предложения. Очень интересно слушать чужие разговоры, не так ли? Хотя это, право, не совсем прилично. Но в сказке многое дозволяется, и поэтому – не подойти ли нам поближе?
А вблизи стало понятно, что это спорят между собой Дверная Ручка и Замок.
– Я – самая главная в Доме! – сияя, говорила Дверная Ручка. (Вообще, она, когда была в ударе, любила блеснуть. Не считая небольшой щербинки с внутренней стороны, была у неё такая слабость. А сегодня, под разрумянившейся Луной, она и вовсе расцвела – загляденье просто!)
– Я – самая главная! – гордо повторила она. – Нет без меня жизни. Ни шагу не ступите без моего позволения.
В ответ на её похвальбу то ли раздался хриплый возмущённый кашель, то ли кто-то насмешливо заскрежетал. Это, не стерпев такое неслыханное нахальство, разразился эмоциями главный Замок.
– Хватит хвастаться, старая! – послышалось нам. – Пользы от тебя – разве много! Впускаешь, мол, выпускаешь. Да если бы не я, ты всех подряд привечала бы, старая негодница. Если бы не я, ты всё хозяйское добро вмиг промотала бы…
Очень обидно было Дверной Ручке слушать такие слова, и, поднатужившись, она уже собралась выпалить, что без неё любому Замку, даже самому наиглавнейшему, грош цена, но… Луна вдруг спряталась за облако – и блестящее красноречие оставило огорчённую Дверную Ручку.
А Ветер тем временем беспокойно заворочался на крыше и, безуспешно вглядываясь в ночное небо, принялся вздыхать о Луне – протяжно и тяжело.
– Эх! – скептически скрипнула Дверь. – Молодёжь, что тут скажешь. Сколько вас на моём веку поменялось! О чём вы спорите? Не было бы меня, и вы оказались бы не нужны. Помните, что вы все – мои подданные. Прошу раз и навсегда это уяснить. И вообще, вмешиваться в ваши глупые разговоры считаю ниже своего достоинства. А лучше всего их вовсе прекратить – мир от этого не оскудеет.
Тут снова показалась красавица Луна – и Ветер подпрыгнул от радости.
– Ах! – вздохнул старый Дом. – Я тоже всё помню! Ты, например, Дверь, за сто лет у меня уже третья. Погоди, не кряхти. Я так скажу: вы, двери, всё железней становитесь, всё изощрённей, а души людские – всё неприглядней. Потому что света и добра в них всё меньше и меньше. Самая первая моя Дверь была сработана из благородного дуба, и шли по ней разные затейливые резные узоры, и была она в меру одарена бронзовыми украшениями. Конечно, вмешиваться в подобные разговоры та Дверь не стала бы. Только не из-за гордыни своей, а потому, что они, эти разговоры, были другие. Ручка была тогда пониже, чтобы дети могли до неё запросто дотянуться. Да и Замок был поскромнее. То ли мимоидущие люди были более честные, то ли хозяева жили скромно, а может, и то и другое – но в Доме, то есть во мне, было уютней и теплей. Помню, собиралось много друзей, вечерами они играли на скрипке, читали друг другу стихи и часто улыбались. Всё было вроде бы так хорошо, но откуда-то налетела страшная Буря – твоя, Ветер, прабабка. Налетела она – и как щепку вырвала Дверь и унесла её, и ранила мои глаза-окна, и разметала все великолепные книги, и людей вымела враз, словно сухие листья. Кого-то она хватила оземь недалеко в лесу, кого-то унесла далеко за моря-океаны. Я сам еле устоял. Тяжелые времена тогда наступили. Несколько лет я обходился вовсе без Двери, и сквозь моё сердце летели полночные вьюги. А после пришли другие люди, и поставили они новую Дверь. Была она, конечно, намного проще своей предшественницы – сосновая. Лишь спустя годы она примерила суровое тёмное платье, по которому были рассыпаны рифлёные гвоздочки – но тепло держать пыталась изо всех сил. Люди открывали её усталые, а бывало, и раненые. Они запевали песни, и песни эти были суровые и горькие. Но время шло – и снова поселились во мне улыбки, и дети, и книги. И в другой раз было: только Буря та была поистине ужасна – не было другой такой Бури на Земле. На чёрных крыльях её сидели пауки, и она была люта и ненасытна. И скосила она своими крыльями, и пожрала миллионы человеческих жизней. Люди победили её, сломали её проклятые чёрные крылья, сорвали с них паучье племя. Разве только один паук смог скрыться и затаиться до времени…
Мы, идущие к Свету, выстояли, победили. И снова – в который раз! – затевались споры, как сделать жизнь лучше, светлей. А после эти прекрасные споры сошли на еду и всякие тряпки. Ушли и они, победители – ушли тихо и безропотно. А теперь с тобой, несокрушимая бронированная дверь, мне холодно и грустно. Ты как постылый протез. И кажется, что нет тебе сносу. Ныне во мне, в Доме, впервые за сто лет нет ни одной книги. Зато во всю стену, где некогда красовались чудесные книжные полки – огромное, плоское, с позволения сказать, лицо, то и дело бесстыдно искажающееся и изрыгающее всякую непотребщину. А ещё есть такая штука, люди называют её смарт… смартфон. И практически не выпускают из рук. Противная штука, скажу вам, фальшивая. Всё подмигивает и поквакивает. С виду такая безобидная, а вцепилась в людей всеми щупальцами, проникла в мозг и поработила душу. Я, Дом, всё пытаюсь её подальше спрятать, а они, глупые люди, всё её находят. А вон, сбоку, второй поработитель (главный-то рабовладелец подальше будет, повыше), – сбоку, с позволения сказать, бар с кичливыми и самодовольными постояльцами. Правда, долго они не задерживаются, ведь их, вытряхнутых до капли, всё чаще и чаще вышвыривают руки моих новых хозяев. Да хозяева ли они? Да, плохие времена настали на Земле...
– Что знаешь ты про времена? – Раздался голос, тихий и спокойный. Но веяло от него такой мощью, что даже Ветер на крыше замер и прислушался. – Я, Земля, многое могу рассказать, да только ваше время не безгранично. Выдержите ли вы? И всё ж немного послушайте. Десятки миллионов лет здесь бушевали океаны огня. А после десятки миллионов лет простиралась немыслимая бездна вод, и солнце появлялось над ней раз в десять тысяч лет. Прошло несметное число веков, пока не схлынули эти великие воды, и ещё несметное число веков, пока на побережье на появился привычный вам человек. И ещё неимоверное число веков минуло, пока человек не возвёл своё первое жилище. Это был твой пращур, Дом. Ныне от него не осталось и пылинки, и только в моей памяти хранится он. Когда-нибудь, Дом, и ты превратишься в прах, и прах твой развеется и исчезнет в Вечности. И тогда я не только ласково приму тебя в свои недра – я проведу тебя по лабиринту времён, где всё ты узнаешь сам…
От всего услышанного Ветер заволновался, как ребёнок, а Дом содрогнулся и поник. Земля помолчала всего одно мгновение (а Дом состарился на сто лет) – и продолжала: – Я не хвалю себя, как вы, но не будь меня, где и чьи стояли бы дома, куда и кого вели бы дороги? Но даже я, ваша Матерь, не главная. Я сама – пылинка в бесконечных пространствах Вселенной. Учёные говорят одно, богословы – другое. О, дети, дети! Никто всего не знает до конца – даже сама наша Праматерь Вселенная. А она много, неимоверно много знает! Как твои наблюдения, старый Дом, ничто по сравнению с моими великими знаниями, так и мои знания – ничто по сравнению с мудростью Вселенной. Но даже её многие миллиарды лет – пылинка. Есть та, кому доступны практически все тайны мироздания, но не стоит понапрасну беспокоить её – владычицу Вечность. Я могу попытаться передать частицу того, что Вечность когда-то рассказала Вселенной, а та, баюкая меня во младенчестве, напела мне. Как Вселенная не смогла бы вынести всё чудовищное знание Вечности, так и я не смогла бы вынести всё знание Вселенной и погибла бы от избытка его. Много напевала мне Вселенная о Вечности, миллионы лет напевала, но так и не сказала миллионной доли всего, что узнала. И я, Земля, щадя вас, скажу вам только самую малую малость из того, что смогла понять и запомнить.
«Только единицы из твоих несметных будущих детей, Земля, – только избранные смогут приблизиться к пониманию одного моего мгновения, – так говорила Вселенная, по-своему передавая Слово Вечности. – Я дарю им эту возможность. И не только им… Для того, чтобы в мирах светилась Тайна, нужно знать, что она существует и стремиться хотя бы немного приблизиться к её постижению. Пусть дерзают избранные, пусть всматриваются и вслушиваются в меня! Дары мои несметны и бесценны. Я, Вечность, объёмлю всё. Всё в моей власти. Всё подчинено моей силе. Я созидаю и разрушаю Вселенные – мириады Вселенных. Я – воплощённое Знание. Но даже я, Вечность, не знаю всего до конца. Потому что есть Некто – Тот, Кто стоит надо мной…».
Но довольно. Я, Земля, говорю о запредельном – и у меня всё холодеет внутри. Лучше я напоследок скажу своё, в муках рождённое слово. Может быть, оно окажется не менее важным и нужным, чем величайшие тайны Вечности и Вселенной. Я скажу тебе, Дом, о Человеке. А ты попытайся какой-нибудь благоприятной ночью, когда в мир приходят волшебные сны, внушить это слово ему. И пусть тот Человек понесёт его дальше, дальше, во все мои пределы. Я могла бы это сделать сама, напрямую, но…
Страшно отдалился от меня, оглох Человек. Это он отравляет меня своими жуткими ядами, уничтожает мои жизнедарные леса, целится друг в друга (а через себя – и в меня) своими проклятыми ракетами. И, боюсь, теперь он сможет понять всё только через ужас, через боль. Если бы люди знали, как я не хочу этого последнего моего разговора! Да, поистине страшен Человек! Люты, черны его деяния. Но нет ничего прекрасней изначальной души человеческой – ведь её принёс сюда Тот, Кто стоит надо всем. Без Человека, без его прекрасной души я была бы намного беднее. Я помню, как раздался первый звук – и вскоре, через несколько сотен тысяч лет прозвучало первое слово. Я, Мать Земля, хорошо помню его… И Слово это было – от Него и о Нём. Было Им. А вскоре, через несколько тысячелетий, родилась и первая песня. Почти одновременно с Поэзией и Музыкой родилась Живопись. Так что они – родные и любящие сёстры: Поэзия, Музыка, Живопись. А после Человек научился так подбирать и складывать камни, что они заговорили, запели: родилось великолепное Зодчество. А для того, чтобы камни в полную силу заговорили и запели, в мир пришла Наука. Конечно, она пришла не только и не столько для этого, и вселенские начала её (как, впрочем, и Поэзии, и Музыки и Живописи) гораздо глубже и таинственней, но пока остановимся на этом. Я сейчас хочу показать тебе, Дом, что в мире живут не только ужаснейшие пороки, но и прекраснейшие создания человеческого духа. И они должны восторжествовать!
Суть жизни, её высшая цель и радость не в золоте и не в фальшивой многообразной позолоте. Они, вернее, то, что стоит за всем этим, – несёт разъединение, гибель для людей. Суть жизни, смысл её – в одухотворённости Человека, в его стремлении к прекрасному. Я, Земля, смотрю на такого возвышенного Человека (ах, как он редок!) – и радуюсь, и благодатно плачу. Потому что я тогда чувствую: я буду жить долго, очень долго и счастливо. Почти вечно! Так пусть Человек становится прекрасней – каждый миг. Пусть такой Человек стремится в небо. Пусть! Любая дорога, если она освящена добрыми помыслами, открыта для него. Только живи в любви и стремись к совершенству! Я же, в свою очередь, буду жить миллиарды лет – и благоговейно и благодарно лелеять прекрасное человечество в своей бирюзово-изумрудной колыбели…
