Олег АШИХМИН. Честь или долг?

Рассказ / Илл.: Художник Василий Панкратов

Дело было в девяносто втором году. Прошел всего год, как развалился Советский Союз и «отменили» Партию. Страна неумело вставала на новые рельсы, и многое еще было по-старому. Тогда никто даже представить не мог, в какую бездну мы все провалимся, какие катастрофические последствия повлечёт торопливая и неподготовленная смена «режима» и в какой хаос и ужас погрузится страна: в некоторых отделившихся республиках вспыхнут военные конфликты, начнётся межнациональная рознь и вражда, польются реки невинной крови, русских отовсюду начнут выгонять, резать, грабить и убивать, появятся беженцы, рухнет экономика, страна погрузится в нищету и безнадегу, а взрыв рэкета и преступности будет такой, что никакие силовики и правоохранительные органы с ними не справятся следующие пятнадцать лет.

В эти годы, особенно в начале девяностых, многие реально голодали, были случаи, когда учителя в школах у доски и хирурги за операционным столом падали в голодные обмороки... Такие вот были «лихие» девяностые, будь они трижды неладны.

Но в девяносто втором всё было еще относительно спокойно, волнительно и даже интересно. Все надеялись и ждали перемен к лучшему. Еще работали заводы, не бастовали шахтеры, люди ходили на работу, всем еще платили зарплату, копейки, но платили. Все лезли из кожи вон, чтобы удержать привычный быт, хоть и на копейки это было очень трудно. Все еще ездили на советских «жигулях», «москвичах», а самые богатые на «Волгах». Это уже чуть позже пересели на праворульных «японцев», которых целыми железнодорожными составами тащили из Владивостока, да на «немцев», автовозами и своим ходом пригнанных из Германии. Была даже такая профессия – «гонщики», люди, которые под заказ могли из Владика или из Европы пригнать любую машину, хотите новую, хотите с пробегом. Российский рынок сметал всё, неизбалованные, а точнее утомлённые отечественным автопромом автолюбители скупали всё, что им предлагали: битые, убитые, ржавые, в угоне, криминальные, собранные из запчастей, старые и гнилые, уставшие и посвежее. Россия стала «реанимацией» европейского автопрома. Всё, что немцы, французы, итальянцы или шведы отправляли на свалки, ехало к нам и обретало в новой России вторую жизнь.

Но это всё было потом, а тогда, в девяносто втором, сейчас это трудно представить, машин было мало, дороги и городские улицы были полупустые, не было никаких пробок и стихийных стоянок во дворах, все ездили на отечественных тачках, ставили их в гаражах и ремонтировали, как и прежде, все тоже самостоятельно в тех же самых гаражах. Таких понятий как сервис или гарантия еще просто не существовало. Любой владелец «жигулей», а особенно «москвича», самой ненадежной советской машины, был настоящим профессором в области автомобилестроения, так как ломались эти авто постоянно, вот вся страна и натаскалась в мастерстве и знаниях. В любом гаражном кооперативе мужики вам легко могли рассказать, что делать, если загудел мост и как разобрать редуктор. В любом дворе был умелец, который мог помочь располовинить двигатель, откапиталить его, собрать и поставить на место. Так же по соседству мог найтись инженер, врач, геолог или научный сотрудник из НИИ, который виртуозно, не хуже профессионального сварщика, мог заварить гнилое днище машины, ну а, такую мелочь, как перебрать сцепление, продуть карбюратор, поменять масло в двигателе, прокачать тормоза, заменить мембраны в бензонасосе или отрегулировать клапана, мог вообще каждый владелец машины.

У Сашки Костина тоже была машина. Точнее, машина была у бати, но Сашка лазил и ползал под ней лет с двенадцати, поэтому отцовскую «шестёрку» знал, как свои пять пальцев. Да и водил её лучше отца. Отец поздно сел за руль. Целая жизнь потребовалась Костину-старшему, чтобы накопить на машину и купить старенькую «шоху», однако оба Костина за ней очень хорошо следили и четырёхглазый голубенький «жигулёнок» ни разу их не подвёл. Напротив, старенькая шестёрка приносила столько радости, что была как член семьи. На ней можно было всем вместе, с мамой, с сестрой и с собакой съездить за грибами, Сашка с отцом с появлением машины начали чаще ездить на рыбалку и на охоту, с ночевками, с палатками, на несколько дней. Теперь на машине вся семья могла комфортно и с ветерком добраться до дачи, привезти туда всё, что нужно, осенью вывезти урожай. Никаких больше переполненных электричек и толкотни в автобусах. Летом, вечером после работы, Сашка с отцом, взяв еще несколько пацанов со двора, могли сгонять искупаться на карьер. Без особых проблем и дорогущего такси, теперь даже среди ночи можно было кого-то отвезти в аэропорт или встретить на вокзале. На машине можно было прошвырнуться по делам и везде успеть. А какая жизнь в гаражах возле дома началась после покупки машины, со сколькими интересными мужиками они познакомились, а сколько нужных знаний по ремонту и эксплуатации авто они приобрели! Короче, покупка машины круто изменила жизнь Сашкиной семьи. Круто изменила в лучшую сторону!

Сашка закончил школу и поступил на журфак, к финишу шла заключительная сессия первого курса и на летних каникулах он планировал выучиться и сдать на права, чтобы стать полноценным и полноправным автолюбителем. А пока он втихаря брал у отца ключи, если надо было куда-нибудь по-быстрому смотаться или удивить друзей и девчонок.

Когда он без прав ездил по городу, его ни разу не остановили гаишники, у него не было ни штрафов, ни погонь. Ему всё время как-то везло, а вот от отца за своеволие и непослушание ему прилетало не раз. И прилетало будь здоров, стабильно ремнём, а бывало, что и кулаком. Батя на расправу был горазд:

– Ты что, думаешь, мне машины для тебя жалко!? Да это кусок железа, это для меня ничто! – орал он. – А если ты сшибёшь кого-нибудь или разобьешься? Что тогда будем делать?

Сашка всегда виновато молчал.

– Ты же еще и друзей наверняка в машину садишь, и девок своих катаешь, прикинь, если вот так, по глупости, всех угробишь?

Сашке нечего было сказать в своё оправдание. Он всё понимал, но любовь к вождению, тяга к быстрой езде и удовольствие, которое он испытывал за рулём, всё это перекрывало здравый смысл. Он понимал, что он неправ, что это глупый и неоправданный риск, обещал отцу, что больше не повторится, но… При первой же возможности, если батя запил на кухне с соседом, уехал в командировку или был занят и точно не пришел бы в гараж, он брал ключи и ездил на машине, как на своей.

– Потерпи ты немного. Получи права, дождись и езди, как человек. Слова тебе не скажу, а так своей глупостью и себя погубишь, и меня под статью подведёшь, – серчал отец.

На журфаке все толковые студенты начинали с первого курса писать и подрабатывать в редакциях. Сашка, сдав первую сессию, тоже пришел на телевидение. Его, как и всех начинающих, взяли в отдел «Новостей», но самостоятельно снимать не давали. Удача улыбнулась, когда летом у штатных журналистов начались отпуска. Сашка уверенно начал, и на него уже через неделю все смотрели как на полноценного сотрудника, удивляясь, что так долго его мариновали и не давали работать.

– Саня, если б мы знали, что ты такой толковый и хваткий парень, мы бы тебе раньше начали бы доверять, – с улыбкой, как-то сказал Виктор Васильевич, главный редактор «Новостей». – Но теперь, когда мы знаем, как ты можешь работать, ты уж, пожалуйста, нас не подводи, лямку тяни наравне со всеми. На то, что ты еще студент, скидок не будет. Журналистика и «Новости» – это работа на выживание. Потянешь, сможешь, значит, закрепишься здесь у нас. Если нет, ну, извини. Твое счастье в твоих руках, так, что давай, дерзай.

И Сашка дерзал.

В начале 90-х в России появилось множество частных телеканалов, которые с удовольствием брали молодёжь, студентов и в прямом смысле людей с улицы, тех, кто хотел и у кого получалось работать в журналистике. Работа была интересная, но платили, как и везде, гроши, поэтому задерживались только те, кто по-настоящему любил эту профессию. Или те, кто чувствовал в себе силы и талант, хотел набить руку и рвануть в Москву, пробиться там в большую журналистику и наконец-то заработать на жизнь. А пока все мужественно терпели нищенские зарплаты, набирались опыта и неистово творили. После советского окаменевшего официоза, коим страна была перекормлена за минувшие десятилетия, было интересно смотреть на телевизионные эксперименты, когда молодые мальчики и девочки, без образования и особых навыков, что-то пишут и говорят с экрана, раскапывают необычные темы для своих репортажей, поднимают острые вопросы в своих материалах, которые сильно отличались от официальной советской журналистики. И делают это свежо и интересно, всегда искренне и с огромным желанием.

Сашка гордился своей работой на телевидении. Да, еще не всё получалось, но перспективы были головокружительные.

А вот отец этого оптимизма не разделял:

– Что, тебе денег на джинсы не хватает? Или голодаешь? – говорил он. Костин-старший был главным инженером большого оборонного завода, и там пока всё было слава Богу. – Учись, радуйся беззаботной жизни, еще наработаешься, поверь! Поживи настоящим студентом, а мы с матерью вас с сестрой как-нибудь прокормим.

– Пап, ты не понимаешь, – объяснял Сашка. – В журналистике чем раньше начнёшь, чем быстрее набьешь руку, тем дальше будешь и в профессии, и в карьере. Чем раньше стартанёшь, тем дальше убежишь.

– Ну, не знаю, дело, конечно, твое, – рассуждал отец. – Но я бы на твоём месте не торопился.

Но Сашка торопился. Еще не сдав до конца сессию, он начал учиться в автошколе, так велико было его желание скорей получить права. Одновременно у него получалось зубрить и сдавать университетские экзамены, учить дорожные знаки и правила, снимать новостные сюжеты и репортажи, и всё это не в ущерб друзьям и подружкам. Отец зря переживал, что Сашка рано впрягся в хомут взрослой серьезной жизни. Валять дурака и жить беззаботной жизнью студента у него тоже получалось отлично!

Рецепт успеха был прост. Сашка умел ладить с людьми, умел разговаривать и договариваться. Это очень важное качество для журналиста. Узнав, что Сашка учится на права, матерые телевизионные водители, все, как один, бывшие таксисты, мчась с Сашкой на съемку или обратно, отснявшись, на монтаж в редакцию, по пути показывали, рассказывали и объясняли ему какие нестандартные или сложные ситуации бывают на дороге. Когда он их просил, помогали разобраться с билетами и задачками, которые Сашка приносил из автошколы. А некоторые, зная, что Сашка уже отлично водит, даже садили за руль, когда они попадал на ночное дежурство и спокойно возвращались со съёмки по ночному пустому городу.

На телевизионных машинах, таких же «шестёрках», как и у его бати, только белого цвета, его пару раз останавливали, но тут же отпускали, когда видели размалеванную рекламой канала телевизионную «шоху» с мигалкой нам крыше. Редакция «Новостей» с ГАИ дружила и даже делала совместную телепрограмму про безопасность дорожного движения, поэтому Сашку без проблем сажали за руль, когда это позволяла ситуация. Сашка с удовольствием вёз с ветерком своего оператора и великодушного водителя, который дал возможность прокатится. Сашка хоть и был старшим в съемочной группе, но всё равно оставался восемнадцатилетним пацаном, а какой пацан откажется прокатиться на тачке!?...

Летняя сессия подходила к концу, Сашке осталось «закрыть» последний экзамен. Этот предмет он знал на твердую четверку и мог идти сдавать хоть завтра. В автошколе, всё тоже было благополучно и близилось к завершению – Сашка сдал на отлично, без единой ошибки, внутренний теоретический экзамен по правилам дорожного движения. Все билеты и задачки он дома прорешал на несколько раз и не пропустил ни одного занятия в автошколе. К экзаменам в ГАИ допускались только те, кто успешно сдал школьный экзамен. Сашкина автошкола дорожила своей репутацией, поэтому неподготовленных или слабеньких «курсантов» на экзамен в Госавтоинспекцию она не направляла.

До экзамена в ГАИ оставалось три недели. Сашка утром шел на работу, затем к семи часам ехал в автошколу, вечером дома немного готовился к университетскому экзамену, перед сном пробегал некоторые разделы ПДД, ложился спать. Утром вприпрыжку бежал на работу, затем в автошколу и дальше – по накатанной.

В один из дней он работу закончил рано. К обеду были отсняты и смонтированы два сюжета. Оба попали в дневной выпуск. Сашка хотел его посмотреть, а затем прогуляться по городу перед автошколой.

– Костин, Саня, бегом ко мне, – крикнул главный редактор из своего угла и Сашка быстро пошел к его столу.

– Ты же уже освободился? – уточнил Виктор Васильевич.

– Да.

– Быстро бери оператора, машину и мчитесь на адрес, – главный редактор протянул лист бумаги, где были написаны улица и номер дома. – Что случилось, не знаю, на месте разберёшься. Пресс-служба МВДэшная сообщила, что ДТП, ужасная трагедия. Может, большая авария, может, ДТП с жертвами, не знаю. Скорей выдвигайтесь, пока там всех не увезли и всё не растащили. Удачи, – сказал Виктор Васильевич и Сашка побежал к операторам и водителям, чтобы скорее выехать на съемку.

На адрес приехали быстро, долетели без пробок, хотя было лето и на дорогах шли ремонтные работы. Во дворе дома стояла скорая, машина ГАИ и машина милиции. Из подъездов вышли люди. У многих женщин и мужчин были слезы на глазах, все стояли молча, подавленные и убитые горем. Никто не рыдал в голос, не кричал, стояла гробовая тишина, такая, что был слышен шелест листьев на ветру и переговоры из спецмашин по рациям.

Оператор вышел и начал снимать.

Сашка подошел к машине ГАИ и обратился к офицеру:

– Здравствуйте, мы с телевидения. Не подскажете, что здесь произошло, нам ваша пресс-служба толком ничего не объяснила.

– Да ужас здесь, ребята, – сказал мрачно капитан и головой кивнул на «копейку» кофейного цвета. – Семья в зоопарк собиралась, дед, хозяин машины с утра решил прокачать тормоза, подготовиться к поездке. Всё сделал, тормозной жидкости долил, решил проверить тормоза. Рабочий день, во дворе никого, разогнался и дал по тормозам. Вроде всё в порядке, тормоза схватили. Сдал назад, решил еще раз проверить. Снова разогнался, уже чуть больше, снова дал по тормозам, а в этот момент его пятилетняя внучка из подъезда выскочила и прямо ему под колёса. Ну, он ей мордой машины, как дал... Говорит, еще минуту у него на руках живая была и умерла. Скорую, конечно, вызвали, но она уже была не нужна. Потом мы приехали…

Сашка побледнел и еще раз посмотрел в сторону «жигулей» кофейного цвета. Под колесами лежала маленькая девочка, накрытая простыней, а рядом на бордюре сидел, обхватив голову руками, её дед. Мать девочки тихо и отрешенно сидела в скорой, ей вкололи успокоительное, а отец, обливаясь слезами, заполнял бумаги вместе с сотрудниками ГАИ и милиции.

«Ужас», – про себя подумал Сашка и пошел искать оператора. – «Пока права не получу, за руль больше не сяду».

Оператор Сашку нашел сам:

– Я всё снял. Материал бомба: много лиц крупным планом в слезах, мать снял в скорой, отца с ментами, деда в ступоре или в шоке, непонятно… Давай, пока все на месте, интервью запишем – у ментов, у деда, если повезёт, у соседей, у врачей, у свидетелей, хороший сюжет может получиться, прозвенишь на весь город, я поспрашивал, других камер здесь не было. Мы единственные, кто приехали.

– Сворачивайся. Мы не будем этот сюжет делать.

– В смысле?

– В прямом. Горе у людей. Не будем усугублять. Да и весь город кошмарить не будем. Жизнь и так у всех тяжелая, зачем её делать еще хуже.

– Смело… И глупо. Хотя, как знаешь, – сказал оператор, отключил камеру и пошел к машине. – Я думаю, в редакции тебя за это не похвалят. Скорее всего, твою кассету отдадут кому-то другому, и классный сюжет кто-то сделает вместо тебя.

– Ну и пусть. Я этого делать не буду, – твёрдо сказал Сашка. – Должны же в жизни быть хоть какие-то святые вещи. Правила, принципы, которые нельзя переступать. А то так и в зверей можно превратиться, – уже тише добавил Сашка и молча пошел к машине.

* * *

– И что? Ты хочешь сказать, что ты не записал ни одного синхронна? Вы не сняли ни одного интервью? – искренне удивился главный редактор, когда Сашка в редакции ему всё рассказал.

– Нет, ни одного. Я не стану делать этот репортаж.

– Костин, ты, может, идиот? – с полпинка завёлся Виктор Васильевич. – Это святая обязанность журналиста – передавать неискаженную информацию, передавать факты и рассказывать о событиях. Это наша работа – формировать общественное мнение. Этот репортаж можно сделать так, что тысячи людей вечером ужаснутся у своих экранов и станут лучше следить за своими детьми, а многие водители перестанут носиться во дворах.

– Не спорю, – спокойно сказал Сашка. – Но я не хочу рассказывать про эту семью и про эту трагедию. Вас там не было, вы не видели…

– Я сам сделаю этот материал, – перебил редактор. – Этот репортаж будет самым сильным в сегодняшнем выпуске. Это будет гвоздь всей программы. Такие, прости Господи, уникальные вещи происходят очень редко. Это была твоя журналистская удача, а ты всё спустил в унитаз. Это очень непрофессионально... Ты еще молод, многого здесь не понимаешь, поэтому давай, чтобы это было в первый и в последний раз. Если ты едешь по заданию редакции делать какую-то работу, то, будь добр, делай её от начала и до конца. Тебе, между прочим, за это деньги платят, и не тебе решать, что пойдёт в эфир, а что нет. И если ты такой впечатлительный, то тебе здесь не место, ищи другую работу… Знаешь, сколько я тебе подобных ужасов могу рассказать? Я за двадцать лет такого насмотрелся, что ты и представить не сможешь, – уже спокойно сказал редактор.

– Возможно, вы правы. Но вы не видели этого ребёнка под простынкой в одной сандалии, не видели этого бедного деда, вы не видели родителей девочки… Весь двор рыдал. Менты со мной с комом в горле разговаривали… Поэтому, извините…

– Я тебя услышал, – строго сказал Виктор Васильевич. – Как журналисту я тебе ставлю твёрдую двойку. Ты на полпути бросил работу. Водитель тебя оперативно привёз. Оператор не поплыл, как ты, и быстро всё отснял. Они блестяще сделали свою работу, а ты всех подвёл. Как журналист ты не справился… – сказал редактор.

И, немного помолчав, добавил:

– Но по-человечески я тебя понимаю. Отращивай броню, Саша. Если в журналистике задержишься, еще и не такое увидишь. Свободен, иди работай.

Сашка поплелся к выходу. Уже на выезде из телецентра его окрикнул Сергеич, водитель, который его и оператора возил на место этой ужасной трагедии. Трагедии, которая в один миг перечеркнула и разрушила всю жизнь обычной семьи, жившей до этого дня тихо и счастливо.

– Всё правильно, Саня. Ты поступил, как мужик. Всегда надо человеком оставаться, что бы ни случилось… Правильно сделал, что к этой семье в душу не полез, им сейчас и так несладко, – сказал Сергеич, мужик умный и тёртый. Он похлопал Сашку по плечу и пожал ему руку.

Сашка молча кивнул, поблагодарив за поддержку и пошел, как и планировал, прогуляться по городу. Ему предстояло очень о многом подумать. В одном он был уверен – он всё сделал правильно. Никакой репортаж и никакая карьера не стоят того, чтобы цинично и вероломно, напоказ, выставить беззащитное и обнаженное людского горе…

Этому на журфаке не учат. Этому нигде не учат. Это каждый для себя решает сам.