Вадим НИКИТИН. Во мне и ширь, и воля

Илл.: Художник Алексей Аникин

Каждый камень

Рождена минувшими веками

каждая песчинка там и тут.

Прошлого исполнен каждый камень.

Из былого все пути идут.

Пращуры вокруг стоят незримо

и глядят на нынешних на нас.

Это для меня неоспоримо,

это чувствую во всякий час.

Вижу кадры хроник неотснятых,

как богатыри на подвиг шли.

Вот они, дубами в три обхвата

встали, стражи дедовской земли.

Памятью ковыльною воспитан,

красотой былинною пленён,

я – служитель веры неубитой,

веры, в коей пращуров закон.

Отчими тропинками ступаю,

вещие молитвы их пою.

Ну а если нет, то обличает

каждый камень

в кривде жизнь мою.

И благодарю я за науку,

говорящую мне, что неправ.

И целую жилистую руку

богатырской хроники дубрав.

По-настоящему

Шагаю полем. Я сюда пришёл.

Я, правда, здесь. И травы стелют шёлк,

мне травы стелют свой ковёр под ноги.

Иду, как подорожник, вдоль дороги.

Пусть кто-то скажет: «Выдумал опять.

Куда ему по полю-то шагать,

куда ему, уже едва живому!

Мы знаем, ходит он лишь возле дома».

И говорящий будет в чём-то прав.

Где я – где поле с ароматом трав!

Но я дышу чудесным ароматом,

как прежде, точно в золотом «когда-то».

Шагаю полем и дышу, дышу.

Его в себе теперь, обняв, держу.

И им держусь. И вдаль иду по полю.

Оно в душе, во мне и ширь, и воля.

Навыдумано, истинно иду,

ловлю ветра как песни на лету.

Вся Русь идёт со мной судьбой звенящей,

судьбою личной, самой настоящей.

Имя жанра

Писал художник реки, горы,

леса, поля родной земли,

где счастье он познал и горе,

и где по тропкам думы шли.

Писал закаты и рассветы

над домом отчим и вокруг.

Рассказывал о жизни этой,

о той, которая не вдруг,

а обоснованно глубинно

являет годы и века.

Писал художник край полынный,

людей, просторы, облака,

селенья, храмы, перекрестья

дорог, зовущих в даль судьбы,

и птичьи стаи в поднебесье,

и глыб нахмуренные лбы…

Пейзажами (здесь нет секрета)

считаются холсты его.

А он творил всегда портреты,

портреты сердца своего.

Улыбаюсь

Улыбаюсь людям и цветам,

горизонту, ветру, звёздам, птицам.

Радуюсь открыто здесь и там.

Всюду вижу поводы светиться.

Улыбаюсь непростой тропе,

выбравшей меня под небосводом.

Улыбаюсь часто и себе,

если улыбаюсь и невзгодам.

Что ещё поведать вам, друзья,

о моём негаснущем полёте?

Неужели не понятен я?

Улыбнитесь – и тогда поймёте.

Изначальность

Не мы первичны, а любовь. Она

в строке, ей нужной, просто имя пишет.

Тобою

только тронута струна,

в груди моей натянутая свыше.

И слышно мне в аккордах бытия,

что на тропе, такой светло-печальной,

не от меня любовь твоя, а я

в строку включён любовью изначальной.