Анатолий КАЗАКОВ. Под дых

Рассказ / Илл.: Художник Игорь Мясников

Удар под дых. Как спасла парня? Сама не поняла.

Мария окончательно проснулась. Громкие, разящие слух, удары кнута о землю. Просыпается деревня. Хозяйки выгоняют коров на выпас, пастух бьёт о землю от души, треск такой, будто ружьё выстрелило. Ох уж этот треск! Парням да девкам не по нутру, поздно пришли с гуляний. Девки от поцелуев с парнями отойти не могут, только на заре уснули, да и парни поволновались… Любовь – во все века любовь.

Детвора спит без задних ног, набегались досыта. Жизнь, слава Богу, продолжается.

Сядет мать, Мария Степановна Козлова, на лавку после того, как корову 3орьку проводит. Пять часов утра. Глянет на детей: чего им опять готовить? Посапывают, чего им. Обиды на детей нет, во всём помогают. Женька уж взрослый, суп есть не заставишь, не любит. Кашу поест. Нет, не кашу, лапшу на молоке сделаю ему. Ох, любит, страсть как любит, аж кажись за ушами трещит, когда уминат энто ёдово.

 Малым чего не дай, всё едят, а коли вырастут, как Женька, будут выбирать. Чё мне тогда, как голову ломать? Тоды бёда с робятами моими. Дожили, суп старший сынок есть брезговат. А мы, бавало, усядемся все десятеро, хлебам!.. На нутре тепло и сытно. Кажись, и нет лучше радости, коли сытый.

Батя только взглянет, а уж знашь: чего не то сделала. Да нет, каждый знал, чего делать. Но, главно дело, что суп, что каши, что лапши, рыбицы, чего не спроворь мама на стол – все едят, да рады этому. А как не радоваться, ежели сытый?!

Не, мы други были, не теперешние. А тут мой Женя суп не стал есть. Вот до чего дожили.

Сегодня суббота, ребятишки воды натаскают в баню, река рядом. Каждый год решаем перенести баню подале от реки, нет же, не переносим! Сколько у кого уж унесло бань, заново у реки ставят – ближе воду натаскивать. Но это не дело, когда весною баню уносит. Знамо дело, пускашь к себе земляков, у кого унесло баню. А ребят сколь, намой их, попробуй. Ничего, все намоются.

Парни за девками в окошечко подглядывают, девки – за парнями. Мы такие же были, только окошечко это я намазала сажей. Ничего не увидите. Вот придёт время, тогда всё и разглядите.

Когда наша стара баня развалилась, все нас к себе звали помыться. Приятно от этого на душе, соборно живём! А теперь у нас – новая баня.

Да кабы не соборно жили, рази бы побили фашистов окаянных?! Слава те, Господи, двадцать лет прошло после страшной войны. Значит, крепко мы им наподдали, раз не дёргаются, ироды. Звёзды, кресты да безымянные могилы – много их! Так много, аж дых в день Победы спират.

Мамане часы на день Победы подарили. Пришла после председателева праздничного стола, плачет. Хлебок вина и выпила, а кажется пьяной – нервы, жизнь. Померла маманя. Евгению часы отдам, пусть носит, он давеча просил.

Говорила Валерию: ну давай в огороде возле дома поставим баню! Далеко воду таскать, зато не унесёт рекой по весне. Где там, будет он бабу слушать!.. Руками замахал и убёг трактор заводить.

Оно, вроде, терпимо, только сколько можно маяться? Надо бы умишка иметь маненько, хошь маненько, хошь чутошную добрую и умную мысль в башке…

Затопилась печь, в чугунках ёдово преет. Мать стала враз серьёзной, даже злой. И кто, какой дурак придумал, чтоб дети под дых по переменке друг дружку били! Какой супостат?! Я бы его за этот под дых вилами по башке бы двинула. Ох, дети! Господи!

 Оно и вправду было такое дело – стали собираться ребятишки возле бань, а где им ещё собираться? Деревня на горе стоит, вот сродники-то и не видят, что у реки творится. А Ванька Семёнов, старший среди детворы, где-то спознал забаву эту: ставит как солдат робят в строй и каждого бьёт под дых. Кто-то корчится от боли, у кого в глазах потемнеет, а один сознание потерял на мгновение.

Вот это дело и увидела Мария. Шла с бельём к реке, бросила таз, и побегла к робятам. Там и её были. Глядит, один без сознания лежит. Давай по щекам бить, очухался, слава те, Господи! Аж в глазах у Марии потемнело. Глядит, другие за животы держатся, а Ванька уж пятки кажет – быстро бежит, трудно догнать.

Мария, оглядев всех, в сердцах сказала:

– Ну слава те, Господи, все живые. А ты, Ванька, ответ получишь опосля.

Да где там Ваньке слова Марии слушать, далече шельмец убежал.

Мамка бельё полоскает, дети рядышком, баня топится. Все намоются в бане, никого не забудут, и неходячего старика или старуху принесут, помоют, отнесут – так заведено. Только вечером Мария постучала в окно к деду Василию:

– Вот, дед, история, под дых твой Ванька всех бил. Один Абрамовский, младшенький, упал. Испужалась я, без сознания был, давай хлестать его по щекам, оклемался, слава те, Господи, а то бёда. Тебе, конешным делом, не по нраву моя речь, прости. Но чего делать?

Дед Василий тоже был после бани, почесал голову:

– Я, Мария, не ведаю, чего с этим охальником делать. Я и так его, и эдак, ни в какую не понимат.

Дед Василий стоял мрачный и Марии показалось, что он прямо стареет на глазах:

– Ну ты чего, дед! Главное, все живы, Ванька твой, поди, сам испужался. Боевой он у тебя, а такие командирами вырастают. Не печалься. Сам знашь, жизнь.

Дед Василий посмотрел на Марию, слегка улыбнулся:

– Ну, ладно тебе меня успокаивать! Добрая ты, Мария.

На следующую весну баню унесло рекой. А когда муж Марии Валерий хотел ставить баню снова у реки, Мария рассердилась:

– Вот ты говоришь, Валера, чего я разругалась, люди, мол, пустят помыться. Деревня наша на пригорке стоит, её никогда не топит. Давай возле дома и поставим баню. А воды потихоньку натаскам, помощников хватат, наделали с тобою.

Валерий колесил по-старому:

– Да ведь река рядом, а тут сколь надо тащить в гору. Чего ты взбеленилась-то, Маша?

– Слёзно прошу тебя, Валера, поставь баню рядом с домом. Ну, хошь, на колени встану.

Сколько не ерепенился Валерий, а поставил баню рядом с домом. Ругался, знамо дело, недоволен был. Земляки непонимающе глядели на него, как ни крути, далеко воду таскать. Валерия Ивановича одно спасало: глянет на Марию, она улыбается, и, главное дело, уверенная такая. Кто создал этих баб? Сроду на них не налюбуешься досыта. Кажись, снова беременная моя Маша…

 А следующей весной река ещё сильнее разыгралась, и унесла аж пять бань. Мылись многие у Марии. И с этого года не сразу, не вдруг, но бани переместились в деревню.

Ванька, который получил прозвание «Под дых», так и рос охальником. Сидел в тюрьме. Но случилось что-то, и переменился человек: женился, дитё родилось, работал на заводе. Очень вредная, тяжелейшая работа была у него – электролизник на алюминиевом заводе. «Под дых» Ивана уже давно никто не называл.

А бани что? Они топились, и в них с удовольствием парились и мылись люди. Мария радовалась теперь за внуков, и за Ивана, что стал другим человеком…