Пётр ЛЮБЕСТОВСКИЙ. Побег из жизни
Рассказ / Илл.: Художник Елена Костенко
Свои первые уроки после окончания университета я давал в пятом классе школы-интерната для детей сирот и детей, оставшихся без попечения родителей. Класс был небольшой, всего двенадцать ребятишек – глазастых, вихрастых, не по годам серьёзных.
Изучали они меня основательно, поэтому я чувствовал себя не вполне уверенно и чуть скованно. Когда же любопытство ребят было удовлетворено, у нас стали складываться неплохие отношения. Видя страсть ребят к рисованию, я разрешал им на своих уроках заниматься художественным творчеством. Для меня было важно, чтобы они слушали урок.
Я рассказывал им о легендах и мифах Древней Греции, о Спарте и спартанцах, о Ромуле и Реме – основателях Рима, о Египетских пирамидах, а сам ходил по рядам и заглядывал в их рисунки. Девочки рисовали красивых нарядных кукол, а мальчики танки и самолёты. И только у Серёжи Сазонова, самого маленького из мальчишек, я заметил на рисунке деревенский домик с резными окошками и высокой трубой, над которой вился лёгкий дымок. Домик спрятался под сенью высоких деревьев, меж которыми пролегла узенькая тропинка, ведущая к извилистой реке.
Я склонился над белобрысой головой мальчика и шепнул ему на ухо:
– Очень красивый домик и, видно, люди в нём живут хорошие?
– Это наш дом. В нём живёт моя мама, – тихо ответил мальчик. И неожиданно спросил:
– А вы надолго к нам?
– Это зависит от вас, – серьезно сказал я.
Серёжа принял всё за чистую монету.
– Поживём-увидим, – по-взрослому ответил он.
Мальчик заинтересовал меня. Придя в учительскую, я справился у коллег о маленьком пятикласснике. И узнал, что Серёжа из живописной деревеньки Сурновки, что неподалеку раскинулась по-над Десной. Родители мальчика лишены родительских прав. Отец в тюрьме, а мать заливает горе вином. Мальчик выходец из интеллигентной семьи: бабушка – учительница, дяди и тети – инженеры, мама – медсестра. Но что-то не заладилось в её жизни с самого начала – неудачный первый брак, потом второй, третий. И от каждого на память по сыну. Серёжа – это последняя, безнадёжная попытка наладить жизнь.
Первая четверть учебного года пролетела незаметно. За два месяца я подружился с ребятами и узнал, что у большинства из них нет родителей, но зато есть друзья и не только в нашей стране, но и за рубежом, с которыми они регулярно переписываются. Кроме того, выяснилось, что все интернатские дети, за малым исключением, тянутся к спорту. Но особенно поразил меня Серёжа Сазонов. Все свободное время он проводил в спортзале: виртуозно исполнял упражнения на брусьях, крутил «солнце» на турнике, асфальтированную дорожку вокруг спального корпуса проходил на руках и даже научился спускаться на руках по лестнице со второго этажа. Мне показалось, что за этот небольшой срок он заметно окреп и подрос.
Я похвалил мальчишку за усердие, но он не подал виду, что доволен похвалой. И продолжал упорно трудиться.
Накануне осенних каникул был составлен график работы учителей в качестве воспитателей первой смены. На совещании нас предупредили, чтобы мы были предельно внимательны к детям всю неделю, ибо во время каникул, по словам завуча, в ребят вселяется бес – они норовят убежать из интерната, чтобы повидать своих нерадивых родителей.
– Интересное явление, – заметила при этом завуч, – отпрыски благополучных родителей в поисках приключений нередко бегут из родного дома, а интернатские дети, лишённые родительской ласки, всей душой тянутся к своим горе-родителям. Так что за ними нужен глаз да глаз, – сказала она в заключение.
Свою смену в первый день каникул я отработал без происшествий и сдал ребят воспитателю второй смены в целости и сохранности. А утром, придя на работу, с удивлением узнал, что вечером, во время поверки, воспитатель не обнаружил Серёжу Сазонова. Как выяснилось позднее, он совершил побег.
Рано утром дежурный воспитатель выехал в Сурновку за Сазоновым. Вернулся он к вечеру один и сообщил трагическую весть – Серёжи больше нет. Он погиб во время пожара вместе со своей матерью…
Серёжа благополучно добрался до дома – две остановки на электричке, а дальше семь километров преодолел пешком.
Сумерки сгущались, когда усталый до изнеможения мальчишка поднялся на крыльцо отчего дома и постучал в дверь.
Света в доме не было, однако дверь была заперта изнутри. Серёжа долго стучал в дверь, потом в окно, но ему не открывали. И тогда мальчишка воспользовался одному ему известным способом проникновения в отчий дом – через незапертый сарай залез на чердак, а оттуда спустился в сенцы.
Войдя в хату, увидел мать. В телогрейке, в резиновых сапогах она лежала ничком на диване и громко храпела. Серёжа с трудом растормошил её. Мать была крайне удивлена, увидев сына, и долго не могла сообразить сон это или явь. А когда немного пришла в себя, тотчас пустила слезу, обняла Серёжу, стала горячо целовать…
В избе было холодно и сыро. Женщина засуетилась:
– Сыночек, любимый мой, сейчас включу «козла», и в хате станет жарко.
Самодельный нагревательный прибор стоял возле стены. Она сунула вилку в розетку, и тёмная спираль тотчас стала розовой. По избе поплыло тепло.
– Ты, конечно, голоден, сынок? – спохватилась мать. – Сейчас я тебя угощу, – бросилась она к столу. Но, открыв дверцы стола, обнаружила в нём лишь небольшой кусочек хлеба, да маленькую тарелку с остатками квашеной капусты и огрызком солёного огурца.
– Вот, сынок, всё, чем богата, – протянула она сыну тарелку и виновато опустила глаза. – Но я сейчас сбегаю к Анисимовне и чем-либо разживусь. Она меня нередко выручает. Я ненадолго, а ты отдохни пока, – крикнула мать с порога хриплым голосом.
Серёжа устроился на диване, где недавно лежала мать. Теплые струйки воздуха разливались по избе, ласкали тело. Мальчик разомлел от жары, веки глаз смежились, и он незаметно погрузился в глубокий сон.
Антонина бежала по тёмной деревенской улице, с трудом различая дорогу. Сердце бешено колотилось, подкатывало к горлу, перекрывало дыхание. Кровь стучала в висках, и удары отдавались звоном в голове. В деревенских избах кое-где светились тусклые оранжевые огоньки. Осенний ветер гулко шумел в кронах прибрежных деснянских ракит.
У последней избы Антонина остановилась, отдышалась, слегка придерживаясь за тонкий ствол молодой рябины. Поднялась на крыльцо, постучала в дверь. В сенях вспыхнул свет.
– Что случилось, Антонина? – выглянула из-за двери пожилая дородная женщина. – Чего тебя опять принесла нелегкая?
– Сынок Серёжа приехал на каникулы. Хочу разжиться что-нибудь покушать, да бутылочку – голову поправить.
– Сыну ещё рано в бутылочку заглядывать, а тебе хватит – целую неделю не просыхаешь, – проворчала старушка.
– Анисимовна дай, Христом Богом прошу. Я рассчитаюсь. Витька обещал прислать – он в тюрьме сварщиком работает.
– Ой, Тоська, загубишь ты себя. Хотя бы ребёнка пожалела.
– Так ради него стараюсь – дома хоть шаром покати…
Анисимовна налила стакан самогона, пригласила гостью к столу.
– Пей здесь, а домой не дам. А то, не ровен час, еще мальца угостишь, с панталыку собьешь.
– Мне рассиживаться некогда, сама знаешь – сынок ждёт, – сказала Антонина, поднимая стакан. – За твое здоровье, Анисимовна. Пусть твой дом всегда будет – полная чаша.
– Спасибо на добром слове, – отозвалась старушка. – И твой дом был бы полной чашей, если бы не твоё увлечение.
– Не тревожь мои сердечные раны, Анисимовна. Они и так не заживают. В груди постоянно саднит…
Хозяйка положила в пакет полбуханки хлеба, шмат сала, пару солёных огурцов, налила пластиковую бутылку молока. Протянула пакет Антонине.
– Ребенка как следует накорми – ему казённые харчи, видать, сильно надоели. За молочком эту неделю приходи – буду давать. А сама хоть эти дни, пока сын в гостях, держись, не пей.
– Дай тебе Бог здоровья, Надежда Анисимовна. Не зря моя мать с тобой дружбу водила, сестрой называла. Добрая ты душа…
Уходя, Антонина обняла хозяйку, слёзно произнесла:
– Спасительница ты моя, матушка родная. Что бы я без тебя делала?!
Она бежала домой, ориентируясь на огни деревенских хат. На повороте дороги споткнулась о камень, упала, ушибла ногу. А когда встала и подняла голову, почувствовала запах гари и увидела пламя в окне своей избы.
Антонина закричала и опрометью бросилась к хате. Вокруг суетились люди. Увидев хозяйку, расступились, как по команде.
– Люди добрые, помогите! Там мой сынок, Серёжа, – закричала Антонина не своим голосом.
Её держали, не пускали к избе. Рослый парень разбил окно и попытался проникнуть в горящий дом. Но приток свежего воздуха усилил горение, и на него пахнуло пламенем. На парне загорелась одежда. Он выпрыгнул из окна и стал кататься по земле. Из окон и дверей повалил густой чёрный дым, отгоняя от дома людей.
Антонина завыла, отбросила в сторону пакет с едой и, пошатываясь, направилась в сторону горящего дома. Подойдя к окну, живо взобралась на подоконник и прыгнула в горницу, объятую пламенем.
Люди стояли, словно заворожённые и молча смотрели на горящую избу. Пламя быстро вырвалось на кровлю, и хата заполыхала факелом.
Соседка Сазоновых, баба Лиза, неожиданно заплакала и запричитала:
– Ой, горюшко-то, какое горькое. Вначале старшие сыновья куда-то пропали, а теперь вот и младшенький, и сама… Несчастная, она так жалела Серёжу, что не смогла бы жить без него, потому-то и приняла такую кару …
– А еще больше Витьку Клеща боялась, – отозвался крепкий мужик Колька Лобов, недавно вернувшийся из заключения. – Он ни за что не простил бы ей гибель сына. Так что выбора у Тоськи не было.
Хоронили Сазоновых учителя и ученики школы-интерната. За окном набирал силу промозглый осенний день, а в актовом зале нечем было дышать – стояла редкая духота, которая бывает только в знойную летнюю пору.
Полторы сотни воспитанников, зажав в худых ладошках тоненькие и хрупкие, как и они сами, зажжённые свечи, сомкнулись тесным кружком. В центре зала – два красных закрытых гроба – маленький и большой. Непривычная для школы гнетущая тишина. В помещении стойкий запах ладана. Настоятель Свято-Никольской церкви отец Александр старательно, высоким тенором отпел усопших – мальчика, двенадцати лет отроду, и его маму, еще не старую, но много повидавшую на своем недолгом веку. У воспитанников школы, даже самых отчаянных и неугомонных, как и у их строгих наставников, в глазах стояли слёзы.
В полдень из двора школы-интерната вышла длинная процессия. Под моросящим холодным дождём, по раскисшей осенней дороге, глубоко втягивая головы в вороты кургузых курток и стараясь не смотреть на машину с раскрытым кузовом, ребята провожали друга в последний путь.
Процессия направилась на деревенский погост за рекой Десной, где на крутояре нашли своё последнее пристанище Серёжа Сазонов и его мама Антонина Кузьминична Сазонова.
А отец Серёжи Витька Сазонов по прозвищу Клещ, из заключения так и не вернулся. По слухам, его пришили в тюрьме кореша.
