Лидия СЫЧЕВА. «Я приехал в Москву с Ивашлы…»

К истокам творчества Валентина Сорокина // На илл.: Валентин Сорокин, 60-е годы

Время – возвышает и низвергает, скрывает и выдвигает. В истории русской литературы время – увесистый «аргумент». И оно показало, что при всём обилии талантов и ярких имён, самый значительный и масштабный поэт, вышедший с Южного Урала – Валентин Сорокин. И по его государственному признанию (главный редактор крупнейшего в СССР издательства «Современник» в 1971–1981 гг., руководитель Высших литературных курсов при Литинституте в 1983–2014 гг., лауреат Государственной премии РСФСР им. М. Горького за 1986 г.), и по его творческому вкладу в русскую поэзию.

Валентин Сорокин – не только автор сотен великолепных стихов, поражающих тематическим разнообразием, неповторимой образностью и самобытностью, но и создатель выдающихся эпических произведений. Среди них поэмы «Бунт», «Евпатий Коловрат», «Здравствуй, время!», «Оранжевый журавлёнок», «Красный волгарь», «Сейитназар», «Орбита», «Дуэль», «Дмитрий Донской», «Ляхи», «Бессмертный маршал», «Две совы», «Пролетарий», «Батый в Кремле» и другие. Валентин Сорокин – автор книги очерков «Крест поэта», посвященной судьбам русского народа в XX веке, и – автор книги «Благодарение», где он щедро воздал должное своим товарищам и наставникам по литературному цеху. Среди них есть и уральцы – строители Магнитки Борис Ручьёв и Людмила Татьяничева, близкие друзья – поэты Владилен Машковцев, Вячеслав Богданов, прозаики Зоя Прокопьева, Иван Акулов, Юрий Бондарев. И ещё десятки имён писателей – ушедших и ныне живущих, отмечены щедростью благодарного чувства Валентина Сорокина.

Сам же он, несмотря на известность литературную, доблесть гражданскую, демократичность общения до сих пор для некоторой части читателей находится как бы «за Уральскими горами», в эстетической и этической недосягаемости. В том нет его вины. Творчество Валентина Сорокина столь значительно, признано в России и в мире (стихи переведены на многие иностранные языки, а недавно, летом 2024 года, Союз палестинских писателей и литераторов наградил его «за особый вклад в развитие мировой современной поэзии»), что замещение в России национальных литераторов двупаспортными авторами можно объяснить лишь глубочайшим упадком русской культуры. Да и только ли в культуре мы видим трагедию разрушения? А в политике? В экономике? В подборе и расстановке высших кадров? В повседневной жизни народа российского?! Как тут не вспомнить горькое пророчество Валентина Сорокина: «Мы испьём назначенную чашу, / Это – не вопрос: / Что теперь спасёт Россию нашу / Только сам Христос. // Пусть ведёт над бездною дорога, / Всех и одного, / У России снова, кроме Бога, / Нету никого».

Мир есть тайна, человек есть тайна, а поэт такого масштаба и звучания – тем более! Где и в чём истоки дарования Валентина Сорокина? В силе родной земли, в богатстве родовых древ, соединённых в его родителях, в его устремлённой воле и тяжелом труде? Доверимся самому поэту, его стихам и прозе, где он предельно честен и откровенен.

«Мой хутор, Ивашла, располагался между двумя большущими селами, заводами, как в старину их называли в дореволюционных энциклопедиях: Преображенский завод и Кана-Никольский завод»[1], – пишет Валентин Сорокин в очерке «Смерть моего пращура». И далее: – «Иногда стучится ко мне из прошлого Осип Сорокин. Статный, умный, грамотный. Дом его до недавнего времени можно было рассмотреть в Кана-Никольске, запрятанный в свежее бревенчатое обрамление, поднову». 

Похоронен Осип Сорокин на Кананикольском кладбище. «Мой отец передал мне образ пращура, как легенду, а ему передал её мой дед и так далее – к истокам рода: какой род не легендарный на Руси?» С детства будущий поэт, благодаря рассказам старших, был приобщён к родовой истории. Пращур его, Осип Павлович Сорокин – мосаль. Доводился он Валентину прапрадедушкой.

Тут самое время сказать доброе слово в адрес исследователя истории села Кананикольского Петра Фёдоровича Андриянова. Это он много дней и часов провёл за «Ревизскими сказками» (переписями населения) и метрическими книгами разных лет, фактово восстановив прямую мужскую линию рода Валентина Сорокина от начала пребывания его пра-пра-пра-пра-прадедушки в Кананикольском заводе. Семь поколений истории семьи, и это только в здешних местах!..

Первым кананикольцем в роду Сорокиных был Назар Прокофьевич, личность историческая, фигурирующая в указах Емельяна Пугачёва, в показаниях есаула Пугачёва Алексея Павловича Зверева (был он в Кананикольском заводе «по плотницкой работе»), в архивных заготовках Пушкина к «Истории Пугачева».

Родился Назар в 1737 году. В 25 лет он женат на Анне, «дочери Фёдоровой» (1742 г. р.), имеет годовалого сына Платона и служит приказчиком у «Туляков медных и железных заводов содержателей Ивана, Григорья Алексеевых детей Масаловых» на Кана-Никольском медеплавильном заводе.

Для крепостного крестьянина карьера, выражаясь по-современному, более чем завидная. Понятно, что был он из грамотной семьи, имел родовой опыт в металлургическом деле. Назар Сорокин не только исполнял должность управляющего или поверенного в делах хозяина, но и, при необходимости, привлекался к государственным работам. Именно он, например, подавал данные в «Ревизскую сказку» 1762 года, и благодаря этим сведениям мы располагаем знаниями о населении Кананикольского завода – 542 человека.

«Пугачёвщина» стала временем испытаний для жителей Урала и Сибири. Исследователи пишут, что в крестьянской войне 1773–1775 гг. участвовало почти всё население Уфимской провинции. По докладам чиновников, «селения иноверческие» все «в злодейском обращении были».

Волею судеб Назар Сорокин стал одним из участников этих событий. В энциклопедии о пугачёвцах, составленной доктором исторических наук Р.В. Овчинниковым и кандидатом филологических наук Л.В. Большаковым (доступна на портале «Хронос»), есть справочная статья, посвященная Назару Сорокину. Читаем в ней: «22 октября 1773 г. он “по принуждению башкирцов“ оказался в повстанческом лагере под Оренбургом, где пробыл несколько часов. В тот же день Пугачев отправил Сорокина обратно со своим именным указом, в соответствии с которым тот должен был забрать имевшиеся на заводе пушки, ядра, порох, свинец и “всякия государевы припасы“, как можно быстрее (“скорым поспешением“) возвратившись с “командой“ в лагерь под Оренбург.

Прибыв на свой завод, Сорокин собрал отряд из 120 заводских работников, мастеровых, приписных крестьян, взял пушки, припасы, провиант и отправился под Оренбург к Пугачеву. По пути туда он, раскаявшись в своем поступке, подговорил двух своих спутников к побегу и скрытно бежал вместе с ними.

2 ноября беглецы явились в Верхнеозерную крепость, где Сорокин поведал коменданту полковнику О.Х. Демарину о своих приключениях и отдал ему пугачевский указ. Отряд кананикольских мастеровых и крестьян, покинутый Сорокиным, к Пугачеву привел заводской конторщик Лупоглазов».

Личность Пугачёва двойственна у Пушкина в «Капитанской дочке», в монографии «История Пугачёва». Поэт, исследуя события полувековой давности, оставил для потомков важную оговорку: «Будущий историк, коему позволено будет распечатать дело о Пугачеве, легко исправит и дополнит мой труд – конечно несовершенный, но добросовестный». Работа Пушкина была затруднена недоступностью для него многих исторических документов, в частности, следственного дела Пугачёва и его сообщников. Но зато он застал живых свидетелей гражданской войны, расспрашивал их, побывал на местах сражений.

«Пращур мой помочь мог Пугачеву. Мог навредить ему. К тому пугачевскому бунту Кана-Никольск уже станицей был, заводом был – разросся. И пращур – зрелым был. Мог и забунтовать. Но жил богато. Своим трудом жил, да каким – коней обученных пригуртовывал, “пришвартовывал“ к Оренбургу. Коней!» – рассуждает Валентин Сорокин, вглядываясь в прошлое. Ирония судьбы, возможная, наверное, только в России: неграмотный Пугачёв, объявивший себя царём Петром III, выдаёт именной указ грамотному Назару Сорокину…

То был судьбоносный момент русской истории: весь край встал на дыбы против «немцев». Екатерина II, дочь саксонского князя Ангальт-Цербстского, взошла на российский престол путём государственного переворота, свергнув мужа-императора Петра III. Тоже, впрочем, немца. Умереть ему помогли соратники супруги...

Но то – большая политика, а на местном уровне восстание Пугачёва неизбежно вело к уничтожению заводов, разрушению металлургического дела, лишению людей средств к существованию. А жить на что? Грабежом долго не продержишься… Да и не все к нему способны! С другой стороны, тяжелый, беспросветный труд крепостных людей. А пугачёвцы всех, кто к ним примкнул, тотчас объявлялись казаками.

Но Сорокины и так – из казаков. «Пращур мой явился в станицу Кана-Никольскую из станицы Воскресенской, из Оренбуржья», – вспоминает поэт свою родовую историю, размышляя о далеких предках. В середине XVIII века Воскресенское (ныне в Каслинском районе Челябинской области) – горнопромышленное село, огороженное крепостными стенами. Всё его мужское население было записано в казаки и защищало близлежащие деревни от набегов башкир.

Было о чём подумать опытному приказчику Назару Сорокину, пока он вёл отряд из Кананикольского завода под Оренбург. «Царь кладет русских людей, и Пугачев кладет русских людей – густо могилы вспухли», – напишет Валентин Сорокин в очерке, рассказывая о противостоянии мятежников с царскими войсками у деревни Ивановка, в 26 верстах от Кананикольского завода. «И деревня с тех пор – Побоищем называется. Сосновая. Звонкая. Много она царей и смутьянов перестояла. И – еще перестоит, только жить ей не мешайте. Не давите программами, налогами, вождями и лозунгами. Угомонитесь».

 В истории Пугачёвщины и по сей день, спустя почти 250 лет после восстания, много «белых пятен», неисследованных страниц и тайн.

Поэма «Бунт» о событиях гражданской войны под предводительством Пугачёва была написана Валентином Сорокиным в 1960 году. Автору 24 года, он – оператор электрокрана в 1-м мартеновском цехе Челябинского металлургического завода. Работа тяжелая – на вредном производстве, бытовая жизнь без уюта – вдали от родных краёв, в комнатке барака, где жили гулаговцы. Но читая эту поэму сегодня, поражаешься не только свежести и крепости рифмы, летящему, будто всадник Салават, слогу, но, прежде всего, глубине осмысления темы, масштабности размышлений поэта. Государственность и жизнь народа – две ключевые опоры повествования. Точка видения, взвешенность оценок событий и героев действа как продолжение пушкинской традиции. На своём, совершенно самобытном материале.

В «Бунте» Валентина Сорокина – многонародье уральской жизни, обиды трудового люда, роскошь верхов, стихия русского гнева. И – взгляд в будущее. «На полях гудят моторы / И шумит страда. / Ты зачем кружишься, ворон, / Черная беда?.. // Разве крови не напился / Ты за триста лет, / Кто погиб здесь, / Кто родился? / Но ответа нет!.. // Неужель опять ты чуешь / Ружья и ножи? / Где в России ты ночуешь, / Ну-ка, расскажи».

 

***

 

У Назара Сорокина было три сына – Платон, Гаврила (1766 г. р.), Ефим. Гаврила Назарович Сорокин взял в жены Матрёну Ермилову (1770 г. р.). Их дети: Павел (1791 г. р.), Анна (1794 г. р.), Аполлинария (1801 г. р.), Степанида (1804 г. р.), Катерина (1806 г. р.).

Павел Гаврилович Сорокин женился на Матрёне Филлиповой (1794 г. р.) и они родили детей: Николая (1816 г. р., отдан в рекруты в 1842 г.), Евгению (1819 г. р.), Екатерину (1824 г. р.), Осипа (1827 г. р.).

Да, это тот самый Осип Сорокин, которому праправнук посвятит очерк «Смерть моего пращура». Вот портрет из семейных преданий: «Мой пращур Осип Павлович Сорокин брал в лапу бутыль на два с половиной литра и со вкусом и утонченностью наливал водку в рюмки гостям. Лошадей ласкал. Чистил, кормил, поил, выводил на показ. Хвастался. Арканил храпящего зверя, умасливал его, проползал в передние ноги ему, а выползал в задние, цапал за гриву и, как беркут, несся по вольному полю, гикая и свистя». Такое не выдумаешь! Было! Ведь и самого Валентина Сорокина, ивашлинского мальчишку, никто не мог догнать, когда он скакал на лошади, мчался на велосипеде, скользил на лыжах по снежным увалам.

Осип Павлович взял в жены Пелагею Иванову (1830 г. р.), и были у них дети Анна (1848 г. р.), Александр (1850 г.р.), Евгения (1853 г. р.), Марина (1856 г. р.). Когда Осип Павлович женил сына Александра, «триста молодых всадников сопровождали, в церковь и обратно, чету. И чета – на конях. Ценил красоту прапрадед».

Знаменитое это венчание состоялось 10 ноября 1871 года. Невеста – «девица Елена Никитина Самохина».

Но недолгим было счастье Осипа Павловича. Отправился он по делам в Оренбург и пропал бесследно. На третьей неделе «…огненный конь, взбудораженный и рассерженный, стукнул копытом по воротам. Цел. Седло цело. А хозяина нет».

И тогда «Сын, Александр, с храбрыми друзьями выезжал на поиск. (…) И лишь за угрюмым улусом Уртазым дружина обнаружила, наткнувшись, неестественную кучу хвороста. А под ней – из пистоля убит в висок, лежал мой прапрадед».

В семье считали, что убили Осипа Павловича «ордынцы». Поэт рассуждает: «Деньги ли кого забеспокоили, золото ли оружия и часов кому приглянулось? Ссора ли с кем произошла?.. Молодая чета перебралась повыше в горы, за пятьдесят, шестьдесят верст и основала хутор – Ивашла. Так в Ивашле появились Сорокины, Самохины и прочие фамилии».

 

***

 

«Ивашлу основали Сорокины и Самохины, две фамилии, два племени, масали, “щё” да “щаво”, да “куды паехал-та”, люди, как еще великий Лесков писал, честные, крепкие», – утверждает поэт. Александр Осипович, прадед Валентина Сорокина, и жена его, Елена Никитична, похоронены были там же, на хуторе. У них, в числе других детей, был сын Александр, дедушка Валентина Сорокина. Его поэт знал очень хорошо и запечатлел образ родного человека в рассказе «Дедушка мой». Валентин Сорокин пишет, что «дедушка учил нас жить, ругал за ошибки, обеспечивал на зиму золотящимся медом».

Цитировать это произведение можно бесконечно, так ярко в нём обозначены характеры: «Язык у дедушки – бритва, а сила – мерина из ухаба вместе с возом вытащил, а на другой день продал: – Избалуется, таскай да таскай! – Бабушка не возражала. Вечно надеялась на хозяина и на непобедимость его натуры».

Рассказ – про Ивашлу, вокруг которой сбегали с гор хвоистые водопады – посаженные Александром Александровичем на четыре стороны сосенки – служил он здесь лесником. Про деревенский мир, живущий вечным трудом – от зари до зари, где каждый человек был как на ладони, ценился по труду и по уму. А ещё про хозяина таёжных лесов – медведя.

Пожилой, но ещё крепкий дедушка занимался пчеловодством. И вот взобрался он однажды на лиственницу проверить улей, да и соскользнул вниз – в сетке, с дымарем и чиляком. А там, привлеченный медовым запахом, к лиственнице стал примериваться медведь. Оглоушенный внезапным падением на голову неведомого чудища, зверь со стоном прыгнул в сторону. И – побежал. А утром, когда дедушка пошёл по его следу, то нашёл медведя мёртвым – сердце зверя разорвалось от столкновения с неизведанным… «Даже после войны, узнают чужие шофёры, что я внук того деда, который медведя до смерти испугал, прокатят на машине.

Лишь бабушка Евдокия, порой, перегибая в конфликтах с Александром Александровичем, корила: – Ты медведя насмерть испугал, а я тебе чё, изведешь и похоронишь!»

Да, красивые здесь жили люди – ивашлинцы! В метрической книге есть запись, что 3 февраля 1895 года в Богородицкой церкви состоялось бракосочетание жениха, Кананикольского крестьянина Александра Александровича Сорокина, 22 лет, и невесты, крестьянской девицы того же села Евдокии Фёдоровны Туленковой, 17¹/₂ лет. На следующий год у них родился сын Павел. И было ещё два сына, Артемий, и младший, Василий, отец Валентина Сорокина. В метрической книге за 1902 год Василий был 25-м родившимся младенцем «мужеска пола», родился 23 февраля, крещен 6 марта священником Василием Авриловым (?), псаломщиком Михаилом Русановым. Родители его, «хутора Евашлинского крестьянин Александр Александрович Сорокин и его законная жена Евдокия Фёдоровна, оба православные».

Тут самое время сказать об имени хутора – Ивашла. Ну, уж те-то, кто его основали, и кто жил в нём, знали, как он называется! В официальных документах советского времени везде значится «Авашла». Но спор этот ныне, когда от хутора остались только стихи Валентина Сорокина, уже не принципиален. Иван Бунин прав: «Лишь слову жизнь дана». Вот оно, стихотворение, написанное поэтом в 1972 году:

 

Ивашла

 

А где же ты, мой хутор Ивашла,

И что теперь с тобой, скажи на милость, –

Как будто ива шла и не дошла

И над речушкой вдруг остановилась.

 

Стыдливая и добрая, сама

Куда, не знает, повернуть охота.

А по бокам – сосновые дома,

Наличники, калитки и ворота.

 

И каждый парень – ухарь, гармонист,

И девки – балалаечницы, крали,

На майский праздник – гиканье и свист,

Храп скакунов и звяканье медалей.

 

Но потрясла вселенную война,

И зарыдали матери планеты.

Кто перечтет погибших имена?

Рассветы и закаты не обпеты...

 

Светшали избы, школы и дворы,

На огороде, на поле старухи,

Ни молодежи и ни детворы,

Леса и те в задумчивости глухи.

 

Утишилась работа и гульба,

И теплый омут затянулся илом.

И скоро ни одна уже труба

Над поржавелой крышей не дымила.

 

Всех город взял и чем-то, видно, спас,

Лишь по ночам в могильную дремоту

Скрипят кресты и призывают нас

Сберечь о мертвых память и заботу.

 

Подумаю, и сердце защемит.

И чудится, нисколь не знаменита,

Седая ива плачет и шумит

На берегу, туманами повита.

 

Все, кому пришлось навсегда оставить родную деревню, село, хутор, потерять родной край, продать чужим людям или даже бросить дом, где взрастали поколения семьи, не могут не откликнуться сердцем на эти строки!.. Валентин Сорокин воспел Ивашлу в стихах и в прозе так, что это место воспринимается неповторимым, заповедным островом русской жизни. Вот фрагмент из его очерка, где описана Ивашла.

«Хутор мой, Ивашла, шла ива, с трех сторон был окружен горными речками, с четырех сторон – горами. Весной речки надувались, хохлились и с рёвом набрасывались на огороды, бани и сараи, отваливая куски ухоженной земли, накреняя и унося заборы и стены.

Летом пересыхали. В омутках, теплых и дремотных, накапливалась плотва, огольцы и лягушата. Но в главной речке, Ивашле, куда поперек вбегали мизерные притоки, Япраш и Сура, всегда мелькала форель, хариус, щука, по затонам – лещ, карп и прочая рыба. Плотву не ловили – позор для рыбака... Налимов из-под мшистых камней на перекатах вилками добывали мальчишки.

Долина, на которой расположился хутор, напоминала покатую ладонь, купальную чашу, наполненную морковкой, луком, картошкой, караваями, клубникой, маслом, черемухой, сметаной, сдобной стряпнею. Так было и у дедов, и у прадедов.

Но так было – в добрые годы. В жестокие – неурожай. Пухли с голоду. Умирали. Измученные ивашлинцы втаскивали гроб на крутой взгорок и там хоронили близкого человека. Женщины долго плакали, причитали. Мужики молча курили. Иногда покойник случался чересчур рослым и тяжелым. Везли на санях или роспусках артельно. Даже ребятишки, серьезные и тревожные, тянули за оглобли. Чувствовали: в каждой могиле – их начало».

К родине, родным краям, Валентин Сорокин постоянно возвращался в своём творчестве. Поэт всегда гордился тем, что он – уралец, металлург, мосаль. В своих произведениях он создал замечательные портреты родителей, дедушек и бабушек, пращуров, земляков. В тяжелые минуты жизни было написано: «У поэтов каждый день дуэли, / Но меня над бездною земли / Сберегли башкирские метели / И орлы вот эти сберегли. // В миг, когда и я теряю силы, / Если рядом нету никого, / Я касаюсь мысленно могилы / Прадеда и брата моего».

Семейное гнездо, дедушки и бабушки, отец, дядья и тётки, старший брат Анатолий, сёстры Шура, Мария, Полина, Нина, сыграли огромную роль в жизни Валентина Сорокина. Дали ему тот запас сил, благодаря которому он поднялся на вершины русской литературы, воспел родной край так, что до сих пор слова его живые, действующие, покоряющие. И, конечно, мама, Анна Ефимовна, в девичестве Миногина, сильно повлияла на его становление. В стихах он писал: «А я посланник матери и Бога…», как бы «подсказывая» читателю истоки своей верности России, любви и отваги.

 

***

 

Из метрической книги за 1905 год мы можем узнать, что Анна, мать Валентина Сорокина, рождена 4 июня, крещена 5 июня. Родители её «Новопреображенского хутора крестьяне Ефимий Николаевич Миногин и законная жена его, Евдокия Степановна». Брак между ними был заключен 19 января 1896 года, жениху было 25 лет, а невесте – 17. Девичья фамилия бабушки поэта по материнской линии – Полубоярова, была она дочерью мастерового из села Преображенского.

Анна Ефимовна родила Василию Александровичу восемь детей – четырёх сыновей и четырех дочерей. «На могильной плите моего отца выбиты три журавленка – три погибших сына», – написал поэт в эпиграфе к стихотворению «Встреча с матерью». Два брата умерли во младенчестве, а в 1945 году на глазах у Валентина в глиняном карьере трагически погибает его старший брат Анатолий.

Это стало огромным ударом для семьи. Своего старшего сына поэт назовёт Анатолием – в память о брате, которого он нежно любил. «Дом покачнула весть / И поползла по свету. / Теперь и внуки есть, / А, помню, – брата нету!..», – из стихотворения «Ещё о брате», написанного в 1990 году. К сожалению, и сын поэта, Анатолий (1959–2004), рано ушёл из жизни.

Но эти беды и потрясения – ещё впереди. А пока полюбуемся на портрет Анатолия-старшего, написанный Валентином. Фотографии брата не сохранилось…

«Брат у меня был – старший. Волосы золотистые. Глаза голубые. Статью – прямой. Походкой – ровный. Вырос он, как все деревенские ребята, быстро. Да и война помогла: мужики на фронте, а ему уже пятнадцать лет. Хозяин. Лошади за ним сами на водопой строились, жеребята подставляли под его ладонь челку. Терлись. Жеребята хитрее домашних малышей: все понимают, надуть норовят, а добрых ценят.

Звали брата – Анатолий. Невесту – Малаша. Брат плотничал, сапоги чинил, валенки подшивал. Делал донца, прялки, мастерил табуретки и стулья. Стихи сочинял. Вытешет из липы доску, фуганком продернет ее и напишет четыре строки: Бедна деревня наша, / Налоги вновь и вновь. / Не плачь, моя Малаша, / Судьбе не прекословь».

Очерк «Брат у меня был» невозможно читать без слёз – рвёт душу… «Отец – больной. Фронтовой инвалид. Братья погибли. Но те, погибшие в детстве, тревожили меня, конечно, а этот – иссушал душу. За дровами в тайгу – один. Сено косить – один. На охоту – один. Бобылем ивашлинцы меня величали... И вырос я – один».

Творчество Валентина Сорокина масштабно, многогранно, но, чтобы понять его истоки, надо обязательно прочитать его очерки, посвященные жизни в Ивашле «Брат у меня был», «Разбитая икона» (о том, как отец, Василий Александрович, уходя на фронт и оставляя огромную семью, в обиде на Бога разбил кулаком стекло киота), «Фуражка председателя», рассказы «Коршун» (как отец спас его от нападения орла), «Валет и Акулина», «Митька-ручей», «Турчонок», поэмы «Былое», «Судьба», «Оранжевый журавлёнок», и многие, многие стихи. Судьба родного края, семьи, рода, земляков поэта неотделимы от судьбы России.

В стихотворении «На Волховском фронте» Валентин Сорокин пишет об отце – фронтовом разведчике: «Грело солнце мартовское вяло, / Чёрный лес придерживал пургу. / И лежал он долго, / кровь стекала, / И следы твердели на снегу. // И уже почти под небесами / Мать моя почудилась ему, / Молодая, с карими глазами, / Восьмерых примкнула к одному…» Василий Александрович в мирной жизни – лесник, на досуге – один из лучших гармонистов края (брал первые призы на конкурсах самодеятельности), на войне – отважный воин. Участвовал в Синявинской операции 1941 года, где был в охране командующего Ленинградским фронтом генерала армии Георгия Жукова. В кровопролитных боях Любанской наступательной операции 1942 года на Волховском фронте получил тяжелое ранение. После госпиталя уволен с воинской службы по состоянию здоровья. «На мосту скупым овсом / Мать зимой коня кормила, / Мчась за раненым отцом / К военкому Зилаира».

Вернулся Василий Александрович домой глубоким инвалидом, но – вернулся, и от отца – путь к ратным поэмам Валентина Сорокина, прежде всего, к «Бессмертному маршалу», посвященной Георгию Жукову.

«Порой у полководца и поэта / Трагически похожая судьба», – из эпилога «Бессмертного маршала». Биография Георгия Жукова, калужанина, связана с Уралом. Маршал Победы пережил и триумф, и опалу. Путь Валентина Сорокина – из послевоенной бескормицы в чёрную металлургию, из горячего цеха – в московскую учебную аудиторию, и, далее, к литературным вершинам, где его ждали не только известность и признание, но и зависть, доносы, несправедливый партийный суд, преследования «серых людей». Биография его – в романе «Биллы и дебилы», в книге «Крест поэта», в стихах, среди которых нет ни одного пустого, рожденного сытостью и бездельем. «А я в страстях и думах отрезвился / И, от рожденья сельского не лжив, / Взглянул вокруг и резко удивился / Тому, что я не выброшен и жив».

И от рожденья сельского не лжив!.. На Урале было много заводов, основывали их предприимчивые люди. Фамилии Демидовы, Осокины, Турчаниновы – на слуху. Промышленники Мосоловы были не хуже, но и не лучше других хозяев, и вот от них, от их владычества – пошли мосали?.. Отчего же нет на Урале ни «демидян», ни «осокинцев», ни «турчан»?.. И от фамилий других заводчиков, Яковлевых, Строгановых, Лугининых, Твердышевых и всех иных (а их было немало!), нет, не появилось никакой народности. Хотя на каждое «дело» хозяева завозили отборных людей, грамотных, работящих, опытных. Но мосали – только здесь, в Мосальграде (Кананикольском) и окрестностях. Да ещё в самом Мосальске, куда не поленились съездить историки-краеведы Геннадий Шаранов и Ксения Вережан. Их версия, опубликованная в газете «Зилаирские огни» от 17 января 2020 года, подтверждает изыскания Валентина Сорокина: «Вот я допер, догадался, дочитал, досравнивал вышивки на полотенцах, кофтах, рубашках – калужские они. Вот я доанализировал донца и прялки, довоспроизводил частушки и пословицы, игры и обычаи, мотивы разные – на балалайке и на гармошке, и понял: масали мы, отъявленные русские, из Масальского княжества, из центра русской земли».

Тайна мосалей до конца не разгадана. И – слава Богу! Историк Лев Гумилев писал: «…а зачем и почему люди древние, и новые, и даже будущие не жалеют творческих сил для создания картин, орнаментов, поэм и симфоний, – мы увидим в их поступках (скорее, деяниях) защиту прекрасного, разнообразного мира от разрушающего Времени, ныне именуемого процессом энтропии». Вот эту «защиту прекрасного» мы видим в программном стихотворении Валентина Сорокина «Мосаль», написанном в 1990 году. Приведем его полностью.

 

Мосаль

 

Василий Александрович – отец.

Василий Александрович – племянник.

Двухгодовалый увалень, хитрец,

А вкусный, как румяный тульский пряник.

 

Стоит он у калитки, смотрит вдаль,

Кафтан его расшит, чулки цветные.

Широкогрудый, истинный мосаль,

А мосали – ребята продувные.

 

Не зря у мосалей столица есть –

Мосальск,

за древним городом Калугой…

Топча Руси достоинство и честь,

Орда катилась жаркой рыжей вьюгой.

 

Но поднялся из пепла на пути

Мосальск:

и даже старики и дети,

Кто с топором, кто с пикой – не пройти,

Не одолеть Мосальска на планете!

 

Чуть вырвавшись из черного огня,

Белее ржи, пшеницы золотистей, –

Собьет девчонка ворога с коня,

С креста священник

кровь нашельца счистит.

 

Бату, не взяв Мосальска, занемог,

Есть перестал, пить перестал со злости.

Наполеон – и тот на скорость ног

Надеялся, в Москве теряя кости.

 

Он убежал, явились мосали,

Веселые строители явились,

И вновь дома и храмы вознесли,

Аж сами парижане удивились.

 

И не какой-то барин Мосалов,

А княжество,

сверкнувшее могуче:

Стоит мосаль двухгодовалый, слов

Еще не знает этих, только учит…

 

О, мосали бессмертьем проросли,

В атаках под Москвою густо пали,

Где мосали, три года не соли, –

Так говорится на моем Урале!

 

***

 

В конце 40-х Василий Александрович Сорокин, устав сражаться с нищетой и бескормицей, продаёт дом в Ивашле и перевозит семью в соседний Кугарчинский район. Повлияла и смерть старшего сына – на хуторе всё напоминало об Анатолии. Мать летом и зимой шла на кладбище. Кроме того, на удалённых хуторах, сильно обезлюдевших после войны, стали закрывать школы. Пятый и шестой класс Валентин Сорокин оканчивал в Ново-Никольске, селе, расположенном от Ивашлы километрах в двадцати. «…Отец бился из последней капельки возможного дать сестре Паше и мне образование».

На новом месте Сорокины покупают жильё в деревне Зельтермяново (ныне не существует). Поблизости, в хуторе Новохвалыском Валентин Сорокин окончил семилетку. И сразу, как он пишет в одной из автобиографий, «завербовался в Челябинск, на металлургический завод». Ему нужно было поскорее получить профессию и начать зарабатывать. Летом 1967 года в письме к Людмиле Татьяничевой поэт обмолвится: «Я с 14 лет работаю как украинский вол, отвечаю за огромную семью, а о себе всё нет времени позаботиться». В Челябинск он вскоре заберёт сестёр Пашу и Нину, отца и мать.

С той поры минует сорок лет – время для рождения двух поколений. У поэта уже будут внуки. В 1990 году Валентин Сорокин привезёт писателей Юрия Пшонкина, Александра Филиппова, Диниса Булякова на место, где когда-то была Ивашла. Советский Союз – на краю гибели, распада. «В миг, когда и я теряю силы…» В это трагическое время, когда рушилась не только держава, но и само планетарное мироустройство, когда попирались основы вчерашней морали, безжалостно выламывались из общественной жизни прежние святыни, поэт устремляется на родину, чтобы понять: как жить дальше?

Вспоминает Александр Филиппов: «Мы приехали сюда в начале осени по бездорожью, по слякотному и осклизлому суглинку. Мы – это сам Валентин, его сестра Мария, живущая и поныне в Зилаире, писатель Динис Буляков, рано ушедший в мир иной, Владимир Каплин, бывший тогда первым секретарем Зилаирского райкома уже бьющейся в предсмертных судорогах партии, и я. Деревни нет. Лишь на взгорье, на небольшой травянистой поляне старое-старое кладбище. Всего два-три надмогильных креста, остальные давно завалились в траву и сгнили. Быльем поросли. Отыскал все-таки Валентин могилку своей бабушки и старшего брата».

В очерке Александра Филиппова «Серебряные струны Зилаира» – рассказ о нескольких поездках Валентина Сорокина в родной край. Останавливался поэт у своей хлебосольной сестры Марии Васильевны, в замужестве носившей фамилию Самохина. Один из приездов был осенью 1997 года. Участником тех событий был и главный редактор газеты «Сельские огни» Ильяс Такалов. Спустя годы он напишет для родного издания, которое теперь носит имя «Зилаирские огни», статью о встрече Валентина Сорокина с земляками и сопроводит её фотографией из личного архива. На снимке поэт в окружении друзей и близких, а в центре, на переднем плане – девятилетний Вася Самохин, «широкогрудый, истинный мосаль», вдохновивший Валентина Сорокина в 1990 году на одноименное стихотворение. Теперь он – взрослый дядя…

Александр Филиппов тоже запечатлён на этом фото. Народный поэт Башкортостана, главный редактор газеты «Истоки» гордился своей дружбой с Валентином Сорокиным и поддерживал его в самые трудные годы жизни. Говорил: «Деревни наши, моя – Юмагузино, его – Ивашла, не так уж и далеко отстоят друг от дружки». Земляки! Восхищался гражданской смелостью поэта. (Да и сам был – не робкого десятка!) И – цитировал Валентина Сорокина: «Все мы – дети прожорливой мглы. / Где Есенин и где Маяковский? / Я приехал в Москву с Ивашлы, / Не сшибет меня ветер плутовский».

Александр Филиппов рассказывает, как важно было для поэта признание в мосальском краю, «слышимость» его слова: «Шофер, встретившийся нам на осенней дороге, узнал Валентина, заулыбался во весь рот, скромно так подошел к нему, тихо сказал, как оценку великую дал:

– Спасибо, Валентин Васильевич, за ваши стихи и статьи. В России, наверно, один поэт остался, кто с такой открытостью, смело и честно стоит, как на гудящих баррикадах, за Родину, за честь русскую…

Я был удивлен и растроган этой случайной дорожной встречей, в душе тихо радовался за своего земляка, видя, как вызревает теплая улыбка в покрасневших от тайных слез глазах».

Великое дело – земляки! В самые, может быть, беспросветные дни сбивающей с ног тяжелой болезни, когда, казалось, Валентину Васильевичу уже не подняться, пришла ему на помощь землячка – Тамара Николаевна Перегудина. Кандидат филологических наук, общественный деятель. Её труды – добрые свершения по сохранению исторической памяти в Кананикольском. А ещё она – матушка Тамара. Сын её, иеромонах Кирилл, пришел служить Богу по глубокой личной вере. Клирик храма святителя Николая Мирликийского в Голутвине. Миссионер – храм этот в составе подворья Китайской Автономной Православной Церкви… Так что встреча Валентина Сорокина и Тамары Перегудиной состоялась благодаря помощи Божией. И человеческой – спасибо настойчивости и профессионализму уфимского журналиста Марины Чепиковой, много делающей для культуры и просвещения родного края.

Так, из кружева отношений, слов, добрых дел, притяжения душ утверждается братство – корневое чувство в созидательном мироощущении Валентина Сорокина. «Есть люди, / Будто звезды в темноте, / Горят и светят / В жуткое пространство / И, восходя / К великой красоте, / Не сеют рознь, / А утверждают братство». Земляки для поэта – братовья и сёстры.

Рассказывая в книге «Крест поэта» о памятной поездке 1990 года на место, где была Ивашла, он пишет, что сестра, Мария, искала и не могла найти на заброшенном кладбище бугорочки братьев, дедушек и бабушек. Кладбище – на горе, и тогда Валентин Сорокин лёг на траву. И – нашёл родные могилы. По наказу матери он когда-то наращивал могилы, охорашивал их. Покидая Ивашлу, окинул взглядом погост и увидел, что бугорок брата Анатолия он сделал самым высоким на кладбище. Спустя сорок лет именно по могиле брата он найдёт все остальные захоронения родственников.

«Если бы я знал, как воскресить мою Родину?.. Если бы я мог – я начал бы с ее кладбищ.  Я захоронил бы не захороненных. Я оросил бы цветами – забытых. Я научил бы живых прогуливаться между мертвыми, между украшенными их могилками. Я бы сделал перекличку тех, кто топчет еще цветы и тех, кто лежит под цветами. Пусть они слышат нас и ждут с нами встречи. Я бы уговорил невест готовиться к счастью матери, а не к выкидышу аборта. Я бы уговорил женщин рожать, заранее повторяя прапрабабушкину колыбельную малышам: Родись, мой сладенький, / Расти, мой умненький, / Развернись плечами, / От моря до моря!..»

Эх, Россия!.. Какие поэты у тебя: даже в прозе Валентин Сорокин говорит так, что плакать хочется!.. Будто это голос самой земли, народа, ушедшего и живущего! Мосали. Может, они и есть настоящие русские?.. Исток легендарных великороссов? Может, в этом численно небольшом, но крепком и самостоятельном племени и заключён спасительный для всех нас «код», тайна жизни, которая, вроде бы, у всех на виду? Работай, учись, живи в ладу с природой, люби и преумножай свой род, служи России, не предавай, не подличай, восхищайся красотой и береги её.

Наверное, почти каждая деревня на Руси может сказать о строе своей жизни то же самое. Но так вдохновенно, как написал об Ивашле Валентин Сорокин, не смог сказать никто. И уже, к сожалению, его не превзойти.

 

В седом краю

 

Там, где рыси и орлиный клекот,

Где медведь малину ест с утра,

Затерялись в мареве далеком

И в горах пропали хутора.

 

Отцвели гармошки на коленках.

Ленты отшумели у невест.

Ивашла,

Успенка

 и Павленка –

На холме обуглившийся крест.

 

Словно дед сутулый ищет внука

Или бабка с посохом бредет.

«Мир усопшим!» – вот и вся наука,

Жаль, ее не знал я наперед.

 

Я не знал, что вечен запах ила,

Что скала, как мать моя, грустит.

Я не знал, что ни одна могила

Сорок лет разлуки не простит.

 

Я не знал, что не сулил успеха

Мне, мальчишке, звездный сеновал:

Жизнь проехал, шар земной объехал,

Ну а этот крест не миновал.

 

В Индии другие реют птицы,

В Риме – серебрятся родники,

А у ваших речек, зилаирцы,

Завздыхали те же тальники...

 

И не зря с любого перевала

Вновь я слышу: в дорогом краю

Седина гранитного Урала

Овевает голову мою!

 

Эти стихи я когда-то читала сестре поэта, Марии Васильевне, её семье, дочери Тамаре и другим, собравшимся в застолье, мосалям. «Про нас! Про наши погибшие деревни», – грустили зилаирцы.

«Пережитое беспокоит и мучит меня, но не потому, что о нем никто не может сказать, кроме меня, и не знает, а потому, что хочется придать ему черты упорядоченности, реальное лицо судьбы». Ивашла, Урал, Россия – лицо судьбы Валентина Сорокина. Ни у кого в русской литературе нет такой биографии, такой «почерка», такой дороги, такого могучего восхождения – от гор, окружающих Ивашлу до самых высоких вершин национальной поэзии…

2024