Юрий ЖЕКОТОВ. Под покровительством Тол-ызнга

Рассказ / Илл.: Художник Владислав Афанасьев (фрагмент картины)

Кто-то настырно зачиркал кресалом за горизонтом, выбивая быстро гаснущие искры. Наконец из стараний вышел толк, нехотя занялось чахлым огоньком промоченное насквозь охотоморское сентябрьское утро, зачадил на востоке за заоблачной далью сизовато-золотистым дымком слабый костерок. Бесконечное стадо серых волн, подгоняемое попутным ветром, было полно решимости добраться до приземисто-кособокой избушки.

Но неказистое бревенчатое пристанище с просоленными до черноты венцами, через единственное окошко миролюбиво посматривая на море с береговой косы, терпеливо пережидало и этот зашторенный день. Повидавшая на своём веку тысячи приливов и отливов, слышавшая хвастливые бравады охотников, богатырские храпы романтически настроенных личностей, отчаянные проклятья непогоде случайных постояльцев, сокровенные разговоры и даже признания в любви, избушка дряхлела с годами. Не особо рассчитывая на заботу и уход, она гостеприимно принимала всех желающих и преданно хранила их тайны. А потому, раз за разом натыкаясь на каменисто-песчаную кручу берега и несокрушимое радушие избушки, бегущие в первых рядах грозные пенистые кочевники приходили в замешательство и, рассыпавшись на мириады беспомощно лопающихся пузырей, откатывались назад, уступая место подпирающим их гребнистым сотоварищам.

С середины лета в избушке обосновался нивх Алексей Нисп, чьи предки много столетий назад сроднились с этим суровым краем, приросли к нему душой, постигли искусство рыбалки, охоты и промысла морского зверя. И теперь не представляют, разве есть места на земле лучше, чем низовье Амура, остров Сахалин и Охотское море?!

Низкорослый, смугло-широколицый, с глубоко посаженными глазами, слегка по-медвежьи косолапый Алексей Нисп, неброский внешне, но необычно сильный, к своим сорока пяти годам не удосужился нагулять на теле даже жиринки про запас. Не было у него и счетов в банке. Деньгам, какие он зарабатывал, сразу находилось применение. Нивх не усложнял природу человеческих отношений. Был немногословен, простодушен, не ждал дармовщины и подачек, не клял судьбу и настойчиво преодолевал её испытания. Своё относительно сносное существование Алексей обеспечивал за счёт каторжного труда – добычи рыбы и даров моря. Больше двадцати лет он нанимался в рыбодобывающие фирмы, которые зачастую, просуществовав сезон-другой, приказывали долго жить и, уходя от налогов, искусственно банкротились.

Нивх редко улыбался, но его восхищали и удивляли: трудяга-солнце, рунный ход горбуши, звёздная карта неба, всё время меняющее свой облик море…

Благодаря деду Тюгуну по материнской линии Лёша Нисп сызмальства учился понимать окружающий мир, осознал себя его маленькой, но неотъемлемой частью. Дед – носитель нивхского языка и старинных традиций, помнил много легенд и историй. Лёша с мальчишками-ровесниками после рыбалки допоздна задерживались на берегу Татарского пролива у села Пуир, чинили с дедом лодку, «кормили» море и духов огня, ели уху из осётра, смаковали хрящи, лакомясь рыбьими головами, запекали на костре сердечки кеты, готовили талу и строганину… Нивх Тюгун рассказывал: о родовом стойбище; хозяине гор и тайги Пал-ызнге и хозяине моря Тол-ызнге; о Белой Горе с подземными ходами между селами Пуир и Макаровка, где прятались нивхи во время айнских набегов; о больших камнях на побережье, в которых очень давно превратились люди и где всегда можно услышать шаманский бубен; о том, как предки именно из их клана помогали семье капитана Невельского и его солдатам пережить первые голодные зимы в заливе Счастья. Делились юколой, учили русских ловить рыбу.

Давно нет в живых деда Тюгуна. Затерялся в далёких бухтах и заливах разума родной язык. Но отдельные нивхские слова и фразы, названия знакомых рек и сопок нет-нет, да вылавливаются оттуда неводом родовой памяти.

Алексей наелся с утра жареных кетовых молок и, запив их двумя кружками чая из листьев брусники и шиповника, отправился проверять сеть. Увидев вынырнувший из моря и упорно двигающийся вдоль берега полутораметровый треугольный плавник, а затем и фонтан выдыхаемого китом-косаткой воздуха, нивх сначала замедлился, но вдруг, вспомнив что-то, ускорил шаг, а затем с криками-призывами: «Тол-ызнг! Тол-ызнг!..» побежал за животным. Но сложно человеку соревноваться с крейсерской скоростью косаток. К тому же под ногами нивха, гася скорость и забирая лишние силы, предательски скрипела и расползалась в стороны отшлифованная морем галька. Расстояние между человеком и животным всё более увеличивалось. Метров через двести, тяжело дыша, Алексей остановился и грустным взглядом раскосых глаз, провожая косатку, прошептал: «Почему ты забыл мой народ, Тол-ызнг?»

То ли что-то глянулось гигантскому животному на дне морском во время последнего заплыва, и оно захотело перепроверить то же место, то ли хозяин моря впервые за многие годы услышал, что кто-то на берегу ещё помнит его настоящее имя, но кит развернулся и поплыл в обратную сторону. Поравнявшись с рыбаком, косатка, любопытствуя, высунула над поверхностью воды изящную чёрно-белую голову. Нивх с не меньшим удивлением, но больше с восхищением и почтением рассматривал хозяина моря. Не ныряя на глубину, косатка неспешно поплыла в нескольких десятках метров от берега, как бы предлагая человеку получше познакомиться. Во всяком случае, так понял последний маневр животного Алексей. Запас сил был растрачен рыбаком в прошлый спринтерский забег, а потому длительной пробежки на этот раз не получилось. Но и косатка уже учитывала скромные возможности человека.

Теперь два обитателя планеты не соперничали в скорости, а, неспешно передвигаясь по обе стороны границы суши и моря, беседовали и как будто понимали друг друга. Нивх, помогая своему рассказу, размахивал руками:

– Рыбачу понемногу. Горбуша. Кета. Корюшка. Мало рыбы стало! Осетра и калугу совсем нельзя ловить! Куда всё подевалось, Тол-ызнг? Слышишь меня?

 Косатка со свистом, переходящим в хрип, выдыхала воздух, поднимала шумные фонтанчики, смотрела своими умными, все понимающими глазами на человека…

 Вдалеке замаячила чёрная точка, а вскоре выросла до силуэта хорошо угадываемого грузового КАМАЗа с миникраном на борту – за очередной партией рыбы ехали с базы. Не желая встречаться с другими людьми, косатка, сделав глубокий вздох и махнув на прощание хвостом, отправилась в океанские просторы.

 С пассажирского сидения КАМАЗа выпрыгнул габаритный по фигуре, с прежде времени нажитым животом, рыжевато-угреватый и разухабисто-нахрапистый Борис Куплетов, ходивший в главных помощниках у владельца рыбодобывающей фирмы и прозванный из-за особенностей своей фамилии и нереализованного актёрского таланта Артистом. Куплетов делано схватился за поясницу, охнул, крутанул руками, а за ними и туловищем влево-вправо, чтобы привести в чувство занемевшую спину, высморкался в два пальца, и не к месту, от избытка здоровья и чувств, накрутив в голосе излишние децибелы, запел нечто напоминающую по мелодии известную песню из репертуара Муслима Магомаева:

– О, море, море! В тёплые страны, скоро уеду, расстанусь с тобой…

Заметив подошедшего рыбака и прервав сольное выступление, Артист как бы невзначай поинтересовался:

– Лёха, живой?! Нарыбалил чего?!

– Есть маленько. За избушкой всё.

Нисп не обмолвился и словом о косатке, помог Артисту и водителю КАМАЗа с погрузкой улова. Не в первый раз напомнил Куплетову о необходимости доставки скромного набора продуктов:

– Рожки закончились. Муки нет. Чаю немного надо.

– Закрутился! Ты у меня, Лёха, не один! Всего не упомнишь. Везде нужно успеть, везде не опоздать! Без Бориса Куплетова спектакли на море не идут! А у тебя в последнее время не очень-то с рыбой, – набивая себе цену и немного куражась, пустился в пустословие Артист, но довольный покладистостью наёмного работника, и, беспокоясь о возможной потере с новых уловов своих дивидендов, заверил: – Сделаем всё в лучшем виде, не переживай! Ты, главное, не тормози, сеть подальше забрасывай и почаще проверяй!

Переиначив на свой лад известное выражение Михаила Ломоносова и широко махнув рукой вокруг себя, Артист напоследок добавил:

– Наше богатство будет прирастать Сибирью!

На следующий день на море творилось невообразимое! Уж нивх-то в рыбалке разбирался. Давно такого не было. Сеть притопило от обилия пойманной рыбы. Ушло полдня на то, чтобы выпутать кету из ячей и перетаскать весь улов на временное хранение в холодный ключ. Вечером образовалась та же картина, снасть была забита серебристым лососем. Когда Алексей управился с уловом – на небе вовсю бодался со звёздами рогатый месяц. Старался нивх, зная, что в путину день год кормит. Тут не зевай. Сегодня густо, а завтра, может быть, и пусто. Однако валовый ход рыбы повторился на следующий день, а затем ещё и ещё. «Не иначе Тол-ызнг помогает?! Загоняет кету в мою сеть!» – стал догадываться Алексей о причине необычно удачливой рыбалки, пытаясь высмотреть в море косатку.

 Веру рыбака в помощь хозяина моря, сам того не догадываясь, укрепил в один из своих приездов Куплетов:

– Хитрый ты, Лёха! А с виду, простак простаком. Ни у кого рыбы нет, а у тебя пруха! Один за всю артель работаешь! Передовик производства! Была бы доска почёта, твоя фотография висела бы на центровом месте! Оркестр играл бы туш! – умерив пафосное настроение, Куплетов перешёл на доверительно-вкрадчивые тона: – Секрет-то какой у тебя? Шаманишь что ли, или слово заветное знаешь?

– Тайны хранит море. Оно одно знает, куда отправлять рыбу, – ответил неопределённо Алексей.

 Смерив изучающее-пронзительным взглядом рыбака и скривив рот в ухмылке, Артист остался при своём мнении:

– Не хочешь говорить, дело твоё. Я бы тоже не сказал и в одиночку куш срывал!

Куплетов постоянно тянул с завозом продуктов или, ссылаясь на забывчивость, привозил не то, что просили. Чтобы внести разнообразие в свой рыбный рацион, Нисп решил во время отлива набрать морской капусты – ламинарии – водорослей, которые в обилии росли у ближайшего мыса. Из морской капусты нивх готовил салаты, избытки водорослей сушил про запас. Провяленная ламинария легко крошилась, а потом вместо приправ добавлялась рыбаком к любому блюду.

Прилипнув стеблями-присосками к камням, бурые водоросли образовали у скалистого берега густой подводный сад, где беззаботно кормились брюхоногие улитки и прятались от хищников в потайных закромах мальки всевозможных рыб. Несмотря на отлив, чтобы добраться до здоровых лентообразных листьев, пришлось заходить по пояс в воду. Алексей набил полмешка растениями и только потянулся за особенно крупной ламинарией, как заметил в десятке метров от себя косатку. Поддавшись панике, Алексей замельтешил ногами по дну, при этом отгребая ладонями воду за спину, словно пробующий взлететь, но ещё не ставший на крыло гусь-первогодок. Наконец выскочил на берег, тут же обернулся, принялся упрекать морское животное, легшее брюхом на камни, так что его тело наполовину высунулось из воды: «Я не нерпа! Зачем охотишься на меня, Тол-ызнг?» и осёкся, заметив обрывок сети, через плавник и вокруг тела удавкой перехлестнувший туловище косатки.

Кит и не собирался нападать, он просил помощи, беззвучно открывая рот. На смену страху пришло беспокойство за судьбу животного. У Алексея тут же созрел план спасения косатки. Нисп достал нож и, делать нечего, полез обратно в воду. Осторожничая, мало ли чего, рыбак прикоснулся рукой к голове кита, тут же её отдёрнул, а потом более смело погладил косатку ладошкой по белому пятну за глазом. Кит смотрел с благодарностью, и сложно было разобраться: то ли скатывается вода с головы животного, то ли выступили из его глаз самые настоящие слёзы. Алексей зашёл сбоку, отсёк капроновую нить, идущую к приметному спинному плавнику косатки с зарубцевавшейся отметиной на тыльной части, полученной в результате какого-то ранения, затем ещё в двух местах перерезал сеть, ослабив её жёсткую хватку.

Уж на что дружны и сильны муравьишки, но и они всей семьёй не взялись бы тащить неподъёмную тяжесть к муравейнику. А тут лежит на кромке воды махина весом не менее семи тонн и, упёршись ногами в дно, толкает её обратно в море нивх:

– Плыви, Тол-ызнг! Тебе нельзя долго без моря!..

Наконец кит заелозил телом по дну, помогая себе плавниками и хвостом, с трудом, но сполз обратно в водную стихию. Косатка ещё долго плавала у берега, благодарила человека.

В очередной приезд Куплетов отвёл Алексея в сторону от машины. Вроде из свидетелей на Охотском побережье только ластоногие нерпы, сбившиеся в стайки утки-морянки да прежде времени вылинявшие к зиме куропатки, но Артист снизил голос до минимума:

– Дело такое, Лёха. Все морозильники забиты. Девать кету некуда. На базе решили: икру будем только брать. Ну что мне тебя учить? Сам понимаешь. Навар с одного килограмма рыбы – копейки, а икра – совсем в другой цене. Тут как ни крути колесо фортуны – а на икру поставишь, всегда будешь в выигрыше!

– А рыбу куда? – пытаясь понять смысл очередной нелепой шутки Артиста, уточнил Нисп.

– Куда, куда? Сам не знаешь, что ли? Ей всё равно погибать. Медведи с лисами растащат. Птицы расклюют. На побережье голодных ртов много.

Алексей продолжал непонимающе смотреть на Куплетова: «Как можно за так губить рыбу? Как устроена голова у этого человека? Почему она неправильно думает?»

Артист трактовал молчание нивха в свою пользу, решив, что тот сомневается, лишь опасаясь рейдов правоохранительных органов:

– Да ты не боись! Отварганю тушки за пару километров от моря. Следов не оставим. Никакая дотошная рыбинспекция вместе с передовым отрядом ОМОНа их не найдут!

 Посчитав вопрос решёным и хлопнув на прощание Алексея по плечу, Куплетов покатил дальше.

Рыбак часа три «переваривал» новые команды руководства. Но так и не смог их принять. Не срастались они с пониманием правил жизни, не укладывались мирно в голове с другими мыслями, шли против его естества. «Нет, я ради двух ястыков икры рыбу губить не буду», – решил Алексей и будто многотонный груз ответственности с плеч скинул, поставил он точку в своей осенней путине. На резиновой лодке Нисп в последний раз проверил сеть, выпустив на волю не успевшую заснуть кету. Затем вытянул снасть на берег. Собрал нехитрое имущество, чтобы сдать Куплетову, как только он приедет и попросить окончательный расчёт. Валандаться впустую по берегу Алексей тоже не смог. К праздному времяпровождению оказался не приучен. Остатки дня использовал, чтобы навести порядок в избушке. Хоть и зимовать в ней не собирался, а заделал щели, законопатил окошко, наготовил дровишек про запас, настрогал щепы, а вдруг и сгодится кому-нибудь срочно нуждающемуся в пристанище. Ночью всё не брал сон, Нисп пил чай, кружка за кружкой, и сверял свои думки со звёздными очертаниями неба.

Но и пристрастиям своим рыбак не изменил, наутро, отплыв метров сто от берега, переключил внимание с одного обитателя подводного мира на другого, с проходной остроносой кеты на оседлую плоскотелую камбалу. Алексей, не заякорив лодку, забросил донные удочки. Минут через десять первая камбала с расплющенная телом и парой глаз на одном тёмно-коричневом боку, плюхнулась на дно лодки. Немного погодя, села на крючок ещё одна точно такая же рыбина…

Сытые чайки лениво курсировали над морем. Выставив на флангах сторожевых селезней, кормились в заливе стайки уток-чернетей. Размашисто взял курс на дальний мыс главный инспектор здешнего птичьего мира – белоплечий орлан. Убаюкивающе покачивало лодку море. Все сложности и неустроенности жизни отодвинулись за горизонты дня, теряясь в сизой дымке. Алексей облокотился на борт лодки, закрыл на минутку глаза и не заметил, как провалился в сон.

Когда рыбак спохватился, берег узкой полоской виднелся на горизонте. Нисп приналёг на вёсла, грёб упорно полчаса и час, но суша не хотела проявляться отчётливее. Все усилия рыбака оказались напрасны. Резиновую лодочку, не предназначенную для дальних заплывов, сносило течением в море. Алексей попробовал нащупать курс наперерез течению, чтобы понапрасну не тратить силы, но тщетно. Вечерело. Пару раз прогудели самолёты, идущие на Камчатку. Относительно недалеко стали заметны огни судна, трелюющего грузы на Севера. Кругом были люди, со своими делами, проблемами, встречами и расставаниями, но никто не знал о беде нивха и не спешил ему на помощь. Если бы Алексей зажёг фальшфейер или запустил сигнальную ракету, был шанс, что его заметят с какого-нибудь из кораблей.

Становилось всё холоднее. Температура воздуха стремилась сравняться с температурой воды, которая и в самое тёплое время здесь редко нагревается выше восьми градусов. Не вовремя начал хандрить клапан на лодке и травить воздух. Судёнышко течением уносило всё дальше в море. Ситуация складывалась плачевная и даже катастрофическая.

«Если так дальше пойдёт, то… У меня нет даже спасательного жилета. Хорошо, хоть насос захватил! А так бы кормить мне уже рыб. Пловец я слабый. Но и хороший пловец продержится в Охотском море не больше десяти минут. Надо ждать, беречь силы, не терять надежды! Вот только на что надеяться?» – искал варианты спасения Алексей, гнал прочь мрачные мысли, но они настойчиво возвращались.

–Тол-ызнг! Тол-ызнг! – запоздало спохватившись и больше надеясь на чудо, закричал нивх, направив свой взор на восток к бескрайнему Тихому океану.

Всю ночь мотало волнами лодку. Рыбак решил сражаться за свою жизнь до последнего: примерно раз в полтора часа подкачивал хлипкое судёнышко; чтобы не замёрзнуть, брался за вёсла; звал на помощь хозяина моря…

Не одну, а целых три косатки обнаружил на рассвете у лодки Алексей. «Это хозяин моря и его дети», – решил нивх, так как по зазубрине на спинном плавнике у самого большого из китов Нисп узнал старого знакомого. Косатки подплывали вплотную к лодке, так что к ним можно было прикоснуться руками. Умные животные поняли, что человек попал в беду, хотели помочь, только не знали, как это правильно сделать. Одна из косаток принялась носом неуклюже толкать перед собой лодку. Но результаты такого продвижения были незначительны: лодка шла рывками и галсами, черпая при этом воду и норовя побыстрее соскользнуть в сторону от назойливой опеки. Тогда за дело взялась старшая косатка. Она поднырнула под судёнышко, пробуя везти его на своей спине, но тоже безуспешно. Во время третьей попытке косатка чуть не перевернула лодку с сидящим в ней пассажиром.

 – Сейчас, Тол-ызнг, сейчас! – У Алексея возникла идея, как сделать лодку «быстроходной», он только не был уверен, поймут ли его косатки. Нивх пропустил верёвку от якоря через кольцо на носу лодки и дополнительно закрепил её по краям сидения. На свободном конце верёвки рыбак сделал несколько узлов и бросил её в воду. Получилось что-то вроде упряжки. Нужно было только «тягловой силе» хватать за узлы и тянуть за собой поклажу. Манипуляции человека с верёвкой привлекли внимание косаток. Первой потянула верёвку косатка, не принимавшая до этого активного участия в спасательной операции. Быстро переняв удачный опыт, к ней присоединилась косатка с «меченым» плавником, выбрав нужное направление передвижения.

 Многие рассказы о Севере человеку, никогда здесь не бывавшему, могут показаться небылицами: о завораживающей небесной красоте северного сияния; о полярной ночи, длящейся месяц и более; о десятиметровых приливах Охотского моря, или, например, о «передающем привет» из исторического прошлого бивне мамонта, «выглянувшем» из осыпавшегося берега какой-либо реки. Для закоренелого же обитателя северных широт – это привычные картины. И в наше время здесь никого не удивишь оленьей или собачей упряжкой. Но, вот, пожалуй, даже знаток и корифей Севера, спроси его, слышал он что-либо о китовой упряжке, почешет затылок и ответит: «Что-то не припомню».

– Тише, Тол-ызнг! Не так быстро! – когда киты набирали запредельную скорость, опасаясь вылететь за борт, просил Алексей.

Вот уже явственно обозначился берег. Отпусти косатки упряжку тут, рыбак смог бы догрести до суши сам. Худо-бедно, спустил бы воздух из баллонов и не за день, так за два, с перекурами, перенёс бы лодку к своей стоянке. Но косатки решили буксировать лодку дальше.

Не обнаружив у избушки нивха, а в привычном месте ни икры, ни рыбы, Борис Куплетов вышел к морю. Прохаживаясь вдоль берега, Артист заметно нервничал: «Время – деньги, а тут непредвиденный простой! Куда Лёха мог подеваться? Лодки нет, но мотор в избушке. Только появится, откостерю в хвост и в гриву! Можно его и заменить, но рыба нивху сама в руки идёт…»

Куплетов уже залез в кабину КАМАЗа, собираясь уезжать, когда заметил мчавшуюся по волнам на «космических» скоростях резиновую лодку. Сначала Артист подумал, что нивх разжился вторым мотором. Потом разглядел, что лодку сопровождает флотилия под чёрными парусами. И только позднее наступило окончательное прозрение и всамделишное удивление: «Во даёт! Дрессировщик! Дуров с братьями Запашными отдыхают!»

Куплетов с неподдельным «воодушевлением» встретил вернувшегося из затяжного плавания рыбака:

– Сразил наповал, Лёха! Подняться и не встать. Тебе бы в цирке выступать! Бери к себе импресарио. Мы такие бабки срубим! Только представь. На трибунах аншлаг! – Артист взял короткую паузу, втянул живот, расправил плечи и, с серьёзно-помпезным видом сделав три размеренных и вальяжных шага от моря в сторону далёких, но всё же столичных городов, объявил:

– Многоуважаемая публика! Дамы и господа! Внимание! Впервые в мире! Фантастическое представление! Водный аттракцион! Кит-убийца и человек-амфибия! Алле-оп!

Артист с поклоном иллюзорной публике сделал реверансы руками в сторону рыбака и свободно плавающих в море косаток.

А в это время «человек-амфибия» неспешно вытащил из воды лодку. Успешно выйдя из морского происшествия, сейчас, когда все каверзы рыбалки на камбалу остались позади, Алексей почувствовал беспредельную усталость, а потому остался безучастным к кривляньям Куплетова:

– Я закончил с рыбалкой, Борис. Ради одной икры рыбу убивать не буду. Снасти на месте. Лодка с мотором целые. Ты бы заплатил мне. Я совсем без денег.

– А условия договора? До конца путины ещё неделя! Сколько я тебе продуктов перевозил, Лёха! Сколько я бензина сжёг! Ты считал? Рыбу ещё надо продать. Откуда деньги взять? Вот икра бы влёт ушла! – моментально выйдя из роли «импресарио», проявил отсутствие всякого великодушия и мелочность натуры Артист. Но с опаской глянув в сторону моря на косаток, не уплывающих пока далеко от берега, Куплетов про себя решил: «Кто его знает, этого нивха? Чего у него на уме? Может, с ним связываться – себе дороже. Как-то умудрился же он с косатками дружбу завести! Где-нибудь на берегу зазеваешься – эти китины проглотят и не подавятся!» и завершил свою речь иначе, чем собирался: – Заплачу, куда же я денусь! Но я с собой денег не вожу. Всё перечислим. Какие проблемы? Мы платим исправно! Чего дальше-то делать будешь? – только из интереса, без всякого беспокойства за судьбу рыбака, спросил Артист.

– Переночую в избушке. Завтра уйду.

– Ну, вольному воля! У тебя свой транспорт! Наш КАМАЗ китам не ровня! – мог Куплетов, конечно, и подбросить бывшего работника до базы, но и брать на себя «излишнюю ответственность» было не в его правилах.

***

На прощанье прильнул Нисп к избушке, распростёр руки, если бы их длины хватило, обнял бы всю её целиком. Искренне поблагодарил: «Спасибо тебе за крышу над головой, за добрый приём, старушка!». Вышел на косу, оглянулся в последний раз. Солнечный блик метнулся по оконцу бревенчатого строения – понимающе подмигнула избушка, обещая хранить тайну об их дружбе и бесконечно ждать его возвращения.

Лишь пару раз сделав привал, весь день шёл Алексей давно намеченным и в последнюю путину окончательно утверждённым маршрутом. Он собирался добраться до прибрежного села Пуир, где появился на свет и где живёт его родная сестра. Когда-то, после трагической гибели родителей, воспитывались они вместе в городском интернате. Сам ещё не представлял Алексей точно, как будет преодолевать речки, как будет огибать скалы, но знал, что обязательно дойдёт до села. «Где сам не справлюсь, люди помогут. А там чего загадывать? Руки-ноги на месте. Рыбалку я знаю. Буду ловить сам по себе разную рыбу. Без лицензии, конечно. Где её, эту лицензию, взять? А потому браконьером буду немного. Ну а как по-другому? Зато куплю одежду на зиму. Детям сестры помогу. Может, и подберу себе жену. Со временем своих детей заведу. Давно пора…»

Бруснично-малиновый закат разлился на полнеба. Из моря выглядывали любопытные усатые нерпы: «Куда так уверенно идёт этот человек и отчего так счастливо улыбается?»

– Если не отстанете, подстригу вам усы! Будете знать, как совать нос в чужие дела! Плывите, ловите рыбу, обленились совсем! – шутил с нерпами Алексей и улыбался больше прежнего.

– О-го-го-го-го… – понимающе перекликались над головой нивха гуси, летящие тем же курсом.

– Весной обязательно возвращайтесь, голосистые! На севере ваша Родина! – кричал им вдогонку нивх и на прощание махал рукой…

Давно не было так хорошо и свободно Алексею Ниспу. Он знал, что идёт важной дорогой. В тот скрытый от многих глаз уголок земли, о котором, стоит лишь вспомнить нивху, начинает по-особенному биться сердце. Туда, откуда исходит самая притягательная в мире сила. В то место, где плещутся воды Амурского лимана, которые они кормили с дедом Тюгуном, где не оставит его без рыбы хозяин моря – Тол-ызнг. Туда, где земля ещё помнит тепло от костров нивхского стойбища.