Вячеслав БОГДАНОВ. Тропою детства

Из литературного наследия.

Вячеслав Алексеевич Богданов (24.09.1937–11.07.1975)

 

Поэма / На илл.: Вячеслав Богданов

 

1

 

Вспомнил я, как зимой в воскресенье

Под метельный назойливый всхлип

Нам принес почтальон извещенье,

Что мой батя на фронте погиб.

Мать присела на лавку устало,

Черным фартуком слезы прикрыв,

Словно нас утешая, шептала:

– Нет, неправда, неправда, он жив.

Мы прижались, как птахи, в постели,

Понимая друг друга без слов.

Все мне чудилось – батя в шинели

Окровавленный падает в ров.

Били в окна ветвями деревья,

Бубенцами ледяшек звеня...

Полетела беда по деревне,

Набежали соседки, родня.

Обняла меня тетка за плечи,

Причитая о горькой судьбе,

Знала, словом беду не облегчишь –

Все же тешила душу себе.

Кто-то строил пустые догадки,

Уговаривал мать: – Погоди,

Может, что... –

И вздыхали солдатки

С затаенной тревогой в груди.

И от них же беда не за морем,

Без потерь не бывает боев.

Потому наше личное горе

Принимали они, как свое.

До зари звонко хлопали двери

И дрожал огонек на столе.

С той поры навсегда я поверил

В человечность на русской земле.

 

2

 

Не окрепнув как надо силенкой,

Но деля с мамой тяжесть нужды,

Опоясав фуфайку веревкой,

Я ходил за соломой в скирды.

Как замечу, что мчится объездчик,

Грозный сторож колхозных полей,

 Задрожат под вязанкою плечи,

Ноша станет втройне тяжелей.

Только он, словно чувствуя это,

Не заметит как будто меня

И по полю, что снегом одето,

Заторопит сторонкой коня.

 

День за днем потихоньку и жили,

Дожидаясь ухода зимы.

Если мама шутила – шутили,

Если плакала – плакали мы.

 

3

 

Стихли в марте лихие метели.

В полдень солнце, взойдя высоко,

Очищало морозные бельма

Огневыми лучами с окон.

Проседали сугробные спины,

Прилетели скворцы и грачи,

А с полей почерневших в лощины,

Изгибаясь, скакали ручьи.

Ребятню не удержишь на печке –

Привалило с весною забот –

Целый день пропадают у речки,

Караулят большой ледоход.

Вешних вод не сдержали плотины,

За волной покатилась волна,

И река, разрываясь на льдины,

Закипела до черного дна.

В круговерти с осанкой тяжелой

Грозно льдины качали бока.

Не сдержали быки-ледоколы,

Мост разбила шальная река.

Кто-то охал, и жалкие стоны

По сердцам пробегали, как гром.

Старики у речного затона

Молча бревна ловили багром.

Разомлевшись под солнышком жарким

И намаясь до горестных слез,

Мать моя и другие доярки

Перебраться не могут в колхоз.

А на ферме, под низеньким кровом,

Обглодав в истощенье плетни,

Разревелись телята, коровы,

Хоть от жалости уши заткни.

Вдруг доярка, с плеч курточку скинув

И раздевшись почти догола,

Шест взяла: по залитой плотине,

Осторожно ступая, пошла.

Замерла на мгновенье округа,

Я глаза растирал кулаком.

Вслед за ней торопливо подруги

По жердям пробирались гуськом.

Мать с работы пришла бледнолицей.

Ночью, бредя, металась она.

Увезли ее утром в больницу...

В доме нет ни рубля, ни зерна.

 

Хоть живьем зарывайся в могилу.

Но, в беде не давая пропасть,

В трудный час о нас, нет, не забыла

Мать вторая – Советская власть.

 

4

 

Ни единого облака нету,

Только солнце в плену синевы.

Зной июньского тихого лета

Напоен ароматом травы.

Пожелтев под сухими ветрами,

С жалким скрипом тележных колес,

Небеса подпирая стогами,

Зазвенел на полях сенокос.

Стонут косы в свистящем напеве,

В руки словно налили свинца,

Но подкошенный клонится клевер

В загорелые ноги косцам.

Копны сена беря по порядку,

И не ради какой похвалы,

Так воза понавьючат солдатки,

Еле с места потянут волы.

В перешитой отцовской сорочке,

Русый чубчик прикрыв лопухом,

Целый день разъезжал я на бочке,

Громыхая железным ведром.

Тесно в бочке воде на ухабах,

Без разбора гоню напрямик.

А вокруг только девки да бабы,

Я – единственный в поле мужик.

И меня, как подъеду, окружат,

Пот смахнув рукавами со щек,

Поосушат по парочке кружек

Да по кружке за ворот еще.

 

5

 

На дороге следы отпечатав,

Без гармошки, без песен на луг,

В женихов нарядившись, девчата

По деревне проводят подруг.

Сторож в шутку им бросит: «Эй, хлопцы,

Не найдется ль у вас огонька?»

А потом сам себе улыбнется

И затылок почешет слегка.

Сядут в круг на крыльце у гадалки,

Полной верой себя окрыля,

Друг за дружкой гадают солдатки

На виннового короля.

А гадалка, уж хочешь не хочешь,

Понаврать не считает за труд.

Нагадаются и до полночи

Разговор про войну заведут.

Порассудят солдатскую тяжесть

И, простившись, уходят домой.

Только вот ни словечка не скажут,

Что им тоже не легче порой.

 

6

 

Наш народ победителем вышел,

Закалив свое сердце в боях.

Те, кому посчастливилось выжить,

Вновь вернулись в родные края.

Лишь предскажут зарю коростели,

Раскудрявится пар от реки,

Разостлав на телегах шинели,

Выезжают в поля мужики.

Раззудятся сухие ладони,

Наскучав по работе давно,

И, отвыкнув, пугаются кони

Громового мужицкого «н-но».

За работою дня не замечу,

И, лишь только закат догорит,

Разнаряженный звездами вечер

Соловьями в садах зазвенит.

С фронтовым неугасшим задором

Грянет песня, как бой, горяча.

Настоящие ухажеры

Суетятся в кругу меж девчат.

Под гармошку «матаню» запляшут,

Далеко их частушки слышны...

Прослезится у хаты мамаша,

Та, чей сын не вернулся с войны.

 

7

 

Своим ростом хотя и доволен,

Все считал себя мальчиком я,

Но Аришка, подружка по школе,

Всюду взглядом ловила меня.

И от этого доброго взгляда

Я порою как пьяный ходил.

Непонятная жгучая радость

У меня прописалась в груди.

И однажды сказала Ариша:

Приходи завтра в девять на луг –

Только я на свиданье не вышел,

Постеснялся залатанных брюк.

Не уснул я в ту ночь до рассвета,

Все плохое из сердца гоня.

И наутро курьер сельсовета

Разбудил торопливо меня.

Удивленно с кровати вставая,

И в себя не успел я прийти,

А курьер объяснил: Вызывает

Председатель тебя к девяти.

 

В тесноватом матросском бушлате,

Улыбнувшись приветливо мне,

Был один у себя председатель,

Да портрет Ильича на стене.

Он кивком предлагает садиться,

Умным взглядом ощупал всего:

Ремеслу ты желаешь учиться?

Мы направим тебя в ФЗО.

Кепку старую радостно скомкав

И прищурив от солнца глаза,

За спиною с походной котомкой

Я с оглядкой иду на вокзал.

Поезд фыркнул, качнулись вагоны,

Разостлался над станцией дым.

Навсегда в этот час на перроне

Распрощался я с детством своим.

И теперь часто в сердце стучится

Память с болью тех прожитых дней...

Никогда не должно повториться

Это детство у наших детей.

1962–1963