Василий КИЛЯКОВ. В мае. Рассказ

В мае, в самом конце его, есть такие светлые ночи, что кажется, буд­то всю ночь — заря. Не смеркается. Сидел я такой ночью у окна, сидел и думал над рассказом, над чистым ли­стом бумаги...

Что в сравнении с вечностью жизнь моя и я в ней? Лишь творчество при­надлежит вечности. Лишь оно одно возвышает над тем, что предлагает судьба. Я возношусь и падаю, и ни один человек не может представить себе тех высот взлетов и глубин па­дений. Так высокопарно думал я, а луна светила вовсю и клала, стелила белые простыни света под окно, на раму, на стол, и было как днем.

И вот вспомнился мне апокриф, ле­генда, слышанная мною в детстве. Жил когда-то странник ,Иов, убогий святой, бесконечно и навсегда, как ему казалось, разлюбивший эту сует­ную, мирскую жизнь. Но и удаленный в пустынь, в пещеры, в жарких молит­вах своих не мог он забыть о тайной любви своей, любви к жизни.

Слышал я так, что будто бы заслу­жил он у Бога самое главное: сочув­ствие себе. И, прежде чем призвать Иова в райские кущи, позволил ему Саваофф выбрать в жизни самое доро­гое, ценное для него, достойное неба. И раздумался Иов. Что же взять ему? Что такое? Что найти, чтоб не скучно было?..

И ожидал его Бог. Ожидать при­шлось долго: тридцать лет и три года. И не дождался. Искал Иов; все хоро­шо для жизни вечной: и любовь, и гордость, и товарищество. Но что же? А срок уж вышел, и серчал Саваофф. И вот раз глубокой ночью Иов почувст­вовал вознесение: сердце заныло, стукнуло в последний раз, горько ста­ло ему на душе, а вознесение - рас­ставание -совсем и того хуже. Ах, Господи! И слезы сами потекли; «По­милуй мя. Не суди меня по грехам моим, а суди по милости Твоей». И тошно было, и слезы текли, и душа томилась... И вдруг пришло в голову: «А что же будет со мной там... Так и не нашел ничего земного я, достойно­го рая». Оглянулся назад: далека зем­ля и все дальше становится. И крик­нула внезапно грудь: «Выбираю муку сию, Господи!» И стало мучительное то ощущение — вечным ему. «Все по­ближе к земле»,- думал он, и слезы сдавили горло...

До сих пор, по легенде, возносится где-то Иов в холоде, в гладе, в томле­нии между жизнью и смертью, и душа его рыдает и рвется среди звезд и ветра. Гаснут звезды над ним, как угли в золе, а он все жив...

«А я, — подумалось мне вдруг, — что бы просил у Бога я, будь я на месте Иова?» И думается мне, что просил бы я у Бога, долу глаза опустив, — просил бы продлить те часы, что прожил я за чистым листом бумаги. Просил бы Его оставить меня один на один с собою, со своими мыслями...

Я просил бы Его обратить в. вечное вот этот предрассветный час, уходя­щую ввысь луну и этот миг, которым заканчиваю я эти строки. Я просил бы Его не то что обратить в вечное, а хотя бы продлить это мгновение твор­чества, моей муки и радости.

Всю ночь заря... Исписанный лист бумаги, и я один на один с собой.

Как Иов, оглядываюсь я на землю: мила она мне!

                                                 *          *          *