Руслан УХОВ. По законам поднятой целины

О романе Владимира Пронского «Казачья Засека»

Нет сомнений, что роман «Казачья Засека»[1] — одно из наиболее ярких произведений Владимира Пронского, предельно правдиво отражающий жизненные проблемы и судьбы сельских, и не только сельских жителей в очередную переходную эпоху в истории российской деревни.

Центральная фигура романа — бывший механизатор Андрей Бунтов, личность сложная, яркая и сильная, во многом противоречивая. По Гумилёву, Бунтов — выраженный пассионарий, недаром у него и фамилия «бунтарская». Он — удивительное сочетание главных черт русского национального характера, типичных недостатков и одновременно достоинств русского мужика. Именно такие, как Бунтов, победили в последней войне. Такие, как он, поднимались в смертельную атаку на кинжальный огонь немецких пулемётов под Москвой и Сталинградом. Такие, как он, штурмовали Кенигсберг, Зееловские высоты и Рейхстаг.

Бунтов живёт не вполсилы, наоборот — он вдыхает жизнь полной грудью, хотя и «прокуренный и пропитый»: если пьёт, то досыта, если дерётся, то в драке готов биться хоть до первой крови, хоть до смерти. Одержимый в работе, трудиться может от зари до зари. Потомок десятков поколений рязанских мужиков — воинов и земледельцев, здоровьем он наделён столь богатырским, что, находясь в предпенсионном возрасте, способен, отработав в поле день, ночью в поисках приключений отправляться в гости к молодой красавице.

Общая для всей сельской России беда не обходит стороной ни самого Андрея Бунтова, ни его родную Казачью Засеку. Совхозы развалились, и на бывших полях не просто бурьян стоит стеною, а «россыпь берёз, успевших нахально разрастись за последние годы». Народ в слободе живёт, как придётся, почти по инерции, ведя примитивное натуральное хозяйство или получая от государства пенсию. Поголовно оставшиеся без работы «…мужики потихоньку спивались, отдельные вредоносные старухи варили для них самогон, приправляли его отварами табака и птичьего помёта, те же из женщин, кто помоложе, но тоже старухи, вина, подобно своим мужьям, не пили, а ждали из городов внуков, потому что когда-то даже из своих немногочисленных детей не смогли удержать с собой почти никого. Многие из матерей даже сами отправляли чад своих в города, настаивали, ставя свою нерадостную жизнь в пример…» И, в результате, «все уезжали, а всю эту работу делали за них либо остатки местных изношенных людей, либо пришлые. И те, и другие работали по обязанности, а если что-то делать без любви, без желания, то получится именно такой результат, какой получился. Люди, жившие в Казачьей Засеке, в районе, области во всей стране, устали сами от себя, от своих тайных мыслей, в которых они стремились быть хитрее других».

Как все, живёт до определённого момента и Андрей Бунтов, он плывёт по течению, всё более и более спиваясь и опускаясь как в глазах окружающих, так и собственных. А, казалось бы, совсем недавно, при прежней-то власти, совсем другой был человек — «он, Андрей Николаевич Бунтов, до недавнего времени один из лучших совхозных работяг… он — настоящий механизатор широкого профиля, профессионал своего дела! Его фотография даже на районной Доске почёта одно время красовалась». Но сегодня, похоже, безрадостное будущее его предопределено, и оно точно такое, как и у его собутыльников.  С женой Валентиной они давным-давно обрыдли друг дружке до такой степени, что в какой-то момент в своём постоянном желании выпить Бунтов переходит границу дозволенного и крадёт у супруги деньги. Поступок этот и становится для него Рубиконом. Словно бы стряхнув с себя пьяную блажь, Бунтов, терзаемый угрызениями своей, как оказалось, вовсе не убитой постоянными пьянками совести, вдруг осознаёт, что дальше — всё, край! Что дальше не будет его ни как человека,  ни как личности. Именно с этого падения и начинается и его духовное Воскрешение, и его человеческое и личностное Возрождение.

Старый трактор «Беларусь» — своеобразный символ самого Андрея Бунтова, только выполненный «в железе». Он в прошлом такой же точно выносливый труженик полей, а ныне, никому не нужный, ржавеет в саду. Своё желание вернуться в строй, Бунтов начинает с возвращения в строй боевого товарища — «железного коня».

Разорвав порочный круг прежнего полупьяного существования, Андрей Бунтов по-новому видит привычную окружающую действительность и с удивлением осознаёт, что, оказывается, не всё так плохо и безнадёжно в его родной Засеке. Не в отсутствии денег или иных ресурсов чаще всего заключаются проблемы, а в отсутствии воли и трудолюбия. Мало того, вдруг выясняется, что деятельному человеку безработица не грозит. Скорее наоборот — работы так много, что Бунтову и отдохнуть-то становится некогда. Но он этому только рад, он счастлив обилию работы, потому что Бунтов, будто хороший механизм, сильнее портится не от труда, а от простоя, ржавея при этом и разваливаясь.

Изменив себя самого, Бунтов медленно, но неуклонно начинает менять и окружающую жизнь. Помогая односельчанам в их земледельческих трудах и поднимая часть бывших совхозных земель, успевших превратившихся в целину, он получает уважение соседей и одновременно завоёвывает любовь женщины: «И обращаются теперь к нему не как прежде «Андрей» или «Бунтов», а строго по отчеству: «Андрей Николаевич». Он, подобно Давыдову из «Поднятой целины» Михаила Шолохова, утверждает свой авторитет собственным отношением к труду, людям. Он — первый для всех пример. В грядущие времена по «Казачьей Засеке» можно будет изучать историю нынешней российской деревни, подобно тому, как сейчас мы изучаем гражданскую войну по «Тихому Дону», а коллективизацию по «Поднятой целине».

Отчего столь уместно сравнить «Казачью Засеку» с «Поднятой целиной? Что роднит эти произведения, созданные в «разгул» противоположных политических систем? Неужели только эпизоды распашки «приватизированной» государством целины конным плугом, которую проводил двадцатипятитысячник Семён Давыдов, и распашки бывших полей, успевших превратиться в целину, которую на своём стареньком тракторе начинает Андрей Бунтов, работая на землевладельца-«помещика»?! У Шолохова название это символизирует не столько переворот многовекового пласта почвы, сколько переворот всего пласта народного сознания в казачьей общине, куда партия коммунистов присылает своих людей проводить коллективизацию. У героя Пронского Андрея Бунтова, далёкого от каких-то политических пристрастий, душа болит об одном: о земле. И это их объединяет. 

Конечно, всякое сравнение хромает. Спивающаяся и вымирающая нищая российская деревня — это не раздираемая классовыми и религиозными противоречиями многолюдная, сильная и агрессивная донская станица, где недавно прошла гражданская война, где свежи нанесённые ею раны, а люди, бывшие по разные стороны линии фронта, зачастую вынуждены жить рядом, держа в памяти недавнее жестокое противостояние. Андрей Бунтов с его ножом в сапоге, припасённым на случай встречи с уголовниками и рэкетирами, вовсе не Макар Нагульнов с револьвером в кармане, Коля Фролов — не Давыдов и не Размётнов, а мелкие уголовники Петух и Седой и близко не дотягивают до уровня Половцева с Лятьевским.

  Бунтов не ломает многовековой крестьянский уклад, он не революционер, а скорее  наоборот — консерватор, поскольку пытается возродить то лучшее, что было совсем недавно. Но, поднимая свои земельные паи, доставшиеся после развала совхоза, свою «целину», он тоже совершает нечто большее: он поднимает людей из спячки, помогает им поверить в собственные силы, пока души их, как и поля, заросли всего лишь «бурьяном», а не лесом, раскорчевать который — никаких сил не хватит. И в этом смысле Бунтов, готовый ради своей цели идти до конца, на нож и на смерть, такой же революционер, как романтик Давыдов в шолоховской «Поднятой целине».

В «Казачьей Засеке», словно в хрестоматии, отражены главные проблемы сегодняшнего села. Хотя пьянство, криминал и безработица всё-таки вторичны, а первична, увы, скучная и банальная экономика. Даже Андрей Бунтов «крестьянским нутром» верно чувствует первопричину всех бед. Россия — не густонаселенный Китай либо Корея, чтобы строить рыночное сельское хозяйство с мотыгой да лопатой в руках. Впрочем, и там, когда-то начав с лопаты да мотыги, давно перешли к современным технологиям. А вот нашему крестьянину «вооружиться» таким образом, чтоб был он в нынешнем мире конкурентоспособен — никаких собственных средств не хватит, если даже восстановить старый трактор — и то проблема для Бунтова. Деньги на покупку запчастей он занимает… у жены. Надо ли говорить о том, что, задумай он прикупить новый трактор (только лишь трактор!) — и пришлось бы одалживать деньги по всей Засеке, да и то едва ли всем миром «наскребли» бы. Сельхозпроизводство — вещь капитально затратная. Это не часовая или швейная мастерская, не магазинчик и даже не частный шиномонтаж, открыть который советовал другу Андрей Бунтов, а друг всё не спешил тем советам следовать. Здесь, чтобы приобрести технику и набор орудий, потребуется очень-очень много денег. Если же речь зайдёт о строительстве помещений, то денег надо иметь ещё больше, даже страшно подумать — сколько! Никакой фермер этого не потянет в условиях, когда государство, по сути, бросило село. В такой ситуации и столичный олигарх Фёдор Герасимович также немало рискует, вкладывая средства в сельское хозяйство, ибо здесь шанс потерять, пожалуй, даже куда больший, чем что-то заработать. Именно потому, занявшись сельхозпроизводством, так жизненно, почти отчаянно нуждается он в таких надёжных людях, как Бунтов. Вот ведь парадокс: олигарх нуждается в помощи Андрея Бунтова даже больше, чем тот в покровительстве олигарха, ведь сам Бунтов и со своим стареньким трактором как-нибудь проживёт и прокормится. Это ли не признание его замечательных профессиональных и человеческих качеств? Может, поэтому, поднимая целину, Андрей Бунтов вовсе не прибыль ставит на первое место, он хочет помочь односельчанам, но главное — спасти себя самого от пьяной деградации. Он не идеален, но, в отличие от героев шолоховской «Целины», рискуя своей жизнью, других  через колено не ломает, действуя, если прижмёт, только в пределах необходимой самообороны. Возможно, в тридцатом году и Бунтов всем бы «дал прикурить», но теперь времена более вегетарианские.

 Что ещё роднит Андрея Бунтова с героями «Поднятой целины», так это стремление, не замыкаясь в узенькой «раковинке» своей семьи или своей слободы, думать, если и не за всё человечество, как это делали Давыдов с Нагульновым, так за всю Россию. Оттого-то и болит душа у Бунтова за поля, зарастающие бурьяном да берёзами, за деревни, становящиеся всё безлюднее. Вот скупят олигархи наши земли, а для работы на них привезут китайцев — словно бы предвидит Бунтов скорое будущее своей страны. Он осознаёт причины того, отчего, повзрослев, многие уезжают в город: «Молодёжи-то не осталось, а какая есть — без работы сидит. Хочешь не хочешь, а убежишь». При этом ностальгия по деревне остаётся едва ли не на уровне генов: «…кто живёт в городе, мечтает о селе, а сельский люд рвётся в город!» И пусть Бунтов всею душой желает того, чтобы прав оказался его собеседник, с оптимизмом утверждающий: «…пройдёт немного времени, и народ потянется в село», но, как прагматик, знающий ситуацию изнутри, он слабо верит в скорое наступление лучших времён. Коренную причину многих проблем он видит в разрушении традиционной семьи, оттого-то так радуется успехам своих, теперь уже городских детей, так горюет об их неудачах, так счастлив каждому их приезду. Это хоть в какой-то степени компенсирует ему невозможность жить той жизнью, которую он считает правильной — это когда повзрослевшие дети живут, если не вместе, так хотя бы недалеко от родителей, чтобы всегда иметь возможность помочь, поддержать, да хотя бы просто увидеться. Андрей Бунтов свято верит в истинность этого нравственного закона, на котором в течение веков зиждилась русская деревня. Боязнь окончательно разрушить то немногое, что от этого осталось, и нежелание предавать собственные идеалы, перевешивают в душе Андрея «доводы сердца». Без идеи и веры жить невозможно, поскольку должно что-то быть внутренней опорой, должно что-то быть каркасом для души, подобно тому, как каркасом для тела является позвоночник. Идеей, помогавшей жить и преодолевать трудности, для крестьян была вера в Бога, для героев «Поднятой целины» — вера в идеи партии. Андрей Бунтов неверующий и беспартийный, но нравственный закон, унаследованный им от предыдущих поколений, в трудный момент помогает ему сберечь то, что ценит он превыше самой жизни. Он — человек со «стержнем» в характере, а такой нужен всегда и всем.

Кипучая энергия Бунтова запускает своеобразный механизм перемен в жизни слободы, которые не в силах остановить даже его пребывание в больнице, куда он попал после драки с уголовником, получив от него ножевое ранение. «Бунтов только здесь, в больнице, понял, что все события последнего месяца-двух, вроде бы незаметно происходившие в слободе, так или иначе являются отголоском его поступка… Ведь все события напоминали клубок, который, чем дальше катился, тем сильнее притягивал в себя людей… Именно этот неразборчивый клубок событий, происходивших в Казачьей Засеке с весны, изменил жизнь многих людей».

Причём большинство изменений происходят в лучшую сторону, и Бунтову удаётся достичь это ненасильственными методами, воздействуя только личным примером, своей бьющей через край энергией, своим неуёмным трудолюбием. Слободчане, кто хотел, получили занятие и приработок на картофельном поле Бунтова, и даже бессовестная торговка самогоном Авдотьиха, похоже, устыдилась прежнего своего грязного ремесла и пришла, как и все, помогать с прополкой картофеля, хотя и не бесплатно. 

Бунтов, как модно теперь говорить, становится главным «ньюсмейкером» слободы, ему «перемывают кости», о нём ходят слухи и сплетни, но это вовсе неплохо, ибо, как говорится, никто не пинает только мёртвую  собаку. Мало того, в какой-то момент Андрей замечает, что, сам не стремясь к тому, становится своеобразным «центром кристаллизации» здоровых сил в слободе, и не только. С надеждой смотрят на него однослободчане, с надеждой смотрит выброшенный «ветром реформ» опустившийся городской интеллигент Черногорец. Казаки с готовностью принимают его в свои ряды и сразу присваивают звание хорунжего, и даже крутой столичный олигарх Фёдор Герасимович, неизвестно каким образом заработавший своё состояние, а теперь пожелавший вложиться в сельское хозяйство, готов назначить его, простого механизатора, управляющим в организуемом им сельхозпредприятии!

Однако, не всё так светло, просто и однозначно в этой новой, деловой и трезвой жизни Андрея Бунтова. Не одну только физическую усталость приходится ему теперь преодолевать. Проблемы часто порождаются самой реальностью, в которой живут Андрей, его земляки, да и вся страна. При каком строе живёт Казачья Засека и чья в ней власть? Ну, со строем, вроде бы всё понятно — это капитализм во второй российской редакции. Капитализм, всё ещё пребывающий в стадии первоначального накопления. Капитализм, всё ещё не изживший родовых пятен лихих 90-х годов. Капитализм, до сих пор не приобретший даже слабую «позолоту» западной цивилизованности.

На вопрос: чья же в Казачьей Засеке власть? Ответить гораздо сложнее, хотя, на первый погляд, она вполне легитимна, избрана народом. В своём романе Владимир Пронский уделил немало внимания славной истории этих мест — юга Рязанской области. Кто тут только не хозяйничал за многовековую историю, чьей только не было власти, по каким только законам не жили здесь люди. Но сравнивать времена нынешние и ушедшие — не хватит воображения даже у самого опытного учёного-историка или у мечтательного писателя-фантаста.

Та, предыдущая власть, при которой родился, вырос и почти постарел Бунтов, была советской, и она умела жёсткой рукой устанавливать законность и правопорядок, как в городе, так и на селе. Когда же рука этой власти стала со временем дряблой, исчезла и сама власть. До этого, при царе-батюшке, правила жизни определял крестьянский «мир» — исконно русская форма народного самоуправления, та самая деревенская община, которая подробно описана автором в более раннем своём романе-трилогии «Провинция слёз». То общество не нуждалось в законах, привносимых извне; оно и без них было саморегулирующимся, крепко спаянным христианской моралью вкупе с многовековыми традициями, помноженными на крестьянский опыт. Людей в те времена воспитывали, что называется, «с младых ногтей», нарушителей же и «отступников» сначала одёргивали, а затем карали, и народное это правосудие почти всегда было и справедливым, и неотвратимым.

Какое-то время в этих местах главенствовали законы казачьего Круга, и эти установки, при всей их внешней жёсткости (обусловлённой, однако, жестокой необходимостью того времени), тем не менее чётко выполняли возложенную на них роль, дисциплинируя всех, независимо от места в казачьей иерархии.

А ещё раньше здесь была власть рязанских князей, при которой князья, не забывая советоваться с боярами и учитывая интересы простого народа, управляли железной рукой, и методы их мало отличались от приёмов Ивана Грозного. А иначе было и нельзя. А иначе и не выстояло бы  столько веков княжество Рязанское, со всех сторон окружённое врагами.

Ещё раньше обитали здесь племена совсем уж дикие и буйные, это когда кочующие по степям половцы-кипчаки разбивали шатры и выпасали скот. Среди них, исторически находившихся в стадии перехода от первобытнообщинного строя к раннему феодализму, зачастую большие шансы на выживание были лишь у тех, у кого туже лук да острее сабля, а слабый мог надеяться разве что на быстрые ноги своего коня. Но даже кипчаки имели свои законы и соблюдали их неукоснительно!

Так по каким же законам живут современники Андрея Бунтова? Впечатление возникает такое, что вернулись времена кочевой половецкой вольницы, только вот вместо неписаных законов, теперь воцарились тюремные воровские «понятия», и только они как-то регулируют нынешнюю неустроенную жизнь. Официальная власть, конечно же, существует — и в Засеке, и в соседнем городе Электрике, да вот только что это за власть и что она может? Законы существуют, но их плохо соблюдают, и в первую очередь сама власть. Утратив именно по этой  причине авторитет в глазах народа, власть утрачивает право и способность требовать порядка от него. В ситуации безвластия каждый сам себе становится и судьёй и прокурором, а зачастую и палачом — почти как в гражданскую войну: «… всё дело не в смелости, а в общей раздолбанности, когда всё всем сходит с рук и никому нет дела до того, что происходит у соседа, в слободе, в районе и далее по цепочке…»

Валентина Бунтова днём, прилюдно выбивает стёкла в доме Розы Устиновой — претендентки на сердце её мужа, но даже глава сельской администрации Половинкина слабо обозначает своё желание прекратить подобное хулиганство: «Это лишь Половинкина  пошумела, да и то потому, что случайно оказалась рядом, и ей просто деваться было некуда. Начальство ведь!»

«Доблестная» милиция в романе вообще изображена карикатурно, и вовсе не оттого, что таков замысел предвзято настроенного автора, а исключительно потому, что она и в жизни является карикатурной, почти бутафорской. Таких хоть в полицию переименуй, хоть в жандармерию, даже опричниной можно обозвать — всё одно толку от них будет мало. Главным «подвигом» правоохранителей в романе, наполненного разными криминальными событиями, является «блестящее» раскрытие грабежа, при котором у внука Бунтова соседские пацаны отняли плеер. Андрей и сам бы укротил хулиганов, да очень был занят работой. Участковый Мустафа, совершивший это благодеяние, ничего другого полезного для слободы так и не совершил, поскольку, по язвительному замечанию слободчан, занимался исключительно поиском краденых кур. И то, видимо, не слишком-то удачно, раз продолжали пропадать не только куры, но и ценности куда большие.

Оттого-то «Бунтов всю жизнь не любил милиционеров», оттого-то и не доверял им, а, значит, и Мустафе: «Ему сообщишь о ворюгах, а он, быть может, с ними в сговоре, заодно работает… На другую ночь и подожгут. Не успеешь из огня выскочить!» Это не простые «страшилки» для легковерной супруги, Бунтов знает, что говорит, поскольку осведомлён в том, что милиция не только не охраняет закон, но, более того — часто и сама является главным его нарушителем. Что уж говорить о малополезном Мустафе, которому государство дало погоны, власть и доверило табельное оружие исключительно для охоты за пропавшими курами, если предыдущего «участкового… осудили за то, что, скооперировавшись с местной шпаной, распродал половину коров в соседнем отделении». В сравнении с таким, Мустафа — куда меньшее зло, хотя и не может ничего — ни грабителей найти, ни оказать помощь следователям в поиске убийц уголовника Пичугина. Похоже, для него одного остаётся секретом то, о чём догадывается и говорит вся слобода. Ничем не лучше участковый из соседней Перловки. Он не только беспринципен и коррумпирован, но как-то особенно позорно, по-плюшкински, мелочен, если готов в качестве взятки принять даже… полив своего огорода. И в благодарность отпускает нарушителя разъезжать по дорогам района без «прав» и вдобавок на неисправном тракторе! А вдруг тот кого-нибудь задавит? И в соседнем городе Электрике милиция с полным безразличием взирает на то, как уголовники обирают на рынке сельских тружеников — фермеров и частников: «Все знали о порядке на рынке, даже милиция, но все на это смотрели и будто не замечали. Ведь ребята не только собирают, но и за порядком следят». Народ уже настолько свыкся с бессилием своих защитников. Когда, однажды, погубили рэкетиры товар несговорчивого фермера, то «мужик тот даже в милицию заявлять не стал».

Это безразличие «силовиков» к бесчинствам уголовников не имеет предела ни в малых делах, ни, увы, в больших, поэтому, когда бьют ножом самого Андрея Бунтова, то следователи опять не могут «найти» виновника, которого знает весь рынок. И вот здесь, смыв своею кровью остатки позора от прежней пьяной жизни, Бунтов выходит на качественно новый уровень, становясь приводным ремнём нового процесса, который можно назвать возрождением саморегуляции сельского сообщества. Будет ли это закон сельской общины, или правила жизни казаков — не суть важно. Главное то, что теперь люди сами готовы влиять на свою судьбу.

Ещё Карамзин заметил, что для России слабость власти — зло гораздо большее, чем деспотическая власть. Потому, что слабость центральной власти оборачивается властью криминала на местах. И тогда у нормальных людей не остаётся иного выхода, кроме того, чтобы самим управлять. От этих слов возник как термин «самоуправление», так и «самоуправство» с довольно негативным смыслом, но когда нет другого пути, когда власть криминала и анархия налицо, самоуправство порядочных людей лучше самоуправства бандитов. Только бы не переступить предела необходимой общественной самообороны, только бы не увлечься подобным самоуправством во спасение, когда уже оно превратится в свою противоположность.

Слабость власти — оружие, если можно так выразиться, обоюдоострое. Власть в «Казачьей Засеке» не может защитить народ от всевозможного криминала — от воров, самогонщиков, грабителей и рэкетиров. Власть, отчасти, даже испытывает от этого моральный дискомфорт, который сродни мукам совести, но изменить себя она неспособна. Когда «кто-то другой, более могущественный, но пока невидимый, остающийся в тени» показательно расправляется с сущим выродком — уголовником Петухом, вся громоздкая пирамида правоохранительных органов и здесь демонстрирует полную неспособность найти мстителей и покарать их за самосуд. Впечатление, однако, возникает такое, что в этом случае власть демонстрирует своё бессилие уже с удовольствием, и делает это, кстати, к явной радости сограждан. Вот тот редкий пример, когда власть и народ в самом деле едины.

Власть и сама недолюбливает и боится криминала, ведь от пули депутатской «корочкой» не загородишься. Другое дело, что тот, кто при власти, тот и при деньгах, а благодаря им можно или откупиться от опасности или нанять солидную охрану, что и делает покровитель Бунтова, олигарх Фёдор Герасимович. То, что он и ему подобные, обзаводятся личной гвардией, свидетельствует о том, что «половецкий» первобытнообщинный строй в России быстро переходит в феодализм, при котором у новоявленных «князей» появляются собственные дружины. Бунтов — человек простой, и денег на охрану себя и своей семьи у него нет, поэтому союз с казаками для него жизненно необходим. Теперь случись что — «и Петро со своими хлопцами, если надо, в обиду не даст». Честные люди должны объединяться, чтобы противостоять подонкам, которые уже объединены.

Зададим себе вопрос: а правильно ли, если Бунтов сотоварищи станет так, как это положено у казаков, устанавливать в Засеке, да и по всему району, порядок? То есть будет выливать на землю брагу и самогон, найденный у Авдотьихи и ей подобных? Установит жёсткий контроль над неприкаянной молодёжью и над ранее судимыми? Начнёт прилюдно, на глазах всех жителей слободы, огласив суть провинности, на центральной площади пороть нагайкой матершинников, пьянчуг, позорящих человеческий облик, а также воров, пойманных в чужом курятнике или на картофельных грядках? Говорят в народе — лучше под суд, чем под кнут, а именно кнут сделается «воспитателем», причём безо всякого судебного решения. Это ведь произвол, и люди, подобным образом наказанные, могут на полном основании обратиться в суд. Только вот, по злой иронии, это будет как раз тот неправедный суд, который сегодня мало кого защищает.

Конечно, в правовом государстве казачье самоуправление и казачье правосудие — это произвол, хотя нынешнее казачество более бутафорское. Но, если представить, что оно набрало силу, то в обществе, где цивильные законы работают слабо, а действуют «понятия», оно может быть меньшим злом. Кроме того, оно способно подтолкнуть власть к тому, чтобы она, наконец-то, навела-таки порядок и начала соблюдать законы сама и принуждать (да-да, именно принуждать!) к этому всех остальных. А то, не ровен час, послышится и во властных приёмных стук тяжёлых казацких сапогов, и войдёт в уютный кабинет он сам — Андрей Бунтов, с шашкой да нагайкой.

Он сильный человек, этот Бунтов, потому-то всё у него, в конце концов, получается. И недруги побеждены либо посрамлены, и друзья теперь при деле, и целина поднята. Но главная его победа — над своими недостатками. Над пьянством, над апатией, над эгоизмом. Ради детей и внуков он совершает немалое усилие над собою, над своею сердечной привязанностью, и сохраняет-таки семью. Может, поэтому роман Владимира Пронского оставляет очень светлое и оптимистичное  чувство в душе читателя. Остаётся уверенность в том, что и дальше у Бунтова всё будет хорошо. Не может быть иначе, если такой он человек, что не просто «счастья и добра» всем желает, но и готов за это доброе счастье в мирное время сражаться, не жалея крови, а если понадобится, то и жизни!

Да, он сумеет набрать достойных людей и создать предприятие. Он не только свою целину поднимет, но и соседним хозяйствам поможет. Вместе с казаками прищучит сельских воров, шпану и самогонщиков. Если дружно возьмутся, то и рэкетиров с рынка они выгонят — в укор беспомощной милиции. Только вот, зная реалии нашего общества, невозможно избавиться от тревоги за будущее Андрея, если такой он неравнодушный и во всём готовый идти до конца.

Наведёт он с товарищами порядок и в своей слободе, в соседних сёлах, а также на рынке в Электрике, и захочет действовать дальше, распространяя благой свой опыт. Тогда, в какой-то момент, словно в глухую железобетонную стену упрётся. И познает то, что на своей шкуре изведали казаки кубанской станицы Кущёвской. Их казачье самоуправление действовало эффективно лишь до тех пор, пока они хулиганов да мелких воров «прищучивали», но стоило затронуть интересы крупного криминала, накрепко сросшегося с местной коррумпированной властью, как последовал грозный окрик «Не замай!», подкреплённый мощью карательных органов государства. И только когда прикрываемый властью криминал совсем обнаглел и устроил в станице «кровавую баню» с двенадцатью трупами сразу, только тогда неповоротливая правоохранительная система взяла в оборот тех, кого давно должна была взять.

Вот затронут казаки Бунтова криминальный бизнес местных элит — и начнутся у них настоящие проблемы. Если смогут противостоять нажиму нанятых уголовников, то против них применят «тяжёлую артиллерию». Внезапно, словно бы по мановению волшебной палочки, начнут крутиться, казалось бы, насмерть приржавевшие шестерёнки правоохранительной системы, вращаться и перемалывать Бунтова. Парализованная, почти мёртвая полицейско-судебная система, слабо кого защищающая и мало на что способная, вдруг, ради него одного, точно птица Феникс, оживёт и обрушится на бунтаря. Потянутся в прокуратуру с жалобами на побои пойманные казаками воры, причём даже и те, кто на самом-то деле и не изведал казацкой нагайки. Придёт с заявлением та же Авдотьиха: якобы, в поисках самогона Бунтов неправомерно проник в её жилище, сломав дверной замок и зарубив шашкой кобеля, кинувшегося на него во дворе. Сразу откуда-то свидетели найдутся, что всё так и было (мало того, ещё и невесть как прослышавшие про то «зелёные» подадут иск за жестокое обращение с животными). Вдобавок  выяснится, что и оружие у казаков незаконное, а, на крайний случай, оружие то, патроны или даже наркотики им подбросят. И реакция правоохранителей будет немедленной и жёсткой. Так из народного заступника Бунтова сделают закоренелым преступником.

Андрей Бунтов — человек простой, что называется «от сохи», однако и он склонен в размышлениях своих выискивать корень зла, источник проблем. Столкнётся он со всей этой мерзостью, стократно худшей, чем простая человеческая подлость таких уголовников как Седой да Петух из романа, и задумается, крепко задумается. Почему он, честный труженик, работая и платя государству налоги, обязан, кроме того, исполнять обязанности и главы сельской администрации Половинкиной, и за милиционеров Мустафу, Свиридова и прочих работать, жизнью своею, порой, рискуя?! Они-то за что зарплату получают? Да бог бы с нею, той зарплатой, но вот постарается он ради общего блага — и ему же, Бунтову, за это от власти ещё и по голове вполне может достаться! И на своём окончательном опыте поймёт Бунтов, с чего начинает гнить наша российская «рыба», и пожалеет, что не с тех начал воспитательные свои порки нагайкой!

Русский мужик спокоен и добродушен, как спящий в берлоге медведь. Но попробуй такого медведя разбудить — пойдёт он всё крушить со страшной силой; не остановишь! И надумает тогда Андрей Бунтов вытащить, что называется, за ушко да на солнышко чиновников из высоких начальственных кабинетов, вывести их на площадь да прилюдно, по-казацки, отхлестать. И это полбеды. А что если Бунтов, наследник казака Разина и казака Пугачёва, придёт и постучит твёрдой рукоятью казацкой нагайки в самую недоступную дверь, и услышит грохот тот вся Россия-матушка?! И невозможно тогда будет отгородиться от казака ни омоновскими щитами, ни дубинками!

г. Краснодар