Дмитрий МЕЩАНИНОВ. Из цикла «Смутные рассказы»

СЛОВЕЧКО

Весна 85-го

 

Дверь открылась... Медсестры ввели под руки в палату худого пожилого мужчину. Помогли ему улечься и рядом с кроватью поставили не вызывающее оптимизма приспособление – капельницу.

Появление новенького никого не удивило. Накануне лечащий врач рассказал, что после сложной операции еле его выходили в реанимации. Надо долечивать, ждать результатов анализов. И... морально поддерживать.

Надо так надо!.. Крепыш, похожий на бывшего участника парадов физкультурников на Красной площади, первым решил развлечь новенького своим рассказом:

– Неудачник я! Всегда хотел, как лучше, а получалось наоборот... Хотя, если вспомнить сегодня, вроде бы даже смешно!

– Посмеемся все вместе, если смешно, – поддержал его сосед с потрепанным лицом бывалого человека. Он снял очки, отложил в сторону газету и добавил: – Хорошее настроение – лучше любого лекарства! Рассказывай.

– Ну вот... Я еще в школе учился, – начал Неудачник. – Выцыганил немалые деньги у родителей и по большому блату купил горные лыжи. Тогда они только в моду входили.

– Да-да! Помню... Давно это было! – вспомнил Бывалый.

– Начал я самостоятельно осваивать горнолыжный спорт. «Чайник» еще натуральный, но по молодости возомнил себя черт-те кем... Это меня и подвело.

– Ой я-то сколько дров наломал в молодости! – пожаловался маленький человек с испуганным лицом. – Мозгов тогда не густо было.

– Их у тебя и сейчас не больше. Не перебивай! – рявкнул на боязливого Неудачник. – Ну вот... Выхожу я как-то на гору. Морозец умеренный. Солнышко светит. Склон словно серебром усыпан, а не снегом. Красота!.. Вижу издалека, кто-то повороты между вешками классно закладывает. Серебряные снопы то туда, то сюда. Красиво!.. Оказалось, девица в облегающем комбинезоне. Ноги стройные, длинные. Талия осиная. За пазухой ни много, ни мало – в самый раз. На мордашку – икона живая. Красавица!

– От красивых баб мужикам сплошные неприятности!.. Она тебя и подкузьмила, – предположил Бывалый.

– Она! – удивился прозорливости соседа Неудачник. – Ну вот... Решил по дурости показать девице, что тоже не лыком шит. Она между вешками крутит по склону, а я рядом по прямой несусь. Обгоняю ее мигом и мчусь дальше, как неуправляемый реактивный снаряд.

– Почему неуправляемый? – испуганно поинтересовался Боязливый.

– Потому, что я – «чайник»! Неужели не понятно?! – возмутился Неудачник. – Понимаю, сам остановиться не смогу, а падать перед красавицей – позорно. Думаю под свист ветра, дело – дрянь. Склон кончится. За ним метров десять и... обрывчик. Под ним незамерзающий ручей. Кому зимой купаться хочется? Я же не «морж»!

– Да, непростая ситуация, – задумчиво изрек Бывалый.

– Ну вот... Прихожу к решению – черт с ней, с красавицей! Не одна она на белом свете. Может, повезет с другой когда-нибудь... Сейчас, рассуждаю, надо о собственном здоровье позаботиться. Пока не поздно, попытаюсь притормозить до обрывчика.

– Разумное решение, – согласился Бывалый. – Баб красивых хоть пруд пруди, а здоровьишко - оно  одно-единственное.

– Падаю на бок. Вгрызаюсь руками в снег. Разворачивает меня и несет задом наперед со страшной скоростью... Думаю, все, дело – труба. Того гляди в ручей бултыхнусь!

– Делать-то что?! – окончательно перепугался Боязливый.

– Что-что! Место на кладбище заказывать! – пошутил Неудачник. – Ну вот... Получаю жуткий удар в задницу. И... тишина. Пришел в себя. В голове - полная неразбериха. Освежил снегом морду и начал кое-что соображать. Смотрю, на самом краю обрывчика остановил-то меня, едрена корень,.. пень!

Бывалый вытянулся на кровати. И... громогласно захохотал. Его толстый живот заколыхался под больничной пижамой.

Боязливый свернулся калачиком. И... тихо завизжал. Его худое тельце затряслось, словно попав под напряжение.

Новенький смотрел на капельницу. И... молчал. История с пнем не произвела на него никакого впечатления.

–  Донимает меня с тех пор копчик, – закончил рассказ Неудачник и с обидой взглянул на Молчаливого. – Такая вроде бы пустяковина в человеческом организме. А... зловредная.

– Ничего хорошего не дождешься от бывшего хвоста наших предков. Копчик!.. Словечко какое-то неприятное. От него пережитками прошлого несет, а нам стоит о сегодняшнем дне подумать, – подытожил Бывалый.

Он с завидным аппетитом съел пару бутербродов с черной икрой и запил стаканом душистого чая из термоса. Надел дорогие очки. Взял в руки «Правду» и вернулся к  чтению.

Жена регулярно приносила ему разные деликатесы-дефициты и только эту газету, потому что другие супруг не признавал. Бывалый вычитывал все до строчки и пытался правильно сориентироваться в переломном историческом моменте.

Принципиально важные, с его точки зрения, куски из постановлений, выступлений, статей зачитывал сопалатникам и терпеливо разъяснял все непонятное. Походил он тогда на лектора-пропагандиста... Впрочем, так оно и было в недавнем прошлом.

Жизнь Бывалого петляла круче некуда. Где и кем он только не подвизался! Его располневшая трудовая книжка вмещала массу записей, которые заканчивались традиционной фразой: «Уволен по собственному желанию в связи с переходом на другую работу».

Увольняться с такой формулировкой не всегда было легко.  Часто менять работу коммунисту (он стал членом партии давным-давно, еще в армии) как-то не принято, не приветствуется. Но Бывалый так или иначе находил выход из любой затруднительной ситуации.

Однако на одном крупном заводе его все же прищучили. Партийная организация решила образумить коммуниста-летуна и направила на учебу... в университет марксизма-ленинизма. Открутиться не удалось.

Три года Бывалый днем точил болты и гайки, а по вечерам слушал и конспектировал лекции. Получил наконец диплом об окончании университета. И тут же... написал заявление с просьбой уволить его по собственному желанию в связи с переходом на другую работу.

Стал он лектором и начал колесить по всему Союзу с марксистско-ленинскими лекциями. Скоро уразумел, что работа эта суматошная. Мало кого интересующая. А главное – не очень прибыльная. Пришлось искать новую пристань в неспокойном море жизни.

Бросил якорь Бывалый в пучину торговли. И... удачно, намертво зацепился за безбедное дно. На хлеб с маслом и черной икрой стало хватать. И жена срочно сменила грустное нытье на довольное ворчание.

Политическое самообразование решил он на всякий непредвиденный случай не бросать. Выписывал «Правду» и внимательно изучал ее в свободное от житейской суматохи время... В больнице его было более чем достаточно.

Жизнь в палате шла своим чередом... Медсестры унесли от кровати Молчаливого капельницу. Трижды в день приносили ему мензурки с лекарствами и таблетки.

Он пил, глотал их с удовольствием и почтением. Всем своим видом демонстрировал уверенность в том, что в наступившие времена они обязательно помогут избавиться от любого, ранее неизлечимого недуга.

Неудачник не верил ни медицине вообще, ни лекарствам в частности. На этот счет, в отличие от Молчаливого, он любил громко излагать собственные соображения. После чего решительно выливал лекарства из мензурок и выбрасывал таблетки в унитаз.

Его поддерживал Боязливый и скромно высказывал мысль, что можно надеяться лишь на природу-мать. Она, мол, родила. Она же, если сочтет нужным, и угробит. И никто ничем тут уж не поможет.

Сегодня Бывалый в дискуссии не участвовал, потому что был очень занят... С утра до обеда он читал, что-то подчеркивал в газетных вырезках со статьями и речами Горбачева. Хранились они во вместительной папке, полученной в университете марксизма-ленинизма.

После обеда Бывалый принялся за свежую «Правду» и дважды проштудировал доклад генерального секретаря на апрельском пленуме. Наконец что-то подчеркнул черным карандашом и отложил в сторону газету. Удовлетворенно потянулся и... облегченно вздохнул:

– Да. Все сходится... Не зря давно я заприметил это словечко!

– Какое? – оживился Неудачник.

Бывалый спустил ноги с кровати и надел тапочки. Поставил перед собой тумбочку и положил на нее стопку вырезок. Пригладил взъерошенные волосы и одернул пижаму. Налил стакан воды. Прополоскал горло и начал:

– Вникайте, товарищи! Вот что писал Михаил Сергеевич давно, когда занимался партийной работой в Ставрополье... «На действующей молочнотоварной ферме на 600 скотомест была проведена перестройка помещений». «С трудом давалась психологическая перестройка людей – от механизатора до руководителя хозяйства»... Слышите, какое словечко повторяется?

– Слышать-то слышу! Только не понимаю, как можно перестраивать скотоместа и людей одновременно, – искренне удивился Неудачник.

–  Почему одновременно! – возмутился Бывалый. Потряс в воздухе двумя вырезками из разных газет и разъяснил: – Говорил он в разных ситуациях и, судя по всему, в разных смыслах... Понятно?

–  Не совсем. А... дальше-то что? – робко спросил Боязливый.

–  Дальше – больше! Повысили Михаила Сергеевича в должности и перевели в Москву. Начал он развивать смысл этого словечка «вширь» и «вглубь».

– Как-как? – не понял Неудачник.

– «Вместе с тем положительные тенденции надо рассматривать как начальный этап перестройки, которую предстоит развивать вширь и вглубь», – процитировал для непонятливых Бывалый. И пояснил, что речь пока шла только о сельском хозяйстве.

–  Глубоко копает, – вслух задумался Боязливый.

–  Правильно понимаешь! Светлая ты голова!.. Дальше повел речь Михаил Сергеевич и о «перестройке системы обучения кадров». И о «коренной перестройке организации и оплаты труда». Даже о «демократической перестройке международных экономических отношений».

–  Во дает! – воскликнул Неудачник.

Бывалый удовлетворенно взглянул на соседа. Сложил вырезки из старых газет и сунул их в папку. Взял последние номера «Правды» и полистал. Нашел что-то важное и строго сказал:

–  Пока мы, товарищи, в больнице прохлаждаемся, Михаил Сергеевич новые идеи выдвигает... «Необходимо перестраивать работу, стремиться получить больше конечной продукции с каждой единицы сырья и мощностей». Призывает «осуществить серьезную, глубокую перестройку всего нашего народного хозяйства на основе научно-технического прогресса».

–  Во разошелся! – порадовался Неудачник.

Бывалый попросил его раньше времени не радоваться и не перебивать в самый ответственный момент. Сосредоточился и нервно поправил очки. Пристально уставился на сопалатников и подытожил:

–  Жизненно важно, полагаю, вот что! Вчера, на апрельском пленуме, генеральный секретарь заявил: «Сейчас нам стала яснее концепция перестройки народного хозяйства»... То есть.  Если раньше она была неясной, то теперь стала яснее. А скоро, будем надеяться, полностью прояснится!

–  Когда? – спросил Неудачник.

–  Каждому овощу свое время! – неопределенно ответил Бывалый.

– Объясни тогда, что словечко «перестройка» значит? – неожиданно поинтересовался Боязливый.

Незатейливый вопрос поверг Бывалого в полное смятение. Он надолго замолчал и крепко задумался. Изо всех сил попытался отыскать достойный ответ. Но... не смог.

– Да... Хитрое словечко! Ой хитрющее! – пожаловался он.  – Вроде бы ничего толком не означает... Но им пользуется сам Михаил Сергеевич... Ему-то с высоты виднее, понятнее что к чему.

– Это уж точно! – успокоил запутавшегося выпускника университета марксизма-ленинизма Боязливый. И... принялся разбирать кровать.

Всю ночь ему не спалось. Хитрое словечко донимало как зубная боль. То дергало за нерв, то отпускало... В общем, промучился до самого утра.

На рассвете Боязливый наконец заснул. И проспал бы, пожалуй, до обеда. А может, и до вечера или до следующего дня... Не судьба!

Он почувствовал, как крепкая рука трясет его за плечо настойчиво и долго. Поморщился и нехотя открыл глаза. Увидел пожилую широкобедрую медсестрищу с черными усиками. И... пожалел, что вообще родился на свет.

– Подъем, сынок! Разоспался, понимаешь, – пробасила она. – Вставай и за мной... Бриться будем!

– Сам не маленький, – спросонья обиделся Боязливый. И пощупал щетинистую физиономию.

– Не то щупаешь! – гулко захохотала медсестрища. – Не на мордуленции тебе операцию делать будут... На другом месте, неразумный!

– Ну? – стушевался тот.

– Ну-ну! Баранки гну!.. Думаешь, брить мужицкие задницы мне в радость? А что делать?! Хочешь не хочешь, а надо по инструкции.

– Надо так надо! – согласился Боязливый.

Он окончательно проснулся и... осознал суть происходящего. Оделся и обреченно поплелся за медсестрищей.

Она побрила его волосатый тыл качественно и быстро. Пожелала удачной операции и отпустила восвояси... В палате Боязливого ждали с нетерпением.

– Побрили нормально? – спросил Бывалый и отложил в сторону «Правду».

– Хуже других, что ли! – ответил Боязливый и осторожно присел на кровать.

– Одеколончиком-то освежили?

– Чего придумал... Лечебное учреждение здесь, а не парикмахерская.

Молчаливый проглотил несколько таблеток и запил их стаканом воды. Громко чмокнул. И... впервые заинтересованно прислушался к разговору.

– Во жлобы! Одеколона на хорошего человека пожалели! – возмутился Неудачник. – В солидной больнице - и такой бардак... Знай такое, задницы моей бы здесь не было!

– Сидел бы лучше на пне, а не компостировал людям мозги... Губошлеп ты и больше никто! – выпалил Боязливый. И... не на шутку перепугался.

С опаской осмотрел кулаки-кувалды Неудачника. С надеждой хотя бы на моральную поддержку перевел жалобный взгляд на Молчаливого.

Но тот молчал и молчал. Только выпил одну мензурку лекарства. И… снова громко чмокнул.

Тем временем круглые глаза и квадратная физиономия оскорбленного Неудачника наливались кровью... Кто знает, чем бы все кончилось, если бы дверь в палату не распахнулась настежь.

Тоненькая молоденькая медсестричка подвезла каталку к кровати Боязливого. Сделала ему в руку укол и ласково объяснила:

– Это успокоительное! Посидите спокойно, отдохните. Потом разденетесь догола, ляжете на каталку и прикроетесь простыней. Скоро приду и... поедем на операцию.

Боязливый зажмурил глаза и замер в ожидании обещанного медсестричкой спокойствия. Дождался, приободрился и осмелел:

– Подумаешь, операция!.. В гробу я ее видал!

– Правильно! – оживился Бывалый. – Мне три раза задницу кромсали. Последний раз неделю назад. И ничего – жив-здоров... Потому что одеколончик очень хирургов радует!

– У меня операция послезавтра. Обязательно освежусь, – добавил красный Неудачник. – Зачем некультурностью позорить нашу палату на всю больницу... Срама потом не оберешься!

– Человек я пролетарской закваски. Никого не боюсь! – храбрился Боязливый. – Вас, пустозвонов, слушать не желаю... У меня на все собственное мнение имеется!

Окончательно осмелев, он решил для острастки добавить по-матерном. Но осекся на полуслове... Вдруг убедительно заговорил Молчаливый:

– У меня в тумбочке – одеколон хороший. Берите и освежайтесь, пока не поздно... Перестраиваться надо!

Боязливый уставился на внезапно заговорившего Молчаливого, как на восьмое чудо света. Что-то беззвучно прошлепал губами и решительно взял одеколон. Разделся и остался в чем мать родила. Обильно наодеколонил бритую задницу и довольно заявил:

– Нормально освежает!.. Перестраивает!

Он взгромоздился на каталку. Прикрылся простыней и требовательно попросил сопалатников подкатить его к двери... Скоро она открылась, и появилась ласковая медсестричка.

– Ой, какой вы молодец! – порадовалась она. – Готовы!

– Ко всему готов, – тихо отрапортовал Боязливый и громко приказал: – Поехали!

Каталка, жалобно поскрипывая старыми колесиками, выехала из палаты. Развернулась и по длинному коридору направилась к операционному отделению.

– Как бы скандала не получилось из-за наодеколоненной задницы, – предположил побледневший Неудачник. И... задумчиво почесал квадратный затылок.

– Авось пронесет! – сказал Молчаливый. Выпил одну за другой три мензурки лекарств. И... закусил горстью таблеток.

– Надо посмотреть, чем освежение закончится. Пойдем к операционной, – предложил Бывалый. И... понюхал одеколон. – Вонючий, стерва!

Бывалый и Неудачник дошли и остановились в ожидании новостей... Ждать пришлось недолго – все сразу и началось.

Из-за двери как ошпаренная выскочила молодая операционная сестра. Сорвала зеленый колпак, белую повязку. И... заплакала от смеха.

За ней степенно вышел пожилой хирург. Покачал головой и снял резиновые перчатки. Протер пальцами мокрые глаза и сам себе радостно пожаловался:

– Надо же! Сколько операций сделал, такого не бывало... До чего додумался. Правда, наверное, не сам.

Бывалый и Неудачник скромно потупились. Потоптались на месте. И, не проронив ни слова, потихонечку пошлепали больничными тапочками в палату.

– Как там? – встретил их вопросом Молчаливый.

Узнал результат освежения. И... снова замолчал. Не издал больше ни звука. Хотя сопалатники дружно возлагали именно на него вину за происшедший конфуз и предрекали суровое возмездие.

И не зря... Вскоре в палату ворвался разъяренный главный врач. За ним приплелся понурый, получивший, видно, крепкий нагоняй лечащий.

Главный пообещал снять раньше времени швы с Бывалого и выставить его из больницы под зад коленом. Неудачнику пригрозил отменить операцию и отправить к чертовой матери по месту жительства. А на Молчаливого не обратил внимания, потому что тот притворился... натуральным покойником.

Высказал главный в непечатном стиле все, что о них думает. Оглушительно хлопнул дверью и ушел.

Лечащий остался и долго молчал. Потом вдруг бодрым голосом нарушил мертвую тишину в нашкодившей палате:

– Без паники! Может быть, отойдет И все устроится... Только больше без шуточек, пожалуйста.

И на самом деле, отошел главный врач. По слухам, даже посмеялся и сменил гнев на милость… Пронесло, словом. И мало-помалу все устроилось как нельзя лучше.

Бывалому в положенное время сняли швы с многострадальной задницы и без скандала выписали из больницы. Он оставил сопалатникам на добрую память целую пачку любимой газеты.

Неудачнику сделали удачную операцию. Он быстро оклемался и всерьез заинтересовался нынешним историческим моментом. Читал «Правду» и время от времени неизвестно почему размахивал кулаками-кувалдами.

Подозрения на рак не подтвердились. И Молчаливый на радостях... опять заговорил. Да так усердно, что остановить его ни днем, ни ночью было практически невозможно.

Боязливому в тот скандальный день все же сделали операцию. Хотя и с большим опозданием... Каталка еще не успела доехать до палаты, а он уже приобрел всебольничную известность.

Мнения высказывались разные. Некоторые считали его тонким шутником. Другие – полным придурком. Все, однако, сходились в одном: хочешь не хочешь, а  вошел он в историю больницы и память очевидцев навечно.

Неожиданно обрушившаяся на Боязливого популярность вовсе его не испортила. Он не обращал на нее никакого внимания и полностью сосредоточился на осмыслении словечка «перестройка».

В больнице ему это так и не удалось. Может быть, повезет после выписки...

 

 

 

ЖАЛО  САТАНИНСКОЕ

Осень 00-го

 

Анастасии Алексеевне и Виктору Дмитриевичу далеко за шестьдесят… Они познакомились еще в студенческие годы, в походе, на Саянах. С тех пор вместе. Дружно и неразлучно. Скоро отпразднуют золотую свадьбу.

После окончания институтов оба ударились в науку. И каждый преуспел в своей области. Почти одновременно защитили кандидатские диссертации.

Позже Анастасия Алексеевна стала доктором филологических наук. Виктор Дмитриевич – технических.

Жизнь у них шла более или менее весело и интересно. До… перестройки. Потом, как у подавляющего большинства нормальных людей, все перекрутилось шиворот-навыворот.

Ныне они, никому не нужные доктора наук, пребывают на мизерной пенсии. И при случае подрабатывают где и кем угодно, чтобы не протянуть ноги.

Правда, их единственный сын постоянно предлагает материальную помощь в виде иностранной валюты. Анастасия Алексеевна и Виктор Дмитриевич, однако, от «зеленых» категорически отказываются.

Никак они не могут ему простить отъезд за границу… Дома получил отличное техническое образование. Защитился. Но при первой же возможности слинял на большие деньги в Швецию.

Там же женился. Обзавелся детьми. Получил гражданство. И возвращаться на Родину в обозримом будущем не собирается…

Позорное бегство сына – большая беда Анастасии Алексеевны и Виктора Дмитриевича…  Вторая – пожалуй, еще более острая и невыносимая – пристроилась совсем рядом с ними. Точнее, с домом, где они давным-давно обитают.

Все три окна их двухкомнатной квартиры, как назло, выходят на… Останкинскую телеведьму. Никуда от нее, проклятой, не денешься. Как вечное бельмо в глазах.  Хоть досками заколачивайся, чтобы эту тварь не видеть.

А ведь было славное время, когда они прямо-таки любовались телевизионной красавицей. Высокой. Стройной. Изящной.

Да и ее рождение от начала до конца шло на их глазах… И Виктор Дмитриевич вдохновенно рассказывал супруге об одном из самых выдающихся творений строительной техники ХХ века.

Целых десять лет Николай Васильевич Никитин, главный конструктор Моспроекта, боролся за свое детище. Его противников пугала не столько 540-метровая высота, сколько отсутствие привычного для подобных сооружений массивного основания глубокого заложения.

Канадцы, кстати, тоже тогда собирались возвести аналогичную бетонную башню. Ее фундамент, по их подсчетам, должен иметь толщину…  40(!) метров. Иначе она просто рухнет от сильного ветра или землетрясения.

Никитин же предложил совершенно новый и непривычный проект… Внутри ствола из монолитного предварительно напряженного бетона по окружности сверху вниз, как струны, натянуты 150 стальных канатов. Каждый из них растянут с силой в 70 тонн.

Так что «тело» Останкинской  телебашни сжато с силой в десять с половиной тысяч тонн. Посему никакие внешние воздействия ей не страшны. И она, по убеждению автора, проживет не меньше… 300 лет.

Анастасия Алексеевна и Виктор Дмитриевич видели, как 27 сентября 1960 года в ее основание был заложен первый кубометр бетона. Как подрастала на глазах железобетонная конструкция.

Как монтажники поднимали на заоблачную высоту уникальную многотонную  ажурную металлическую антенну. Полностью строительные работы не телебашне завершились 26 декабря 1968 года.

Телевизионщики, привыкшие к Шаболовке,  перебирались в Останкино без особой радости и с неохотой. Лишь в  1970-м  ими  наконец-то  башня была  обжита сверху  донизу.  Тогда она и начала работать на полную мощность…

 

С началом перестройки Останкинская телекрасавица стала как-то постепенно и почти незаметно дурнеть. Дуреть. Даже звереть… Пока не превратилась в  страшенное и злобное чудовище.

Чудо советской инженерной мысли за перестроечное и постперестроечное лихолетье превратилось в символ Абсолютного Зла. В Смертельную Наркоиглу, на которую «посадили» русских и всю Россию.

Не осталось ни одной продажной политической твари, прилежно не отмытой от дерьма. Не возвеличенной. Не расхваленной. Не поднятой до самых небес (и даже выше) демократо-еврейским телевидением.

Не осталось ни одной советской, русской святыни, до которой оно не дотянулось бы своими пакостными щупальцами. Не извратило. Не испоганило. Не утопило бы в потоках вранья и грязи…

– Телевидение – это мощнейшее генетическое (они его обычно обманно-успокаивающе называют «информационным») оружие, –  печально размышляла Анастасия Алексеевна. – По своей поражающей силе оно не уступает всем другим чудовищным средствам массового поражения.

– Настя… Ну тут ты  небось немного переборщила, – попытался успокоить разволновавшуюся супругу Виктор Дмитриевич.

– Вовсе нет, Витя…  Больше того. Информационное оружие – утонченнее. Подлее. Незаметнее. Долговременнее, чем все остальные… Да, оно не разрушает мосты. Не сжигает дома. Не уничтожает или не травит огромное количество людей…  А поражает генетику одного конкретного человека. Что позже передастся и его потомству.

– Подробнее, пожалуйста, – заинтересовался Виктор Дмитриевич.

– Целые научно-исследовательские институты, секретные лаборатории и аналитические центры (есть они и у нас)  разрабатывают и внедряют интенсивную психологию – умело направленное мощное воздействие на психику человека... Здесь главный инструмент –  методы нейролингвистического программирования.

– Настя, я хоть и доктор технических наук (то есть не совсем круглый олух), но тебя толком не понимаю… Очень уж у вас, филологов, все запутано… Объясни-ка попроще. Попримитивнее. Но попонятнее.

– Хорошо… Заменим «нейролингвистическое» программирование на «словесное». Это одно и то же… Дошло наконец?

– А как же! –  ободрился Виктор Дмитриевич. –  Слово – великая, как издревле известно, сила… Добрая. Целительная. Объединяющая. Или же – злая. Разящая. Разрушительная… Все зависит от того, кто ею пользуется. Правильно?

– Абсолютно… Но слово – это еще и волновое (квантовое) поле. Попадая на генетический аппарат человека, оно передает ему команды, советы. Оставляет те или иные впечатления, ощущения, – пояснила Анастасия Алексеевна.

– Моя незабвенная и очень умная подруга жизни, опять ты начинаешь слишком витиевато изъясняться, – съязвил Виктор Дмитриевич. – Попроще, родная… Попонятнее!

– Витя… Ты как профессиональный технарь все же должен знать, что такое антенна?

– Еще бы… У меня с ней кандидатская была связана, – гордо ответил Виктор Дмитриевич.

– Ну слава Богу… Так вот. Человек – это обыкновенная принимающая и излучающая антенна. Каждое услышанное или увиденное нами слово воспринимается не только нашими ушами и глазами… Оно (хотим мы этого или нет) отпечатывается в памяти. Влияет на личность.

– Само собой, – с видом филолога-знатока согласился Виктор Дмитриевич.

– Так вот. Вторгаясь словом в генетику человека, можно творить с ним все что угодно… Руководить его действиями. Изменять его личность. Формировать из людей, целых народов покорную и послушную биомассу.

– Что с нами давно и делают, – недовольно пробурчал Виктор Дмитриевич.

– Вспомним зарю перестройки… Для начала на экранах замельтешили «мыльные» сериалы. Наивные. Невинные. Примитивные. Бесконечные… Подавляющее большинство населения пошедшей в разнос страны уставилось на «рабыню Изауру» и «просто Марию». Люди регулярно усаживались у телевизора. Сживались с телевизором. Начинали мыслить телевизором.

– Верно… Постепенно уходили другие источники информации. Книги. Газеты. Даже радио… Телеэкран становился единственным окном в мир.

–  За зарубежными сериалами грохнул второй залп отечественного информационного оружия, – вспоминала Анастасия Алексеевна. – На сей раз телевидение оккупировали экстрасенсы-колдуны-гипнотизеры Кашпировский с Чумаком.

– Да, лихие ребята-аферисты. У первого хоть какое-то медицинское образование… А второй, кажется, вообще рядовой журналистик. Но в себе вдруг в перестроечном болоте тоже удивительные «таланты» обнаружил.

– Витя, их выпустили только для того, чтобы опробовать массовое одурачивание миллионов подопытных зрителей… Почти годичный эксперимент закончился успешно. Нейролингвистическое (словесное) программирование вполне удалось –  легко и безгранично можно увеличивать число внушаемых людей.

– Это власть захватившим только и надо… Перестройку изобрели. Потом постперестройку придумали. А народ, как печально блеющее стадо баранов, идет туда, куда гонят… Они наверняка еще до чего-нибудь додумаются. Главное для них, чтобы люди окончательно потеряли рассудок.

– Ныне рядовому человеку сохранить ясный ум и твердую память практически невозможно… Ведь телеэкраны круглосуточно нагло врут или же искажают происходящее, – продолжала Анастасия Алексеевна.

– Да, это так, – согласился Виктор Дмитриевич.

– Посему просто невозможно все воспринимать с позиций правды. Справедливости. Добра. И зритель постепенно окончательно теряет нормальные и привычные жизненные ориентиры... Превращается в обыкновенного, прости Господи, болвана. Бестолкового. Безвольного. Послушного чужой воле.

– Не все же такие, Настя… Не все, слава Богу! – с надеждой посмотрел на супругу Виктор Дмитриевич.

– Нет, конечно же… Но, к великому сожалению и скорби, пока подавляющее большинство – именно такие. Для власть предержащих – это словно манна небесная. Иначе они не удержались бы в Кремле и суток.

 

11 июня 1992 года к шести вечера Анастасия Алексеевна и Виктор Дмитриевич пошли к телецентру «Останкино». Там должны были собраться члены «Трудовой России», «Русской партии», ВКПБ, движений «Наши», «Трудовая Москва», «Гражданское согласие» и других.

Всего в митинге примут участие представители почти пятидесяти(!) организаций патриотической и националистической направленности.  Московской мэрией (распоряжение № 260-РВМ) их действия (как ни странно или не случайно)… разрешены.

Ведь одним из инициаторов акции протеста выступала «Русская партия», которую они же категорически не хотят регистрировать. А ее лидер Виктор Корчагин предлагает создать на ТВ (что им тоже явно не по душе) новые редакции по принципу национально-пропорционального представительства.

В качестве базового критерия – «процентное соотношение русских, евреев и других национальностей на территории Российской Федерации»… Более того. С самого митинга он настоятельно требовал вести прямую трансляцию на Россию и страны СНГ.

От чего российские и столичные демократические власти, естественно, отказались. Поскольку свободу слова они воспринимают исключительно с американо-еврейским акцентом… Как бы там ни было, на площади собрались тысячи людей.

Анастасия Алексеевна и Виктор Дмитриевич чувствовали, как митинг разгорался. Как, слушая ораторов, закипал народ. С ненавистью поглядывал на стеклянную коробку телецентра и проклятую башню.

– Русские остаются единственными, кто не имеют собственного канала на своей Родине!.. Вы представьте, как отреагирует еврей, если каждый день у себя в Израиле  будет видеть на экране русского мужика, вещающего о своих проблемах?! – возмущенно спрашивал у митингующих Виктор Корчагин.

– Они, как врачи-фашисты, своим паскудным телевидением делают опыты над нашим народом!..  Они превращают наши квартиры и дома в психушки!.. Они пытаются превратить всех нас в послушное стадо! – неистово хрипел в микрофон пожилой седовласый мужчина.

– Вместо голых девок мы будем показывать правду! И только правду!.. Вот наше оружие! – громогласно и воинственно уверял слушателей лидер «Трудовой России» Виктор Ампилов.

– Они перевирают нашу историю!.. Они показывают нас уродами! Дебилами! Бомжами! Убийцами!.. Они хотят заставить русских людей снова встать по разные стороны баррикады! Чтобы уничтожать, стрелять друг в друга! – говорила-кричала симпатичная молодая женщина. И одновременно миниатюрным кулачком грозила огромной бетонной башне…

На митинге решили, что в течение месяца вокруг антирусского телецентра живым кольцом будут стоять добровольцы. И что для необходимого отдыха им надо поставить палатки.

Скоро неподалеку от «Останкино» появился палаточный городок… Анастасия Алексеевна и Виктор Дмитриевич ежедневно приходили сюда. Приносили продукты и воду. Звали желающих пойти в ним домой помыться в ванной.

Они знакомились и говорили с русскими добровольцами. Мужчинами и женщинами. Пожилыми и молодыми. Военными и гражданскими… Симпатичными и доброжелательными людьми из разных партий и движений.

«Осада телецентра – только начало атаки на демократию». Под таким истерическим заголовком «Известия» напечатали заметку об акции протеста у «Останкино». Вот что сообщалось преданным читателям о городке добровольцев:

«По данным московской милиции, туда потянулись криминальные элементы, доброхоты-спиртоносы уже предлагают обитателям палаток «побаловаться» водочкой. Обнаружены заточки, самодельные дубинки, обрезки силового кабеля в руку толщиной – форменный арсенал холодного оружия…»

– Да-а-а… Заврались до предела, – вздохнул Виктор Дмитриевич. И протянул газету супруге. – Ни стыда, ни совести у демократических писак.

– Это, Витя, наглядный пример того, как из белого делается черное… Как нормальные, законопослушные люди приравниваются к уголовникам, – ответила Анастасия Алексеевна.

– Ясное дело, Настя. Надо же подготовить «общественное мнение» перед разборкой с «врагами демократии»… Ты прочитай на той же странице о кровожадных планах главного демократа столицы…

«Если палаточный лагерь возле «Останкино» не будет свернут, он будет ликвидирован силами милиции, заявил мэр Москвы Юрий Лужков».

«Москвичи увидели облик зарождающегося чудовища, но мы ликвидируем его в зародыше, пообещал мэр Москвы Юрий Лужков»…

В ночь с 16 на 17 июня Анастасия Алексеевна и Виктор Дмитриевич услышали за окнами шум. Крики. Женский плач… Когда они днем, как обычно, пошли в палаточный городок, его уже не было и в помине.

В тот день главным героем демократических средств массовой информации стал начальник московского Главного управления внутренних дел Аркадий Мурашев. Этот молодой, худосочный демократ с бегающими глазенками направо и налево раздавал интервью.

Аркашка с пеной у змеиного, с узкими губами рта обвинял своего зама Леонида Никитина, отвечающего за общественный порядок в городе, за «непростительно лояльное отношение к беспорядкам». За «пассивное отношение к учиненному около «Останкино» политическому шоу».

Жаловался, что, когда сам мэр Лужков потребовал «свернуть палаточный лагерь», его трусоватый заместитель принес разработанный им план акции. В ней, по расчетам, должны были участвовать… 10 тысяч милиционеров.

Он же, истинный и отважный «герой» нашего времени, Аркадий Мурашев, обошелся пятьюдесятью. Провел быстротечную и успешную операцию вооруженных до зубов держиморд против безоружных врагов демократии в России.

Разбудил. Застращал. Выгнал мирно спящих людей на улицу. Их палатки снес к чертовой матери и порвал в мелкие клочья. А своего «лояльного» зама в назидание другим, ему подобным, выгнал взашей с работы…

Несмотря на уничтожение палаточного городка, акция протеста у телецентра продолжалась круглосуточно. Пикетчики-добровольцы были окружены металлическими барьерами и кордонами милиции.

Противостояние нарастало с каждым днем и часом. И закончилось в конце-то концов… кровопролитием.

«Сегодня 22.VI в 4.30 совершено зверское нападение ОМОНа на мирный пикет в «Останкино». Садистки убиты: женщина, 13-летний мальчик и девушка 16 лет. Ранены около 200 человек. Позор наемной банде необуржуазного правительства Ельцина».

Это сообщение Анастасия Алексеевна и Виктор Дмитриевич прочитали на листе ватмана у центрального входа ВДНХ. Рядом стояли люди. Все молчали. Только старушка рыдала навзрыд…

 

Телевидение  постепенно практически полностью подмяло в России под себя иные виды реальности. Оно стало монопольным источником информации обо всем. Перед глазами калейдоскопом мелькают кадры происходящих или уже прошедших событий, перемешанных с рекламными паузами.

Новый генеральный секретарь ЦК КПСС Горбачев с темной отметиной на башке с энтузиазмом провозглашает курс на перестройку…

Многодневная прямая трансляция I съезда народных депутатов СССР,  словно поголовно пораженных эпидемией словесного поноса…

Примерный коммунист Марк Захаров с сатанинским удовольствием сжигает перед камерой свой партийный билет…

«Лебединое озеро». Янаев на пресс-конференции с бегающими глазами и дрожащими пальцами…

Очередной  отечественный фильм, законное место которого на телевидении в программе «творчество  душевнобольных»…

Вусметрь пьяный Ельцин, «первый всенародноизбранный», дирижирует оркестром в Германии…

Танковый расстрел Дома Советов, окутанного черным дымом и алым пламенем…

Романтические бандиты и задрипанные федералы.  «Шамиль Басаев, говори громче!» – верещит в телефонную трубку косноязычный Черномырдин…

Главные проблемы красивых девушек – критические дни. Ухоженных мужчин – перхоть. Сытеньких детей – кариес…

Обугленные тела, отрезанные головы русских солдат в Чечне…

В «Поле чудес», угадав всего несколько букв в слове, получишь бытовую технику, крупный денежный приз или автомобиль…

«Рельсовая война» с таинственным и бесследным исчезновением протестующих шахтеров…

«Кофе Чибо – это все, чтобы сделать вашу жизнь прекрасной!»…

Крупный план оторванных рук жителей домов с улицы Гурьянова и Каширского шоссе…

«Жизнь – это наслаждение, наслаждение вкусом!»…

Очередной бездомный мальчишка…

«Детское питание Блю-вота – это все, что нужно вашему малышу!»…

Очередные бомжи…

«Пей! Не дай себе засохнуть!»…

Очередной самоубийца…

«Сделай свою жизнь прекрасной – носи подтяжки фирмы «Мечта удавленника!»…

Очередные проститутки…

«Ты достойна самого лучшего: купи шампунь Вши-вота!»…

Очередной взрыв…

«Живите с удовольствием – попробуйте шоколад «Дав!»…

Очередные трупы…

– Первые строки теленовостей обязательно занимают убийства. Покушения. Взрывы. Аварии. Самоубийства. Землетрясения. Потопы. Цунами… И прочие мыслимые и немыслимые катастрофы. Как в России, так и за рубежом, –  размышлял Виктор Дмитриевич.

– Теленагнетание катастрофизма – один из бесчисленных методов информационной войны против русского народа, – сказала Анастасия Алексеевна. – Людей ставят на край пропасти – чего зря жить в бессмысленном, постылом, жестоком мире? Макают во всемирное  болото отчаяния и безволия.

– Ну да, –  согласился Виктор Дмитриевич. – Если на всей земле несладко живется, то ничего уж тут не поделаешь… Зато тебе вроде бы не так обидно мучиться.

–  Страдай, русский человек! Недоедай. Мерзни. Бедствуй. Но терпи!.. «Лишь бы не было войны, – внушает телевидение народу. – Не вздумай осознать происходящее. Объединиться. И пойти на вооруженное сопротивление властям».

– «Лишь бы не было войны», – повторил Виктор Дмитриевич. – Но на самом деле она давно уже идет… Молодежь спивается. Садится на наркоиглу. Зато баснословно богатеют воры. Жируют бандиты… Она раскроила страну на куски. Пожирает по миллиону русских в год.

– Главная, первостепенная  цель информационной войны – русские… Их хрустальная, как и некоторых предшественников, мечта – Россия без русских. И они, как никто другой, близки к цели…

– Настя, никогда не надо  давать столь мрачный прогноз… Как бы там ни было, мы обязательно выстоим, – уверенно сказал Виктор Дмитриевич.

– Это очень сложно, – вздохнула Анастасия Алексеевна. – Ведь, с одной стороны, информационная война  поражает  душу человека. Лишает его стыда. Совести. Родовой памяти… С другой – развивает в нем пороки. Эгоизм. Лицемерие. Ложь. Жажду наживы.

– Настя, мы все преодолеем, – подбадривал, как мог, супругу Виктор Дмитриевич.

– И вот еще что… Мы всегда говорим с тобой о телевидении. Да, это, образно выражаясь, – главный калибр информационного оружия… Но не надо забывать – есть и немало других. Радио. Компьютерные сети. Газеты. Журналы. Эстрада. Театр. Кино. Литература.

– И все они на 99 % в руках ненавидящих нас или инородцев (прежде всего, евреев). Или, хуже того, русских предателей-хамелеонов… Тех, кого давно купили должностями. Премиями. Званиями. А сегодня в эфире их постоянно упоминают. Славят. Выдумывают невиданные заслуги… Так?

– Именно так, Витя…  И одновременно способных к сопротивлению русских патриотов обливают грязью. Сажают в тюрьмы. Предают забвению…  Когда в руках нашего врага все средства массовой информации, ложь легко побеждает правду. Точнее, она просто не доходит до людей.

– Поэтому-то русские ищут, но не находят среди себя вожаков для борьбы за будущее России, – сам загрустил Виктор Дмитриевич.

– Лютая безжалостная война ведется не только с потенциальными русскими лидерами. Но и с русским… словом. Поскольку язык – это прежде всего народообразующий стержень, накрепко связывающий нацию воедино, – убежденно говорила Анастасия Алексеевна.

– Все повторяется… Что в 17-м, что в 91-м новая антирусская власть рьяно насаждала нерусские словечки, – окончательно расстроился Виктор Дмитриевич.

– Да, в информационной войне нормальный русский язык уже не используют. Создали американизированный урод «русиш». Иноязычная оккупация России нарастает… Презентации. Консенсусы. Памперсы. Дилеры. Гаранты. Перфомансы постоянно дополняются новыми словесными мутантами.

– Зато, Настя, наше законное  имя  «русские» нещадно вытесняется… Были мы несколько десятилетий «советскими». Потом стали такими же безродными «россиянами» или «русскоязычными»… Это все равно, что кличка бездомной собаки. Она откликнется на любое прозвище. Лишь бы не выгнали из дома.

– Витя, вообще уничтожение народной памяти – одна из важнейших задач информационной войны… Все эти познеры, парфеновы, митковы, сорокины, сванидзе, кисилевы, радзинские и прочие «говорящие головы» давно уже состряпали на экранах насквозь лживый образ наших людей и страны.

– Русские – обыкновенное быдло. Спивающееся. Ленивое. Бездарное. Без дня сегодняшнего. И тем более – будущего… Россия – продажная. Безбожная. Ничтожная… Наши исторические лидеры – непременно сумасшедшие и злодеи… Вот что постоянно гундосит эта говорливо-продажная мразь! – взорвался Виктор Дмитриенвич.

– Верно… Зачем, по их убеждению, «быдлу» Великая История? Зачем ему знать своих Великих Предков?..  Ему не нужно никакой памяти. Надежнее – полное беспамятство. Так проще оскотиниться. И превратиться в управляемое стадо.

– И еще, Настя… «Русские?.. Такой национальности вообще нет», –  уверяют многие зарубежные и даже отечественные «специалисты»-подонки. И делают это на полном серьезе. С глубокомысленным выражением на их тупых харях.

– Да… Национальность «русские» тоже методично и последовательно вытравливается из нашего сознания. Зато вдруг обнаруживается, к примеру, новый народ – казаки… Словом, дробление, расчленение русских идет уже в самой России.

– И вне нее, – сказал Виктор Дмитриевич.

– Конечно. Там ситуация еще страшнее… Миллионы русских оказались за пределами нынешних политических границ. Что делать?.. Страдать от тоски и безысходности. Менять национальность. Или бежать. Но куда?..  В родной демократической России никого не ждут.

– Настя, так уже было после 17-го… Русские в отрыве от Родины кончали жизнь самоубийством. Или умирали раньше времени. Или же принимали иностранное гражданство. Учили чужой язык… И так или иначе (их дети в первую очередь) постепенно теряли свой национальный облик и память.

– Ты же знаешь, что дробление русской нации началось еще раньше, в середине прошлого века. То ли по глупости, то ли по злому умыслу тогдашних царских властей… А инициаторами невинного разделения нас на «три восточнославянских народа» стали немцы, поляки и евреи.

– Так русские оказались раздроблены на три народа – русских, украинцев, белоруссов, – добавил Виктор Дмитриевич. – И двум последним, новоиспеченным, пришлось срочно выдумывать собственную историю и язык…

– А в 1991-м  демократы-иуды официально довершили разделение одного народа. И расселили его аж в три(!)  суверенных государства – Россию, Украину, Белоруссию… Уверена, подобного скотства и идиотизма не знала всемирная история. Но она, как известно, часто возвращается на круги своя.

– Так, Настя, наверняка и будет. Как бы не изгалялась нынешняя демократо-еврейская свора… Просто идут исторические процессы. И при всем желании их никому не возможно остановить.

– Ты о чем, Витя? – спросила Анастасия Алексеевна.

– Ясно, что приближаются глобальные катастрофы. Похолодание. Или наоборот –  потепление. Всемирный потоп. Солнечная суперактивность. Или еще нечто непредвиденное… Если Земля вообще уцелеет, то выживут далеко не все народы.

– Витюша, что ты перед сном ужасы предсказываешь? – загрустила Анастасия Алексеевна. –  И так не жизнь, а дурдом какой-то… Но все же. Кто выживет?

– Все будет зависеть от географического положения страны и ее народа. У насквозь прожидовленной Америки, по моему  мнению, шансов вообще никаких… Она, во-первых, расположена черт-те где. Во-вторых, там нет единой и сплоченной нации. Это, как они сами выражаются, сплошной «плавильный котел». Где каждый за себя. А самое главное – деньги.

– Тогда обязательно уцелеют денежные иудеи, – предположила Анастасия Алексеевна. –   Именно они по сути содержат США и правят ими.

–  Евреев-то в экстремальной ситуации, уверен, порешат в первую очередь... Сама знаешь – их везде люто ненавидят. Во всем мире. В том числе и в благоденствующей пока Америке.

– Витя, так кто все же  уцелеет во вселенской катастрофе? – не унималась Анастасия Алексеевна.

–   Только мононациональные страны с единым по крови и духу народом…  Даже мы с тобой доживем, надеюсь,  до дня, когда Россия, Украина, Белоруссия объединятся в монолитное и мощное Русское Государство.

 – Дождаться бы… И обойтись без всемирного катаклизма, –  вздохнула Анастасия Алексеевна. – Может быть, и наш сын насовсем приедет домой?

–  Обязательно. Даже не сомневайся…  Все русские наверняка со всего света вернутся в Русскую Россию…

 

22 июня 1993 года в половине шестого вечера Анастасия Алексеевна и Виктор Дмитриевич приехали на площадь у Рижского вокзала. Она была уже почти полностью заполнена людьми.

Отсюда через полчаса многотысячная колонна отправилась к телецентру «Останкино». Туда, где ровно год назад ранним утром пролилась кровь.

Траурное шествие сопровождали стражи порядка. В небе над головами тревожно стрекотал милицейский вертолет.

Рядом с Анастасией Алексеевной и Виктором Дмитриевичем шли две молодые женщины в черных платках… Неожиданно одна их них тихо запела. А вторая подхватила печальную русскую песню:

 

                          Ой, не время нынче спать,

                                                 православные,

                          Белый голубь пал в бою

                                                  с черным коршуном,

                          То, что горько нам сейчас, -

                          Вряд ли главное,

                          Было горше на Руси,

                          Было горше нам…

 

К телецентру колонну не подпустили. Путь ей перекрыли металлические барьеры и многорядные кордоны милиции.

Через заслон пропустили лишь несколько человек из прошлогодних пикетов… Они возложили цветы на месте гибели товарищей.

Спустя всего несколько месяцев, 3 октября 1993 года, здесь разыгралась новая трагедия. У «Останкино» снова пролилась русская кровь. Очень много крови…

В те проклятые октябрьские дни Анастасии Алексеевны и Виктора Дмитриевича, слава Богу, не было в Москве. Они хоронили в Самаре своего давнего и верного друга.

Вернувшись домой, встречались с участниками событий у телецентра. Слушали их рассказы. Читали пока еще не закрытые патриотические газеты и журналы.

Как-то известный кинодокументалист, хороший знакомый Анастасии Алексеевны и Виктора Дмитриевича, пригласил их на закрытый просмотр в небольшом кинозальчике на окраине Москвы… Оказалось, бойня в Останкино проходила под пристальными взглядами десятков телекамер.

Операторы вели съемку в разных местах и с разных точек… Из окон и внутри обоих зданий телецентра. В огромной людской толпе. С брони БТРов спецподразделения «Витязь». Через прицел автомата одного из солдат дивизии Дзержинского… Лежа на асфальте. Стоя между светлячками трассирующих очередей.

Снимал и он сам. Некоторые видеопленки дали ему нашенские и зарубежные друзья-коллеги. Это, конечно же, далеко не весь отснятый материал. Но и его вполне достаточно, чтобы воочию увидеть кровавые детали трагедии.

Сидя в кинозальчике, Анастасия Алексеевна и Виктор Дмитриевич видели все в страшных подробностях. Кинодокументалист иногда замедлял или останавливал  кадры. Тогда можно было рассмотреть каждую пулю. Кем выпущена. В кого  попала…

Люди, идущие в Останкино, совершенно безоружны. У некоторых в руках лишь пластиковые щиты, отнятые у омоновцев в схватке на Крымском мосту. Пенсионеры. Старики-ветераны войны. Мужчины и женщины среднего возраста. Очень много молодежи…

Еще засветло, за полчаса до подхода толпы к северному крылу телецентра, взламывая железный забор, подъезжают семь БТРов. На броне каждого – примерно по пятнадцать вооруженных до зубов бойцов «Витязя»…

На кадрах другого оператора они уже идут по подземному переходу в соседнее здание, где и развернутся основные события. Занимают боевые позиции. На них каски, закрывающие лицо. Бронежилеты. В руках – автоматы с лазерной наводкой. Снайперские винтовки с оптическими прицелами. Пулеметы и гранатометы…

 – 200 бойцов спецподразделения «Витязь», сидящие в укрытии, способны отразить наступление стрелковой дивизии, – комментировал кинодокументалист. – К ним добавьте 500 солдат дивизии Дзержинского. Плюс две роты милиции, охраняющей телецентр. О каком, спрашивается, «штурме Останкино» может идти речь?..

Кадры, снятые из телецентра… Идет митинг у 17 подъезда. Многотысячная толпа  демонстрантов хорошо видна через стекла  больших окон. Наезд на Ампилова. Он что-то говорит тем, кто внутри «Останкино». Слова не слышны…

Опять на экране лидер «Трудовой России», снятый на улице другим оператором. «Товарищи! – обращается Ампилов к своим соратникам. – Мы пришли с мирной целью! Не поддавайтесь на провокации!»…

Митинг продолжается до темноты… В кадре Макашов. «Крысы, выходите! Перед вами превосходящие силы!» – выкрикивает генерал в мегафон. В ответ зловещая тишина…

Грузовик взламывает двери подъезда телецентра. Рушатся и хрустят дверные стекла. Еще никто из безоружных демонстрантов не успел войти в ненавистное «Останкино». Но оттуда уже началась стрельба на поражение из всех видов стрелкового оружия…

– Надо осуждать генерала Макашова за его слова и действия?!.. Или нет?!.. Главное, по-моему, в другом. За всю историю для наших правителей русские  всегда были и остаются лишь тягловой лошадью и пушечным мясом, – обратился к зрителям кинодокументалист.

Он выключил проектор. И надолго замолчал, прохаживаясь вдоль экрана… В зале установилась мертвая тишина.

– Борьба за власть – главное для них. А народ русский – ничто. Масса статистов. И не более того… Так что найти повод, тот или другой, не проблема. Расстреляли безоружных демонстрантов у «Останкино». А на следующий день палили из танков по Дому Советов с законно избранными депутатами…

Экран в кинозальчике снова вспыхивает… Грузовик взламывает двери телецентра. Эти кадры снимал французский телеоператор Иван Скопан. Через несколько секунд он погибнет…

Сумасшедший перекрестный огонь из обоих зданий «Останкино». С нижних этажей. С верхних. С крыш… Лежат убитые. Корчатся раненые. Уцелевшие бегут кто куда…

Местный мальчишка едет на велосипеде. По нему явно прицельно лупит автоматная очередь. Пули бьют по спицам. Рикошетят в разные стороны. Юному велосипедисту явно повезло. Он уезжает невредимым…

Парень стоит в центре площади. В него впиваются смертоносные светлячки. Кадры замедляются. Отчетливо видно, как они неторопливо входят ему в грудь. Прошивают насквозь тело. Бьются об асфальт. И разлетаются огненными брызгами…

Старик получает свою порцию демократического свинца. Пошатываясь, еще стоит на ногах. Смотрит на верхний этаж. Пытается рассмотреть своего убийцу. Но ничего не видно. Темно на улице и в глазах. Он начинает оседать. И падает на землю…

На площади никого нет. Одни трупы. Толпа рассеяна. Вроде бы стрелять больше не в кого. Но выползают бронетранспортеры. Длинными очередями они палят по «Останкино». Затем перенацеливают пулеметы. И трассеры направляются в сторону парка, где прячутся от смерти тысячи людей…

Из главного здания телецентра в сторону противоположного стремительно летят трассирующие пули. Бьются об асфальт перед ним. Рикошетят и залетают в окна. Они не могли не убить кого-нибудь из находящихся внутри…

– Так и случилось, – поясняет кинодокументалист. – Погибли боец «Витязя» и звукоинженер «Останкино» Сергей Красильников... А из демонстрантов, по прикидкам врачей «скорой» и очевидцев, были убиты не меньше 60 – 70 человек. Раненым же – вообще нет числа… Очень надеюсь: документальные кадры, что вы сегодня видели, рано или поздно пригодятся суду над убийцами…

Этот страшный кинопросмотр остался в памяти у Анастасии Алексеевны и Виктора Дмитриевича навсегда… Как-то к ним в гости зашел их давний друг. Принес и посоветовал почитать «Наш современник».

В журнале они нашли не менее страшный рассказ о «штурме Останкино» еще одного очевидца. Доктор Сергей Григорьевич  Григорьев подробно описывал то, что видел и пережил:

«Первого раненого, точнее, раненую, принес на руках юноша. На ней были джинсы и обувь на одной ноге в крови. Стал осматривать джинсы наверху и заметил две дырки на них почти у паха, спереди и сзади. Сквозное! Надо снимать брюки. Девушка, хоть явно теряла сознание, но стеснялась, не давала их снимать. Прикрикнув на нее, обнажил рану. Пульсирующими толчками вытекала кровь. Артерия!..

Потом принесли несколько человек с осколочными ранениями лица и головы (значит, граната взорвалась на улице). Поверьте, жуткое ощущение, когда сквозь кровавое месиво вместо носа и скулы на тебя с надеждой смотрят глаза. И нет сил ответить на вопрос: «Доктор, что у меня там?»…

Вокруг нашего медпункта (в парке рядом с телецентром) сидят и лежат много раненых. В первую очередь оказываем помощь раненым в голову, затем – с обильным кровотечением, «сухих» просим потерпеть…

Вот раненый с обильным кровотечением. Под светом фонаря пытаюсь рассмотреть среди волос источник кровотечения. Тампоном стираю кровь… и снимаю скальп. Осколком, как бритвой, срезан большой лоскут кожи. Еще бы ниже – и моя помощь ему вряд ли понадобилась…

Парень лет двадцати пяти – в верхней трети круглое отверстие, при каждом вздохе, пузырясь, вытекает кровь. Поврежден крупный легочный ствол…

У следующего раненого разворочены мышцы плеча. Тоже похоже на осколочное ранение…

Бегом приближается группа людей – несут на руках человека. Пожилой мужчина в темном простом костюме. Его кладут у моих ног. Жена придерживает руками его голову и непрестанно кричит: «Помогите! Доктор, сделайте что-нибудь!» Я отстранил руки женщины, повернул голову… Затылочная часть черепа отсутствовала, мягкая часть срезанного мозга выбухала из отверстия…

Мы перевязывали раненых без остановки. Со всех сторон слышались крики: «Скорую! Быстрей врача! Кто-нибудь, скорее!» Подходило много людей, предлагали помощь. Но я перевязочный материал давал только медикам. Рюкзак с медикаментами был почти пуст. Все, что оставили врачи со Скорой Помощи, закончилось…

А пулеметчики в окнах Останкино вошли в раж: стреляли, не переставая, гонялись за любой целью. Вот двое тележурналистов – один с камерой, другой с маленькой стремянкой – бегут к пруду. Бегут, петляя, а за ними, повторяя их зигзаги, летят красные светлячки. Алюминиевая стремянка зеркалит свет фонарей, и хорошо видно ее движение в тени. Вот светлячки догоняют стремянку, и она больше не движется. Стон ненависти прокатывается над парком. Сотни людей видели эту дикую охоту на журналистов.

Я смотрел на людей и думал: почему они не уходят? Даже здесь, в парке, пуля может настигнуть любого…

22 часа 15 минут. К парку подошли бронетранспортеры; люди на броне кричат в сильный динамик: «Мы получили приказ от Верховного главнокомандующего (Ельцина) стрелять на поражение. Через несколько минут открываем огонь!»

Я подумал: они уже давно стреляют на поражение: что же еще будет?  И увидел: стальные машины стали носиться по парку, подпрыгивая на корнях и на кочках, обстреливая из пулеметов буквально каждый куст.

  Люди побежали, смертельная опасность превысила разумную степень риска. Если уж сам Президент отдал приказ стрелять в своих граждан, то что же уповать на милосердие рядовых убийц?»…

 

– Самая главная и жизненно важная цель для организаторов информационной войны – власть, получаемая на выборах всех уровней… Всеобщих. Прямых. Открытых. Тайных. Разных, – говорила Анастасия Алексеевна.

– В политических игрищах, понятно, вне конкуренции – золотой телец. Очень большие деньги… Есть нужная сумма – отлично. Все сделаем по высшему уровню… Так? – поинтересовался Виктор Дмитриевич.

– Конечно. Это «естественно» для «демократического» общества и его «свободных», «справедливых» выборов… Для любого платежеспособного клиента соответствующие конторы разработают победную программу. Умственные или организаторские способности,  темно-криминальные пятна биографии кандидата вообще никого не волнуют… Заказ оплачен – победу на выборах гарантируем!

– Ну да. Выбрали проплаченного президента. Губернатора. Мэра. Депутата. Или еще кого… Прошло полгода, чуть больше. «Мать честная! – чешут затылки одураченные избиратели. – Мой-то любимец оказался пустым болтуном. Или недавним высокопоставленным зэком. Или обыкновенным рядовым жуликом. Или уникальным недоумком… Что делать?»

– А ничего… Поезд, как говорится, ушел. Никогда не догонишь. Несколько лет жди следующего, если есть желание… Его у обмануто-обиженных, понятное дело, нет.  Они зарекаются вообще никогда не участвовать в публичной надуваловке… Ан нет. Демократические выборные технологи вас вынудят. Более того. Заставят голосовать за вашего сегодняшнего лютого недруга.

– Ты имеешь в виду Ельцина? – спросил Виктор Дмитриевич. – Когда за несколько месяцев до выборов в 1996-м, по опросам, за «первого всенародноизбранного» проголосовало бы не больше… 4(!)% избирателей?

– Да. Кстати, тогда, пожалуй, впервые эти рейтинг-опросы дали более или менее достоверный результат… А вообще-то они изобретены для искажения реальных фактов. Для манипулирования человеческим сознанием… В пресловутые списки популярности не случайно попадают лишь те, кто нужен власть предержащим и их преданным холуям.

– Вестимо… Похвалишь еврейских олигархов – будь любезен в рейтинг. Обличишь «русских фашистов» – повысишь рейтинг. Подтявкнешь самому президенту – возглавишь рейтинг.

– Да, в эти списки попадают лишь избранные. Только они, по мнению антирусских сил,  могут и должны вершить судьбу России…  Остальные  не заслуживают их рейтинга. А посему и на пушечный выстрел не подпускаются к управлению собственной страной.  

– Тут, наверное, надо учитывать и, так сказать, специфику толпы, – предположил Виктор Дмитриевич. – Подавляющее большинство нас, людей, – стадные существа… Каждый хочет быть не хуже других. Не отставать от них. Петь в общем хоре, а не драть глотку в одиночку.

– То-то и оно, Витя… Рейтинг очередного проходимца поднимается. Якобы. А реально, в лучшую сторону, изменяется настроение к нему потенциальных избирателей… Выборные технологи божатся, что 35% голосов они обеспечат кому угодно. Пусть еще недавно его никто в глаза не видел и не знал. Как Путина, к примеру.

– До него мы позже дойдем… Вернемся к «первому всенародноизбранному». Твоему, Настя, образно выражаясь, «любимцу номер один», – ехидно усмехнулся Виктор Дмитриевич.

– Да уж… Никогда у меня прежде такого не было в жизни. Впервые увидела человека на экране – и тут же его люто возненавидела… Были когда-то на Руси Владимир Мономах. Александр Невский. Иван Грозный.  Петр Первый. А мы, Витя, с тобой кого застали?.. Никита Кукурузник. Леня Бровеносец. Мишка Меченый. И этот,  прости меня Господи за выражение, Борька… Мудозвон, – еле слышно прошептала Анастасия Алексеевна. И…  покраснела.

– Довел он тебя, Настя!.. В студенческие годы при слове «жопа» становилась, как вареный рак. А тут! – рассмеялся Виктор Дмитриевич. –  Ну ничего… Я и Он обязательно тебя простим. Ведь это – народное прозвище. К тому же – абсолютно справедливое. Соответствующее оригиналу.

– Спасибо, Витюша…  Утешил, – успокоилась Анастасия Алексеевна. – Понимаешь, на что способна информационная война против русских… Хотя мы и прозвали так Ельцина, но все же во второй раз в 96-м снова его сделали президентом.

– А что делать? Из кого, спрашивается, выбирать?.. На поляне вообще не было достойных конкурентов. Их, о чем ты говорила выше, в очередной раз просто и близко не подпустили…

– К тому же оставшихся хилых претендентов на всякий случай усердно поливали дерьмом. А Ельцина возвеличивали всеми возможными и невозможными способами… И одновременно круглосуточно стращали и шантажировали окончательно запутавшихся избирателей: «Голосуй, потому что из двух зол лучше выбрать меньшее!»… «Голосуй, а то станет хуже!!»… «Голосуй, а то проиграешь!!!»…

– Кстати. Настя, помнишь, как накануне выборов режиссер-холуй показал свой документальный фильм о визите домой к самому действующему президенту… Принимали придворного Эльдара Рязанова на кухне. Запросто так. По простому…

– Ельцин традиционно мямлил что-то нечленораздельное, – вспомнила и добавила Анастасия Алексеевна. – Суматошная Наина мелькала на экране то с котлетами, то с капустным пирогом…

– А потом придворный режиссер совершенно непроизвольно привстал со стула, на который абсолютно случайно сел ранее… И словно бы нечаянно порвал свои безразмерные портки гвоздем, который неведомо как и когда там оказался…

– Домашние котлетки. Заботливая жена. Аппетитный капустный пирожок. Трогательно! Талантливо! Выигрышно!.. Но, конечно же, главное событие, апофеоз документального фильма – стул с гвоздем и порванные брюки!..

– За них Ельцин наверняка дал очередную Госпремию Рязанову… Или орденок на обвислую грудь повесил, – предположил Виктор Дмитриевич.

– Нет. Не за порванные брюки, а за фильм… Ведь в нем никакой Ельцин не высокопоставленный болтун и демагог. А простой такой. Нашенский… Надо же. Гвоздь из стула торчит! Он – свойский. Скромный. Обыкновенный. Совсем как мы, грешные!.. Надо за него голосовать. Все равно больше не за кого!..

– И проголосовали по глупости и от безвариантности… Настя, я вот что никогда в жизни не смогу понять. За какие такие заслуги выбрали Путина? Кто он такой?.. Никто и ничто. Ни внешне. Ни по его блеклой биографии. Ни по делам никак  не тянет на лидера страны.

– В том-то и трагизм ситуации… Выборные технологии антирусской информационной войны сделали из мелочевки и пустышки президента огромной и некогда великой России, – печально развела рукам Анастасия Алексеевна.

– Вспомним Ельцина на его первых президентских выборах. Он был тогда символом героя-одиночки… Высокий. Стройный. Спортивный. Симпатичный. Прямо-таки русский былинный богатырь… Горластый, как сирена. Наглый, как танк. Типичный современный политикан… Лихая биография. Везде лидер. В школе и институте. Большой начальник в строительстве. Очень крупный партийный функционер…

– Путин на былинного богатыря совсем не тянет… Маленький. Невзрачный. Плюгавенький человечек… Худенький. Лысоватый. С длинным утиным носом. Близко посаженными бесцветными глазками. Тихим робким голоском… Сколько имиджмейкерам понадобилось ретуши, чтобы из «серости» создать портрет достойного во всех отношениях вождя Отечества?!..

– А заодно героизировать его какую же серую, как и внешность, биографию, – добавил Виктор Дмитриевич. – Троечник в школе. В институте – ни в комитете комсомола. Ни в профкоме. В студенческом стройотряде – ни командир. Ни комиссар. Ни бригадир… В Дрездене, судя по его собственным воспоминаниям, заурядный оперуполномоченный КГБ. Не какой-нибудь там важный засекреченный агент, а рядовой помощник начальника…

– Быть на подхвате – это, судя по всему, его призвание, – сказала Анастасия Алексеевна. –  В Питере – помощник Собчака. В Москве – подручный Бородина. Подхватный Вали Юмашева… Не лидер он, не руководитель по русским понятиям. Но…

– Но его  назначили директором ФСБ, даже премьер-министром! – взорвался Виктор Дмитриевич. – Впервые в жизни пробыв начальником без году неделя, сделался президентом… Сказка-быль про Золушку-Путина да и только!

– А началось все в августе прошлого года…  Ельцин резко (как уже неоднократно проделывал с предполагаемыми преемниками) пинком под зад скинул с кресла премьера Степашина. И громогласно заявил, что следующим президентом желает видеть назначенного на этот пост некоего Путина.

– Именно «некоего», – согласился Виктор Дмитриевич. – Поскольку тогда его вообще никто в глаза не видел… Да и восприняли новость как очередную «загогулину» окончательно потерявшего рассудок алкаша.

– Ан нет, Витя… Ельцин преподнес вконец измученному им народу совсем неожиданный и очень радостный новогодний подарок… Ухожу, мол, на заслуженный покой. Вместо себя оставляю Путина. Пусть новичок до выборов попривыкнет к «президентскому трону».

– Потенциальные избиратели под звуки курантов на Спасской башне  традиционно опрокинули по фужеру шампанского… Перешли на водку. И впали в двухнедельный беспробудный новогодне-рождественский загул, – размышлял Виктор Дмитриевич. – Всех успокаивала единственная похмельная мысль – хуже  не будет. Просто некуда.

– Тогда рейтинг Путина уже рос как на дрожжах… А начинался-то, кстати, с просто копеечных 2% в Питере, – вспоминала Анастасия Алексеевна. – Он приперся в город на Неве, чтобы «проанализировать поступившее ему от инициативной группы предложение»…  Первым делом примерил регалии почетного члена ученого совета юридического факультета Петербургского университета.

– Не в убогом же подполковничьем кительке кэгэбэшника с юбилейными медальками выдвигать себя в президенты?! В колпаке с кисточкой  и черной мантии профессора – другое дело… Простой люд уважает у нас людей науки. Он, Вован, наверняка  знает то, до чего мне, простолюдину, за всю жизнь не допереть.

– Шли в ход и традиционные выборные «приманки» для придурков. Если претендент гладит лошадь. Или треплет за ухо кота. Или играет с четвероногими друзьями человека, значит, он  добрый и отзывчивый… Путин все время общался с пуделями. Глупыми, но добродушными существами, вызывающими особое умиление у избирательниц… К тому же собачки были его собственными.

– Не кровожадного же бультерьера прогуливать. Или ласкать жабу. Крокодила. Удава. Крысу. Тарантула… Тогда всех избирателей распугаешь! – мрачно пошутил Виктор Дмитриевич. И неожиданно спросил: – А почему ты, Настя, о «собственных» пуделях вспомнила?

– Известен такой случай… Ради имиджа хитрющая Тэтчер прилежно выгуливала перед телекамерами на пляже собаку. Она, как позже оказалось, не ее. Чужая. Да и вообще Маргарет до смерти боится всех четвероногих с зубами… Так что для триумфа предвыборного спектакля можно взять напрокат кого угодно из животных… Особым успехом пользуются дети. Свои и чужие.

– Дома дочки-школьницы трогательно прижимаются румяными щечками к Путину-отцу… В детском доме сверкают счастливые глаза обездоленных сироток, получающих подарки от Путина-благодетеля… Миниатюрная первоклашка с бантом безразмерно радуется жизни на крепких руках Путина-защитника… Заинтересованным старшеклассникам разъясняет свою предвыборную программу лично Путин-учитель… Все это в разных вариантах, Настя, мы видели чуть ли не ежедневно.

– Верховодил стаей политтехнологов, как я понимаю, Глеб Павловский, – сказала Анастасия Алексеевна. –  «Одессит по рождению, еврей по крови  и историк по образованию». Так его представляет журнал «Профиль»… А вообще-то на страницах он предстает неприятной скользкой личностью.

– Да-да, Настя, я кое-что помню… В Одессе заложил приятеля из университета, обвинявшегося в хранении антисоветской литературы. Того – в психушку. Его отпустили… Уже в Москве диссидентская деятельность закончилась арестом. Чистосердечно раскаялся и, по-видимому, попросту сдал подельников. Поскольку вместо тюрьмы отправился в ссылку…

– Оттуда Павловский вернулся в столицу перестроечного,  разваливающегося Союза, – продолжила Анастасия Алексеевна. – Приглянулся «семье» Ельцина… И довольно скоро этот, как я его воспринимаю,  стукач и провокатор стал в ней весьма значительной фигурой.

– «Тогда, в конце девяносто пятого, было два человека, считавших, что Ельцин избираем и очень избираем. Чубайс и я».  «Проект «Уходящий Ельцин» существовал три года. Путин рассматривался как возможный преемник с самого начала», – признается он в бесчисленных интервью… Так что выборным крестным отцом Владимира Владимировича стал еврей Павловский?

– Не он один. Прочих представителей «избранного народа» – тьма-тьмущая. Особо рьяно лизоблюдничали, как положено, деятели искусства… «Лучшие люди страны» прямо-таки захлебывались от восторга. Наперегонки спешили засвидетельствовать нижайшее почтение ельцинскому выкормышу… Те же и то же самое творили при самом Ельцине.

– Настя, я помню такую сцену… Марк Захаров преданно заглядывает в глаза стоящему напротив «первому всенародноизбранному». И громко, в микрофон,  сравнивает книгу «Записки президента» с романом «Война и мир». И не краснеет... На торжественной презентации не краснеет и целый зал богемных холуев. Они однозначно отвечают на давний горьковский вопрос: «С кем вы, деятели культуры?»

– А недавно  всех затмил своим холуяжем Костя Райкин. Поведал коллегам трогательную историю о том, как Владимир Владимирович познакомился со своей будущей супругой Людмилой на концерте… Аркадия Райкина. «И я надеюсь быть в дальнейшем тоже полезен Путину», – тихо-загадочно закончил он…  И богема в зале наверняка призадумалась – не думает ли Райкин-младший-проныра предложить ему кого-нибудь помоложе?

– А помнишь, Настя, плач по Собчаку… На похоронах печальный Путин-друг перед телекамерами ронял лицемерно-скупые мужские слезы. Поддерживал жилистой рукой убитую горем вдову. И одновременно прижимал к груди осиротевшую дочку Ксюшу своего недавнего начальника-наставника… Хорошо поставленная мизансцена из мелодрамы для сердобольных русских баб.

– Ну да. В предвыборном спектакле о главном герое избиратели постоянно узнавали все больше и больше положительного… Путин-хозяйственник, оказывается, неустанно и бескорыстно выполнял долг высокого чиновника и в Петербурге, и в Москве… Путин-патриот, как выяснилось, непременно решит все  прежде неразрешимые проблемы многострадальной России…

– Путин-суперразведчик вынужден скрывать суперсекретную информацию о своих бесчисленных подвигах за рубежом… Пока, – добавил Виктор Дмитриевич. – Путин-мастер боевых искусств  всегда готов вступить в единоборство с кем угодно… И любого недруга порвет, как Тузик грелку…

– Кстати говоря, его рейтинг резко пошел вверх после кошмарных взрывов в Москве осенью прошлого года… Для Путина-воина политтехнологи срочно выдумали памятные афоризмы  – «мочить в сортире» (тех, ко взрывал дома). «Сделать обрезание» (чеченским террористам)… Для Путина-стратега – «Нам не нужны военные, которые сопли жуют» (о жесткости новых боевых действий в Чечне).

–  Мы там тогда несли очень тяжелые потери. Помнишь, Настя, страшные телекадры с обгоревшими трупами  наших ребят на площадях и улицах Грозного… Кровь русских солдат вроде бы должна была затмить светлый предвыборный образ Путина-победителя. Но этого не произошло… Почему?

– Да потому, что политтехнологи умело отделили его от неудач в чеченской войне… Главное – обвинить кавказцев во всех бедах России. Грязный, но блестящий избирательный ход!.. Чеченцы – взрывники. Чеченцы – террористы. Чеченцы – убийцы. Во всем виноваты они…

– А «семья» Ельцина и его преемник вроде бы как вообще не при чем, –  покачал головой Виктор Дмитриевич.

 Больше того… Чеченцы угрожают лично кандидату в президенты физическим уничтожением. Он подвергается смертельной опасности… Но Путин-герой делает смелые заявления.  Не трусит. Ничего не боится… Рискуя жизнью, вместе с женой летит на войну. На поле брани. Чтобы поздравить воюющую армию с Новым годом.

– Но ведь мало кто знает, Настя, что «бесстрашных» супругов в полит-шоу сопровождал целый самолет журналистов. Все дальние и близкие подступы к грозненскому аэропорту охраняли войска… И, самое трагичное, – рекламный полет стоил жизни шестнадцати (!) бойцам разведгруппы.

–  В том-то и дело… Гибнущие в Чечне русские ребята непроизвольно становились живой бутафорией, – вздохнула Анастасия Алексеевна. – Кровь обильно проливалась на сцену предвыборного спектакля. Но он, несмотря ни на что, продолжался…

– Владимир Владимирович в летном шлеме  за штурвалом истребителя в небе… За рычагами танка  плечом к плечу с благодарными бойцами на земле… На командном посту командир подводной лодки сосредоточенно выслушивает его мысли-инструкции под водой… Путин-многостаночник. Все знает. Все умеет. Всем руководит.

– Да-да, Витя… Именно такой виртуальный образ кандидата в президенты вдалбливался накануне выборов в головы избирателей. Чтобы они уразумели –  Путин-рулевой сможем управлять и государством получше других… Тем более, что достойных конкурентов, по традиции, нет.

– Да и после  осточертевшего всем  Ельцина он казался чуть ли не святым угодником… Не пьет. Говорит иногда без бумажки. Не писает на самолетное колесо. Не дирижирует оркестром. Не палит из танков по домам. Не падает с моста в речку. Месяцами «не работает с документами» на даче.

– К тому же, в отличие от «первого всенародноизбранного», о Путине у «дарагих рассиян» никаких отвратных воспоминаний пока не было. Зато имелись зыбкие, но радужные, как  мыльные пузыри, надежды… Поэтому в марте, уже в первом туре, президентом стал человечек серый. Безликий. Никакой.

– Уже в новом статусе «никакой» продолжил парад обещаний, –  сказал Виктор Дмитриевич. – Буквально на днях на вопрос «Что будет с Россией в 2010 году?» он ответил: «Мы все будем счастливы!»

– Дожить бы, – вздохнула Анастасия Алексеевна. – Дождаться бы к конце-то концов счастливых для русских времен…   

     

27 августа 2000 года. 15.08. В Останкинской телебашне на высоте 400 метров произошло короткое замыкание. Загорелась оплетка высокочастотных кабелей.

15.55. Пожарные приступили к эвакуации многочисленных экскурсантов. Посетителей ресторана «Седьмое небо». Персонала из служебных помещений.

Люди спускаются по пожарным лестницам. Так как лифты не работают. Или же – отключены.

16.15. Над башней появляется слабый дымок. Высота пожара – 460 метров….

– Настя, иди сюда!..  Смотри, вроде бы горит! – подозвал супругу к окну Виктор Дмитриевич.

– Да нет, к… сожалению, – засомневалась Анастасия Алексеевна. – Струйка дыма очень уж тонкая. Прозрачная. Сомнительная какая-то… Не облачко ли зацепилось за теледылду?..

17.00. Выгорели 25 метров кабелей передающих устройств пейджинговых компаний, телевизионных каналов и всех средств связи.

Прекращается вещание на Москву и область каналов НТВ, «Культура», «ТВ-6». Чуть позже – ОРТ и РТР.

Экраны включенных телевизоров темны как ночь. По ним лишь иногда словно бы пролетают какие-то белые мухи.

18.00. Ситуация осложняется. Огнем охвачены уже три кабельных отсека на самом верху башни. Пламя постепенно опускается вниз.

Сообщений о жертвах не поступило. Пока.

Вокруг башни барражирует пожарный вертолет Ка-32. Но толку от него нет никакого.

19.00. С высоты 460 метров рухнули три лифта. В одном их них, остановленным аварийным фиксатором, вроде бы находятся лифтерша и несколько сотрудников пожарной охраны…

Из окон своей квартиры Анастасия Алексеевна и Виктор Дмитриевич видели, как вокруг горящей башни собирается все больше людей. Решили к ним присоединиться, чтобы услышать, так сказать, глас народа о происходящем.

Выбравшись из окрестных домов жители заняли места в первых рядах, усевшись на неизвестно откуда взявшихся пеньках. Зрительный зал постоянно пополняется и другими москвичами, приезжающими из разных уголков столицы.

Особо любопытные граждане запаслись биноклями. Особо хозяйственные – термосами с чаем и пакетами с провиантом…  В Останкино, как оказалось, наведываются целыми семьями.

На лужайке у пруда краснеет, отдыхая от трудов праведных, но бесполезных, УГПСный вертолет. Вокруг него радостно приплясывают толпы ребятишек.

У служебного входа на территорию телебашни имеет место суета сует… Туда-сюда носятся внушительных размеров пожарные машины. Скромные автобусы по спасателями. Солидные «членовозы» с начальством. И каждый из них, вестимо, дает «ценные» советы по спасению башни.

Неистово верещит и остервенело размахивает жезлом потный гаишник на узкой дороге перед воротами. За них, ясное дело, никого из посторонних не пускают. В том числе – стаю любителей «жареного», а точнее, журналистов и телеоператоров…

– Взрыв на Пушкинской!.. Гибель «Курска»!.. Пожар в Останкино!.. Все одно за другим!.. О чем это говорит?! – философствует и одновременно сам себя спрашивает лысый мужчина. – Да о том, что нет до сих пор в России достойного лидера… Сплошные болтуны-либералы-демократы!

– Не могу с вами не согласиться, уважаемый, – говорит ему пожилая полная дама в игривой шляпке. – К тому же они превратили наше телевидение в форменный… содом. Мне невольно, знаете ли, вспоминается старая английская эпиграмма:

 

                          В одном из колледжей

                                                       имущество и дом

                          Застраховали от пожара…

                          Ведь всем известно, что за кара

                          Постигла за грехи Содом!..

 

– Верно… Даже слепому невозможно не увидеть в сегодняшнем событии перст Божий, – соглашается с ней худощавый интеллигент. И начинает нервно креститься  длинными пальцами. – Спасибо, Господи, что вершишь свой праведный суд. Только бы невинные не пострадали…

19.30. По сообщению прессы, из 150 тросов, удерживающих башню в вертикальном положении, в результате воздействия высоких температур лопнуло уже больше 50.

Пожарники эту информацию не подтверждают. Но и не отрицают.

20.45. Начальник Центра общественных связей УГПС ГУВД Москвы  Николай Сарычев заявляет, что пожарным удалось остановить распространение огня. Хотя о завершении ликвидации пожара говорить преждевременно.

21.30. Президент Владимир Путин вызывает к себе министра связи и информации Леонида Реймана. Тема разговора – возможность использования резервных каналов для восстановления телевещания…

Из «Седьмого неба» вырываются яркие языки огня. С разных «этажей» башни валит дым. Черный. Серый. Белесый. Розовый. Желтоватый. Порывы ветра перемешивают его в многоцветные замысловатые фигуры…

– Е-мое! Сколько же хорошей закуси сгорело до тла в кабаке высотном?!.. Бляха-муха! А сколько непаленой выпивки испарилось в никуда?! – горько сокрушается мужичок, из кармана спортивных штанов которого торчит початая бутылка.

Он достает ее. Разливает остатки по одноразовым стаканчикам. Неслышно чокается с товарищами-алкашами. Залпом выпивает. И закусывает плавленым сырком.

Вновь устремляет красные глаза на разноцветные дымно-витиеватые облака. Что-то замечает. И аж… приседает от неожиданности. Указывает дрожащей рукой на башню. И шепчет:

– Бляха-таракан. Допился, видно, до чертиков… Вон, как пить дать, известный смехач. Высоченный. Худосочный… С маленькой головенкой на тонкой шее. С горбатым носищем. И выпуклыми водянистыми глазищами… Вот он, смотрите же. Покачивается, как с перепоя, на своих ходулях.

Товарищи сначала подозрительно уставляются на фантазера – не спятил ли? Потом, на всякий случай, переводят смутные взгляды на башню – вдруг действительно кого-то видно в дыму… Проходит минута-другая.

– Ой бля! – неожиданно заверещал один из них. – Вон поп в мятом подряснике. Маленький такой. Почти горбатенький. С козлиной рыжей бородкой… На натурального черта похож! Он все время по Думе носится. И крестом размахивает. Помните?

– Само собой, – отвечает второй. – А вон этого с красной круглой рожей. Как его? А… Швыдкого, блин, вверх несет!.. Ой, елы-палы, яйцами за «Седьмое небо» зацепился! Надо же… Отцепился. И улетел, так сказать, в безграничное космическое пространство... Туда ему и дорога! Как и всем остальным…

Вокруг алкашей-фантазеров собралась внушительная толпа. Один солидного вида мужчина  «за острый глаз и заслуги перед народом» даже торжественно  вручил им из своего неприкосновенного  запаса 0,7 «Столичной».

Некоторые в многоцветном, подсвеченном снизу тремя прожекторами дыму тоже узнавали (или делали вид) своих ненавистных телевизионных персонажей… Мат-перемат перемешивался с высокими словесами.

Парень-матерщинник узрел вечно небритого и засаленного… Сванидзе. Того, кто традиционно щелкал квадратными зубами. Блистал очечными стеклами. Мерцал белками выпученных глаз. И тщетно изображал из себя всезнающего… русского интеллигента.  

Симпатичная девушка с ребенком на руках в огромном, многоярусном, вонючем, дымовом нагромождении признала… Новодворскую. Ей даже послышалось, как, сверкая толстенными очками, та лениво гундосит… очередную галиматью.

Пожилому мужчине привиделась аж целая композиция… Круглый стол во главе с традиционно юродствующим Познером. «Свежая голова» (естественно, еврейская) из артистов. Несколько шамкающих иудеев-экономистов-политологов-юристов. И все они, конечно же,  глубокомысленно обсуждают, как… русским обустроить жизнь в… России.

Словом, Анастасия Алексеевна и Виктор Дмитриевич в тот день увидели и услышали массу интересного. Вернулись домой довольно поздно.

Попили чаю. Перекусили. Вспомнили самые выразительные эпизоды и колоритные личности.

Порасуждали о том о сем. И плотно зашторив окна, улеглись спать. Утром они снова собирались пойти к башне…

22.30. Глава МЧС Сергей Шойгу заявляет, что ситуация на Останкинской башне «под контролем». Президент «в курсе».

23.55. Огонь опустился на высоту 200 метров. Пожарные и спасатели пытаются перекрыть тоннели колодцев огнеупорными материалами…

 

– Избрание Путина, а точнее, ельцинская «преемственность» – настоящий триумф их телевизионной информационной войны, – размышляла Анастасия Алексеевна.

– Ну да… Народ уже приучили к тому, что в постсоветской России два центра власти – Кремль и Останкино… Они как одно целое. Неделимое, – согласился Виктор Дмитриевич.

– Вообще-то официально власть президентская стоит над тремя классическими «ветвями» – исполнительной, законодательной и судебной. Но неофициально появилась и «четвертая власть» – телевидение… Сегодня, пожалуй, она посильней будет всех вышеперечисленных. Включая и самого «гаранта Конституции».

– Не «пожалуй», а на самом деле, – недобро усмехнулся Виктор Дмитриевич. – К тому же башня оказалась в руках олигархов-евреев… И они не просто возомнили себя, а по сути дела стали «повелителями земли Русской».

– Еще несколько месяцев назад между Кремлем и Останкино царило полное понимание. Не было ни малейшей трещинки… А сегодня – бездонная пропасть. «Четвертая власть» люто возненавидела ельцинского «преемника»… Странно все это. Как-то неожиданно.

– До Путина, видимо, все же дошло (или  подсказали), что надо хотя бы постепенно избавляться от наследия Ельцина. Его выкормыши  кожей почувствовали опасность… Вздрогнули от ужаса. И тут же для начала и острастки развязали персональную информационную войну.

– Как думаешь, ему удастся выстоять? – спросила Анастасия Алексеевна. – Или же придется отступить ельцинскому «наследнику»?

– Трудно сказать, – задумался Виктор Дмитриевич. –  Вспомним, как, прорываясь к власти в отдельно взятой РСФСР, придурок-алкаш Ельцин для начала развалил Советский Союз… Потом, с трудом удерживаясь в кресле президента, устроил «парад суверенитетов», распарывая уже Россию на лоскуты. И борясь со своими противниками,  далеко не политическим  методами…

– Расстрелял из танков Дом Советов в Москве… Разбомбил до фундаментов Грозный, – добавила Анастасия Алексеевна. – Таковы его «боевые заслуги».

–  И чем все это кончилось?!.. Обрек богатейшую страну мира на нищету. Разложение. Гниение… Ввергнул некогда великий русский народ на вымирание. Посрамление. Посмешище… Отнял у людей народные богатства. И вскормил на них шакалью стаю собственников, прежде всего еврейских… Таковы кошмарные результаты ельцинизма!

–  Думаешь, у Путина не хватит сил с ним справиться?

– Если он решится на полную ампутацию ельцинизма. Если сделает ставку на русских государственников, а не на продажных инородцев-торгашей. Тогда победа будет за ним и Русской Россией!.. Но не думаю, что у него хватит ума и силы воли… Ставлю один процент из ста. Хотя даже в этот единственный, честно говоря, не очень-то верю.

– Витя, а я все же надеюсь на лучшее… Без веры, без надежды совсем невыносимо жить.

– Согласен, Настя… Но, вспомни, мы ведь как-то подробно говорили с тобой о Путине. Ну,  к сожалению, ничего ни в его биографии, ни в нем самом нет от истинного русского лидера страны… Тем более такой огромной и сложной, как Россия.

– Да-да… Помню о том разговоре… И все же… Неужели, Витя, все так безысходно?

– И потом, – распалялся Виктор Дмитриевич. –  Вспомни, Настя, его политических и идеологических учителей-наставников!.. Собчак – уникальный демагог и балабол. Самовлюбленная пустышка, страдающий недержанием речи.

– Образно ты его приложил! – усмехнулась Анастасия Алексеевна.

– Ельцин – алкаш-преступник. Развалил все, что только можно было в России. И раньше положенного срока , трусливо, как нашкодивший пес, бежал из Кремля… А Путин угодливо подписал ему грамоту о неприкосновенности.

– А куда ему деться? – вздыхает Анастасия Алексеевна.

– То-то и оно. Кстати, иудейские заправилы «четвертой власти» – тоже его недавние друзья и единомышленники… А сегодня обложили со всех сторон. И добивают информационно. Пока...

 

28 августа. 1.10.  Оборвались еще два лифта. Один подъемник произвольно путешествует между этажами вверх-вниз. В штабе пожаротушения предполагают, что в нем могут находиться люди.

Длительное время на связь не выходит группа пожарных во главе с заместителем начальника УГПС Северо-Восточного округа полковником Владимиром Арсюковым.

2.00. «Высокопоставленный эксперт противопожарной службы РФ» заявляет, что «сухие силовые кабели» – а их внутри башни несколько тысяч – горят «как бикфордовы шнуры». И что «температура горения около 1500 градусов».

2.30. Нижняя отметка пожара опускается на рекордно низкую высоту 120 метров. На месте ЧП работает 240 пожарных.

3.30. К телебашне доставлена специальная аппаратура, которая может фиксировать отклонение строения от вертикальной оси.

4.30. Пожарным удалось приостановить распространение огня ниже 167-метровой отметки.

7.00. Полностью перекрыто движение всех видов транспорта по улицам  Королева, 1-й Останкинской, Новомосковской, Аргуновской, Ботанической и Дубовой рощи…

Несмотря на ранний час и транспортные проблемы, уже собралось великое множество любопытствующих москвичей. Подойти поближе к башне, как вчера, никому не удается… Все оцеплено плотным милицейским кордоном.

Но и издалека прекрасно видна горящая, дымящая, обуглившаяся теледылда. Анастасия Алексеевна и Виктор Дмитриевич услышали немало народных версий о причинах пожара.

– Когда-то здесь располагалось кладбище… самоубийц. И кто, интересно, додумался ее построить именно на этом проклятом месте?! – недоумевает интеллигентная, средних лет женщина.

– Кто-кто!.. Говорят – тогдашний начальник Гостелерадио. Он жил тут, в Останкино… Ну, чтобы от дома до работы было недалеко, – тонким голоском излагает услышанное старушенция в платке.

– Ты не права, подруга… Не того он уровня, – хрипит ее ровесница в панаме. – По слухам, сам Никита Хрущев положил на стол карту. Ткнул толстым пальцем как раз сюда… И  все дела.

– Вы, девочки, как всегда, ерунду мелете… Хорошо ребята сработали! – гордо басит пожилой кряжистый мужчина с внешностью профессионального диверсанта. Правда, не уточняет, кого имеет в виду…

8.05. Пожарные отброшены на отметку 90 метров.

9.00. Официально сообщается, что от высокой температуры лопнуло 50 из  150 тросов, удерживающих башню.

10.00. Прокуратура Москвы возбудила уголовное дело в связи с пожаром на Останкинской башне по статье 168 УК РФ: «Уничтожение или повреждение имущества по неосторожности»…

Любопытствующих все прибавляется и прибавляется. У многих в руках свежие газеты. Они пестрят не внушающими оптимизма, но правдивыми заголовками: «Символ абсолютного зла», «Пожар в поднебесье», «Обугленные экраны», «Без наркоиглы», «Башня сгорела со стыда».

– Именно  «со стыда»… С чего же еще, – соглашается  мужчина, похожий на бывшего советского партийного лидера нижнего звена. – Когда батон стоил 15 копеек, а колбаса – 2,90, она транслировала в основном нормальные, человеческие передачи…  Сейчас чего? Стыдобища сплошная. Хочешь не хочешь, а устроишь самосожжение.

– Я тоже уверена, что башня вспыхнула не случайно… Она горит сейчас как поминальная свеча. Заставляет нас вспомнить тех, кто безвинно погиб здесь в 93-м, – шепчет высокая женщина. И вытирает платком бегущие по щекам слезы.

– Вовсе не устаревшая система противопожарной безопасности, как уверяют специалисты, виновата, – высказывает свою версию абсолютно лысый старик. – А воля людей, осатаневших от демократо-еврейского теледурдома, привела к короткому замыканию в Останкино.

– Нет худа без добра!.. Наконец-то свершилось!  – победно кричит парень в медицинском халате. – Наркотическая игла выдернута из тела русского народа!

– А я бы назвал ее жалом сатанинским, – предлагает круглолицый мужичок в кепке, как у Лужкова-пчеловода.

– Тоже правильно, – соглашается парень-медик.

Они пожимают друг другу руки. Знакомятся. И, отойдя в сторону, начинают что-то живо обсуждать…

11.00. На 50-метровой высоте готовится пенная атака. Пожарные предлагают залить горящие фидеры (передающие кабели) специальным составом.

Наряд «скорой помощи» отправляет в больницу 53-летнюю Валентину Мишайкину, мать без вести пропавшей лифтерши Светланы Лосевой.

11.30. Владимир Путин на заседании правительства заявляет, что «ЧП на Останкинской телебашне наглядно показывает, в каком состоянии находятся жизненно важные сферы и объекты, в каком состоянии находится страна»…

– До чего же тяжело Владимиру Владимировичу, – сокрушается стройная барышня с печальным лицом. – Можно ли вообще навести порядок в нынешнем бардаке и развале?

– Думаю,  справится, – успокаивает ее аккуратная старушка с собачкой на руках. – Он же молодой. Энергичный. Спортивный. Непьющий, слава Богу… К тому же – бывший офицер КГБ. А люди там в основном, знаю это по умершему мужу и его друзьям, – надежные. Умные. Болеющие за свою страну.

– Так-то оно, может, и так, – включается в разговор пожилой мужчина в темных очках. – Но меня настораживает вот что… В Питере Путин работал под началом Собчака. А я лично этого пустобреха-златоуста не только слышать, но и видеть не могу без отвращения…

– И я, честно говоря, тоже, – соглашается печальная барышня.

– Потом прижился он в московской  «семье» Ельцина… А в ней персонажи, сами знаете, тоже паскудные. Один крысообразный Березовский чего стоит… Так вот. За какие, спрашивается, «заслуги» Путин оказался среди них? Тем более не за просто же так они сделали его президентом.

– Почти не сомневаюсь: Владимир Владимирович по заданию русской сверхсекретной организации выполняет особо важную миссию, – заговорчески шепчет аккуратная старушка с собачкой на руках. – Его задача – внедриться в насквозь прожидовленную «семью» Ельцина. И разогнать ее… к чертовой матери.

– Да вы что?!.. Хоть бы ему это удалось! – нарушая конспирацию, вскрикивает стройная  барышня. И ее печальное лицо освещает… счастливая улыбка.

– И чем быстрее, тем лучше!.. Пока меня еще не отвезли на кладбище, – волнуется пожилой мужчина.

 Он снимает темные очки. Нервно протирает носовым платком запотевшие стекла и вспотевший лоб...

11.40. Специалисты «Спецжелезобетонстроя» предлагают для сохранения башни демонтировать верхнюю, 100-метровую металлическую часть, чтобы она не раскачивала бетонную конструкцию. Половина тросов башни оборвана.

12.00. «Высокопоставленный офицер пожарной охраны» высказывает мнение, что построенная 33 года назад башня уже в начале 90-х исчерпала свой ресурс. И что она была «на 30 %  перегружена техникой. Но утверждать это однозначно нельзя».

12.10. Мэр Москвы Юрий Лужков объявляет, что до ликвидации пожара остались считанные часы. Состояние башни, по его словам, вызывает тревогу.

Министр печати Михаил Лесин полагает, что мэр Москвы «не разобрался в ситуации», заявляя о том, что башня «вероятно, восстанавливаться не будет».

Видимо, предчувствуя негативный эффект от публичных дискуссий, министр внутренних дел выступает с заявлением о том, что вся официальная информация о ее состоянии будет поступать только через МВД РФ…

И без «официальной информации» любопытствующим абсолютно ясно и прекрасно видно, что происходит в Останкино… Телебашня раскачивается все больше и больше.

Кажется, до катастрофы остается всего ничего. Она вот-вот обрушится с оглушительным грохотом и всепроникающей пылью. Превратится в бесформенное нагромождение из металла и бетона.

– Ну, воздушная синагогушка на чертовой ножке! Чего тянешь?!.. Все равно рано или поздно рухнешь ты на землю русскую! И… разобьешься вдребезги! – громоподобно предрекает высоченный голубоглазый юноша богатырского телосложения.

– Скорей бы уж… Осточертела она донельзя. Опротивела, простите за выражение, до блевотины, – тихонько жалуется маленький опрятный старикан в огромной шляпе. И сам же себя задумчиво спрашивает: – Когда, однако, случается громкое ЧП, следует, как известно, подумать о трех вещах… Во-первых, кому это выгодно? Во-вторых, кто его организовал? И наконец, а может, оно организовалось само собой?

– Замыкание, дедушка, так замыкание… О нем ведь уже официально объявлено, – усмехается красивая девушка с осиной талией и огромными зелеными глазами. – С другой стороны, как утверждает всезнающая телевизионная мисс Марпл, когда «жертву ненавидели… многие, убийцу найти практически… невозможно»

– Логично… Значит, если завтра абсолютно «внезапно» и совершенно «случайно» задымятся «почта, телеграф, телефон», удивляться не стоит?! – ухмыльнулся опрятный старикан.

Он почтительно снял шляпу. Склонил голову. И… поцеловал руку красавице.

– Конечно,  дедуля, не стоит, – поддерживает подружку юноша-богатырь. – На все, как говорится, воля Божья. И, само собой, желание народа русского…

12.17. Обстановка стабилизировалась. Задымление уменьшилось.

12.32. Пожар локализован.

14.00. На высоте 247 метров пожарные снова обнаружили задымление. На участке от 325 до 454 метров пожар продолжается. На 60, 90 и 130 метрах – отдельные очаги возгорания.

14.50. В лифте Останкинской башни на высоте 183 метра пожарные якобы обнаружили четырех «потерявшихся» ранее человек. Однако в оперативном штабе пожаротушения эту информацию не подтвердили.

15.20. Стало известно, что на отметке 200 метров от отравления дымом пострадали двое пожарных. Им оказана медицинская помощь.

16.45. Двое пожарных получили тепловой удар. И в бессознательном состоянии отправлены в больницу.

17.40. Пожар полностью ликвидирован.

17.53. В кабине лифта, рухнувшего вниз и придавленного сверху сорвавшимся противовесом,  обнаружены тела трех человек...

Лифтерше Светлане Лосевой было 24 года. Она сама вызвалась помочь пожарным и спасателям. Понимая, что времени в обрез. А управление скоростным лифтом в считанные минуты не освоишь.

Александр Шипилин много лет проработал на башне. Слесарь-ремонтник цеха теплотехники и кондиционирования воздуха.

Полковник Владимир Арсюков 30 лет прослужил в пожарной службе столицы. Его последние слова, переданные по рации, были: «Душит дым!»…

Вечная им память!.. Как и всем тем, кто погиб в Останкино в смутные времена!..

 

В отличие от москвичей и обитателей ближайшего Подмосковья, вся остальная Россия узнала о случившемся с помощью того же… телевизора. Потому как она обеспечивается телевещанием через  спутниковую и радиорелейную связь.

А вот в Москве и ее окрестностях на несколько благословенных дней экраны отключились. Почернели. Заткнулись… В квартирах и домах стало неожиданно спокойно и тихо.

Кто-то, правда, пропустил очередные серии телемыла. Кто-то не узнал «Итоги». Кто-то остался без «Дорожного патруля». Кто-то так и не рассмотрел в деталях «Катастрофы недели».

 И все же… Подавляющее большинство еще окончательно не спятивших людей почувствовали в происходящем что-то очень важное.

Ощутили духовное и физическое облегчение. Словно из головы, пусть даже на время,  вырвали ядовитые и жалящие электроды.

Кто-то успокоился и взялся за недочитанную еще несколько лет назад книгу. Кто-то позвонил и помирился наконец-то с давним верным другом.

Кто-то отправился на выставку. Кто-то в гости. Кто-то пораньше лег спать и решил вместе с женой «настругать ребеночка».

Люди постепенно отходили от наркотической телезависимости… С трудом, но все же вспоминали, кто они по национальности и откуда. Как их самих зовут. Где живут или уже похоронены родители.

Как говорится,  не было бы счастья, да несчастье помогло… Впрочем, такой разворот событий явно не устраивал лишь узко-трусливую, но горласто-элитную прослойку московского и подмосковного общества.

Сдрейфили и впали в панику владельцы заводов. Пароходов. Банков. Всяческих компаний и магазинов. Складов-сундуков, забитых золотыми кирпичами.

Жалобно загундосила демократическая свора политологов и депутатов. Истошно заверещала еще давно купленная на корню журналистская стая.

Завыли нечеловеческими сатанинскими голосами активисты Еврейского конгресса. Как, само собой,  и лидеры   прочих бесчисленных организаций, объединений «избранного народа» в России.

Еще бы. Ведь дотла сгорело их главное оружие – электронная пушка для одурачивания-расстрела безоружных людей… Да и пустят ли их после ремонта обратно на башню? Или нет?

Если «нет», то русская народная метла оперативно и навеки очистит всю Россию от Берингова пролива до Балтики от всего этого ворья. Проходимцев. Лицемеров. Демагогов… Наших лютых врагов, короче.

Если «да», то – это просто катастрофа и безнадега. Поскольку тогда в обозримом будущем ничего не изменится в лучшую сторону…

Спустя всего несколько дней, в начале сентября, «Останкино» возобновило передачи… Власть предержащие, но ума не имеющие, вякнули «да». И весь антирусский рой тут же вернулся и опять облепил башню сверху донизу.

И снова беспрерывно зазвучало, что самый великий композитор в России – Альфредушка Шнитке. А Иося Бродский – самый великий поэт. А Боренька Пастернак – самый великий писатель…

А Анатоль Чубайс – самый великий электрик. А Егорушка Гайдар – самый великий экономист. А Санечка Смоленский – самый великий банкир…

А Иоська Кобзон – самый великий певец. А Ларка Долина – самая великая певица. А Санька Розенбаум – самый великий бард…

А Юран Лужков – самый великий градоначальник. А Вован Ресин – самый великий градостроитель…

А Маркуша Захаров – самый великий режиссер. А Зяма Гердт – самый великий актер. А Мишуня Жванецкий – самый великий смехач…

И т.д. и т.п. Круглосуточно. Без конца и без начала. Поскольку их список «самых великих» и просто «великих» исчисляется десятками. Сотнями. Тысячами.

Снова на полную катушку  запустили телемашину ОРТ Березовского и НТВ Гусинского. Они за бюджетные, заметим, деньги превзошли, пожалуй, самих себя в праведном демократическом гневе против Путина.

Кстати. Эти два проворных иудея еще в 90-х ухитрились не только почти на халяву приватизировать увесистые куски государственного пирога. Заодно, чуть позже, они создали свои собственные средства массовой информации.

И с их помощью стали размахивать пропагандистской дубиной. Пробивать выгодные им и их однокровникам грабительские проекты. Шантажировать и запугивать всех кого ни попадя, использую любой подходящий и неподходящий повод.

На сей раз – гибель «Курска»…  Так вот. Восстановление телевещания с Останкинской башни ознаменовалось беспрецедентной атакой лично на Путина. На начальство Военно-морского флота. На Вооруженные силы страны в целом.

Аналитические программы Доренко (ОРТ-Березовский)  и Кисилева (НТВ-Гусинский)  усердно «полоскали» их, не стесняясь в выражениях. Брызгая слюной и делая страшные глаза, уверяли окончательно запутавшихся зрителей, что все они заслуживают незамедлительного смещения со своих постов любыми средствами.

Глебушка Павловский со своей компашкой, естественно, находился на другой стороне пропагандистской баррикады. Он, вестимо, добросовестно защищал своего шефа. И одновременно стращал, как мог, друзей-единокровников, ставших на данном этапе его временными пропагандистскими  недругами…

– Что творят-то самые шустрые представители «избранного народа»?! – спросила-воскликнула Анастасия Алексеевна. – Одни президента безмерно прославляют… Другие – просто с дерьмом смешивают.

– Точно так же они обращались и с Ельциным… Теперь – с Путиным, – невесело усмехнулся Виктор Дмитриевич. – Для еврейской стаи – это традиционная, апробированная веками тактика.

– Что ты, Витя, имеешь в виду?

– Того, от кого зависит их безопасность и процветание, они обкладывают, как загнанного волка, красными флажками… Мол, знай наших. Он нас никуда не уйдешь. От нас нигде не скроешься… Мы вокруг. Мы везде. Мы, как липкая нервущаяся паутина, окутали всех и все…

– Да-а-а… Это так, – вздохнула Анастасия Алексеевна.

– Без нашей помощи, сам знаешь, Владимир Владимирович, не стал бы ты президентом. Мы тебя и дальше будем поддерживать… Только имей в виду. Не вздумай ущемлять наши интересы… Мы этого никогда и никому на прощали. И прощать не собираемся… Вот так (или примерно так) стращали евреи президента, – выдвинул свою версию Виктор Дмитриевич.

– Мне кажется, они уже довели Путина до кипения… Неужели он не может убрать Березовского и Гусинского?

– Может… Что, судя по всему, и сделает в ближайшее время, – предположил Виктор Дмитриевич. – Но, к сожалению, ничего ведь принципиально не изменится… Ровным счетом – ни-че-го!

– Почему так? – окончательно расстроилась Анастасия Алексеевна.

–  Да потому, что еврейство –  это опухоль. Злокачественная. Смертельно опасная. С бесчисленными метастазами… Ее бесполезно удалять по частям…

– Ты имеешь в виду Березовского и Гусинского?

– Конечно… Предположим, их засадят в тюрьму. Или вытолкают за границу. Ну и что?.. Да ничего. Освободившиеся места тут же займут их единокровники-единомышленники.

– Ты хочешь сказать, что из России  надо гнать  евреев. Абсолютно всех. Поголовно… Так?

– Ясное дело…  Злокачественную опухоль можно удалять только полностью. До мельчайшей клеточки…  Других вариантов просто не существует. Как  в медицине, так  и в наведении порядка в собственной стране.

– Витя, но  среди евреев есть и замечательные люди. И – редкая мразь… Хорошие. Средние. Плохие… Как в любом другом народе.

– Его не надо делить, Настя, на кого бы то ни было. Он – един, со своими минусами и плюсами… Далеко ведь не случайно за каждым народом исторически закрепились некоторые наиболее характерные черты…

– За русскими – добродушие. Излишняя доверчивость… Желание помогать другим. Но не себе самим в первую очередь, – перебила супруга Анастасия Алексеевна.

– А за евреями – уникальное скупердяйство. Безмерная жажда наживы… И, пожалуй, самое паскудное – полное отсутствие чувства меры. Абсолютно везде и во всем, – добавил Виктор Дмитриевич.

– Действительно… Тут уж иудеи вне конкуренции, – печально усмехнулась его супруга.

– В какой бы стране, среди какого коренного народа евреи ни оказывались, к новым условиями жизни они приспосабливались традиционными, проверенными веками способами. Лестью. Обманом. Подкупом… И вгрызались, как клещи-кровососы,  в тех, от кого мог быть им гешефт.

– То-то и оно… Дальше – больше. Без стыда. Без совести… Без, как ты очень верно заметил,  меры, – согласилась Анастасия Алексеевна.

– Главное – деньги. Очень много звенящих монет или хрустящих бумажек... Они помогали всегда (и теперь) проскользнуть. Прошмыгнуть. Просочиться во все новые государственные структуры. Вплотную приблизиться к власть предержащим… Почувствовать себя уже не временными гостями, а постоянными хозяевами-нелегалами  в чужой стране. 

– Витя, все же рано или поздно их гнали взашей. В истории таких примеров немало… Евреи, впрочем, перебирались еще куда-нибудь. И все начиналось сначала… Но ведь у них никогда не было своей родины?

– Теперь есть! Ну и что?!.. Она, как оказалось, им и не очень-то нужна! – вскипел Виктор Дмитриевич. –  В Израиле прозябает меньшинство… А большинство «избранного народа» по-прежнему живет. Делает деньги.  И по сути правит насквозь прожидовленной Америкой…

– И нами, – перебила мужа Анастасия Алексеевна.

– Правильно! И нами тоже.  Насквозь ныне продемократизированной Россией… «Останкино» не случайно круглосуточно демонстрирует на экранах самодовольные морды иудеев. От олигарха до лицедея. Чего им, спрашивается, грустить?!.. Им в чужой стране – хорошо! Русским на своей Родине – плохо!.. И становится все хуже и хуже «с помощью» в том числе проклятой Останкинской башни.

– Кстати, Витя… Помнишь, как ее обозвал похожий на Лужкова-пчеловода мужичок в кепке?

– Еще бы… Точнее не скажешь… Жало сатанинское!..

           

 

ЛЕТНЯЯ МЕТЕЛЬ

Лето 04-го

 

– Я их всех под корень!.. Дайте мне топор! – неизвестно к кому оглушительно обратился с просьбой пьяненький москвич.

Для устойчивости он прислонился спиной к двери. С лютой ненавистью осмотрел весь побелевший двор. Платком протер слезящиеся глаза. И начал… материться. Громко и многоэтажно. Неистово и долго.

– Дайте мне топор… Я их всех под корень, – на сей раз еле слышно  прохрипел мужчина уже подсевшим голосом.

– Чего это ты, интересно, срубить-то собрался? – спросила любопытная старушка из соседнего подъезда, проходившая  мимо.

– Тополя… Все до единого… Будь они прокляты… Никакого житья от  них нету.

– Топориком-то ты с ними никак не совладаешь, – сочувственно вздохнула старушка. – Знаешь, сколько их в Москве расплодилось?

– Ну? – просипел потенциальный дровосек.

– С ними никто справиться не сможет. Их целое несметное полчище… Не меньше полумиллиона штук.

Пьяненький москвич аж присел от умопомрачительной цифири. И собственного бессилия. Из его красных глаз ручьями потекли безысходные слезы…

 

Постепенно вся «полезная площадь» его однушки оказалась под толстым белым ковром. Наступила пора тополиного пуха. Ежегодная и, похоже, неизбежная.

Пульсирующие шары перекатывались по коридору. Снежинки устроили традиционные «лежбища» под окном и шкафом. Набились под диван и кресло.

Подметать веником пронырливый пух бессмысленно и бесполезно.  Зимней вьюгой будет разлетаться по всей квартире.

Он боится лишь влажной уборки. Можно собрать его мокрой тряпкой… Но сил-то ни на что нет. И желания – тоже.

Да и вообще жить одинокому старику давно уже не хотелось… Какой, спрашивается, в ней смысл, если ты никому не нужен.

Если нынешние времена тебе до чертиков опротивели и непонятны. Просто не укладываются в твоем сознании.

Хочешь прозябать и дальше – прозябай. Дело твое, хозяйское.  Не хочешь – уходи из опостылевшей жизни своими собственными средствами…

Старик, вздымая шаркающими ногами пушистые облака, прошел по комнате. Плотно закрыл дверь в прихожую и окно. Уселся в кресло.

– Пусть земля будет мне пухом, – с надеждой прошептал он. И бросил зажженную спичку под шторы…

Три дня спустя, когда хоронили старика, все кладбище было белым-бело. Только свежий могильный холмик зажелтел песочным цветом.

Впрочем, к ночи и он прикрылся белоснежным пуховым покрывалом…

 

В июне на столицу обрушивается традиционная напасть – тополиный пух. Равнодушных к сему  событию не наблюдается.

У одних обостряются всяческие недуги. У других просто окончательно расшатываются нервишки.

Ведь щекочущие белые мухи без стеснения пробираются под одежду. Нагло лезут под веки и портят глазные линзы. Бесцеремонно забиваются в нос и уши. По-хамски липнут к губам.

Посему несколько недель кряду москвичи на улице неистово отплевываются. Трут глаза. А добравшись наконец до работы или дома, прилежно вычесывают пух из волос, бровей, усов.

Многих начинает терзать аллергия. Жалобы  пациентов в больницах, как правило, одни и те же… Впрочем, аллергиков-страдальцев легко опознать и не будучи медиком.

Одни оглашают Москву повальным чихом. Другие беспрестанно кашляют. Третьи только и сморкаются опухшими носами. Четвертые тяжело и надрывно дышат. Пятые смотрят на окружающий мир исключительно красными слезящимися глазами.

Это благословенное время для московских аптек. Они с энтузиазмом в огромных количествах распродают  десятки отечественных и зарубежных антиаллергенных препаратов.

К специалистам на прием записываются, вдрызг переругавшись друг с другом в очередях, аллергики всех мастей. Никто не сомневается, что их общий, главный и подлый враг – тополиный пух…

 

– Аллергию он вызывать не может. Что вам подтвердят все, как один, аллергологи России… Ну, не может. И все тут, – устало убеждала врач очередного пациента.

– Почему это? – недоверчиво спросил интеллигент гуманитарного розлива. И смачно… чихнул.

– Да потому, что поллиноз – реакция на пыльцу. А тополиный пух является семенем… Понимаете?

– Не совсем… Я в этом деле – полный «чайник», – виновато насупился пациент-гуманитарий. И… чихнул два раза подряд.

– Сейчас усиленно цветут злаковые травы. Они-то и являются аллергенами… А тополиный пух  всего-навсего – разносчик их пыльцы.

– Надо же!.. Что природа вытворяет, – искренне удивился интеллигентный пациент. И в очередной раз громко… чихнул.

– Кстати… Если взглянуть на пушинку под микроскопом, вся она прямо-таки облеплена этой самой пыльцой, – с ученым видом заявила врач-аллерголог.

– Что творится-то!… Вы на многое мне открыли глаза. Спасибо, доктор, огромное.

Интеллигентный гуманитарный пациент благодарно склонил голову. Взял рецепт. Встал. И, содрогаясь от чиха, пошел вон из кабинета. В аптеку…

 

«Антипуховая» программа обсуждалась, по традиции, горячо. Страстно. Долго. И, как обычно,.. безрезультатно.

– Белыми метелями мы обязаны 50-м годам прошлого века, – ударилась в исторический экскурс деловая женщина из правительства Москвы. – Нужно было срочно озеленить столицу. И то ли в спешке, то ли по незнанию засадили ее в основном бальзамическими тополями-«девочками»… Через пару-тройку лет они и начали устраивать ежегодное пуховое нашествие.

– Бороться  с ним – все равно, что бороться с ветром, – печально изрек высокопоставленный пожарник. – Тополя – наш главный враг.

– Вы, как всегда, глубоко заблуждаетесь! – возмутилась интеллигентная дама из Российской академии наук. – Во-первых, именно тополь наиболее эффективно удерживает в себе металлосодержащую пыль… Во-вторых, ему нет равных по количеству производимого в процессе фотосинтеза кислорода… В-третьих, по степени увлажнения воздуха он тоже оказывается на первом месте. И превосходит ту же ель в… десять раз.

– Мы продолжаем делать «глубокую омолаживающую обрезку» тополям-«девочкам», – доложил оперативную обстановку ветеран-озеленитель. – Но ведь никто точно не знает, сколько их в Москве… Поскольку денег на всеобщую инвентаризацию деревьев не хватает.

  – Значит, в загашнике городских властей на летний сезон остается лишь одно эффективное оружие – струя воды, – с гордостью сказал пожарник. – Будем по-прежнему его применять в так называемых зонах «повышенного пожароопасного состояния»… Вокруг автозаправок, гаражей и т.д. и т.п.

– Надо бы дать соответствующее указание и ДЕЗам, – посоветовал озеленитель. – Ведь если прикажут дворнику поливать двор – будет… Не прикажут – плевать ему на летний снег с высокого минарета.

– Правильно!.. Но с тополями все-таки надо кончать! – не унимался высокопоставленный пожарник. – А на их месте посадить дубы, березы. Еще чего-нибудь.

– Если, не дай Бог, принять вашу бредовую идею, то Москва станет лысой и еще более загазованной, – снова возмутилась интеллигентная академическая дама. – Другое дело, бальзамический тополь надо постепенно менять на «непыльные» – пирамидальный и серебристый.

– Так что на данном этапе будем надеяться на воду пожарников. На энтузиазм дворников. И на постепенную капитуляцию послевоенных тополей… Ну и на проливные дожди, конечно. Грязная слизь  под ногами все же лучше, чем пух повсюду, – подытожила традиционно-бестолковую дискуссию деловая правительственная женщина…

 

В огромном дупле послышалось какое-то шуршание. Вскоре из него выбрался на белый свет средних лет мужчина. Отряхнулся от всякого мусора.

– Здесь на работу уйдет дня три… Не меньше, – со знанием дела изрек инженер-лесопатолог.

Действительно. Дело это, как оказалось, долгое. Хлопотное. Муторное. И многосложное.

Для начала дупло дрелью и стамеской с молотком надо усердно очистить от поврежденной ткани. Затем добросовестно обработать фунгицидами – древесными антисептиками.

Только после того как все профилактические действия выполнены, можно приступать к процессу заделывания дупла.  К его, образно выражаясь, пломбировке.

Тут подходит резиновая крошка, кремнийорганическая смола, разные виды цементов. «Лесные медики», однако, больше всего любят пользоваться обычной монтажной пеной.

Дешево и сердито. Быстро. А главное – надежно. Она, в отличие от прочих материалов, не трескается. И влагу не пропускает.

Но и это еще не все… Чтобы пломба сразу не бросалась в глаза и не портила внешние данные дерева, ее непременно декорируют.

В дело идет, в зависимости от размера дупла, то обыкновенная коричневая краска. То природные материалы – старая кора, валяющаяся неподалеку. В особых случаях – специальные силиконовые нашлепки.

Ювелирная работа. Ничего не скажешь… Не случайно ведь некоторые знакомые инженера-лесопатолога величают его «лесным стоматологом».

Правда, подавляющее большинство – просто «проктологом». Такой уж у нас, прости Господи, весьма оригинальный ассоциативный ряд…

Как бы там ни было, лесопатолог и его коллеги занимаются, ясное дело, не только дуплами. (Не зря по пять лет в институтах учились). Они, как терапевты, специалисты широкого профиля.

И со всевозможными насекомыми, если надо, разберутся.  На садовых участках после их визитов даже комары до конца лета бесследно исчезают.

Они и крону любого непутевого, лохматого дерева, как  опытные парикмахеры,  приведут в божеский вид. Любо-дорого смотреть.

Особо не церемонятся «лесные врачеватели» лишь с тополями-«девочками». И делают им капитальное… обрезание.

Каждой весной в Москве можно видеть их нещадно ампутированные стволы. Дабы «пылили» меньше. Впрочем, особого толку от подобных операций все равно нету…

Степаныч выпил полстакана водки. Удовлетворенно крякнул. И закусил крабовой палочкой.

Отлепил от губы промокшую пушинку. С неприязнью рассмотрел ее. И заявил печальным голосом:

– Все неприятности в природе и жизни – от баб… И ничего уж тут, видно, не поделаешь. Судьба, мать ее за ногу!

– К чему это ты о них заговорил? – поинтересовался Коляныч.

Он изловчился наконец-то  пальцем выловить все пушинки из стакана. Залудил свою дозу. И довольно хмыкнул.

Закусил свежим огурцом. И вопросительно уставился на всезнающего дворового товарища.

– Тополя-«мужики» ведут себя благопристойно. От них только польза – тени много, к примеру… А пух – это дамские штучки, – сказал Степаныч.

– Так  всех «бабцов» надо выкорчевать навсегда! – вскипел Коляныч. – Из-за них сколько столичных алкашей словили белую горячку, узрев… «снег» в июне.

От возмущения он крепко врезал кулаком по столу. И с него испуганно взметнулась…  стайка пуха.

– Не все так просто, – вздохнул Степаныч. – Я тут вычитал, что в Москве из-за катастрофической экологической обстановки наступает полная природная неразбериха. И на некоторых  ветках тополей-«мужиков» стали появляться… бабские сережки.

– Вот те на, – окончательно расстроился Коляныч. И нервно разлил оставшуюся водку по стаканам.

Стародавние товарищи допили для  успокоения. Закусили. И потихонечку побрели к ближайшему киоску за добавкой…

Уже смеркалось, когда поблизости объявилась жена Коляныча… Она уперла руки в толстые бока. И зычно заорала на законного супруга:

– Ах, ты, алкаш поганый!.. Не пущу тебя сегодня домой, олух старый!.. Ночуй, где хочешь, козел почти лысый!

И ушла, вздрагивая безразмерной задницей. Вздымая с дорожки ногами-тумбами пушистые облака…

 Пили товарищи неторопливо. С удовольствием… Когда все кончилось, а денег на добавку не осталось, расстроенный Степаныч шатающейся  походкой отправился домой. Спать.

А смертельно обиженный подругой жизни Коляныч решил в знак протеста переночевать на улице. Благо тепло. И дождя не намечалось.

Устроился он на газоне, под кустом. Там организовалась огромная пуховая  постель. Ему было мягко и уютно. Отвергнутый  супруг мгновенно и сладко заснул…

Рано утром кто-то – то ли случайно, то ли нарочно – бросил зажженную спичку… Пух  вспыхнул. И здорово обжег спящего Коляныча.

Нет. Не до смерти, слава Богу. Но все же пришлось отправить его на «скорой» в больницу. О чем лишь к обеду узнала супруга…

Она стремительно ворвалась в палату. И… остолбенела. На нее с укором смотрел пострадавший муж.

Его редкие волосики на голове все обгорели. А еще вчера густые седые брови «похудели» и почернели.

– Колюшка милый, гадюка я подколодная! – истошно запричитала жена. И из ее глаз потекли змеиные слезы. – Коленька  родной,  прости ты меня, дуру безмозглую!

Простит он ее?.. Какие, вестимо, могут быть сомнения?

Русские мужики – это существа в подавляющем большинстве незлопамятные. Отходчивые. Добродушные. Мягкие, как тополиный пух…

 

Пьяненький москвич  все же оторвался от двери подъезда. Усилием  воли заставил себя передислоцироваться. И давно сидит на скамейке.

Он уже весь побелел. Посему очень похож на снеговика с носом-морковкой и красными слезящимися глазами.

Во дворе белым-бело. Пух прикрыл плотной «ватой» асфальт. Песочницы  да и всю детскую площадку. Зеленую траву на газонах.

Настоящая зима. Только не холодно… А наоборот – душно  и жарко.

Молодые тополя-«девочки» украсились изящными пуховыми сосульками. А березки, случайно оказавшиеся  в их компании, совершенно поседели. Словно покрылись инеем.

Два старых тополя-«бабушки» стоят почти без листьев. Зато все в пуху. Это с ними случается, как утверждают знатоки, перед кончиной.

– Когда уж вы окочуритесь в конце-то концов… Года три всем мозги пудрите, – злобно цедит снеговик.

Дворовая ребятня занята любимой детской забавой – спичкой в «сугроб»… Летние снежинки вспыхивают, как порох. И тихонько трещат.

Огонек задорно бежит в разные стороны, оставляя на белом фоне темные пятна… Впрочем, на глазах они снова светлеют.

– Доиграетесь… На днях  десятка два гаражей и машин дотла сгорели на Хорошевке, – гундосит со скамейки  мужчина.

Неподалеку от него друг за другом ходят по кругу  пара голубей. Их малиновые лапки утопают в пуховой перине.

Голубка то прибавит шагу. То остановится. И своими влажными бусинками зазывно уставится через плечо на ухажера.

– У всех вас одно на уме, – вздыхает снеговик с красными, слезящимися глазами.

Шустрые воробьи ныряют с головой в пуховые озерца. С удовольствием купаются.

К ним осторожно приближается черная кошка. Она утопает по самые усы в белоснежном газоне.

За ней стремительно и безмолвно несется колли. Он одет в красивую, пышную, огненно-красную шубу.

– В-о-о-т… Все друг друга только и мечтают сожрать… Что в природе. Что в нынешней жизни.

Голуби с паническим воркованием разбегаются в разные стороны… Воробьи с оглашенным чириканием вспархивают  в воздух.

Кошка мгновенно взбирается на тополь. И оттуда на весь двор оглушительно, как из аварийной сирены, зазвучало злобное мяукание…   Пес заливается победным лаем.

Скоро все замолкают. Успокаиваются. И разлетаются-расходятся по своим делам.

Тишина и покой… На фоне голубого неба тополиные снежинки степенно и торжественно парят. Неторопливо опускаются на бренную землю.

– Красота-то какая, – добреет пьяненький москвич-снеговик с носом-морковкой  и красными слезящимися глазами.

Неожиданный порыв ветра все меняет… Пух взял волю. Неистово завертелся. Закружился.

За несколько метров уже ничего не видно. Началась настоящая летняя метель.

 

 

 

Tags: 
Project: 
Год выпуска: 
2012
Выпуск: 
2