Александра АНИСИМОВА. Поимские легенды. Предисловие к публикации Юрия ЦИНГОВАТОВА.

Что за прелесть эти сказки!

     Александра Петровна Анисимова - журналист, прозаик, поэт, собиратель фольклора, член СП СССР родилась 2 сентября 1891 г. в Казанской губернии в семье сельских интеллигентов. Они смогли дать дочери не только классическое гимназическое образование, но и привили ей любовь  к образному народному слову.

     Анисимова успела попробовать свои силы на учительском поприще и в библиотечном деле, но свое призвание нашла в журналистике, в ульяновской газете «Пролетарский путь». В середине тридцатых годов перебралась в Пензу, а в 1938 г. в Поим, где прожила до 1952 г., Здесь из районного репортера выросла в известную писательницу, поэтессу, фольклориста, сказочницу, произведения которой читали во многих уголках России и за ее пределами.

     На ее творчество, несомненно, оказало влияние природное и историческое очарование этих мест, сама здешняя атмосфера.  Ведь недалеко от Поима раскинулось лермонтовское имение Тарханы. Здесь «с отрадой многим незнакомой» поэт до полночи готов был наблюдать народную жизнь и смотреть:  «На пляску с гиканьем и свистом / Под говор пьяных мужичков» …В соседнем Чембаре (ныне Белинский) прошли юные годы неистового Виссариона Белинского, Чуть дальше, на берегу реки Вороны стояли ветхие домики деревеньки Чернышево, принадлежавшей Чернышевским.

     Сам Поим с давних пор славился своими ремеслами и мастеровыми – занимавшимися кожевенным промыслом, производством валяной и кожаной обуви, каната, кошмы, веревки, бочек и кадушек, поставлявшими товар на крупнейшие российские ярмарки. Здесь жили староверы, основавшие оплот раскольников в Поволжье. Они были грамотные, хранили в семьях старинные рукописные книги, славились своим трудолюбием, честностью, верностью данному слову. Из их рядов вышли многие успешные российские предприниматели-основатели известных купеческих династий.

     Среди русских сел здесь были мордовские и татарские. На этом перекрестке традиций, вер и обрядов рождался и своеобразный фольклор. Его богатство и самобытность отразились в “говорящей” топонимике края: Горелый Гай, Волчий Враг, Самодуриха, Лягушиха, Милорайка, Загибалиха и т.д.

            Поим известен был и своими “забавами”: кулачными боями и стравливанием собак. В базарные дни подвыпившие поимцы вызывали друг друга “по любви” подраться на кулачки. А в святки, на крещенье, на Новый год, и особенно на масляной неделе, на базарной площади происходили кулачные бои “стенка на стенку”. Кулачные бойцы в кровь разбивали друг другу лица, наколачивали бока, наносили увечья. После боев немало было работы и заработка у местных знахарей и костоправов. Любители травли собак были в основном купцы-кожевники, державшие злых и сильных цепных псов. Стравливание обычно устраивали на выезде из села или на речке, на первом льду.

     Жемчужиной творчества Анисимовой стали ее сказки. Многие из них – предания глубокой старины, где звучат и русские, и мордовские, и татарские напевы она записала буквально из уст их последних исполнителей, сохранив для грядущих поколений

     Поимский период работы Анисимовой - это 26 книг разнообразных жанров: песни, стихи, сказки, фольклор, повести, очерки.  Многие из произведений  кладезь народной мудрости, меткого образного слова, нравственных основ человеческого бытия…

     После поимской газеты Александра Петровна работала в Пензе в альманахе «Земля Родная». Много  времени уделяла работе с подрастающей сменой литераторов. Скончалась она 6 июня 1969 г., похоронена в Пензе.

     В Поиме, где она состоялась, как писатель и прожила полтора десятка лет, открыт ее мемориальный музей.

     Бумага, как известно, не принадлежит к числу долговечных материалов. Многие из изданных произведений Анисимовой осели в домашних и публичных библиотеках, стали библиографической редкостью. Поэтому самой высокой признательности и благодарности заслуживает работа бессменных руководителей и энтузиастов Поимского историко-архитектурного музея Александры Самойленко и Татьяны Найденовой, начавших в прошлом году перевод работ Анисимовй на электронные носители. С их любезного разрешения мы публикуем сегодня некоторые произведения Александры Анисимовой.

Юрий ЦИНГОВАТОВ

 СЛОВО ЗНАЛ

 Какие были дремучие леса вокруг Поима, вам теперь и представить себе невозможно. Восемьдесят лет, как я себя помню, много лесу и при моих глазах не стало. Дремучие леса были, конца краю им не было. Через эти леса большая дорога проходила. На Чембарской дороге есть место Нечайка, там теперь мост через овраг и с обеих сторон отлогий спуск сделан. А то — овраг отвесной стеной стоял. Опасное место было для проезжающих, не чаялись, когда проедут, оттого Нечайкой и назвали. Проедут это место, подъезжают к Поиму, а тут и того страшнее — того гляди разбойники поймают под Куранской горой или у Качетверти. Народ в этих местах жил сосланный, как все равно в Сибирь ссылали сюда отчаянных людей. И было дело — разбойничали. Такой был страх, кто живой проедет, молебны после служили. Страшное место для проезжающих было.

Но были и такие люди, что никаких разбойников не боялись.

Вот что было совсем недавно, лет семьдесят тому назад. Ездил по сёлам косник, косы продавал и брал в отбивку. Весной косы привезёт, раздаст, а осенью или зимой приедет за них деньги получать. Познакомился этот косник с графом Шереметевым, с графом Уваровым, с графиней Келлер, у них большие именья были, и он у них свиней покупал. Звали этого человека Василий Никифорович, фамилию я позабыл. Большие деньги этот человек имел, случалось, и при себе возил, особенно, когда за косы деньги соберёт. Люди, конечно, знали при каких он деньгах. И вот два наших поимских человека решились встретить его под Куранской горой и ограбить. На разбой опустились. Дело было зимой, в декабре месяце. Узнали они, когда ему из Чембара ехать, и дождались его под Куранихой. Подъезжает он. Вышли они из лесу на дорогу:

— Стой, Василий Никифорович! Давай деньги.

А он им:

— Ох, ребята, давно вы меня ждете, озябли-то как. Вы хоть бы погрелись, подрались бы маленько.

Они и давай драться. А он сидит в санях да посмеивается. Поглядел, поглядел на них, тронул лошадь да поехал. А они все дерутся.

Вот приехал этот косник в Поим, взъехал на квартиру и, прежде чем лошадь выпрягать, говорит хозяину:

 — Сходи-ка, хозяин, под Куранскую гору, там на дороге два дурака дерутся и остановиться не могут. Прикажи им перестать, а то они друг дружку досмерти забьют.

Пошёл хозяин под Куранскую гору, видит - двое дерутся, в кровь избились. Велел он им драку прекратить. Тут только они и разошлись.

Записано от Е.Ф. Соколова, 86 лет, с.Поим, 1945 г.

В СЕДЬМОМ КВАРТАЛЕ

— В нашем лесу, в седьмом квартале, есть место неровное такое — овраги там страшные, всякой дичью заросли — кустарником и высокой травой. А в оврагах — волчьи норы. Я сама слышала. как там волки воют. Как начнут, как примутся скулить и выть на все голоса, слушаешь, и дрожь тебя пробирает. Мой зять был лесник, жил в лесу на кордоне. И я одно время у них жила. Вот и приходилось мне слышать, как там волки воют.

Ну, так это волчье место в седьмом квартале и есть то самое «Городище», про которое всё рассказывают, что там разбойники жили и клады зарыли.

В этом седьмом квартале многие люди видели большой камень, а на нём выбита свинья и двенадцать поросят. Ну, как как есть свинья, и вокруг нее двенадцать поросят. Под этим камнем, всё говорят, клад зарытый. Клад, а взять его никому не удаётся. Ну, вот никак не возьмешь! Пойдёт кто в лес с пустыми руками и натолкнётся на этот камень. А одними-то руками, без лопаты, клад не выроешь. И вот место заметят — веточки заломают или ещё какие меты сделают, чтобы после это место найти, и пойдут домой за лопатой. А придут с лопатой,— и уж нет, не тут-то было! — никак этот камень не найдут. Нет уж никакого камня, будто его и не было.

Вот какой есть камень в седьмом квартале. Свинья на нем выбита и двенадцать поросяточек. Ну, и наверно, там клад. А так — зачем бы этот камень там положили?

Записано от Е. Е. Ярковой, 60 лет, с. Поим, 1946 г.

«МАНЕЖКА»

— Много в наших местах разбоя было, скрывать нечего, было такое дело. И не только на дороге были грабежи и убиства, и на постоялых дворах это водилось. Многие здесь в старину постоялые дворы держали. Так вот на этих постоялых дворах, спустя долгое время находили колодцы зарытые, а в них кости человеческие и лошадиные Ведь что делали — заедет какой денежный чсловек, убьют и ограбят. А мертвые тела в колодец бросали. Лошадей тоже убьют и — в колодец. Чтобы знака никакого не оставалось. Колодец зароют, а для себя другой выроют. А после все это обнаруживалось.

Наше село исстари было буйное. Потом этого меньше стало, люди стали заниматься торговлей, мастерством разным. Но и после наше село долго считали неспокойным — нет-нет, да случится нехорошее дело. Вот поэтому у нас и расквортировали две роты пехотных солдат. Это было на моей памяти, мне тогда было семь лет.

Расквортировали этих солдат по улицам по одному на три дома. Жители содержали их на квартире поочередно — день в одном доме, день в другом, день в третьем кормили их. Или по неделям живут у одних, потом к другим. Приспособлялись жители как им удобнее.

Эти солдаты стояли у нас полтора года. Для ученья у них было отведено стрельбище на хорошем ровном месте. Называли это стрельбище — манеж, оно было обрыто со всех сторон канавой. Когда эту канаву рыли, обнаружилась на этом месте хорошая глина. И вот когда солдат отослали отсюда в другое место, жители стали в этих канавах глину брать на всякие домашние дела — на печи, на трубы, на мазанки. И на кирпич глину брали, рыли, рыли глину и вырыли агромадную яму.

Теперь в ней по веснам долго стоит озером снеговая вода. За этой ямой так и осталось название — «Манежка». Находится эта яма в конце Новой улицы, рядом с Невежкинской дорогой. Память осталась — как у нас солдаты стояли.

Записано от И. Ф. Соколова, 86 л., с. Поим, 1945. г.

СМИРНЫЕ СИЛАЧИ

 — Из поимского народу много было людей смирных и работящих, хорошие мастера были. Не все же были отчаянные. Всякие люди были.

Народ у нас был здоровый, сильный. Многие, конечно, здесь на месте работали, а много уходили по летам на заработки на сторону, в степь, хлеба и траву убирать, плотничать, или на Волгу — работали там грузчиками на пристанях. Издавна поимскнй народ бурлак был.

 На моей памяти из грузчиков славились у нас силачи — Никита Варьжинский, Никита Житков и сосед мой Пётр Яковлевич Поляков. Какие же они могли грузы поднимать — по двадцати пудов и больше!

 На сторону, на заработки уходили весной, а приходили домой к зиме. К зимней Миколе они приходили домой — к 6 декабря по-старому. И, конечно, приходили пешком, железных дорог тогда не было. Как Волга станет, грузчики из Астрахани идут пешком в Саратов, а потом домой.

 Никита Варьжинский своей жене гостинчики приносил — по пять пудов астраханской рыбки. Пять пудов! На себе! А расстояние вот какое: от Астрахани до Саратова 940 верст (это я знаю, бывало, сам мерил), да от Саратова 250 вёрст до Поима. По пять пудов рыбы доносил на себе Никита Варьжинский.

Вот силачи какие были. По их силе не разрешали им выходить на кулачные бои. Начальство запрещало. Тогда становые были начальники, старшины, старосты. Да хотя бы и  не запрещали, эти люди сами с такими делами не связывались, не занимались они кулачными боями, потому что эти силачи были народ наредкость тихий, смирный.

Записано от И. Ф. Соколова, 86 л., с. Поим, 1945 г.

СТЕПАНА ТИМОФЕИЧА РАБОТНИЧЕК

— Наш поимский человек жил в Астрахани, подрядчиком был на пристанях, держал артель грузчиков. Один раз разгружали они баржу с хлебом. Мешки большие, неприподъемные, самые сильные грузчики чуть в силах таскать такую тягу — кряхтят под мешками. И вот подходит к ним старый казак, постоял, поглядел, да и говорит:

— Эх вы, горе-работнички!

Взял он одной рукой мешок, на плечо его вскинул, легким шагом перешел по сходням с баржи на пристань и сошвырнул мешок с плеча, как перышко.

— Вот,— говорит,— какие у Степана Тимофеича работнички были!

Подходит к нему подрядчик, спрашивает:

— Ты у какого это Степана Тимофеича работал?

Думал — купец какой. А казак усмехнулся и говорит:

— Про Степана Тимофеича Разина слыхал?

— Слыхал,— говорит.

— Так вот у этого самого Степана Тимофеича я в работничках и состоял.

Разговорились они. Казак спрашивает подрядчика:

— Ты сам то чей будешь?

— Я,— говорит,— поимский, из села Поима.

— Знаю такое село — Поим. Там у вас на берегу, на Вороне, место такое есть — «Бык» называется. Вот на этом самом «Быку» Степана Тимофеича войско стояло. От царских воевод мы на этом «Быку» отбивались. Ты бывал на этом месте?

— Приходилось, бывал.

— Видал, какие там ямы нарыты, бугры насыпаны?

— Видал.

— Это наша работа. Много мы на этом «Быку» доброго зарыли, большое богатство там в земле положено — золото, серебро и разные дорогие вещи.

 Казак этот старый был — сто десять лет ему было, как он подрядчику сказывал.

Записано от К. А. Игнатьева, 68 л., с. Поим, 1943 г.

 КОТЕЛ С ЗОЛОТОМ

— Дело это было очень давно. Жил у нас в Поиме, на улице Свищёвке, старичок один, любитель рыбу ловить. Всё хотелось ему половить рыбки в одном удобном для этого месте на Вороне, версты четыре пониже Поима. Место это называется «Городище». Хотя про это место нехороший слух ходил, всё же решился он туда отправиться, думает: «Кто — меня тронет, я старик, ничего у меня нет. А уж если и случится что, так, знать, быть тому. Я свой век отжил».

Собрался он и пошел в это самое Городище. Идёт он лесом, напал на тропочку и ударился по этой тропочке. Лес тут дикий, густой. Из лесу, ему навстречу, выходит человек пожилой, весь вооруженный. Остановил он старика, стал его спрашивать:

— Далеко ль, дед, идёшь?

Старик отвечает: — Иду рыбки половить.

— А что у тебя с собой есть из съестного?

— Ничего у меня нету, я человек бедный. Вот есть краюшечка хлебца, захватил с собой, поесть годится.

— Давай сюда. А в кошеле у тебя что?

— Лук зелёный.

— Дай лучку пёрышко.

Отдал ему старик хлеб и луку дал. Этот вооружённый человек зовёт его:

— Теперь пойдём со мной.

И повёл его с тропы в сторону, в лес, в самую глушь. Вышли они на поляну. Вооружённый отмерил от одного дерева сколько-то шагов, вынимает из ножен саблю. Старик думает: «Вот и конец мне пришёл». А тот обчертил саблей на земле круг небольшой, снял дёрн, а под ним что-то берестой покрыто. Поднял бересту, а там котёл полон золота. Говорит он старику:

— За твою хлеб-соль я с тобой расплачусь, бери золота. сколько тебе надо. Мы бедных людей не обижаем.

Старик хотел было взять, да раздумал: «Как бы не ошибиться — возьмёшь много, пожалуй, осерчает». И говорит:

— Не могу я своей рукой взять. Дай сам, сколь твоей милости угодно будет.

Вооружённый говорит: — Подставляй кошель.

И насыпал ему золота.

— А теперь,— говорит,— иди домой, да про это не болтай.

Старик ушел домой. И долго он об этой встрече никому ие сказывал. А потом как-то проболтался — стало это известно.

И вот на это место сколько народу ходило, все там рыли, золото искали. Нашли ли, нет ли, кто их знает.

А у старика этого золото-то оказалось — то семья больно бедно жила, то вдруг стариковы сыновья богатеть начали, дом хороший поставили, дело завели, торговать стали. Разговор такой шёл, что этот вооружённый человек от Пугачева был тут оставлен золото караулить. А может, он где в других местах жил, да проверить пришёл, цело ли тут золото. Или он его с собой взял. Только с тех пор, сколько в этом лесу людей перебывало, и никто этого вооружённого человека не видал.

Записано от Ф. И. Подмарькова, 53 г., с. Поим, 1943 г.

СЛУЧАЙ ПОМОГ

 У одного купца жил в мальчиках, так на посылках, побегушках, паренёк из бедной семьи. Один раз хозяин послал этого мальчика к другому купцу записку ли отнести, или на словах что передать, и принести ответ. Пришел мальчик к купцу, сказал что велели (или записку передал) и ждёт ответа. А купец что-то призадумался, сидит так, голову на руку склонил, может быть, обдумывал, какой ответ дать. Мальчик ждёт. Ну и от нечего делать, так, по-ребячьи, взял какую-то бумажку со стола и в одну минуту нарисовал этого купца, как он задумавшись сидел. Купец сказал мальчику, какой будет ответ, и мальчик ушёл, а эту бумажку на столе оставил. Когда мальчик ушёл, купец стал на столе бумаги разбирать. Попала ему в руки эта бумажка, поворачивает он её и смотрит:

— А ведь это он меня срисовал! И похоже!

Поглядел он на этот портрет и повесил его у себя в теплушке над дверью. А тогда ездили вояжёры по торговым делам — привозят образцы разных товаров — смотрите образцы, выбирайте и покупайте, что вам требуется. Вот такой вояжёр и приехал к этому купцу. Увидал он на стене эту бумажку с портретом купца, спрашивает:

— Скажите, кто это нарисовал?

— А это тут один парнишка баловался. В мальчиках он живет здесь вот, недалеко. И называет этого купца, у кого он живёт.

— Нельзя ли за ним послать?

— Почему нельзя? Можно послать.

Послали. Мальчик приходит. Вояжёр показывает ему эту бумажку и спрашивает:

— Послушай, мальчик, это ты нарисовал?

— Нет... Я не рисовал...

— Да ты не бойся. Чего ты боишься? Ничего плохого тебе не будет. Ты только скажи — ты рисовал?

Ну, что же, мальчику приходится сознаваться. Говорит:

— Я рисовал...

— А хочешь, мальчик, ехать со мной в Москву? Будешь там учиться рисовать. Поедешь в Москву?

— Меня дяденька не отпустит.

— Да что тебе дяденька? С дяденькой я сам говорить буду. Ты скажи — хочешь учиться?

— Хочу.

Вояжёр пошёл к этому купцу, к хозяину этого мальчика, сладился с ним (на каких условиях, кто их знает), увез мальчика в Москву и устроил его там учиться. Стал он учиться живописи.

И что же — из этого простого мальчика вышел настоящий художник. Известным художником он сделался: И через некоторое время забрал он отсюда к себе в Москву всю свою семью. Вот как случай помог не пропасть таланту.

Записано от Н. В. Коктова, с. Поим, 1945 г.

СЧАСТЬЕ ЗА ДОБРЫЕ ДЕЛА

Жили мужик с женой. У них был сын, очень хороший мальчик. Мужик скоро помер. Осталась вдова одна с мальчиком. Трудно им было, она работает, работает, а живут плохо. Стал мальчик побольше и всё глядит, как люди живут. Стал говорить матери:

— Вот, мама, ты работаешь, а я нет. Надо мне тебе помогать.

— Помогай, Ваня. Иди к людям подённо.

— Нет, я не хочу подённо. Там дадут вилы, заставят навоз чистить, солому кидать. Лопату дадут, заставят землю копать. Я так не хочу.

— Ну что же тебе балалайку купить?

— Нет, балалайку не надо.

— Ну гармонь?  — И гармонь не надо. Я музыку не люблю. Купи мне мама, ружье.

— А что ты с ружьём делать будешь? Ты стрелять не умеешь.

— Я пойду к охотнику и у него научусь стрелять. Буду на охоту ходить, зайца убью. А ты пожаришь, будем мясо есть. Все мясо едят, телёнка зарежут, или овцу. А у нас нет ничего. Вот я зайца убью, и у нас мясо будет, будем мясо есть.

— Ладно, Ваня, куплю тебе ружье.

Продала она покос за пять рублей. За три рубля ружьё купила, за два рубля муки купила. Взял Ваня ружьё, пошёл в лес на охоту. Ходил, ходил, ничего не убил. Не только не убил, не видал ничего. Устал измучился и пошёл домой. Вышел на поляну,— чистая поляна, на середине пенёк стоит. Сел на пенёк и уснул. И так спал. И слышит — кто-то его за плече трогает. Оглянулся, видит — стоит старик. Старик говорит:

— Что ты так спишь?

— Я устал, сел отдыхать, меня солнышко погрело, и я уснул. На охоту ходил, ничего не, убил, только измучился.

— Ты не ходи на охоту. Тебе торговать надо.

— У нас денег нет товару купить.

— Мне тебя жалко, я даю тебе 100 рублей, иди купи железного товару — замки, стамески и другой железный товар. Бери барыша копейку. Много барыша не бери, только скорей продавай. Теперь иди домой.

Пришел Ваня домой. Говорит:

— Ничего, мама, не убил. Я не буду на охоту ходить, я теперь буду торговать.

— Как ты будешь торговать? У нас капиталу нет.

— Есть! Мне старик 100 рублей дал.

— Какой старик?

— Я не знаю. Он меня в лесу увидал и дал сто рублей.

— А как ты ему долг отдашь? Где он живет?

— Я не спросил.

— Ну ладно, будем торговать.

Пошел Ваня на базар в железную лавку купца Полякова, купец сам не торгует — у него приказчики. Отпустил ему приказчик старых замков и другого старого товару. Вышел Ваня на базар, разложил товар на полочке. Люди подходят, спрашивают:

— Почем замок?

Он говорит цену — на копейку дороже.

— Что ты! Вон в лавке торгуют на копейку дешевле, а замки новые. А у тебя плохой товар, старый.

Не берут товар. Торговал, торговал Ваня, барыша нет. Все деньги зря проторговал. Взял он ружьё опять пошёл в лес. Ходил, ходил, ничего не убил. Пришёл на полянку, сел на пенёк. И уснул. И опять его старик за плечо трогает. Он оглянулся.

— Ты, дедушка?

— Я.

— Как я тебе долг отдавать буду? Я все деньги проторговал, барыша нет.

— Тебя обманули, дали тебе старый товар. Ну, ладно. Мне тебя жалко, я тебе дам ещё сто рублей. Только скажи приказчику, чтобы новый товар давал, хороший. Пошёл Ваня опять к этому приказчику Матвею Ивановичу. Говорит:

— Вы меня обманули, дали мне старый товар, его не берут.

— Ты сам выбирал. Ну бери другой товар. Вот тебе новый.

Взял Ваня новых замков. Вышел на базар, разложил товар. Цену назначает на копейку дороже. Люди говорят:

— Что ты! Вон у купца такие же замки, а продают дешевле.

 Опять товар не берут. И эти деньги проторговал зря, опять не барыш, а убыток. Взял Ваня ружьё, пошёл на охоту. Ничего не видал, ни разу не стрелял, только измучился. Пришел на полянку, сел на тот пенёк. И третий раз явился к нему старик, за плечо взял. Ваня оглянулся:

— Ты, дедушка?

— Я.

— Эх, дедушка! Не могу я торговать. Все деньги зря истратил.

— Ничего. Ты учись. Иди к тому приказчику, скажи: «Вы меня не обманывайте, дайте мне товар хороший и оптом». Они тебя опять обманули, приказчик с тебя цену взял розничную, а не оптовую, а деньги не все купцу отдал, часть себе в карман положил. Вот я даю тебе еще сто рублей. Последний раз.

Пришёл Ваня домой. Матери сказывает:

— Опять старик сто рублей дал. И уж теперь последний раз. Если зря проторгую, что делать будем? Долгу — триста — рублей!

 — Ты старайся, Ваня, а то долг платить будет нечем.

Пошёл Ваня к тому приказчику Матвею Ивановичу, стал упрекать:

— Я товар у вас брал оптом, а вы с меня какую цену взяли? И сколько вы купцу денег отдали? Вы и меня и хозяина обманывали. Этот приказчик, Матвей Иванович, испугался: «Как бы он хозяину не сказал». И говорит:

— Я товар буду отпускать правильно, без обмана. Торгуйте, получайте барыш. А я вам помогать буду. Разбогатеете, меня к себе в приказчики возьмите, мне у этого хозяина надоело.

Отпустил он товар.

С тех пор Ваня торговал с барышом. Открыл свою лавку. Приказчика к себе взял. Дело идёт. Стал он богатый. Пришло время   — женился. Жену себе взял красивую и хорошую. Живут с женой одним несчастливые — очень бы они рады  были ребёнку, но только пять — шесть лет живут, а жена не родит. Нет у них детей. Наследников нет.

И ещё купец очень хотел старику долг отдать — триста рублей. Искал старика, нигде его не найдёт и нигде не увидит. И говорит: «Всё равно я ему долг отдам. Сделаю хорошее дело, он услышит и придёт. И я ему долг отдам».

Сделал такое дело: построил хороший мост через речку, чтобы все люди ходили и за перевоз не платили. И ещё он открыл постоялый двор, нанял двух мужиков навоз убирать, и кухарку нанял. Приходи и приезжай, кто хочешь, ночуй, обедай, и все бесплатно. Для народу сделал такое дело. И все приходят и приезжают, кухарка их покормит, спать на койках положит.

Прошло сколько времени, зовёт Иван своего приказчика:

— Матвей Иванович, надень другую одёжу, как прохожий какой, иди на постоялый двор и попросись ночевать. Проверяй, как там обращаются, хорошо или нет.

Приказчик надел такой зипунчик. Идёт на постоялый двор. На дворе мужики навоз убирают. Спросил мужиков:

— Можно здесь отдохнуть?

— Можно, отчего нельзя? Иди в избу.

Пришёл в избу. Кухарка встречает:

— Садись, поешь. Он поел. Глядит, кто есть в избе. Никого нет, только один странник. Приказчик кухарке говорит:

— Что народу мало?

— Все уже уехали.

— А ночевать у вас можно?

— Можно. Ложись на койку.

— Сколько платить надо?

— Ничего не надо. У нас всё бесплатно.

— Почему так?

— Так хозяин сделал. Кто хочешь приходи и никакой платы. Он одному человеку должен триста рублей, а где его искать, не знает. Вот тот человек услышит, какой у нас постоялый двор и придёт. А если не придёт, то всё равно он отдаст долг — на доброе дело. Странник услышал это и говорит:

— Того человека он больше не увидит. А за добрые дела ему счастье будет.

Так оно и вышло. Пришло время, родила жена Ивана сына, хорошего мальчика, кудрявого, румяного, с черными бровями, с серыми глазами, с алыми губами. Вот какое им было счастье за добрые дела.

Записано от Ф. З. Балаева, 1945 г.

БОГАТЫЙ И БЕДНЫЙ

Один брат был богатый, другой брат бедный. Бедный к богатому каждый день молотить ходил. Он целый день молотит, а богатый брат его за это обедом кормит, больше ничего не платил за работу. Один раз обедают, и богатый бедного спрашивает:

— Скажи, брат, как ты своих детей кормишь? Детей у тебя много, им хлеба надо. Сам ты у меня обедаешь, кормишься. А дети как?

— А дети вот как — сам я тебе молочу, у тебя обедаю, а домой приду, из ступней потрясу, чего-нибудь натрясётся, вот и поедят маленько.

А он молотить не в лаптях ходил, а в ступнях — такие, как галоши, только из лыка плетеные. Богатый думает: «Ага! Вон ты как? Ну, ладно. Будем знать».

На другой день, помолотили, пообедали, бедный хотел домой идти. Богатый говорит:

— Погоди домой ходить, давай разувайся.

Бедный скинул ступни. Богатый велит:

— Тряси!

Бедный трясёт. Натряс немного ржи. Богатый велит:

— Вешайте, сколько тут будет?

Взвесили — вышло с полфунта. Богатый говорит:

— Это моё.

И так каждый день — как бедному домой идти, богатый велит разуваться. Бедному совсем плохо стало — детей вовсе кормить нечем. А дети плачут, есть просят. Где чего взять? Не может он больше слушать, как дети плачут, взял верёвку и говорит:

— Лучше пойду удушусь.

Жена заплакала, и дети все закричали, А он так и ушел. Пришел на речку, там старая ветла была. Он глядит на ветлу, ищет где сучок покрепче. А вниз поглядел: «Эге! Что такое — будто огонёк светит недалеко от ветлы. Надо поглядеть, что такое, почему огонь?» Пошел поближе — верно: огонь — угли светятся. Идет еще, ближе. Светится, а только, нет, не угли. «Ой, да это золото!» Бедный мужик обрадовался и верёвку забыл. Собирает золото и в карманы, и в шапку, и в рубаху. Взял сколько может унести. Пришёл домой и говорит:

— Ну, жена, больше помирать не будем. Я золото принёс.

Купили хлеба, купили мяса. Стали сыты. В базарный день взял мужик горсть золота, пошел, на базар, всего накупил, чего только надо, и детям по конфетке. Ну, купил он на пятёрку, не больше. В руке еще золотые остались.

А богатый думает:

— Что это брат молотить не идет? Надо узнать.

А его мальчуган говорит:

— Папаша, купи конфет. Дядя вон какой бедный и то своим детям конфетки покупает.

Богатый думает: «Не может быть. Пойду узнаю в чем дело». Идёт к бедному брату. А тот как раз в это время с базара пришёл, кладёт на стол калач, рыбу, колбасу, конфетки и золотые, которые остались. Богатый спрашивает:

— Где ты, брат, столько денег взял?

— Где взял? На речке, недалеко от старой ветлы взял. Как ты стал меня разувать, нечем стало детей кормить. А они есть хотят, плачут, кричат. Я и хотел удушиться, пошел к старой ветле. Пришел, гляжу — золото насыпано. Верно кто-то услыхал, как мои дети плачут. Ну, я взял сколько донесу, вот и живы!

— А там много золота было?

— Много.

— С пуд было?

— Больше! Хоть мешок насыпай.

Богатый мужик домой пришел, все спрятал, всё запер, говорит детям:

— Больше я вас кормить не буду, у меня ничего нет. День детей не кормит. Они плачут, есть просят. Другой день не кормит, они ещё больше кричат:

— Есть хотим!

И на третий день также. Тут богатый мужик за голову схватился и кричит:

— Куда мне от вас деваться? Съели вы меня! Нет у меня ничего, помирайте с голоду! Пойду удушусь!

Схватил он верёвку потоньше, мешок большой за пояс заткнул, побежал на речку к старой ветле. Не глядит на какой сучок веревку закинуть, а глядит, не светит ли где золото. Недалеко огонёк горит. Он туда. Видит — золото. Насыпал полон мешок, чуть поднял. Тащит домой. Шел он мимо своего сарая, мимо угла, у него мешок прогорел, два уголька упали, солома загорелась. Он оглянулся:

— Ой, батюшки! Ой, матушки! Сарай горит...

Бросил мешок, побежал тушить. Пока тушил, в мешке угли разгорелись, дом занялся. Чуть успел он детей вытащить, а дом и все добро сгорело.

Записано от И. С. Бекаева, 1945.

КАК МАТЬ ДУРАКА УЧИЛА

На краю села жила бедная вдова. Один единственный у ней был сынок, да и тот вовсе дурачок — вечно на печи сидел, да золу пересыпал.

Вздумала мать дурачка потешить — купила ему дудочку и пустила на улицу погулять. Взял дурачок дудочку и вышел на улицу. А по улице народ идет — несут покойника хоронить. Дурачок ничего не разбирает, пляшет да в дудочку играет. Люди осердились, дурачка поколотили. Идёт дурачок домой со слезами:

— Мамушка моя родима, на горе меня зародила — все меня бьют да колотят.

— За что тебя, дурак?

— Вон там несли корыто, другим покрыто, я им ничего не сказал, только в дудочку играл. А они меня побили.

— Эх, дурак! Ты бы сказал: «Вечная память». Тебя бы на поминки позвали, щами с кашей накормили.

— О-о, мамушка, я пойду!

Вышел дурак на улицу. А на улице народу много, люди со свадьбы идут, пляшут да песни играют. А дурак им:

— Вечная память!

Опять дурака поколотили. Опять идет он, ревет:

— Мамушка моя родимая, на горе меня зародила — все меня бьют да колотят.

— За что тебя, дурак?

— Вон там народу много, все пляшут да песни играют. Я им «вечну память» сказал, а они меня побили.

— Эх, дурак! Вот тут-то бы им в дудочку и сыграл. Они бы тебе винца поднесли.

— О-о, мамушка, я пойду!

Вышел дурак на улицу, видит, изба горит: дым и огонь, мужики. бегут, кто с ведром, кто с топором. А дурак — ну в дудочку играть, да плясать. Подвернулся кому-то под руку, его и поколотили.

Опять идёт дурак домой со слезами:

— Мамушка моя родима, на горе меня зародила — все меня бьют да колотят.

— За что тебя, дурак!

— Вон там огонь да дым, люди прибежали, кто с ведрами, кто с вилами. Я им в дудочку поиграл, а они меня побили.

— Эх, дурак! Ведь это пожар. А тебе бы ведерко взять да идти заливать.

— О-о, мамушка, я пойду!

Вышел дурак на улицу, а там мужик свинью палит. Схватил дурак ведро воды и бух ему в огонь. Поймал мужик дурака и поколотил. Идет дурень домой, ревёт:

— Мамушка моя родима, на горе меня зародила — все меня бьют да колотят.

— За что тебя, дурак!

— Вон там мужик свинью палил, а я взял да огонь залил. Он меня и побил.

— Эх, дурак! А ты бы ему сказал: «На рождество тебе разговеться и мне сироте кусочком поделиться». Он бы тебе кусочек сальца дал, и мы бы с тобой свининкой разговелись.

— О-о, мамушка, я пойду!

Вышел дурак на улицу, а там мужик охает да вздыхает, с дохлой лошади шкуру снимает. Дурак и сказал ему:

— На рождество тебе разговеться и мне сироте кусочком поделиться.

Рассердился мужик, поколотил дурака. Опять идёт дурак домой со слезами:

— Мамушка моя родима, на горе меня зародила — все меня бьют да колотят.

— За что тебя, дурак!

— Вон там мужик с дохлой лошади шкуру драл, а я ему «разговеться» сказал. Он меня взял да побил.

— Эх, дурак! А ты бы плюнул да пошел.

— О-о, мамушка, я пойду!

— Нет уж, лучше дома сиди, никуда не ходи. Не ищи ты мне назолу, сиди на печи, да пересыпай золу.

Записано от Т. В. Аксеновой, с. Поим, 1942.

КАК СТАРУХА ВОРОЖИТЬ УЧИЛАСЬ

В одной деревне жили старик со старухой. Не было них ни детей, ни родных. И именья никакого не было. Под старость кормиться им стало нечем. Старик и говорит старухе:

— Ты бы, старуха, хоть ворожбой занялась. Ведь жить-то нам нечем.

— Ой, дурак старый! Да я чего знаю-то?

— А вот чего: кражи у нас в селе бывают. Я пойду подгляжу, кто чего украл и куда спрятал, да тебе скажу. А по селу слух пущу — моя, мол, старуха ворожить горазда. Ты поворожишь, вот нам и хлеб.

Так и сделали. Старик ночью уследил воров, доглядел, куда они краденое спрятали, и все старухе рассказал. На утро пошел старик к соседям, а там про кражу говорят. Старик слушал, слушал, да и говорит:

— А у меня старуха ворожить мастер — в воду поглядит и все узнает.

Пошёл разговор со двора на двор и стало всему селу известно, что такая-то старуха ворожить может. Заявилась к старухе хозяйка краденого добра, чуть не в ноги кланяется:

— Бабушка, поворожи. Мы тебе за все заплатим.

— Ну, что же, матушка, поворожу. Налила старуха воды в чашку, глядит в воду и приговаривает:

— Добро-то ваше целёхонько. Да и не далеко положено на речке, на берегу, под старой ветлой. Да и не так глубоко зарыто. Поскорее берите, а то до поздна доведёте, трудно будет найти.

Пошли хозяева в указанное место, добро свое отрыли. А старуху наградили — за ворожбу ей дали и муки, и пшена, и масла. Старухе подарили сряду ( сряда — полная одежда: рубашка, сарафан, фартук, платок, чулки и обувь), а старику на штаны и на рубаху.

С тех пор старуха во всем селе прославилась, стала она знатной ворожеей. Услыхали про неё и в других сёлах.

Но вот случилась кража в другом селе — у барина золото украли. Посылает барин за старухой. Она было и туда и сюда, да никак отговориться не сумела. Привезли ее на паре лошадей прямо к барскому крыльцу. Входит старуха по ступенькам, взошла в высокие двери, глядит, какое у барина в комнатах убранство, а сама дрожкой дрожит — не знает, как ворожить. Посадили старуху за стол, угощают разными кушаньями прекрасными. Старухе сладкий кусок в горло нейдет, одна у ней дума: «Узнает барин, что я ворожить не умею, досмерти засечёт, и старика своего больше не увижу». Все же робость у нее прошла. Поела она немного и стала соображать — как ей время отвести. Барин говорит:

— Ну, теперь, бабушка, можно и поворожить.

— Погоди, батюшка, я отдохну, да с мыслями соберусь.

Велел барин отвести старухе отдельную комнату. Оставили её там одну, постель ей постлали. А старухе не до сна, ходит по комнате, да все думает — как ей быть, чем беде пособить. Барину что-то показалось подозрительно, и решил он старуху испытать. Позвал своих слуг Спиридона и Кузьму, велел им зажарить ворону старухе на ужин — узнает она, что ей подали или нет? Спиридон с Кузьмой ворону зажарили, старухе в комнату подали, а сами к двери подошли и слушают. А старуха всё ходит по комнате да приговаривает:

— Вот залетела ворона в барские хоромы! А уж отсюда тебе выхода нет...

Спиридон с Кузьмой услыхали и бегут к барину:

— Узнала, барин, старуха-то, что ей ворону подали. Барин думает: «Ну, верно, соображает она кое-что насчёт ворожбы». И велел ее ещё испытать — жука ей зажарить. Поймали Спиридон с Кузьмой жука, зажарили, старухе на тарелке подали, а сами опять у дверей подслушивают. Ходит старуха, сама с собой шепчет:

— Ох, попалась Жучка в бариновы ручки, а уйти-то уж и не уйдешь...

Бегут Спиридон с Кузьмой, барину докладывают:

— И про жука всё узнала, барин!

Барин совсем повеселел, думает: «Ну, верно, у старухи выйдет дело». На утро приходит он к старухе в комнату и говорит:

— Ну, бабушка, отдохнула, теперь ворожи.

— Погоди, батюшка, вели баньку истопить, я попарюсь, лучше с мыслями соберусь.

Велел барин топить баню. Истопили. И старуху туда проводили. Старуха всё время отводит, думает: «Хоть смертный час в чистом виде принять». Забралась она на полок, хлыщет себя беерёзовым веником, да приговаривает: «Что-то спинке-то, а уж гузке достанется». И так до трёх раз повторила. А Спиридон с Кузьмой у двери стояли, подслушивали. И показалось им, что она говорит: «Что-то Спирьке-то, а уж Кузьке достанется». Вот выходит старуха из бани, а Спиридон с Кузьмой бух ей в ноги:

— Бабушка, золото возьми, а нас не погуби.

Тут старуха сообразила в чем дело. Воров она теперь знает, а где золото лежит не знает. Говорит она им:

То-то, сукины дети, воровать сумели, а следы оставили. Не могу я вас скрыть, следы есть. Ну, да уж ладно, как нибудь скрою. Сейчас же при мне это место заравняйте, чтобы следов ваших не видать было. Спиридон с Кузьмой в баню, да под полок, и начали там землю заравнивать. Старуха им говорит:

— Ладно, теперь незаметно. Ступайте подальше и к барину на глаза не кажитесь. А уж я вас скрою, жалко мне вас, дураков. Пришла старуха из бани. Ей барин всякие кушанья предлагает. А она говорит:

— Что ты, барин, мне не до того. Я вот пока парная-то и поворожу. Принеси-ка мне стакан воды, да только своими руками. Принёс барин стакан воды. Поставила старуха его на стол, глядит в воду и приговаривает:

— Воров вижу, но личность описать не могу, люди незнакомые. А золото твоё недалёко спрятано — в бане под полком зарыто. Бери скорее, пока не перепрятали.

Достал барин свое золото. Старуху за ворожбу наградил: денег ей дал, лошадь с упряжкой, на телегу мешков с мукой наложили, сзади корову привязали. Старуху напоили, накормили, домой на паре проводили. Приехала старуха домой живая, да ещё воз всякого добра привезла и денег достаточно. Отдохнула она маленько и говорит старику:

— Ну, старик, ворожить я выучилась, но больше такой страх принимать не стану. А если тебе охота, так поди, да сам поворожи. А я, хоть убей, не буду. С этих пор бросила старуха ворожбой заниматься.

Записано от Т. В. Аксеновой, с. Поим, 1942 г.

 КАК СОЛДАТ КЛАД ВЗЯЛ

Шёл солдат со службы и в одной деревне попросился ночевать. А хозяева говорят:

— Мы бы рады тебя пустить, да у нас в дому нехорошо, сами дома не ночуем — летом в мазанке, а зимой к соседям, уходим,— у нас печка кричит.

— Ну,— говорит солдат,— я никакой печки не боюсь, была бы тёплая, а там как хочешь кричи, а я спать буду, Мне бы только отдохнуть.

Они его пустили. Поужинали. Он — на печку, а они — в соседи ночевать. И вот этот солдат спит. А часов в одиннадцать, а, может быть, пораньше или попозднее, начала под ним печка возиться. Возится и возится. И кричит:

— Развалюсь! ... раз-ва-люсь!...

А потом ещё сильнее начала возиться, уж ей терпенья нет. И принялась ещё громче кричать:

— Развалюсь! Развалюсь! Развалюсь!

Солдат думает: «А ну как и в самом деле развалится, да ещё меня кирпичом придавит». Он с печки долой. Обуться хотел, один сапог нашел, а другой нет. А она всё кричит.. Он ищет сапог, не найдёт... А она кричит:

— Развалюсь! Развалюсь! Развалюсь!

Он и сказал:

— А, шут с тобой, разваливайся!

Она, верно, только этого слова и ждала — тут же и развалилась. Развалилась, а вместо кирпича — золото! Ну, солдат, конечно, и сам попользовался и хозяевам много осталось. И ему хорошо и им хорошо. И стало им можно в избе жить, больше у них печка не кричала.

Записано от Е. Е. Ярковой, 60 лет, с. Поим, 1946 г.

САПОЖНИКОВЫ ПЕСНИ

В одном доме жили купец и сапожник — купец наверху, а сапожник внизу. Сапожник сапоги шьет, стукает да постукивает. Купец слушал, слушал и думает:

— Что это он всё поёт! Как бы заставить его замолчать!

Пошел он к сапожнику, дает ему сто пятьдесят рублей и говорит:

— Вот тебе сто пятьдесят рублей, только перестань ты свои песни петь.

Сапожник согласился песни не петь и взял сто пятьдесят рублей. Шьёт он сапоги, стукает да постукивает, а песни не поет. День не пел, два не пел. Стало ему скушно. На третий день не вытерпел, идёт к купцу, отдаёт ему деньги и говорит:

— Возьми ты назад свои сто пятьдесят рублей, а я опять песни петь буду, мне без песен никак невозможно, я к ним привык. Мне без них скушно.

Купец деньги взял и опять всё пошло попрежнему, сапожник сапоги шьёт, а сам песни поёт. А купец хочешь, не хочешь, а слушай. А у нас тогда в сапожном деле так бывало — работу от купцов брали, готовый товар им сдавали. Ну и случалось иной раз так на так придётся — дело сделал, товар сдал, а получать нечего. Вот и у этого сапожника так получилось — работает, работает, а заработанного все нет. Вовсе у него дело отбивается. Вот и пошел он к купцу денег просить взаймы. Купец денег дал. Сапожник работает, а заработка все нет. Опять идет к купцу, просит обождать долг. Купец говорит:

— Ну что же, обожду.

Сапожник сапоги шьет, а заработать много никак не может. Время идет, а ему долг купцу отдавать все нечем. Бился, горевал, горевал, да и говорит:

— Эх, верно, горюй, не горюй, а делу не поможешь. Только что песню запоешь, то маленько и забудешься.

И вот он шьет да песни поет. Купец слушал, слушал, пришёл к сапожнику и говорит:

    — Хорошо ты поёшь. Прощаю я тебе твой долг за твои любимые песни.

Записано от Ф. И. Подмарькова, с. Поим, 1943.

Под редакцией Т. В. Найденовой

Координаты музея:

Почтовый адрес: 442270, Садовая, 39, Поим,

             Белинский район, Пензенская обл.                 

Телефон  в Поиме : 8-841-53-33-5-53 

Адрес электронной почты:     

 alexandra-samoylenko@yandex.ru

                   Веб-сайт:http:// poim.penza-online.ru