Лариса СТРЕЛЬНИКОВА. Шекспир и история. Проблемы власти в хронике-трагедии «Ричард III».
В качестве основных факторов, определяющих постренессансную эпоху, можно выделить гуманистическую религиозно–философскую мысль и социально– политические тенденции, получившие новое осмысление и внедрение в жизнь западноевропейских государств. В протестантской и контрреформационой Европе наступило время утраты иллюзий и надежд на осуществление выработанных гуманистической мыслью религиозно-этических, а также социально – утопических идеалов, развитие общества двигалось в сторону протестантского прагматизма и раннего буржуазного накопления, поставив во главу национальной и государственной идеи принцип неограниченной власти и личный интерес правителя, что способствовало, по мнению современного французского историка Ж.Делюмо, «синхронному формированию европейских наций и утверждения абсолютизма» [7,с.135]. Трагической стороной кризисных явлений позднего Ренессанса, по признанию самих западных историков, стало «шокирующее зрелище – ненависть между приверженцами христианства» Ж.Делюмо [7,с.135].
Образцом религиозно–философской мысли в этот период становится секуляризованное учение Платоновской академии о необходимости объединения всех исторических форм религии в некую единую веру, в которой нет внутренних противоречий и различий, что говорило об активизации процесса формирования экуменического мировоззрения, разрушительного для христианства как соборной ортодоксальной религии. Особенностью подобных упрощений и искажений явилась подмена учения Христа языческими магическими культами и соединении библейских образов с языческими – Моисея с Орфеем, Христа с Платоном, возможность служить литургию и причащаться жертвенной кровью животного. Флорентийские академики Фичино и Мирандола, фактически пропагандируя ересь, по верному замечанию А.Ф.Лосева, стремились доказать, «что и католик, и буддист, и магометанин, и древний иудей, и даже язычники идут к Богу, хотя с внешней стороны и разными путями, но по существу своему это один и тот же, всеобщий и единственный религиозный путь, который дан человеку от природы» [10,с.552]. Фичино и Мирандола заложили основы внеисторической и вневременной религии всемирного глобализма и практической, социально–этической философии как мировоззренческой основы европейского научного мышления.
Не менее важным показателем социально-гуманистической идеологии в кризисный период стал сформировавшийся в недрах Возрождения идеал просвещенной секуляризованной гуманной власти, способной воплотить давнюю мечту человечества о земном рае, что нашло отражение в разных жанрах ренессансной литературы, например, в романе Ф.Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль», художественной публицистике Т.Мора «Утопия» и Т.Кампанеллы «Город Солнца», исторической хронике «Генрих V» Шекспира. Противоположной концепцией власти стала более реальная и жизненно оправданная антихристианская и антигуманистическая одновременно политическая теория власти Макиавелли о сильной, всесторонне развитой, но совершенно циничной, аморальной, эгоистичной личности, способной «нечеловеческими средствами достигать человеческого идеала» (Лосев) [10,с.558], примером чему стали исторические хроники Шекспира, особенно «Ричард II», «Ричард III», «Генрих VI». Развитие ренессансной политической мысли, особенно в период позднего Возрождения, двигалось в сторону разочарования в справедливости монархической власти и личности правителя, поскольку усиление общеевропейского абсолютизма вело к установлению деспотии власти макиавеллиевского типа. Созданные почти одновременно историко-политические трактаты Т.Мора и Н.Макиавелли, во многом предвосхищавшие теории буржуазного государства Локка и Гоббса, с разных точек зрения представили обширный портрет тирании и провозгласили основные принципы абсолютистско–монархического, а также буржуазно-демократического государства.
Т.Мор в своей хронике «История Ричарда III» (1513) с католико– гуманистической и республиканской точки зрения противопоставляет деспотическую монархию и парламентскую буржуазную монархию и дает отрицательную характеристику королю Ричарду как дурному правителю, узурпатору власти, злодею, детоубийце и в целом тирану макиавеллевского типа, и противопоставляет ему в качестве идеала его брата Эдуарда IV, стремясь разоблачить тиранию как систему политического управления. Однако Т.Мор не уходил от действительности, поэтому указывает в своем сочинении, что он вслед за Цицероном «склоняется к сенату», то есть к буржуазной республике, и говорит лишь об ограничении монархического самоуправства и тирании, к чему впоследствии будет склоняться Шекспир в своих исторических хрониках и трагедиях.
Иную концепцию принципов власти представил Н.Макиавелли в трактате «Государь» (1513), в котором он обобщает современные принципы правления и создает идеальный для современной исторической ситуации образ монарха, «разумная жестокость» которого направлена на укрепление государства, понимаемого как высшее благо, а лицемерие, к которому прибегает правитель, чтобы скрыть преступность своих деяний, трактуется им как скрытая добродетель, средство для оправдания целей государя в интересах государства. Реабилитируя земную жизнь как поле деятельности для активного делового человека, Макиавелли возвеличивает волевой характер, способный силой своей воли установить сильную власть в государстве и привести его к процветанию. Антихристианская раннебуржуазная теория Макиавелли о государстве, в которой не оказалось места проблемам духовного развития и совершенствования человека, завершится в учении Ницше о воле к власти как воплощенной воле к жизни. В характере Ричарда, каким его изобразят и Т.Мор, и Шекспир, реализуются добродетели нового типа, которые Ницше впоследствии назовет «интересами личности», стремящейся к власти и обладающей волей к власти. Возвеличивание тщеславной личности достигается, по мнению немецкого философа, средствами «новой добродетели», под которыми подразумеваются «клевета, заподозревание, подкапывание под противоборствующие добродетели, уже добивавшиеся власти», то есть «при помощи безнравственностей» [14,с.694]. С точки зрения Макиавелли и впоследствии Ницше правитель, подобный Ричарду, представляет собой тип прагматичной волевой личности, сверхчеловека, стремление к власти является его «органической функцией…, возведенной к ее источнику – основной воле, воле к власти» [14,с.881].Обратившись после Т.Мора к вопросам тирании власти и личности правителя, Шекспир в трагедии «Ричард III» ставит актуальную для гуманизма Возрождения и протестантской идеологии проблему свободной воли, опираясь при этом на философско-рационалистические теории самосознания (Бэкон, Монтень, Макиавелли), совмещенные с мирской религией протестантизма, в совокупности отвергающие власть церкви и склонные к секулярному мировосприятию. Образ сверхчеловека Нового времени появился задолго до Ницше в трагедиях и хрониках Шекспира, сделавшего центральной темой своей драматургии трагедию ложного стремления богоравной волевой личности к неограниченной власти.
Обращение Шекспира к историческим хроникам Т.Мора пробудили интерес английского драматурга к проблемам национальной истории и к возможности поэтического осмысления действительности в ее исторической перспективе как источника трагического. Шекспир в своих исторических пьесах охватил всю Англию в ее историческом движении, стремясь осмыслить надвигающееся новое время сквозь призму ушедших времен, показал становление английской государственности, религии, связал природу государственной власти как с разнообразными религиозно - философскими формулами (совместив католический и протестантский взгляд) и гуманистическими утопическими проектами, так и с индивидуальным нравственным выбором и духовным состоянием своевольной титанической личности, наделенной властью и желающей подчинить весь мир своей воле. По верному наблюдению И.Н.Голенищева-Кутузова, «не иррациональная мощь Судьбы, не месть богов или некой абстрактной Справедливости, не божественный дух, как у К.Марло, только человек, его физическая и духовная сущность, живое многообразие его отношений с другими людьми стали в центре шекспировской ренессансной драматургии» [6,с.101]. А.Ф.Лосев в своей книге «Эстетика Возрождения» поясняет, что для подобного «возрожденческого индивидуализма требовалась своя собственная общественно – политическая и вообще социально–историческая почва» [10,с.601], которой для Шекспира стала английская действительность постренессансной протестантской эпохи. В эпоху Шекспира английский абсолютизм проявлял свои тиранические признаки, что побуждало современников выражать протесты, подрывая тем самым основы монархии в целом и продвигая в жизнь принципы буржуазной республики. Последовательным продвижением идеалов демократии стало выдвижение в качестве образцов борьбы против тирании Брута и Кассия за их героические устремления сохранить римскую республику. Популярным становится определение тирании, данное Аристотелем в трактате «Политика», где он называет тиранию противоестественной и наихудшей формой государственного устройства. Шекспир стал свидетелем существенных потрясений английской монархии и смены правлений королевских династий. При Шекспире на смену англосаксонской династии Тюдоров приходит шотландский род Стюартов, что внушало надежды на установление справедливого правления, но не смогло закрыть глаза Шекспиру на истинный характер власти, сохранившей свою деспотическую сущность.
Исторические хроники Шекспира стали образцом новой английской национальной драмы, появление которой следует связать с отражением в них противоречий общественного сознания и осмысление личности правителя в условиях Реформации, кризисе гуманизма в процессе перехода от Ренессанса к Новому времени. Если следовать концепции американского исследователя Х.Блума, определяющего творчество Шекспира как «западный канон», то Шекспир универсален в своем гуманизме и антигуманизме, религиозности и антирелигиозности, то есть, он «никто и каждый, ничто и все» [5,с.214], что освобождает его от «доктринерства», по мнению Х.Блума, и делает создателем приема психоаналитической «иронии амбивалентности – противоречивости чувств и мыслей», перед которой «меркнут открытия Фрейда» [5,с.213]. В поведении «самораздвоения» героев Шекспира, особенно тех, кто наделен властью, проявилась духовная неустойчивость личности, ее внутренний демонизм, победа бессознательного, что ведет к неспособности различения добра и зла и в итоге стало мотивацией для «изображения психологической подвижности, беспредельной глубины и многослойности» героев Шекспира [5,с.196,199], а также явилось источником трагического в мировоззрении самого драматурга и в его творчестве в целом.
Появившаяся впервые в исторических хрониках осмысленная в духе фольклорно-языческих и протестантско–гуманистических трактовок личность правителя проходит духовно-нравственную эволюцию в дальнейшем творчестве Шекспира, начиная с 1600-х годов, от тиранов макиавеллиевского типа в образах Ричарда II, Ричарда III, Генриха VI, Генриха VIII, Клавдия, Макбета и приближаясь в более поздних пьесах к трагическо-гуманистическому образу правителя в трагедии «Король Лир» (1606) и христианско-утопическому идеалу монарха в трагикомедии «Буря» (1611), что говорило о разочаровании позднего Шекспира в идее справедливого государства, построенного на принципах гуманистической свободы, переходящей в итоге в тиранию, кроме этого, Шекспир говорит об утрате веры в смысл человеческого существования, по словам героя «Бури» Просперо, обществу пришло время понять, что «все грешны, все прощенья ждут» [19.Т.8,с.212], что можно принять как призыв драматурга направиться от самолюбования к покаянию в ожидании Божьего суда.
Почти все исторические хроники написаны Шекспиром в ранний период его творчества с 1590 по 1599 гг. под влиянием учений Т.Мора, Н.Макиавелли, М.Монтеня и Ф.Бэкона. В отступлении от исторического образа Ричарда видится близость Шекспира к гуманистической точке зрения Т.Мора на сам принцип тирании как проявление человеческого зла и насилия не только в частной, но и в общественной жизни. Это нашло отражение в отрицательном восприятии Шекспиром Ричарда III на основе исторической хроники Т.Мора, творчество которого он знал не только в интерпретациях Холиншеда, но и в оригинальных переводах с латинского, в частности, хронику «История Ричарда III». Как политик, лояльный властям, Т.Мор давал негативную характеристику монарху с точки зрения династии Ланкастеров, враждебно настроенных к Йоркам (Ричард по происхождению Йорк) с целью укрепления влияния династии Тюдоров, которую основал Генрих VII. Как известно, вражда Йорков и Ланкастеров, ставшая причиной войны Алой и Белой розы, закончилась гибелью в 1485 г. Ричарда III и приходом к власти рода Тюдоров. Отсюда представления официальной историографии времен правления обоих Генрихов и королевы Елизаветы о физическом и нравственном уродстве Ричарда III. Шекспир, как верноподданный англичанин-монархист эпохи правления последней из Тюдоров - Елизаветы, придерживался тюдоровской версии исторических событий, как они были изложены Т.Мором. Поэтому английский драматург, следуя концепции Т.Мора, обращается не столько к реальным фактам, сколько к сложившимся представлениям о Ричарде III с целью не просто дать негативную трактовку тирании как принципу государственности, несовместимой с идеалом правителя – гуманиста, но исследовать природу тирании с этической точки зрения, как проявление естества, «душевного склада, заложенного свыше», в личности, наделенной властью [19.Т.6,с.526] и помещенной в определенные социально–исторические условия.
Своим сюжетом трагедия «Ричард III» (1592-1593) примыкает к трилогии «Генрих VI» (1590-1592), что дало Шекспиру возможность проследить развитие деспотического характера Ричарда III, и причины, обусловившие его преступные деяния. В трагедии участвуют все сословия английского общества XVI века, но осмысливаются происходящие события с точки зрения народа, роль которого в историческом процессе Шекспир оценивает как функцию и приложение сил правителя-тирана для достижения власти. Действие трагедии начинается через три месяца после коронования брата Ричарда, Эдуарда IV. Внешнее уродство Ричарда пробуждает в нем обиду на «лживую природу» которая его «согнула и обделила красотой и ростом» [19.Т.1,с.433], что сформировало в нем порочный нрав и неспособность любить, всю мощь своей злобной натуры он обращает на продвижение к единоличной власти: «Раз не дано любовными речами мне занимать болтливый пышный век, решился стать я подлецом…» [19.Т.1,с.434]. Объясняя злобную натуру Ричарда его внешним уродством, Шекспир воспроизводит популярные в средние века и эпоху Ренессанса этические концепции Аристотеля, Платона. В Ричарде не происходит душевного роста, так как он не способен восхищаться прекрасным, ведь, по утверждению Платона, человек «согревается, восприняв глазами истечение красоты» [20.с.344], что делает его душу крылатой и приближает к Богу. В средневековой культуре этика внешней красоты как проявление духовно-божественного в человеке закрепилась в творчестве Данте, особенно при изображении им Люцифера в «Божественной комедии», где падший ангел описывается как величайшее уродство и безобразие, поскольку утратил божественную сущность. Как впоследствии скажет неоплатоновский академик Фичино, «красота имеет смысл, только если мы видим в ней отражение боле высокой красоты» [7,с.489]. В нравственно-этическом значении внешняя красота может соотноситься только с добродетелью и порождает только добродетель (Платон), но не порок. Как Аристотель обуславливал «звероподобность» физическим уродством, так и Шекспир делает Ричарда заложником собственной натуры, побуждающей его вершить злодейства.
Свободная воля Ричарда выражается в добровольном выборе зла и насилия на пути к власти, что делает его правителем макиавеллиевского типа, с крайне низкой оценкой его нравственной природы и преобладанием качеств жесткого правителя, кровавого, коварного и расчетливого одновременно. Как государь макиавеллиевской, новобуржуазной эпохи, Ричард принимает порядки нового мира, в котором устанавливаются законы человеческой, а не божественной воли, что делает его ответственным только за свою судьбу и свои интересы, он сам устанавливает для себя право вершить судьбы других людей. Уверенный в собственной правоте, он преодолевает все установления морали, побуждения совести, которая тираном-убийцей воспринимается как бесовское чувство, «слово, созданное трусом» [18.Т.1,с.575], заставляющее краснеть, и «мешает во всех делах»…, «кто хочет ладно жить, должен постараться прожить собственным умом и без всякого совестливого беса» [18.Т.1,с.468]. Ричард ставит перед собой конкретную политическую цель, соответствующую историческим условиям места и времени, – обретение неограниченной власти в управлении государством, и на этом пути он использует все средства без оглядки на их нравственную оценку, что также приводит к подмене понятия совести как свойства христианской личности на категорию силы естественного права: «Кулак - нам совесть, и закон нам – меч!» [18.Т.1,с.575]. Как правитель-прагматик, Ричард отвергает все сверхъестественное, фантастическое, он понимает историю как результат взаимосвязанных фактов и событий, приведенных в движение волей и интересами конкретных людей.
В своеволии Ричарда можно увидеть преодоление средневековой христианской этической концепции, согласно которой жизнь человека целиком зависит от воли Бога, определяющего как меру божественного наказания, так и бесконечную любовь к истинно верующему. Если протестантское учение о предопределении снимало проблему свободы воли и вместе с ней проблему морального выбора, то гуманистическая идеология, отступая от религиозной догматики, пошла по пути свободомыслия и усиления философско–рационалистической тенденций в решении этических проблем. В результате нравственно–этическим идеалом ренессансной эпохи стало теоретически обоснованное право человека на свободный выбор между добром и злом без прямого участия Бога и опоры на христианские заповеди (примером могут быть античные учения, средневековые антицерковные ереси, учение Пьера Абеляра, вольнодумная поэзия вагантов и т.п.).
Поэтому Ричард побеждает даже тогда, когда против него оказываются «Бог, и суд, и совесть», а на его стороне - «один лишь дьявол да притворный вид» [18.Т.1,с.448], что позволяет говорить о широких возможностях морального выбора шекспировских героев и понимании ими Бога лишь как объективной первопричины бытия (деизм). Поведение Ричарда в политическом смысле соответствует основным принципам теории Макиавелли о том, что правитель не сможет править, полагаясь на одну лишь «львиную силу», успеха в политике добивался лишь «тот, кто имел лисью натуру», то есть был «изрядным обманщиком и лицемером» [12,с.98]. Совмещая в себе «обе силы природы» для обретения «достаточной силы» [12,с.98], то есть, львиную и лисью натуру, Ричард вначале «медовыми словами», «как рая древний змий» (Ап.Григорьев), совращает Анну Уорик, вдову принца Уэльского Эдуарда, которого сам и убил, поражаясь легкости своей победы и тому, насколько быстро человек может сойти с праведного пути и приобщиться к греху: «Как! Я, убивший мужа и отца, я ею овладел в час горшей злобы, когда здесь, задыхаясь от проклятий, она рыдала над истцом кровавым!» [18.Т.1.А.I,с.448]. Нарушая государственные законы и отступая как от ветхозаветной, так и новозаветной заповеди «не убий», Ричард без суда и следствия, что было возможно только в условиях тирании для оправдания беззакония власти, убивает своего брата Кларенса и лорда–камергера Хестингса. Перед своей смертью Кларенс юридически обосновывает незаконность расправы Ричарда: «В чем я виновен? Какие доказательства и где? И следствие кто вел? И кто решенье внушил судье? И кто же тот судья, что к горькой смерти присудил меня? Пока законно я не обвинен, мне смертью беззаконно угрожать» [18.Т.1,с.470]. Цепь дальнейших преступлений и безнаказанность превращает Ричарда не просто в кровавого убийцу, но и в детоубийцу и кровосмесителя. Он обольщает льстивыми речами не только леди Анну, но и своих подданных, представляясь не тем, кто он есть на самом деле, чтобы «преуспеть куда больше, чем те, кто ставит на честность», как считал Макиавелли [12,с.98].
Не менее своевольными и страстными изображены в трагедии остальные герои, готовые подчиниться воле Ричарда ради своих личных, интересов. Это та же леди Анна, которая, подобно Гертруде, «и башмаков не износив, в которых шла за гробом» [18.Т.6,с.19], принимает от Ричарда кольцо, соглашаясь тем самым на брак с ним, чтобы сохранить титул королевы. Угодливость герцога Бекингема во многом объясняется не столько его преданностью монарху и патриотическими чувствами, сколько корыстными побуждениями приобрести обещанное Ричардом графство. Крайней степенью нравственного падения можно считать согласие королевы Елизаветы, сыновей которой жестоко убивает Ричард из опасения за непрочность своей власти, говоря, что «мой трон – на хрупком хрустале» [18.Т.1,с.532], на брак новоявленного короля с ее дочерью, приходящейся ему родной племянницей.
Шекспир показывает, как последовательно нисходят его герои на самую низкую ступень морального падения, следуя, с одной стороны, своим страстям, с другой - подчиняют свою волю желаниям тирана, как вынужденно, так и добровольно, что позволяет говорить об однонаправленности их конечных устремлений, цель которых – желание сохранить жизнь, власть и материальные привилегии. Гневное осуждение тирании Ричарда исходит в большей степени от королевы Маргариты, вдовы Генриха VI и герцогини Йоркской, его матери. Однако их гнев и горе питаются жаждой мести и сословной гордостью и объясняются утратой высокого положения при дворе: «Кто на коленях кричит: «Храни, о Боже, королеву»? Склоненные и льстивые где пэры? Бегущий за тобой толпой народ?» [18.Т.1,с.541]. Искажение духовного первообраза в Ричарде проявляется и в пренебрежении заповедью о почитании родителей, что говорило об отсутствии духовных семейных традиций. Порочный нрав Ричарда Шекспир связывает также с природной дурной наследственностью, что также снимает с него всякую ответственность за злодеяния: «На вас похож я нравом, герцогиня», - бросает герой в лицо матери. Мать Ричарда вместо того, чтобы направлять действия своего сына к добру взывать к пробуждению в нем совести как духовной любви, утрачивает родственные чувства, ненавидит его и молится о смерти своего «проклятого сына», сожалея лишь о прошлом, когда «пресечь могла все злодеянья,…когда б в утробе окаянной задавила» [18.Т.1,с.542].
Таким образом, свобода воли Ричарда, порожденная его «органической функцией» (Ницше), соответствует качествам его естественной природы и приобретает демонические свойства вседозволености, в нем не происходит духовной работы, чтобы одержать «победу над естеством» и преодолеть грех как «безобразие души» (Лествичник) [8,с.182]. Но как прагматичный политик он искажает заповеди Священного Писания, используя их в качестве орудия политики: «Творю я зло – и сам о зле горланю;… вздыхаю, повторяя из писанья, что Бог велит платить добром за зло. Так прикрываю гнусность я свою обрывками старинных изречений, натасканными из священных книг» [18.Т.1,с.462]. Разочарование Шекспира в справедливости политического устройства Англии, несмотря на его внешние монархические симпатии, приводят драматурга к мысли об исторической обусловленности тиранического характера власти и ее зависимости от духовно-нравственного состояния общества и поведения отдельной личности. Оценивая принцип самодержавной власти, Шекспир, соглашается с морально-философской оценкой Монтеня, утверждавшего, что «верховная власть – качество, которое подавляет все прочие, существенные и подлинные качества» и «добрые качества земных владык мертвы», [13,с.105], приходит к выводу, что в секуляризованном обществе преобладает стремление к власти в личных эгоистических целях, и это удаляет правителя от общественно–полезной деятельности на благо государства: «Властителям для славы титул дан и внешний блеск – за внутреннюю тяжесть; и целым миром горестных забот они за призрак славы часто платят. Меж титулами их и нищетой одна лишь разница – почет пустой» [18.Т.1,с.465].
Надев личину мнимой святости и монашеского смирения, Ричард надеется примириться с придворными, церковью и народом и с их помощью взойти на престол, понимая, что злодеяниями он может «стяжать власть, но не славу» [12,с.73], поэтому вначале он лицемерно отказывается от престола: «Скорей бы спрятался я от величья, чем, этого величья домогаясь, стал в испареньях славы задыхаться» [18.Т.1,с.522], чтобы впоследствии обрести всю полноту власти. Чтобы утвердиться на троне, Ричарду необходимо получить благословение народа на власть, а ненадежные и лицемерные просьбы его придворных, которые в любой момент могут предать или переметнуться к более сильному правителю, для него неприемлемы. Как прагматичный политик макиавеллиевской эпохи Ричард понимает, что «тому, кто приходит к власти с помощью знати, труднее удержать власть, чем тому, кого привел к власти народ» [12,с.76], он также стремится придать своей миссии божественное значение, зная, что глас народа – глас Божий, и это должно закрепить легитимность его власти. По замечанию Пушкина, Шекспир стоял у истоков народно–исторической драмы, несмотря на то, что у него ни в одной исторической хронике народ не играет решающую роль. В своей статье «О народной драме и драме Погодина: Марфа Посадница» (1830) Пушкин, разделяя «придворную, Расинову» и «народную, Шекспирову» драму, отдает предпочтение Шекспиру и его пониманию роли народа как важной, но трагически обреченной исторической силы [16. Т.11,с.177], что найдет отражение в его трагедии «Борис Годунов» и обозначит общее понимание Шекспиром и Пушкиным истории как трагедии народа.
В описании «шутовских выборов» Ричарда как «балаганного действа» (Т.Мор) [6,с.94] Шекспир опирается на хронику Мора и его оценку этого события, соглашаясь с мнением Т.Мора о тесной зависимости проблем политики от нравственного облика монарха. Повествуя о коронации Ричарда, Т.Мор в своем сочинении подчеркивает, что «ни один человек в огромной толпе не проронил ни единого слова», словно выражая тайный протест и понимая неизбежность прихода тирана к власти. Оценивая ситуацию «безмолвия народа», Т.Мор, а вслед за ним Шекспир приходят к выводу, что «простым людям отведены только места зрителей в королевских играх» [6,с.98], и в этом, по мнению Шекспира, заключается трагизм исторического процесса, и, как следствие, пессимистическое восприятие будущего.
Не вступая в конфликт с властями, Шекспир умел отстаивать свою точку зрения, которая в большей степени склонялась к народно-критическому взгляду на поведение правителя, поэтому драматург, по словам Пушкина, не имел «холопского пристрастия к королям и героям» [16.Т.12,с.195]. Устами простого писца Шекспир выражает авторское мнение об историческом положении народа, который все видит и понимает, «но кто посмеет показать, что видит?» [19.Т.1,с.516], поэтому народ не может ничего изменить и повлиять на ход истории: «Плох свет и хуже будет с каждым днем, когда такое зло творится в нем» [19.Т.1,с.516]. В трагедии безмолвствует не только народ, но и приближенные Ричарда, что говорило о зарождении политики конформизма, политической трусости и подлости, и приучало человека не иметь собственного мнения и приспосабливаться к интересам правителя.
Триумфальное восшествие Ричарда на престол вскоре оборачивается его политическим и нравственным поражением. Восставшие графства собирают силы против тирана, и в последней битве между Ричардом и Ричмондом, будущим королем Генрихом VII, происходит восстановление исторической и политической справедливости через закон божественного возмездия в соединении с юридическим правом на власть. В качестве божьих мстителей выступают призраки казненных, являющиеся Ричарду во сне как напоминания больной совести, именно они выносят приговор правителю–тирану. Перед решающим боем каждый из убитых проклинает Ричарда и предрекает ему поражение: «Меч вырони, отчайся и умри!» [19.Т.1,с.568], что закрепляло идею неотвратимости высшего суда. Как правитель христианской эпохи, Ричард не мог не видеть греховности своих деяний, о чем он сам и говорит: «грехи мои – чернее нет грехов» [19.Т.1,с.571], но действует он без оглядки на Божью волю и необходимость ее исполнения, а ради безграничной единоличной власти, поэтому и отступает от христианских заповедей. Даже в последней борьбе перед смертью он не может разрешить внутренний конфликт между гордыней эгоизма, ненавистью и жалостью к самому себе.
Власть государственного закона находит свое воплощение в победе Ричмонда, который прекращает междоусобную династическую войну между Йорками и Ланкастерами, диким раздором рвавшую «на части мир» [19.Т.1.А.V,с.578]. Сохраняя исторический аспект трагедии, Шекспир завершает хронику победой династии Тюдоров, что привело к окончанию Войны Алой и Белой розы и отвечало патриотическим устремлениям самого автора и зрителей шекспировского театра.
Определяя магистральный сюжет трагедий Шекспира, отечественное шекспироведение, как классической эпохи XIX века, так современное, исходило в целом из антихристианской антропоцентрической концепции, намеченной еще Белинским, согласно которой человек понимается как объект самой высокой веры, а его высший смысл жизни состоит в «деянии героическом, оправданном совестью и разумом» (Комарова) [8,с.145]. Утилитарно-рационалистический подход Белинского к Шекспиру построен на восприятия его как эмпирического поэта- созерцателя, для которого, как для язычника, «нет ни добра, ни зла» [3,с.169], материя у него подавляет дух, то есть, герои Шекспира, в представлении критика, склоняются к добру или злу «потому, что это так бывает в действительности, по вечному закону разума» [3,с.169]. Для Белинского Шекспир – создатель новой объективной поэзии жизни, поэтому он выше всех «поэтов человечества» [3,с.168], что установило в литературной критике традицию возвеличивания Шекспира «как царя поэтов всего мира» [3,с.523], поскольку, в представлении критика, «…решительно все произведения его – лучшие: каждое лучше другого, и ни одно не хуже другого» [3,с.406]. Рассматривая литературу и человека в ней как воплощение прогрессивных идей, Белинский разделяет героев Шекспира на «высоких» и «пошлых» и причисляет Ричарда III к высоким героям, считая, что это – «трагическое лицо», которое «непременно должно возбуждать к себе участие исполинской силой духа» (статья «Борис Годунов»). В современных исследованиях в разных интерпретациях прослеживается схожая с Белинским характеристика персонажей Шекспира, в частности, Ричарда III, как героического типа, например, И.Шайтанов и В.Комарова сходятся в том, что, несмотря на свои отрицательные качества, Ричард «представлен как незаурядная личность, отважный воин» (Комарова) [8,с.65], он «велик и силен до конца» (Шайтанов) [18,с.192]. А.Смирнов увидел в нем одного из титанов Возрождения, вызывающего «ужас и отвращение» и одновременно «восхищение» [19.Т.1,с.609]. Анализируя образ Ричарда, один из выдающихся исследователей творчества Шекспира Л.Пинский соотносит его с бахтинской идеей карнавала, театральности в жизни, называет «гротескно незавершенным актером», который «игрой побеждает Природу», что приводит мысль ученого к оправданию героя, так как для актерства возможна подмена понятий жизнь и игра, смешение добра и зла, правды и лжи, поскольку актер, надев чужую личину, не может нести ответственности за свои поступки и лишь в определенный момент «бесславно сходит со сцены истории» [15,с.61].
Таким образом, гуманистическая критика, начиная с Белинского, не могла дать христианской оценки творчеству английского драматурга, поскольку принимала шекспировскую амбивалентность, «срединность» (Ю.Манн) в понимании человека, как истинную и допустимую в качестве образца ренессансной личности, внутренняя противоречивость которой воспринималась как проявление слабых, но естественных сторон титанизма, не умалявших ее величия. Православную точку зрения на образ Ричарда и творчество Шекспира в целом высказал русский критик Ап.Григорьев в стихотворном эссе «Искусство и правда» (1854), выдвинув народность и православность в качестве основного критерия правды в искусстве. Ап.Григорьев не разделял революционно–атеистических взглядов Белинского на шекспировских героев и придал образу Ричарда демонические черты, уподобляя его ветхозаветному «древнему змею» «с челом бесстыдным», характеризуя, таким образом, тиранию как греховное, падшее состояние правителя, что соответствовало народным представлениям о жестокой власти.
На исходе своей жизни и творчества Шекспир, находясь на перепутье между ренессансным богоборчеством и рационалистической ортодоксией протестантизма и католицизма, видит истоки зла не во внешних объективных обстоятельствах, но в том месте, которое пытается занять человек в этом мире, в его побуждениях переустроить мир по своему желанию, «страстное желание возвысить собственную мораль до всеобщей истины, навязать ее человечеству, уничтожить все, что не таково» [20,с.399], как верно определит фаустовское состояние европейского человека О.Шпенглер, в чем проявлялся как ренессансный эгоцентрический титанизм, так и протестантский либерализм, освободивший человека от власти церкви в пользу индивида. Утверждая эсхатологический взгляд на мир, в котором побеждает зло, Шекспир распространил этот взгляд и на человека как на амбивалентную личность, отпавшую от Бога, от добра, далекую от молитвы, но близкую к страстям, видящую опору в самой себе, что сам драматург осознавал как трагедию современности.
1.Аристотель. Этика. - М., 2004.
2.Аристотель. Поэтика. – М., 2010.
3.Белинский В.Г. Избранное. – М., 1959.
4.Библия / М.- Российское библейское общество, 2005.
5.Блум Х. Западный канон (гл.«Шекспир как центр канона»)//Иностранная литература. -1998. - №12.
6.Голенищев-Кутузов И.Н. Романские литературы. – М., 1975.
7.Делюмо Ж. Цивилизация Возрождения. – Екатеринбург, 2006.
8.Комарова В.П. Творчество Шекспира. – С.-Петербург, 2001.
9.Лествица. - М., 2007.
10.Лосев А.Ф. Эстетика Возрождения. – М., 1978.
11.Мак.Египетский. Духовные беседы. – М., 2007.
12.Макиавелли Н. Государь. – М., 2006.
13.Монтень М. Опыты. – М., 2006.
14.Ницше Ф. Воля к власти. – Минск, 2007.
15.Пинский Л.Е. Шекспир: Начала драматургии. – М., 1971.
16.Пушкин А.С. Полное собрание сочинений. – М.,-Л., 1959. Т.11.
17. Шайтанов И.О. История зарубежной литературы. Эпоха Возрождения. В 2 т. – М., 2001.-Т.2.
18.Шекспир У. Полн.собр. соч. В 8 т. – М., 1960.
19.Шпенглер О. Закат Европы.– М., 2006.
20. Платон. Диалоги. – М., 2006.
