Дмитрий ЕРМАКОВ. Африка. Рассказ.
Слон ткнул хоботом дверь, и она вдруг подалась, открылась. Повеяло влажной прохладой недалёкой реки, и сложный всеобъемлющий запах города опьянил… И – это была свобода. Свобода уйти туда, куда он должен был уйти…
Была тёплая, белая, северная ночь. По улице города вдоль неширокой спокойной реки, мимо деревянных двухэтажных домов, хранящих память о старой далёкой жизни, мимо уныло-однообразных пятиэтажек шёл, плавно переставляя толстые ноги, шевеля морщинистыми лопухами ушей, помахивая хоботом, старый, но не много повидавший за свою зоопарковую жизнь слон…
… Шестилетняя девочка Настя стояла на коленках на стулике у окна в своей комнате. Родители спали в соседней. И не знали они, что у их малышки есть такое странное развлечение – ночное стояние у окна, заглядывание в ночь. И Настя не знала, почему она просыпается ночью, что так тянет её к окну. Она и не думала, что в этом есть что-то необычное, поэтому и не говорила ни маме, ни папе, что просыпается по ночам. И темноты она не боялась…
Она стояла у окна и увидела идущего по улице слона.
- Слоник, - заворожено прошептала, - ты в свою Африку пошёл?
Тому, что слон шёл по их улице, она нисколько не удивилась – вчера с мамой ходила в зоопарк и видела этого слона. Дал детям на себя посмотреть и пошёл домой, в Африку. Что ж тут такого?
А слон остановился под окном. Порылся хоботом в мусорном контейнере, отправил что-то в рот. Двинулся неторопливо дальше.
Насте очень понравился его хвостик, покачивавшийся при каждом шаге.
Слон ушёл. Настя ещё постояла у окна. Собака, маленькая в мочалистой шерсти, лопоухая, пробегавшая по своим делам, замерла, повернула морду в ту сторону, куда ушёл слон, тявкнула зло и убежала. Настя вздохнула. Отошла от окна, легла в кроватку и, думая о слоне, уснула…
… На самом берегу – величественный, белоснежный – уже четыреста с лишним лет стоит Собор.
Слонов древние стены ещё не видывали. А слону – что Собор, что любое другое строение…
Он шёл, будто бы и зная куда…
На площади перед Собором – любимое место сбора молодёжи. Пиво пьют, на гитарах брякают, целуются, а, бывает, и дерутся…
- Э, народ… - длинноволосый гитарист прервал на полуслове песню…
- Не фига…
- Клёво!
- У меня банан есть! Подманим его. Я прокатиться хочу! – заявил высокий, с презрительно опущенными углами губ, самоуверенный парень, отстраняясь от сидевшей в обнимку с ним девушки.
И, придуриваясь, стал подзывать, как овец в деревне зазывают:
- Бя-а-ша, бя-а-ша… - и банан очищенный протягивает. – Колян, суй банан ему, - дружку сказал. – Пацаны, подсаживайте!
Слон стоял, не понимая, что происходит. Он хотел взять банан, потянулся хоботом, но парень испуганно отшагнул. А в это время двое подсаживали третьего…
Слон лишь чуть повернул голову и махнул хоботом. Вся троица на асфальт покатилась. Девчонки завизжали. А слон, не оглядываясь, пошёл от них… Он был уже очень старый, спокойный слон…
- У, скотина!
Бутылка из-под пива ударилась в его заднюю ногу и, упав, разбилась. Слон не оглянулся, лишь чуть ускорил шаг.
Он прошёл, помахивая ушами и хвостом, покачивая хоботом, мимо Собора. Его манила густая зелень впереди и запах стоячей воды…
… Как ни тяжело вставать, а пора, и никуда не денешься, начинать привычную утреннюю работу. Впрочем, как привычна работа, так привычно и это состояние после "вчерашнего"… И, стукнув пальцем по кнопке будильника, преодолевая тошноту, Коршунов поднялся, прямо из чайника жадно глотнул, вышагнул из вагончика на улицу. И сразу полегчало, обдуло ветерком. Опухший, в вечной будто приросшей уж к телу тельняшке, пошёл за инструментом… И увидел распахнутую дверь… Слон ушёл!
"Только бы найти, а привести – приведу, скотинка смирная… До семи надо успеть…", - лихорадочно пролетало в мозгу Коршунова. Он взглянул на часы. В запасе у него было около двух часов. Дверь вагона запер и торопливо вышел на улицу. "Как же я забыл закрыть-то. Не бывало такого…"
Он вышел из огороженного вагончиками пространства к берегу неширокой и нечистой городской речки. "Ага. Ну, вот вдоль реки и пошёл. Куда ж ещё-то, одна дорога тут…" И Коршунов устремился по пустынной улице…
А слон вошёл под зелёный свод старинных парковых дерев, и вышел на берег пруда, вырытого ещё в позапрошлом веке – в зелёной ряске, с гниловатым запахом. Когда-то плавали, говорят, здесь белые лебеди… Двое бомжей – Галя и Лёха, только что вылезшие из-под беседки на утренний свет, ошалело пялились на слона.
- Мамонт! – почему-то шёпотом, сказал Лёха, обросший и грязный, как охотник на мамонта с картинки в учебнике истории.
- Сам ты… носорог! – хриплым женским басом, ласково отозвалась Галя и даже потрепала сморщенной чёрной ладошкой шевелюру своего друга…
А слон, постояв на травяном берегу пруда, пошёл в воду. Он входил в пруд, вдавливая столбы ног в вязкое дно, разгоняя зелёную ряску, вытесняя своей громадой воду на берег. В середине пруда вода доходила до его ушей. А когда он, набрав хоботом, воды окатил себя – на какое-то лишь мгновение в свете восходящего солнца, он перестал быть серым…
- Гляди, розовый! – толкнула Галя локтем в бок Лёху.
- Розовый! – сиплым шёпотом отозвался Лёха.
… - Отец, слона не видел? – спросил Коршунов у раннего дворника.
Тот как раз собирал мусор вывороченный из контейнера, недовольно ответил:
- Чего?.. Какой слон? Свиньи тут, видно, были. На двух ногах.
Коршунов уже бежал дальше и не слышал, как старик дворник ещё добавил:
- Голову-то совсем пропил, слоны мерещатся…
Вдоль тротуара стояли в рядок пустые пивные бутылки, собранные дворником, восходное солнышко отражали…
… Слон, искупавшись в гниловатой воде, вышел на берег, постоял, и лёг…
Галя и Лёха сидели у стенки веранды, прижавшись, положив руки на плечи друг другу, по очереди тянули один на двоих чинарик.
- Слушай, умирает он, что ли?.. – прохрипела Галя.
Слон лежал на правом боку, и видно было как тяжко он дышит.
- Нет, живой, - радостно сказал Лёха, когда слон поднялся и всё так же неторопливо, плавно пошёл, пошёл и растворился в зелёной, искрящейся каждой росинкой, листвяной дымке…
- В Африку, - сказала Галя.
