Елена ПУСТОВОЙТОВА. Со звонницы взгляните на Россию.

«Все действуют лживо, врачуют раны народа моего
легкомысленно, говоря: Мир! Мир! А мира нет.
Стыдятся ли они, делая мерзости? Нет.
Нисколько не стыдятся и не краснеют».
Пророк Еремия

"Горсть родной землицы, глоток живой водицы…" - поёт в одной из своих замечательных песен наш современник Николай Емелин. И в немалое число русских людей своими песнями уверенность вселяет: мол, не все еще быльем поросло, есть и будущее. А как нужна уверенность всем, кому слово Россия не звук пустой, а Отчизна, унизить которую сегодня уж больно много охотников находится. Как вне ее пределов, так, что еще горше, и в ней самой. Наглядных иллюстраций для моих слов слишком много, и приводить их ни к чему. Не мытьем, так катаньем старательно внушается мысль разорителями и растлителями России, что нет сегодня у народа русского и надежды на возрождение. Как нет ничего хорошего и в самой России. Тут и прогнозы в ходу, и статистика, и смешки, и с оскорблением не запоздают – всего у них вдоволь…
На левом берегу реки Колочь раскинулось село Колоцкое. По данным археологов, уже в XI веке здесь было селище, а в 1303 году эти земли отошли от Смоленского княжества к Московскому. В 1389 году по духовному завещанию Димитрия Донского Можайск с близлежащими окрестностями получил его сын - Андрей Дмитриевич, который во время своего княжения построил два доживших до наших дней монастыря: Ферапонтов-Лужецкий и Колоцкий.
Успенский Колоцкий монастырь находится недалеко от Можайска, в 26 километрах западнее, и основан он в далеком 1413 году, как укрепленный военный пост на дорогах к Можайску. Так говорят безымянные историки – люди, верящие в смысл практический. И ничего для них нет несуразного в том, что монастырь основывался, как форпост. Не спорю с тем, что русские монастыри - вспомним, хотя бы, славную историю Троице-Сергиевой Лавры - не только были форпостами, а даже и военными крепостями, главными защитниками Отечества в лихие времена, которыми обильна история России, но основывались они отнюдь не как военные объекты.
Возникновение обители летописные источники донесли до нас совсем иначе. Как и положено, основание ее связано не с земными расчетами, а с обретением Колоцкой иконы Божией Матери - первой чудотворной, явленной в непосредственной близости от Москвы. Древний летописец, повествующий о происшествиях, "бывших в России с 1379 по 1424 год", под 1413 годом сообщает: "Того же лета от Можайска за 15 верст во отчине князя Андрея Дмитриевича, внука Иванова, правнука Иванова же, праправнука Даниила Московского, явися знамение в Колочи: некий человек именем Лука, простых людей и ратаев убогих последний в нищете сый, на некоем древе в некоем месте найде икону Пречистыя Богородицы держащу на руце младенца Господа нашего Иисуса Христа с единыя страны иконы тоя на затворце Никола чудотворец, а с другой Илья Пророк, и взем ю с верою целова, и поставил ея у нивы своея на месте просте на древе".
О чудотворной иконе прошла весть по всей округе. Недужные и больные получали от нее исцеление. Луке же оставляли богатые дары и стали чтить его "яко Пророка и Апостола". Он ходил с иконой по селам, был в Можайске, а затем отправился в Москву, где икону встречали "митрополит со епископы, со всем священным собором и великими князь Василий Дмитриевич со всем своим двором, боярами, воеводами, вельможами и всем православным людом".
И познал Лука, что такое «медные трубы». Стал жить по-барски, со слугами, "трапезу имел тучную", устраивал охоту с ястребами, соколами и даже дерзко оспаривал у князя охотничьи угодья. И князь уступал ему их.
Но однажды Луку заломал медведь, да так, что тот едва жив остался. А когда выжил, то оставил разгульную жизнь и отдал все свое "имение" на строительство монастыря в Колочи. В Успенском храме этого новопостроенного монастыря и поместили чудотворную Колоцкую икону Божией Матери, а сам Лука принял постриг и монашествовал в монастыре до самой своей смерти.
В 1609 году монастырь был впервые разорен. Это были времена «тушинского вора» Лжедмитрия II, когда на Руси по выражению летописца высились «горы могил», вмещающие в себе «персть мучеников верности и закона». О том, тяжелейшем для народа русского периоде Карамзин писал: «…Хотя немногие предпочитают гибель беззаконию, с честию умирали и воины и граждане, и старцы и жены. В духовенстве особенно сияла доблесть… Немногие из священников, как сказано в летописи, уцелели, ибо везде противились бунту».
Эти слова историка можно напрямую отнести и к духовенству, что было в Колоцком монастыре.
Не успев возродиться, обитель в 1617 вновь была разорена литовцами. Началом ее восстановления считается год 1627, но былого расцвета тогда она не достигла.
В 1784 году Успенский храм перестроили, возвели из камня стену с шестью угловыми башнями и настоятельский корпус. Знаменитая колокольня, с которой в 1812 году сначала Кутузов, а затем Наполеон осматривали поле будущего Бородинского сражения, была возведена между 1739 -1763 годами.
В 1812 году в стенах монастыря несколько суток размещался штаб Кутузова. Михаил Илларионович предполагал вначале дать французам генеральное сражение в районе монастыря, у стен которого сосредоточил главные силы русской армии, и где дважды прошли упорные стычки русских и наполеоновских войск, но 22 августа принял решение отступить к Бородину.
В самой обители в то время денно и нощно совершались богослужения. Известный поэт Федор Николаевич Глинка в письме от 23 августа 1812 года писал: "Никогда, думаю, не молились русские с таким усердием, как сегодня! Поутру полки расположились около Колоцкого монастыря. Там еще остались два или три поседелых монаха. Целый день церковь была отперта и полна. Я был у вечерни. Унылый стон колокола, тихое пение, синеватый сумрак, слегка просветляемый томною лампадою и несколькими свечами, которые чуть теплились перед древними иконами: все это вместе чудесным образом располагало душу к молитве. Глубокое молчание почивало в храме. Никто не смел нарушить его. В сии мгновения души и сердца русских были в тайной беседе с Богом… Вид пылающего Отечества, бегущего народа и неизвестность о собственной судьбе сильно стеснили сердце".
После ухода из монастыря штаба Кутузова, его занял Наполеон. В нем Бонапарт расположил госпиталь, и, строя свои «наполеоновские» планы, взбирался на колокольню для обзора окрестностей. Покоритель Европы смотрел на предстоящее сражение, как на возможность одним ударом решить, наконец, военную кампанию в свою пользу.
Французы оставались в Колоцком почти два месяца, а уходя, разграбили церковное имущество и подожгли древние постройки. Даже крепостные стены монастыря не уцелели, остались лишь одна восьмигранная башня.
Восстановление монастыря началось сразу после изгнания «дванадесяти язык» (так называли в России многонациональную армию Наполеона), но завершилось оно только через четверть века.
В конце XIX века монастырь уже владел 120 гектарами земельных угодий, большим плодовым садом и пятью сообщающимися между собой прудами, в коих братия выращивала рыбу, а в приходской школе монахи обучали 35 мальчиков.
И вновь навалились на Россию лихие времена. Нашествие, пострашнее французского.
Пятисотлетний монастырь в 1920-е годы вновь разорен. В монастырских строениях разместили интернат для глухонемых детей, а в Отечественную войну - госпиталь. В послевоенное время различные учреждения, обосновавшиеся там, довели все монастырские здания до аварийного состояния. Тогда они могли представлять собой желанную иллюстрацию для современных прогнозистов, утверждающих, что России не возродиться. И вот на этих, оставшихся от монастыря руинах в октябре 1993 года был открыт Свято-Успенский Колоцкий женский монастырь.
Мне довелось побывать в монастыре летом. Монастырь стоит в самом начале села, чуть в стороне от дороги, которая рассекает село от монастыря до простора полей, желтеющих на другой его стороне. Увенчанная тонким шпилем, высокая колокольня высится над проездными монастырскими воротами. Да и над всем селом. Сразу понятно, что окружающие просторы обозреваются с колокольни во все стороны. Радовался, поди, Наполеон, глядя оттуда на русские войска, отходящие на восток. Ворота распахнуты, да, скорее всего, они и на ночь не закрываются. Тишина кругом. Село, немного впереди, под жаркими летними лучами солнца притихло. Дома в садах, с милыми лавочками перед воротами, присесть на которые никому не заказано.
На стене колокольни памятная плита Денису Давыдову. Именно отсюда, из монастыря, Давыдов ушел на партизанскую войну с неприятелем. Имя зачинателя и руководителя армейского партизанского движения неотделимо в народной памяти от Отечественной войны 1812 года. Давыдов представил Кутузову “План партизанских действий” уже на третий месяц военных действий, и фельдмаршал накануне Бородинского сражения выделил в распоряжение полковника Давыдова 50 гусар Ахтырского полка и 80 казаков. Чем и благословил на борьбу.
Во дворе монастыря все говорило о строительстве – штабеля досок, кучи гравия, каркасы лесов… Но кельи XVIII века уже радовали глаз белизной побелки. Перед ними клумбы – над пушистыми оранжевыми головками бархатцев суетятся бабочки, разноцветные петунии, разомлев под летним солнцем, источают медовый запах. Прямо - сам храм, с новой зеленой крышей, со сверкающим куполом, с обновленными белоснежными стенами. Двор монастыря просматривается насквозь – монастырской оградой ему давно служит близлежащие окрестности, да кудрявые деревья, которые дружными стайками собрались вокруг.
Настоятельница монастыря матушка Рахиль еще молода, с радостью это отмечаю, а монахини, что в свечной лавочке с маслицем и иконками стоят, совсем юные - лицом светлые, глазами чистые. У матушки была свободная минута, и она проводила нас, приезжих, в домовую церковь во имя преподобномученицы Великой Княгини Елисаветы Федоровны, оборудованную в сестринском корпусе, а после предложила подняться на колокольню. Радость наша была полной. Ведь об этом только мечтать!
Ступени, во многих местах латанные новыми кирпичами, вверх ведут крутенько. Стены древние, но с середины кирпичная кладка иная – по ней видно, как была «обезглавлена» колокольня. Ближе к самой звоннице ступени из толстых деревянных плах. Новые, как и все дерево в самой звоннице. Но сам колокол - древний, с надписью на ять и с узором по краю. Невелик и не мал - с полметра в объеме будет.
Весь двор монастыря с высоты птичьего полета перед нами – как на ладони.
Летали ли вы когда-нибудь во сне? В детстве, может быть? Помните, как дух захватывает от радости?
Во-о-т!
Впереди, сбоку, сзади – куда не повернись, повсюду перед вашими глазами бескрайние, великие просторы русские! С уже налитыми зерном желтыми полями, которые колышет ветер, с зелеными лугами и с пасущимися на них буренушками, с дорожками и тропинками, с лесочками в блестках реки между ними, с селами, утопающими в садах…
Само поле Бородинское - рукой подать, с четким очертанием колоколен знаменитого Спасо-Бородинского монастыря. А там, на горизонте - большой массив виднеющегося Можайска с блеском куполов…
Вот она – родная землица, Матушка Русь во всей красе!
И над всей этой красотой ласточки летают. Стремительные, весело щебечущие. Носятся себе по небушку, чиркая воздух острыми крыльями, исчезая вдали над полем…
Оказалось, что весь храм оштукатурили и побелили всего-то двое: муж да жена, жители села Колоцкое. По выходным дням и по вечерам (лето-то ведь быстро проходит!) вдвоем все сделали, явив всем нам пример достойного дела человеческого. Каюсь, имен их я у матушки не спросила. Да, с другой стороны, к чему имена - поругание народное самим народом исправляется. Вот в монастыре и двадцати монашек не будет, а работа сделана под стать трудовой армии. Стены только восстановить монастырские – труд огромен, а кроме стен еще дел число великое. И ведь не одна эта у монахинь забота, им еще и требы монашеские исполнять надо, богослужения вести, да и жить как-то надо – подсобное хозяйство поднимать. Без народа такое возрождение невозможно.
Из него, из народа нашего, до сих пор живого, находятся и неподвластные тлению разврата монахини, и талантливые художники, и строители, и штукатуры. Жив и богат еще народ наш.
И у нас всего много, всего вдоволь…
Сразу за монастырским двором заросший пруд в кувшинках. Один уцелевший из тех пяти прудов, что соединены были между собой каналами, позволявшими монастырской братии держать в них воду чистой и выращивать карпов, которые едва в ведро помещались.
- А что, матушка, думаете ли возродить и пруды? – спросила, с особой ясностью понимая, что дела свои земные делаю не так и не те, что никогда не знала усталости от того, что штукатурила стены храма или чистила заросший пруд… Да мало ли других необходимых дел на нашей земле? Собаку бездомную приютить хотя бы, если души не хватает на беспризорника…
- Мысли есть, а как Бог даст, - прошелестел тихий ответ.
Сегодняшнее непростое время (а было ли оно на Руси простым?), когда весь мир участвует в демократическом и "цивилизованном" покорении России, требует от каждого из нас личного мужества и старания. Те, наверху, в партийных бомондах, в думах (если там есть кто от народа, то на меня не будет в обиде), в банках и в самых рассвободных редакциях, преданно служащих американской демократии, без народа – ничто, пыль. Ни эксперименты ставить, ни воевать, ни воровать, ни черное в белое переписывать им без нас невозможно. А другого они и не умеют. Но и мы без землицы нашей ничто - пыль.
Нам надо научиться видеть и слышать. Видеть иное, чем то, на что старательно нам заворачивают глаза. И слышать сквозь плотный шум словоблудия - звон колокольный.
А родная земля, дедами нашими говорено, и в горсти спасет, такая в ней силища.