Валерий ХАТЮШИН. «Некуда деться мне в городе зверском…» Лирика.

БЕЗ ОСТАНОВОК
 
Плывут поля, в туманах роясь,
леса мелькают день за днем…
Стучит на стыках скорый поезд,
без остановок мчусь я в нем.
 
В окно сквозит порывный ветер.
Глаз от окна не отвожу.
Спрошу: зачем я жил на свете? –
и сам себе не подскажу.
 
Молчу, не жду назад возврата,
ни с кем свиданий не хотя.
Вот так всё ехал бы куда-то,
нигде уже не выходя…
 
 
*  *  *
Ты позвонила, чтоб сказать «люблю»,
увы, не мне сказала – февралю,
просторам снежным, звездам, небесам…
В иной удел не верил я и сам.
 
Прости, давно обвенчан я с зимой,
она живет и день, и ночь со мной.
И снег, и ледяные небеса
давно в мои просыпались глаза.
 
И все же я тебя ревную к ней,
к нерасторжимой суженой моей,
к просторам снежным, звездам, небесам…
И что нам делать – я не знаю сам.
 
 
*  *  *
Елене Сапрыкиной
Июньский лес и трели соловья…
По вечерам гуляю вдоль опушки,
чтоб хоть на миг сдалась печаль моя
под ливнем песен золотой пичужки.
 
Вот так из года в год, из века в век
журчит, свистит соловушка над миром.
А позабывший Бога человек
оброс железом, подлостью и жиром.
 
Но с дрожью откликается душа
на голос неземной певца лесного…
Стою и молча внемлю, чуть дыша,
и ничего не надо мне другого.
 
Цветов и трав дурманный аромат
манит от горьких мыслей отрешиться.
Среди сплошных трагедий и утрат
есть летний лес и сладостная птица…
 
 
*  *  *
Когда никуда не спешишь
и смотришь вокруг безмятежно,
приходит к тебе неизбежно
души просветленная тишь.
Когда никуда не спешишь…
 
Недвижны листва и вода,
спокойны и небо, и воздух,
и трав освежающий роздых
твои исцеляет года.
Недвижны листва и вода…
 
Как время течет сквозь тебя –
ты нервами чуешь и кожей,
с травой и с деревьями схожий,
любую былинку любя.
А время течет сквозь тебя…
 
Природа глазами цветов
глядит на тебя с удивленьем,
и ты неразгаданным зреньем
взираешь на чистый покров
природы с глазами цветов.
 
Ты, словно в гипнозе, стоишь
в своем созерцанье глубоком,
боясь оборвать ненароком
души просветленную тишь.
Ведь ты никуда не спешишь.
 
 
*  *  *
Больное сердце мается в груди.
Любовь и жизнь остались позади.
 
Страна, где я родился и где рос,
лежит на дне людского моря слез.
 
Родник иссяк и отцвели цветы,
глаза померкли, съежились мечты…
 
И лишь, как прежде, небо надо мной
своей бездонной манит высотой…
 
 
*  *  *
Т. Г.
Мы больше не встретимся, даже случайно.
Свела нас когда-то печальная тайна.
Жестокая тайна потом развела.
И тихо навеки ты с нею ушла.
 
Но сердце мое ничего не забудет,
и что-то, возможно, небывшее будет,
когда нас простит всеобъемлющий рай,
ведь мы не сказали друг другу «прощай»…
 
 
*  *  *
Некуда деться мне в городе зверском,
спрятаться негде от воплей скотов.
В неутихающем грохоте мерзком
глохнет поэзии трепетный зов.
 
Нервы и вены – гудящие струны,
перенатянуты, как на разрыв.
Дни беспросветны и ночи безлунны.
Зреет на сердце убийственный взрыв.
 
Пройдено прошлое – путь испытанья.
Худшего жду, на судьбу опершись.
Думал я, жизнь – это мера страданья.
Мера терпения – вся моя жизнь.
 
 
*  *  *
Ехали мы, ехали день за днем,
всё терпели, думали: подождем.
Родина ты Родина, свет и мрак.
В новый век пробились мы кое-как.
 
Нас манили райскою красотой.
Что же мы увидели пред собой?
На лугах – не скошенная трава,
в городах – усохшие дерева.
 
Вдоль дороги – взорванные дома,
на флагштоках – траурная тесьма...
Как с душевным трепетом совладать?
Солнца в небе скомканном не видать.
 
Пасмурно и ветрено за окном.
Мчатся тучи низкие. Снег с дождем.
Впереди – мертвящие холода.
Вот мы и приехали. В никуда.
 
 
НЕМОТА
 
Мы идем всё дальше от Христа,
впереди – немая пустота,
впереди – отчаянье и страх
и блужданье смертное впотьмах.
 
Сбились мы с надежного пути,
в сердце знанья нет, куда идти.
Цели нет и света нет в крови,
нет надежды, веры и любви.
 
Правды нет в бессмысленных глазах,
всё мы растеряли впопыхах,
все заветы предали стократ
и бредем куда-то наугад.
 
Нас влекут болотные огни,
чудным блеском кажутся они...
Самый подлый враг – наш лучший друг,
и лишь голос лжи – ласкает слух.
 
Глохнет Слово, и за часом час
Божий образ покидает нас.
Мы уходим дальше от Христа,
впереди пустая немота.
 
 
*  *  *
Судьба, судьба, как странно ты сложилась!..
Была необъяснима жизнь моя.
Но шла за мною Божеская милость
и следом – беспощадность бытия.
 
Каким-то чудом выжил я на свете,
нисколько не озлобившись душой.
Смотрю с улыбкой, как играют дети,
как сквер сияет молодой листвой.
 
Была мне тайна высшая открыта
и о любви шептал мне каждый куст…
Я все же выжил. Но страна – разбита,
и дом унылый – холоден и пуст.
 
 
*  *  *
Наверно, смешно и нелепо
в закатную верить зарю…
Смотрю на вечернее небо,
спокойно и долго смотрю.
 
Мне волосы ветер полощет
и полнится взгляд синевой,
я вижу яснее и проще
прошедшее перед собой.
 
Ведомый велением вышним,
прорвал я соблазны греха.
Что было никчемным и лишним, –
отсеялось, как шелуха.
 
Испытан земной маятою,
я с ней расквитался давно.
Всему пережитому мною
меня пережить суждено.
 
И вот, не забывший о многом,
судьбу разглядевший свою,
безропотно, как перед Богом,
под небом вечерним стою.
 
Внимаю сердечной надежде
на эту живую зарю,
с любовью, неведомой прежде,
в предвечное небо смотрю.
 
 
СЕЛЬСКАЯ КАРТИНА
 
Буйство цветов на нескошенном поле,
пиршество бабочек, пчел и стрекоз.
Здесь, на раздолье на этом, давно ли
зрели пшеница, гречиха, овес?
 
Время застыло на сельских окрайнах,
нет ни коровьих мычаний в хлеву,
ни тракторов не видать, ни комбайнов,
даже на сено не косят траву.
 
Шапки репейные катятся в осень,
цвет облаков неспокойно-свинцов…
Дико торчат меж прореженных сосен
круглые башни кирпичных дворцов.
 
Тают селенья, теснятся хоромы
в горестных прорезях лесосек.
Множится, копится мир насекомый,
где от земли отошел человек.
 
 
*  *  *
Грусть свою до донышка
я испил давно.
Мартовское солнышко
брызнуло в окно.
 
Уж душа не чаяла
взмыть под небеса,
а гляжу – оттаяла,
осветлив глаза.
 
Долго ли угрюмости
надо мной кружить?
Мне опять, как в юности,
захотелось жить.
 
 
*  *  *
Я дожил до весны,
до тепла, до травы, до листвы.
Снова птицы поют
надо мной в пробудившемся парке.
Устремляется взгляд
в глубину золотой синевы,
и ласкается май –
озорной, ослепительно яркий.
 
Жизнь еще не прошла.
Белый свет наполняет глаза.
Сердцу дорого всё,
что цветет, зеленеет и дышит.
Даже города гул
и железных машин голоса,
омертвев, отошли,
их мой слух отрешенный не слышит.
 
Тополей аромат
Над ожившей аллеей висит.
Тянет ветви ко мне
молодое кленовое племя.
Бузина зацвела.
И вот-вот соловей засвистит.
И забудет душа
боль свою на какое-то время…
 
 
*  *  *
Летний вечер, и свист соловья,
и ко всенощной звон колокольный.
Осторожная радость моя
встрепенулась улыбкой невольной.
 
В темном парке – прохлада и тишь,
птичий щебет и зов соловьиный.
Тут всегда отрешено молчишь
на скамье под ветвистой рябиной.
 
Звон вечерний и трель соловья
слух лелеют, как райское пенье.
Только тут одинокость моя
обретает и смысл и значенье.
 
И сидишь, и молчишь, не дыша,
и в глазах замирает улыбка.
Только тут отторгает душа
то, что в жизни ущербно и зыбко.
 
 
*  *  *
Желтый месяц в синем летнем небе,
тишина, застывшая в глазах…
Я сегодня пил, а вроде не пил –
звездный блеск блуждает в небесах.
 
Под вселенским бесконечным светом
просквозила жизнь моя, как миг.
Только все ж успел я стать поэтом,
в этом мире что-то я постиг.
 
Пусть к концу подходят жизни сроки,
нет причины мне жалеть о том,
ведь сияет месяц одинокий
над моим распахнутым окном…
 
 
*  *  *
Мне лето дарит солнечные дни,
травы, цветов и леса ароматы
и над рекой безумные закаты,
картинам фантастическим сродни.
 
Я ухожу в природу от людей,
от мерзких звуков, грохота и брани,
здесь после всех эстрадных завываний
душе спокойней, легче и светлей.
 
Плывут развалы белых облаков,
и теплый ветер нежно гладит щеки,
и на опушке леса дуб высокий
мне шепчет тайны прожитых веков.
 
Я разлюбил осенних листьев грусть,
и я хочу с зимой навек проститься.
К живым деревьям и к поющим птицам
однажды я уйду и не вернусь.
 
 
В РОДНОЙ ДЕРЕВНЕ
 
Вместо речки – ручеек,
продан детства дом.
И в окошке огонек
скрыт глубоким сном.
 
Всё чужое: дом не тот,
и не тот забор,
пес рычащий у ворот
и недобрый взор.
 
Здесь ли я играл в лапту
и гонял гусей?
Здесь ли высмотрел мечту
жизни всей своей?
 
Ухожу, и боль тоски
сердце бередит,
словно вслед из-под руки
бабушка глядит…
 
 
*  *  *
В конце июля птицы не поют –
у них птенцы растут, им не до пенья.
Прошла пора душистого цветенья –
леса плоды природы раздают.
В природе крепок нравственный закон –
теченье жизни продолжать и холить.
Но человек сумел себе позволить
в пустой игре поставить жизнь на кон.
И день за днем безумная игра
идет за право беспредельной власти.
В сердцах кипят убийственные страсти.
А во дворах играет детвора.
Весь мир игра способна разметать,
и только шаг до полного крушенья…
 
В конце июля птицам не до пенья –
птенцы у них готовятся летать.
 
 
НАЕДИНЕ
 
Глядящими со стен святыми ликами
я освещен в потемках бытия.
Наедине с иконами и книгами
остывшая проходит жизнь моя.
 
Наставники мои и собеседники –
ведут меня упорно за собой,
души и тайных мыслей исповедники,
до гробовой доски — они со мной.
 
В своем привычном с детства одиночестве
всегда я был, на деле, не один.
Я это ощутил еще в отрочестве
и прожил с этим знаньем до седин.
 
Теперь, когда мой век уходит в прошлое,
смотрю на них, не потеряв лица.
Что есть во мне – плохое и хорошее –
лишь только им известно до конца
 
Тоска любви мне станет оправданием,
утихнут боли всех моих потерь,
когда однажды с грустным ожиданием
они в свой мир и мне откроют дверь.
 
 
*  *  *
Словно за мечту мою в отплату,
жизнь и лето близятся к закату.
Но еще во тьму не истекло
глаз и дней последнее тепло.
Но еще струится свет небесный
в мир души чудесно-бестелесный,
и, отвергнув тьму могильных плит,
мир души заката избежит.
Будет в нем неистощимым лето,
будут вечны грусть и взгляд поэта,
леса шум и птичьи голоса,
и любви прозрачная слеза…
 
 
*  *  *
Гражданственность исходит из любви.
Когда я пел о ясном поднебесье,
о море, звездах и о русском лесе, —
в моей груди звенели соловьи.
 
Гражданственность исходит из любви.
Сибирь и Север я познал в работе,
душа сливалась со страной на взлете,
кипели жизнь и страсть в моей крови.
 
Гражданственность исходит из любви.
И я стоял на русских баррикадах,
когда народ ввергали в бездну ада
и телесвора выла: «Бей, дави!»
 
Гражданственность исходит из любви.
Нет, мы в борьбе своей не проиграли,
хоть отступали и друзей теряли, —
грядет победа в праведной нови.
 
Гражданственность исходит из любви.
Да, без любви любое дело — тщетно,
слова — мертвы, молитва — безответна,
каких святых на помощь ни зови.
Гражданственность исходит из любви.