Виктор НИКИТИН. Наше будущее – непреодолимое настоящее.

В назойливости рекламы есть что-то ей не вполне принадлежащее, как бы выходящее далеко за рамки услуг или товара,  претендующее на универсальную формулу. Не так давно в ходу был настойчивый призыв: «Не да себе засохнуть!» Слава богу, не засохли. Выжили. Некоторые даже и преуспели. Впрочем, считается, что повезло всем. И пора уже задуматься о «комфортности жизни». О «комфортности» мы ещё поговорим впереди. А пока что подхватим эстафету новой капиталистической бдительности. «Не давай себя обирать!»

Это предупреждение значилось на большом рекламном уличном щите, и картинка была под стать, весёленькая: двое улыбающихся друг другу мафиози, как бы не наших, заграничных, знакомых опять же по телерекламе, но всё же и наших, конечно же, братков, а под ними огорчённая голова таксиста-индуса в чалме и с дыркой во лбу.

То есть, наши братки довольны даже очень, а вот индус нисколечки. Ну и то, понятное дело, предупреждали же: не обирай! В общем, комичная такая сценка чуть ли не из жизни: не толерантная и никак не политкорректная, а даже и разжигающая межнациональную рознь; но это так, к слову, не об этом речь. Всего-навсего реклама одного известного оператора мобильной связи. И тут же приманка ещё: полкопейки за секунду. И тариф такой, и цена жизни одновременно. Про цену жизни, правда, мне не хотелось думать, а вот эти «полкопейки» даже и умилили. Так и хотелось воскликнуть: «Копеечка вернулась!»

Мало кто уже помнит, что была такая реклама по ТВ – как раз десять лет назад. Убрали с купюр лишние нули, миллион сократили до тысячи, в ходу появились монеты. На телеэкране заблажили на разные лады призванные на государеву службу артисты: «Копеечка вернулась! Не надо бояться копеечки!» Народ, правда, уже ничего не боялся. Ему ли копеечки бояться? Не очень-то он испугался и последующего дефолта, – предупреждали же ведь заранее по ТВ в рекламе: копеечка вернулась, а значит, жди приключений.  

Потом, чтобы справиться с инфляцией, объявили стабилизацию. На какое-то время помогло. Теперь, правда, десять или двадцать копеек, а то и все пятьдесят в виде сдачи в магазинах зачастую уже не дают. И тут вдруг как гром среди ясного неба или обухом по голове: тариф – копейка и даже половина её. Тут поневоле всякие мысли в голову полезут. И одна из них о национальной идее.

Поиск национальной идеи в Росси был недавно объявлен чуть ли не забавой, хотя логично было бы представить, что если у нас сменился общественный строй и, стало быть, прежняя коммунистическая идея оказалась упразднённой, то обнародование новой идеи явилось бы само собой разумеющимся делом. Однако сказали нам, что искать ничего не надо, всё уже найдено, и надо только пользоваться, а точнее, всего лишь научиться правильно пользоваться продуктами сложившихся рыночных отношений.

Тут и правда, открывать ничего не надо, известно было и прежде, хотя бы из произведений литературы и кино, что такое «философия потребления». Но вслух нам об этом как бы не говорят, потому что и так всё наглядно представлено. А впрочем, национальная идея уже определена; не все это осознали, даже, прямо скажем, осознали немногие, а даже если бы и подумали о чём-либо подобном, то сами себе не поверили бы. Так какая же это идея? Да вот же она, лежит на поверхности, самая что ни на есть национальная: создание среднего класса в России. Это самое приоритетное направление, воплощаться которому в жизнь придётся долгие годы. По разным причинам. Ну, во-первых, естественные препоны, заложенные в самом направлении изначально. Взять хотя бы чиновничью бюрократию, которая представляет собою само же государство. То есть, с одной стороны вроде бы дан зелёный свет, а с другой стороны в нём слишком много красного.

Вообще же непонятно финансовое обоснование самого понятия «средний класс». Иными словами, что должно входить в его так называемую «потребительскую корзину», чтобы состояться ему как действительному явлению? Иные полагают достаточным наличие у претендента на это почётное звание автомобиля, квартиры или возможности выехать за границу. Другие вовсе полагают, что обладатель «средней зарплаты» по стране уже может быть причислен к среднему классу, а потому и спрашивать с него надо соответственно. Налицо явная неразбериха с цифрами: казалось бы, ещё неделя, другая, и ты уже почти становишься «средним классом», но очередное повышение цен вдруг отодвигает тебя сразу к малообеспеченным слоям населения.

К тому же и автомобиль автомобилю рознь: обладатель битого «жигулёнка» никак не может оказаться в родстве с хозяином новенького «мерседеса». С квартирами, а хоть и домами, та же история: у кого-то полуподвальная комнатёнка в безутешной собственности, а кто-то возводит себе особняк. Владелец последнего, причём, может оказаться безработным и даже совсем не желающим, чтобы его причисляли к «среднему классу».

Таким образом, настоящее по этому вопросу у нас размыто, неопределенно. В будущем, конечно же, воплощение этой национальной идеи определится у нас вполне, т. е. объявят, несмотря на то, что результатов нельзя будет отыскать, о создании «среднего класса» в современной России. Создадут его, несмотря на ворчание неразумных, сверху и законодательно утвердят.

Но мало того, что у нас можно считать по разному для того, чтобы утвердить задуманное, у нас ведь ещё постоянно меняются правила жизни. Сегодня они одни, завтра – совершенно другие, уже полностью отвергающие прежние. Примеры простейшие, ещё памятные. То у нас вдруг объявлялось, что можно будет выпить «бокал лёгкого вина» за рулём, чтобы уже точно выглядеть по-европейски и стать вровень с цивилизованными странами, то вдруг запрещалось выпивать просто так, как хочется, на улицах. Иными словами, перед тем как сесть за руль пива или бокал того же вина выпить можно, а вот с бутылками пива в руках по улицам шататься нельзя.

Я помню какого-то важного милицейского чина, кажется, генерала, разъясняющего гражданам по ТВ суть будущего послабления насчёт алкоголя. Так и говорил генерал: можно будет выпить, доза незначительная. Может быть, себя одного имел в виду… Разумеется, я не за то выступаю, чтобы можно было пить за рулём и бродить по улицам, распивая на ходу пиво. Я не понимаю, зачем обо всем этом говорится во всеуслышание, по каким правилам нас хотят заставить жить. А помните, как в позапрошлом году отменили дополнительную оплату звонков с городского телефона на мобильный у тех, кто и так за них платит по своему тарифному плану? Отменили, разумеется, на словах. У нас ведь редко какие постановления и законы исполняются. С пивом в руках как ходили по улицам, так и ходят. Это всё же как бы лучше прежних времён, когда мутную жидкость под названием «пиво» потребляли из трёхлитровой стеклянной банки. Как ни посмотреть, а неудобно всё же. Налицо, стало быть, прогресс. Прогресс, очевидно, в том, что люди в этом процессе получили свободу передвижения, то есть появилась возможность пить свободно, на ходу, а не прячась за какими-нибудь ящиками, у стены.

Самое любопытное, что у этого явления есть две черты, каждая из которых может характеризовать актуальные в данный момент выражения, опять же спущенные сверху. Иными словами, служат наглядной иллюстрацией. С одной стороны то, что люди могут в любое время дня и ночи запросто расхаживать по улицам с банками или бутылками пива в руках и весело материться, это некоторым образом является показателем «комфортности жизни», с другой же стороны мы сталкиваемся с самым настоящим «правовым беспределом», потому как не исполняется запрет на подобное антиобщественное времяпрепровождение.

Возможно, кто-то решит, что я смеюсь. Ничего подобного. Это не я смеюсь. Смешнее фактов ничего быть не может.

Возьмите хотя бы стипендию в 800 рублей для студентов. Недавно прибавили ещё 200. «Солидная прибавка», как сказали бы прежде. Но что такое и 1100 рублей при нынешних ценах? Объяснить это довольно просто. Достаточно сопоставить цены на основные продукты питания в прежние, советские времена и сейчас. Если брать хлеб, молочные продукты и прочее (кино, например, с мороженым), то окажется, что эти самые российские 1100 рублей никак не соответствуют советским 40 рублям, и в лучшем случае составляют от них всего 25%. Я уже не говорю о стоимости билета в кино, мороженого и проезда в общественном транспорте, тогда окажется, что нынешняя стипендия с её повышением даже и до четверти прежней «советской комфортности» не дотягивает. Как раз этой месячной стипендии и хватит, чтобы один раз в кино с девушкой сходить! Мне могут возразить, хотя я представить себе не могу как, потому что ещё замечу: те скудные статьи расходов с тех пор значительно обновились, умножились, просто-напросто появились новые, немыслимые раньше по техническим соображениям, а стало быть денег молодому человеку на жизнь надо значительно больше. Да и представьте себе хотя бы ту же инфляцию в пограничные для здравого смысла 10% в год и эту самую несчастную прибавку в 200 нынешних рублей, по старому равную двум советским, съедаемую этими неостановимыми процентами, и вы поймёте, что на достижение уровня советской студенческой «комфортности» уйдут многие десятилетия. И это при том ещё, что численность населения страны с тех пор значительно сократилась, а стало быть и студентов поубавилось.

То же самое можно сказать и о пенсиях, которые выглядят такой же подачкой. Но о них лучше не говорить вовсе, потому что про это дело никто вообще толком ничего не знает: в том смысле, что неизвестно, чем кончится, какими реальными цифрами, соответствующими уровню жизни. Пенсия воспринимается государством как отживший советский атавизм. Существование же подобной стипендии ясно говорит о двойственности нынешнего положения вещей. И выходит всё то же самое, как при обруганной советской власти: говорят одно, а на деле выходит другое. Стипендия как бы есть, и в то же время это никакая не стипендия. Когда существует официальное платное образование в перспективе увеличивающегося объёма, то естественным образом бесплатное образование просто становится дороже: за эту «стипендию» надо заплатить. Таким образом сложилась новая схема экономических отношений: ты платишь нужным людям за то, чтобы поступить на бесплатное образование, а какая-то часть суммы тебе потом возвращается в течение пяти лет обучения в виде стипендии. Ещё совсем недавно, в большинстве случаев, главным образом в провинции с её «дешевизной», удавалось не выпасть в итоговый отрицательный баланс. И то дело: нам ведь ещё с конца 80-х годов прошлого века старательно объясняли, что ничего бесплатного в природе не бывает.

Однако вернёмся к тому, с чего начали, – к рекламе. Кто-то может спросить: а при чём здесь реклама? Но из неё, как и из всяческих постановлений и законов складываются образ и облик нашей жизни. Я просто хочу сказать: что такое средний класс – более-менее понятно, дырка во лбу за что – тоже, а что такое нынче рабочий класс, понять решительно невозможно.

Да и существует ли он хотя бы в каком-то состоянии на самом деле? Девяностые годы прошли под знаком учреждения неведомого прежде института охранников, – обретённую свободу надо было как-то защищать. Появились зарешеченные окна, высокие заборы, к ним добавились шлагбаумы. Со временем институт охранников приобрёл государственный статус. С тех пор заборы стали ещё выше, что, вероятно, должно было уже окончательно закрепить достигнутый уровень комфортности, и чтобы никаких вопросов ни у кого не возникало, а то ведь и по чалме схлопотать можно (вспомним рекламу). Впрочем, подобный «комфорт» таковым только у нас признаётся за счастье, остальному миру подобное «счастье» неведомо. Ну и что же такого – у нас ведь, как известно, свой путь, своя особая судьба.

В основании нынешнего порядка вещей в России заложена системная ошибка. И хотя периодически возникают сбои, мы их как бы не замечаем. Зато нам говорят сверху: мы всё делаем правильно, это вы неправильно живёте, вам надо научиться правильно жить. Населению остаётся только безропотно наблюдать за тем, как будет получаться «хорошо». Возможно, народу в данной ситуации и выгоднее представляться населением.

Рабочий класс уничтожен, он испарился, его не стало в результате реформ. Скажешь, что рабочий на заводе, так, пожалуй, и засмеют. Сочтут неудачником, «лузером», как теперь с цивилизованной презрительностью принято говорить. Это не модно, в конце концов. Известно ведь, что деньги зарабатываются в другом месте. Новые рабочие места – это места продавцов, иначе говоря, менеджеров. Зайдите в любой магазин и поинтересуйтесь, у кого можно узнать о свойствах заинтересовавшего вас товара, произнесите слово «продавец», – вам скажут: «Обратитесь к любому свободному менеджеру», то есть вас непременно поправят. Это теперь всё не продавцы в магазинах, это – менеджеры, модель будущего «среднего класса», его имитация. Нация лавочников – это наш идеал сегодня. А что будет завтра? Нынешним «менеджерам» невдомёк, что подавляющее большинство их так и останется продавцами, как себя не называй.

Слово «потребитель» раньше носило безусловно пренебрежительный характер. И вот вдруг всё перевернулось. Главное в жизни – это стать «грамотным потребителем», а то ещё говорят «квалифицированным». Это чтобы уже все вопросы снять. За лучший случай берётся пущенное в обиход выражение «не парься», а значит, не думай. Жить быстро, умереть легко. Тариф – копейка. Вот говорят, до пенсии мало кто доживает. Но кому охота до пенсии «доживать»?

Однако вопросы возникают. Как можно без рабочего класса стране развиваться, на одной только торговле, перепродаже? Каким образом наступит это новое «светлое будущее»? Если только обыкновенным переименованием всех продавцов в менеджеров, чтобы возвести их тем самым в степень «среднего класса»?

Цель власти – создать себе опору в виде «среднего класса», но понятие власти не равнозначно понятию России. Надо всё же различать понятия: страна и государство, родина и власть. Иногда они совпадают, но не всегда. Потому что власть меняется, в любом случае, она не закреплена кем-то как данность, навечно, это только Россия остаётся вечной, и для России идея «купли-продажи», в которой были бы задействованы все, является настолько мелкой, что даже и говорить неловко. Власть должна чувствовать ответственность за то, что происходит в стране.

Нас пытаются убедить, что прогресс налицо, но все нынешние «достижения» зиждутся на инфляции, – только благодаря ей и зарабатываются деньги. Инфляция выступает постоянной величиной, которая уравновешивает все процессы в стране, объясняя в том числе такие выражения, как «копеечка вернулась», «рубль укрепляется», «доллар падает», «доступная ипотека» и другие, подобные им.

Цена бензина, главным образом, складывается из терпения населения. Мы опять же не говорим о народе сейчас, – это понятие сложное, для другой статьи, требующее всестороннего осмысления. Однако до сих пор непонятно, почему у нас бензин так стоит, как если бы у России вообще не было природных ресурсов. Так что даже закрадывается некое нехорошее подозрение: а может быть, и лучше было, если бы у нас и, правда, не было никаких природных богатств?

В советские времена существовал такой термин «рискованное земледелие». Теперь уже никто не говорит о «рискованном земледелии», да и есть ли оно, земледелие, вообще, неизвестно. Рискованное земледелие у нас сменилось рискованным проживанием. Выражение «комфорт» годится для анекдотов о новой России. Мы занимаем 105-е место в мире по качеству жизни. У нас около 40% населения считают себя бедными. Миф о свободе передвижения, иначе говоря о возможности выехать за границу, рассыпался, когда оказалось, что 84% граждан России за последние пять лет ни разу не покидали её пределов. Да что там заграница, некоторые граждане столицу современной России, город Москву, видели только по телевизору, потому как у них нет средств на то, чтобы её посетить.

Это где-то минус на минус даёт плюс, у нас же и плюс на плюс зачастую даёт минус.

Газпром объявлен национальным достоянием, сельские жители приобщаются к «голубому топливу» по бессмертной формуле «газ-трубы». То есть, если ты, как гражданин России, не можешь заплатить государству за право жить в XXI веке, то отдай тогда… свою корову. Ты мне – корову, я тебе – газ. Некоторые, впрочем, остаются без коровы и без газа. Многие города России испытывают проблемы с водоснабжением. Я имею в виду обыкновенную холодную воду. О горячей воде даже и говорить не приходится. Про отопление, кажется, говорили очень много. В реформировании ЖКХ, о котором в последнее время как-то подзабыли, убрали самый главный пункт – оценки деятельности работников этой сферы потребителем их услуг. Даже всех их героических и самоотверженных усилий вряд ли хватит на то, чтобы выставить им оценку 2 по пятибалльной шкале. Реформа ЖКХ целиком возложена на плечи населения во избежание иждивенческих настроений.

Такая же история со второй вечной бедой России – дорогами; первая, как известно, дураки. Представьте себе разбитую городскую дорогу, в которую наспех, под декабрьские выборы в думу, закатывают деньги. Дорога после выборов, правда, сразу же разваливается – на глазах буквально! Так что она становится ещё хуже, чем была прежде, до ремонта. И по этой дороге каким-то образом умудряются ехать машины, на задних стёклах которых приклеены так называемые стикеры: «Спасибо «Единой России» за новые дороги!» И никому не стыдно!

А вот свежая история про национальный проект «Здоровье». Представьте себе больницу с непонятной и красивой табличкой: что-то вроде «Общества российско-китайской дружбы». Табличка, конечно, настораживает, и мы к ней ещё вернёмся.

В больничной палате холодно, потому что зима. Отопление вроде бы есть, но дует нещадно изо всех щелей. Больные, чтобы не замерзнуть, спят в одежде. Но и свитер, и куртка, и принесённое из дома родными дополнительное одеяло не спасают положения. У вас болит нога, а теперь ещё добавляется сильнейшая простуда. Разумеется, поднимается температура. Вас отправляют дохромать в рентгеновский кабинет, чтобы проверить лёгкие, – всё же заботятся о здоровье. Древний аппарат, сработанный, кажется, в год рождения его изобретателя, самого Рентгена, показывает, что у вас неожиданно расширилось сердце, а стало быть, положение ухудшилось. А вы-то и не знали этого, жили как придётся. Потом, к счастью, уже после выписки, всё это оказывается блефом, чудовищной ошибкой давно уже выработавшего свой ресурс аппарата. Зато всё остальное – реальность, иллюстрация к романам Достоевского, Диккенса и Гюго. Про отверженных, униженных и оскорблённых бедных людей. Словно тяжёлый привет из XIX века. Как если бы с тех пор ничего не изменилось тут: окна, двери, стены, коридор… Готовые декорации вместе с бесплатной массовкой к фильму из жизни петербургской или лондонской ночлежки.  

Обстановка – сюрреалистическая, постмодернистская. В палате вместе с мужчинами лежит женщина, ухаживающая за одним из больных, потому что ухаживать за ним в этой больнице больше никто не будет. Полис обязательного медицинского страхования оказывается полюсом Недоступности и Холода, а проще говоря, – Безразличия и Равнодушия. В любом случае за нахождение в таком стационаре приходится платить. Кормят, как матросов на броненосце «Потёмкин», то есть их, наверное, всё же лучше кормили. А в этой больнице – словно ты уже брезентом накрытый. Щи – обыкновенная горячая вода, заправленная какими-то подозрительного вида ошмётками. Вкус не поддаётся описанию, то есть лучше бы воду оставили в покое. Один кусок хлеба в руки, иначе «другим больным не хватит». Эту еду можно и нужно не есть. Но как быть тем, кому не могут принести из дома, потому что некому принести? Как быть одиноким? Как-то едят, а куда деваться… Туалет – это отдельная песня, песня Владимира Высоцкого «на 38 комнаток всего одна уборная». Действительно, всего лишь один унитаз на всех в отделении. Словно задымлённый кратер потухшего вулкана. Буквально всё в этом туалете отрицает человеческое достоинство. «Эта песня» находится в таком виде, что любой бард сразу же перестал бы петь, едва оказавшись внутри. Я, конечно, понимаю, что наше государство небогато, но не до такой же степени?

Вернёмся к табличке о «российско-китайской дружбе». Как же она-то здесь оказалась – вот в чём загадка! Это что – шутка? Как такой больнице можно дружить с китайцами? Опять же вспоминается Достоевский, сказавший однажды: «Пожалуй, мы тот же Китай, но только без его порядка. Мы едва лишь начинаем то, что в Китае уже оканчивается. Несомненно придём к тому же концу, но когда? Чтобы принять тысячу томов церемоний, с тем, чтобы уже окончательно выиграть право ни о чём не задумываться, – нам надо прожить по крайней мере ещё тысячелетие задумчивости. И что же – никто не хочет ускорить срок, потому что никто не хочет задумываться».

И никому не стыдно! И денег ни у кого ни на что нет! Не забывайте к тому же, что на дворе XXI век и существуют такие мудрёные выражения, как «инновации» и «нанотехнологии». Китай уже давно впёред ускакал. Как бы двигаясь вперёд, мы на самом  деле стоим на месте. Не считать же достижениями, на самом деле, массовое строительство на каждом углу торговых центров? Построение бизнеса у нас происходит, а вот построить общество у нас никак не удаётся. Это ведь вам не «копеечка вернулась!»

Понятие «социальный» в нынешней России становится неуместным. Прежние социальные завоевания уничтожены. Свою «социальность» бедным гражданам надо ещё доказать. Занятие весьма хлопотное и не обязательно с успешным финалом. У нас ведь сейчас как: если не хочешь быть «лавочником», простите, «средним классом», то прозябай.

Вопрос на самом деле один: может ли государство коренным образом изменить ситуацию, или оно будет из года в год продолжать политику планомерных подачек? Если нет, то будущего у такой России – страны лавочников и потребителей, – очевидно, нет.

Воронеж