Вадим ДЕМЕНТЬЕВ. О русском солдате.

От редакции: Праздник 23 февраля еще недавно отмечался как День Советской армии и флота. То, что было до 1918 года, считалось историей, которую можно было и не вспоминать в этот день.
Сейчас справедливость восстановлена: День защитников Отечества включает в себя память о всех воинах нашего государства с первых веков его существования, в том числе и героической Красной Армии.
Но имеется в нашей военной истории одно воинское соединение, которое вправе отмечать тысячелетие своего ратного пути. Оно ведет отсчет с 862 года, когда в северный форпост Древней Руси город Белоозеро прибыл брат Рюрика балтийский славянин Синеус со своей дружиной.
Первое упоминание в летописи о Белозерском полке относится к 1183 году. Он храбро и геройски сражался на Куликовом поле в 1380 году. По указу Петра I с 1708 года в регулярной русской армии отсчитывает свою историю Белозерский пехотный полк. За 210 лет своего существования полк стал одним из лучших в Российской империи. Полтава, Бородино, Севастополь – адреса его боевой славы. Знамена полка развевались на берегах крупнейших рек Европы – на Висле, Дунае, Рейне, Сене, во многих европейских столицах. Он был возобновлен одновременно в Белой и Красной армиях. Расформирован, как кавалерийский гвардейский, в 1946 году.
Писатель Вадим Дементьев открыл эту забытую страницу нашей истории, когда в областной газете прочитал, что одна из улиц Севастополя носит название Белозерской в память полка, отличившегося при обороне Малахова кургана в Крымской войне.
Остальное, как говорится, было делом техники и поиска по столичным, областным и районным библиотекам и архивам. В Вологде к 300-летию Белозерского полка, отмечавшегося с большим почетом и уважением 6 декабря 2008 года, вышла книга Вадима Дементьева "Слово о полку Белозерском". В ней восстановлен тысячелетний боевой путь войскового соединения, древнейшего в армиях всего мира. Полк тем более героический, что ни одно его знамя не было сдано противнику, а сам он за всю свою историю не потерпел ни одного поражения.
После выхода книги случилось и еще одно знаменательное событие, вызванное писательским исследованием. Согласно директивам Минобороны России, Генштаба ВС РФ и командующего войсками Московского военного округа, гвардейский инженерно-саперный полк, дислоцированный в Ростове Великом, получил имя – Белозерский. 1 июня 2009 года состоится вручение исторических знамен славным Белозерцам, наследникам великих побед.
 
 
Огнем, враждой земля полным-полна,
И близких всех душа не позабудет…
– Скажи, родимый, будет ли война?
И я сказал: – Наверное, не будет.
 
                                Николай Рубцов
 
Самое время поговорить о главном. Не об именах-названиях полков, не об их походах-сражениях. Поговорить о тех, кто служил в Белозерском пехотном полку. Не только об офицерах, а больше о рядовых солдатах, «нижних чинах», как их тогда называли. Откуда они, кто такие, какие имена-фамилии носили?.. Мы об этом мало, что знаем.
В исторических материалах не было упоминаний ни об одном конкретном солдате-гренадере, ни об одном солдате-мушкетере, ни об одном солдате-егере. Встречаются только фамилии офицеров. Можно было бы и мне промолчать…
Но, как не  сказать о тех, кто «шел к победе задыхаясь, не думал о себе в пути»?! Я к месту вспомнил строки белозёра Сергея Орлова. И обер-офицеры, и унтер-офицеры под Полтавой и под Ригой, в Прутском и Финляндском походах, в штурме Перекопской линии и Очакова, в делах под Грос-Егерсдорфом и Кёнигсбергом вели за собой солдатскую массу, руками которой, штыками которой и добывались блестящие победы. Они именно «шли» – по всей Европе, по всей России от Балтики до Дуная. Шли колоннами, каре, по-батальонно, повзводно. Тысячи и тысячи километров пешком отмерили молодцы Белозерцы в своих походах*. Располагались на биваках у костров, в мещанских квартирах, в палатках, в черных избах, на сеновалах… «Кто кивер чистил весь избитый, кто штык точил, ворча сердито, кусая длинный ус».
Помните сказку о солдате, который на постое сварил кашу из топора? Это, конечно, не сказка, а притча о находчивости русского солдата, его смекалке. Братья Б. и Ю. Соколовы в начале ХХ века в Белозерском солдатском краю записывают десятки подобных сказок со схожими сюжетами, где герой, 25 лет отдавший службе, «выслужился и получил отставку». И вот он приходит в родные края… Чего он здесь только не делает – избавляет село от колдуна, выгоняет чертей из дома, дает сонных капель сердитой барыне и делает ее доброй, с помощью богатырей три раза спасает королевскую дочь от Чуда поганого!.. Образ безымянного солдата, отслужившего свой срок или с полком проходящего мимо деревень и сел, образ явно собирательный, рисуется как самый, что ни на есть положительный, добрый, смелый и справедливый. Именно таким он представал и сохранялся в народной памяти. В сказках нет ни одного солдата грабителя или обманщика, пьяницы или труса.
В тематическом разделе «Солдатские песни» братья Соколовы записали в Белозерье выдающиеся сочинения народного творчества, рассказывающие о солдатской судьбе, в большинстве своем драматической:
Уродило ты, полё,
Один ракитов куст.
Што под тем ли под кустом
Тело белое лежит.
Што лежит, то ли убит
Молодой солдат.
Молодой солдат,
Полковой сержант.
Но если такие плачи-страдания, в основном, пели женщины, то мужики вспоминали лихие полковые песни:
Было дело под Полтавой,
Дело славное, друзья,
Мы дрались тогда со шведом
Под знаменами Петра.
Далее повествуется о том, как любимого батюшку-царя чуть не убили, о чем рассказано и на страницах этой книги:
Как онна злодейка-пуля
В шляпу цярьскую впилась,
А друга злодейка-пуля
Прямо в грудь ему летела
И ударилась, как гром.
Пуля с визгом отскоцила
От цюдеснова креста.
Горестны и драматичны «Рекрутские песни». Нелегко было, и это еще мягко сказано, крестьянской семье отдавать сына пожизненно или на 25 лет. Сколько слез, горя, воспоминаний рождали эти трагические случаи для каждой семьи, как боялись прихода того дня, когда сына «в солдаты отдадут, в Белозерское свезут»*. 
В сборнике «Сказки, песни, частушки Вологодского края» (под редакцией В.В.Гуры)  предпринята реконструкция северного обряда призыва деревенского рекрута или «некрута», как тогда говорили, в армию. В этом действе, с одной стороны, слышится нежность, ласка и любовь, с другой, – печаль-кручина, скорбь и тоска.
Деревенских парней, идущих служить, начинали задолго до призыва жалеть: не поднимали на работу, не посылали в тяжелый зимний отход, не ругали за проказы и шалости. Тоска и ухарство от близкой разлуки начинали определять их последние семейные и деревенские денёчки.
Летом перед призывом некрут шел на заработки, чтобы справить себе гармонику, сапоги и суконный «пинжак». Таким франтом он в конце августа и заявлялся в родное село или деревню. Начиналось последнее перед призывом гулянье. Парень не пропускает все свои и соседние «ярмонки», и там знают-ведают, что осенью именно он идет служить, поэтому ему и позволяется то, что запрещено другим, – кутнуть по полной.
В октябре некрут гуляет до петухов и прощается с друзьями в родном селе. Обычно в ноябре его забирали, а за неделю до этого срока начинается гостеванье у близкой и дальней родни. Мать в эти дни провожает сына особыми причетами.
Случаются в этом продолжительном обряде и иные церемонии прощания, выработанные веками. Наконец, наступает день отъезда. Мать целует сына, которого, может, больше и не увидит никогда, и плачет с такими словами:
Ты прощайся со своей родимой сторонушкой,
Ты мое рождение сердечное,
Со широкой быстрой реченькой,
Со всеми со полями со чистыми,
Со лужками со зелеными.
Ты прощайся, сугрева сердечная,
С Преображеньем многомилостливым
И со всеми храмами Господними…
В знаменитом собрании конца XIX века вологодского исследователя Н.А.Иваницкого приводятся примеры и других по настроению песен:
Полно, матушка родимая, тужить, –
Не один пойду в солдатушки служить.
Не один гуляю – с братечком,
Не один гуляю – с братом со родным.
Через год пойду солдатом рядовым.
Не один буду служить:
Там и Мишка, там и Гришка,
Там и дядюшка Влас,
Соберется много нас.
Когда моего прадеда Александра Ивановича Кырова (так называли по-деревенски, а правильнее – Кирова, с ударением на втором слоге) забрали на русско-турецкую войну, что называется, забрили*, как и сегодня говорят, то он, выпущенный из воинского присутствия в большом селе Новленском, из ухарства и удали перебил все горшки вдоль большой дороги, выставленные для продажи.
Сначала «забривали» на всю жизнь, а затем снизили солдатчину до 25 лет. Впервые слово «рекрут» упоминается в царском указе от 20 февраля 1705 года с требованием направить в солдаты по одному человеку в возрасте 20 лет с каждых 20 дворов. С этого года начались на Руси регулярные рекрутские наборы, хотя сама система была введена еще в 1699 году. Когда страна воевала, то в армию рекрутировалось намного больше, чем в мирное время. Но таких мирных лет в России выдавалось чрезвычайно мало*.
Каждому рекруту, которого определяли большей частью по жребию сельской или городской общиной, устанавливалось денежное и хлебное довольствие. До 1722 года армия была великорусской, а затем стали набирать мордву, черемисов (нынешних марийцев) и татар. В конце XVIII века солдатские наборы стали производиться на Украине и в Белоруссии.
«Первым русским солдатом» считается не рядовой по званию, не крестьянский рекрут, а офицер, майор артиллерии С.Л.Бухвостов (1659–1728 гг.), зачисленный в Преображенский полк, участник Азовских походов и Северной войны. В этом, конечно, сказывается сословный подход, но никогда так и не станет известным, кто конкретно из русских солдат (по званию «нижних чинов») был первым. Выяснить это невозможно, так как армия начиналась не с чистого листа, не с какого-либо указа, а в своей солдатской массе, в своём рядовом составе вела традицию с древности, видоизменяясь, согласно требованиям времени. 
 Не то, чтобы солдат не считали за людей, хотя они были, в основном, бывшие крепостные, а то и беглые от помещиков (служба в армии делала крестьян «государственными людьми»), но сословное предубеждение имелось. К примеру, в истории Белозерского полка потери указывались с конкретными фамилиями только у господ офицеров, а скопом, общей цифрой – у нижних чинов, солдат. И в описании сражений, боев, которые историк полка Эдуард Мержеиовский черпал из рескриптов, приказов, бумаг разного рода, ни разу не упоминался кто-либо из рядового состава, о последнем он оперирует только безликими цифрами.
Между тем петровский Устав 1716 года требовал от офицеров «о солдатах иметь немалое попечение». «Офицеры, – подчеркивалось там, – суть солдатам, яко отцы детям; они должны добрые дела их похвалять, за худые же крепко и с усердием наказывать».
Уделяя огромное внимание армии, понимая, что без нее, сильной, активной, хорошо обученной, России перед супостатами с запада и с юга не сдобровать, Петр всегда подчеркивал, что «имя «солдат» просто содержит в себе всех людей, которые в войсках суть, от вышнего генерала даже до последнего мушкетера, конного и пешего». Позднее, уже после Петра, такое солидарное равенство, вызванное государственным долгом – воинской службой, как крестьян, так и дворян, было во многом забыто, вплоть до времен Екатерины и А.В.Суворова.  
Между тем, «русский труженик-солдат», как определил его А.Т.Твардовский, – один из главных персонажей русской истории. Безымянный персонаж, а потому и типичный. В этом обозначении слово «труженик» стоит на первом месте. Не «удалец», не «храбрец», а именно по-крестьянски натруженный в каждой войне, терпеливо и стоически переносящий все тяготы армейской жизни, перекопавший окопами и ходами сообщений половину Европы и Азии, вымостивший переправами все известные реки мира. «Встретился овраг. Пехота перейдет, а кавалерия и артиллерия не двинутся. Надо пролагать дорогу, устраивать мост, вырубать деревья. Поэтому нет в мире солдата, которого нельзя было бы не назвать работником. Вот он чудный русский солдат, с топором в одной руке, с винтовкой в другой, в оборванном полушубке, живой, вечно шутливый, грозный и бесконечно великодушный». С кем эта война, чей это портрет? Не ошибусь, если скажу, что перед нами любая война России, и сам портрет – это слепок с миллионов русских солдат, их правдивый образ.
Да, образ!.. Уж как историк-эмигрант А.А.Керсновский, пребывая в бедности, ютясь по заграничным чердакам, любил русскую армию, но и он не назвал по имени-фамилии ни одного солдата-героя (да, и кто записывал их имена, их подвиги?!), и с большой долей обобщения писал, в частности, о петровских «чудо-богатырях»:  «Вспомним, какая великая доля выпала хотя бы солдатам полков Островского и Толбухина, первых поселенцев Котлина и Петропавловской фортеции! В далеких финских дебрях, с оружием в одной руке и топором в другой, расчищали они бурелом на месте будущей Невской першпективы под волчий вой и выстрелы шведских партизан. И кости этих первых пионеров, сложивших свои головы в том далеком, неприглядном краю, явились сваями Санкт-Петербурга, фундаментом российской великодержавности…
Вспомним тех же Бутырцев, прадедов по прямой линии Гаврилы Сидорова, пронесших на своих плечах и в еще более диких дебрях корабли из Белого моря в Онежское озеро… И вся эта петровская армия, терпящая лишения, но бодрая духом, железной рукой направляемая все к новым подвигам, в распутицу и стужу совершающая тысячеверстные походы переходы – от Полтавы к Риге, от Риги к Яссам, из Ясс на Копенгаген – не была ли армией великого народа, армией великого Царя?».
Пафос историка понятен, он даже красив, душеподъемен, благороден, но мне, когда рассказываю о Белозерцах, всегда не хватало рассказа о простом солдате, главном герое полка. Но где хотя бы одна его биография? Кто он, этот ратник, дружинник, гренадер, пехотинец, кавалерист Белозерец?
Даже классическая русская литература не дает ответа на вопрос о русском солдате. Хрестоматийные образы пушкинского капитана Миронова, лермонтовского Максима Максимовича, толстовского капитана Тушина – это, прежде всего, образы офицеров, достигших небольших чинов. Плоть от плоти народные типы, они рисуются, как верные и скромные служаки, верные долгу и присяге. Разве что образ легендарного севастопольского матроса Кошки подходит для ответа на вопрос, но мы так и не знаем ни его имени, ни фамилии, запомнив только прозвище народного храбреца.
Во второй половине XIX века историки стали задумываться, почему в их книгах нет того, кто являлся главным творцом победных баталий. «Русский народ может гордиться солдатом, примером того, до какой высоты может подниматься нравственная сила русской человека, – пишет, открывая историю Кавказской войны, ее выдающийся летописец В.Потто. – Недаром он воодушевлял русских поэтов, воодушевлял не менее величественной природы кавказской. И если мы еще в детстве узнаем и научаемся уважать имена героев древности Коклесов, Сцевол, то не дороже ли для нас память наших собственных героев? Конечно, вся Россия знает таких людей, как князь Цицианов, Ермолов, Котляревский; но многим ли известны скромные имена Карягина, Гулякова, Монтрезора, Овечкина, Щербины и многих, многих других – людей, не высоких чинами, но великих своим героизмом и самопожертвованием».
Я и сам, как потомок солдата Белозерца, должен предъявить, прежде всего, строгий счет к себе. Прожив более 50 лет, узнал, наконец, подробности боя моего прадеда Александра Ивановича Кирова, рядового Белозерского пехотного полка, на мосту через реку Вид в Болгарии, во время которого он, герой Плевны, был ранен в руку. Разве трудно было сходить в Российскую государственную библиотеку (бывшую Ленинку) и по каталогу заказать книгу «Плевна и гренадеры 28 ноября 1877 г.», вышедшую в Москве через год после сражения?! Был бы интерес!.. В книге сказано, что в составе 2-й гренадерской дивизии Гренадерского корпуса воевали прикомандированные бойцы и офицеры 13-го пехотного Белозерского полка, но опять-таки нет никаких данных о рядовых (а мой прадед, кубенский крестьянин, числился, естественно, рядовым), лишь указаны отличившиеся в бою прапорщики Дробышевский, Свенцицкий и Троицкий, сослуживцы Александра Ивановича.
Сохранились семейные предания, как во время осады Плевны мой прадед сражался в рядах осаждавших город войск. Когда Осман-паша собрал сорокатысячный гарнизон, выстроил его в колонны и направился к старинному мосту через реку Вид, русские пехотинцы перекрыли ему дорогу на Софию. После многочасовой ожесточенной схватки Осман-паша сдался в плен.
На этом мосту Александр Иванович Киров был ранен в правую руку выше кисти штыком. Шрам сохранился на всю жизнь. Произошло это так: мой прадед замахнулся на турка прикладом, сбил его с ног, но турок успел-таки штыком его задеть. Или по рассказам дословно: «Всех их сгрудили на мосту, наши их тут и били. Их густо-густо шло, они все грудой в свалке-то этой, в груде-то и ударил он турку прикладом, а турка его – штыком». Односельчане знали о его геройстве на видском мосту, и в его родных деревнях и по округе девушки пели песню: «Как на этой на войне Кырова Сашу ранили».
Читая книгу о деле под Плевной, я почти дословно находил совпадения с устным рассказом, которому почти 150 лет: «Передние, отступая, наседали на шедших сзади, последние, в свою очередь, напирали на бывшие позади их части и обозы и, таким образом, вся масса турок, тесня постепенно друг друга, столпилась у реки Вид, близ мостов... Гренадеры, сопровождаемые артиллерией, продолжали наступление, поражая страшным огнем отступавших». Осман-паша, раненный во время сражения в ногу, решил-таки выкинуть белый флаг… «По прибытии генерала Ганецкого переговоры о сдаче шли недолго; затем Осман-паша быстрым движением снял с себя саблю, задумчиво посмотрел на нее, как бы прощаясь, и молча подал заветное оружие генералу Ганецкому».
Потери турок убитыми и ранеными насчитывали около 6000 человек. У наших убитыми: офицеров 11, нижних чинов около 400; ранеными и контуженными: генералов 1, офицеров 52, нижних чинов около 1200 (среди последних был и мой прадед). В плен нам сдалось 40 тысяч человек. Генерал-лейтенант Ганецкий издал приказ по гренадерскому корпусу: «Бой 28 ноября с Осман-пашою решил участь его армии, столь стойко сопротивлявшейся всем усилиям нашего оружия в течение почти 8 месяцев… Виновниками этого достойного события, которое будет составлять одну из лучших страниц боевой истории русской армии – были вы, подчиненные мне войска. Ура, честь и слава вашему мужеству и беззаветной храбрости!». Император также подписал приказ: «Спасибо вам, богатыри, спасибо за всё, что вы делали до сих пор! Продолжайте так, и враг во веки веков не забудет ваше грозное «ура». Николай». Александр Иванович Киров в это время, раненый, находился на излечении в одном из военно-полевых госпиталей, открытых в местечках Сгалевице и Боготе.
Я не знаю, где он похоронен, могилы его не сохранилось. Но имеется ему памятник в Москве, в центре города. Это знаменитая часовня «Героям Плевны». Мне было не досуг подойти к ней, прочитать надписи на ее стенах (теперь можно зайти и в саму часовню). Три года я работал совсем рядом и не мог собраться… На бронзовой доске памятника солдатам Плевны, а, значит, и моему прадеду Александру Ивановичу Кирову, читаются такие слова: «В ночь с 27 на 28 ноября, собрав у моста через реку Вид все свои войска, Осман-паша рано утром во главе передового отряда ринулся на русских гренадер. Кровавый, ожесточенный бой турок с гренадерами продолжался с 8 часов утра до часу дня. Осман-паша, теснимый с фронта гренадерами и, не имея пути отступления, сдался со всей своей армией».
Был ли Александр Иванович награжден за этой бой? Если и был (известий на этот счет не имею), то, самое большее, медалью. Русскому солдату за ту или иную громкую победу выделяли дополнительное жалование или лишнюю чарку водки. Даже орден святого Георгия был учрежден Екатериной Великой для офицерства, и первым его кавалером стала сама императрица.
Ради справедливости нужно добавить, что эта победоносная правительница продолжила Петров обычай чеканки медалей для всех чинов в память важнейших побед русского оружия. На медали в честь Чесмы, к примеру, значилось только одно слово «Был». И достаточно, чтобы оценить героизм участника!..  За штурм Очакова всем нижним чинам выдавалась серебряная медаль. Такая же за Кагул  и т.д.*
На этом фоне прямое обращение Александра Васильевича Суворова к простому солдату выглядело вызывающе. Как известно, в знаменитом наставлении великого полководца «Наука побеждать» одна из главных частей называется «Словесное поучение солдатам о знании, для них необходимом» (или «Разговор с солдатами их языком»). Солдат, по Суворову, не механизм, артикулом предусмотренный: «Каждый воин должен понимать свой маневр».
«Суворовская «Наука побеждать», – согласимся с А.А.Керсновским, – катехизис, подобно которому не имеет и не будет никогда иметь ни одна армия в мире… Наиболее блестящий из комментаторов Суворова, но и в то же время менее всех его понявший, генерал М.И.Драгомиров пытался, например, резюмировать всю суворовскую доктрину крылатой фразой «пуля дура, штык молодец». Фраза эта взята, выхвачена из другой, и ей придан тенденциозный смысл. Суворов сказал иначе: «Стреляй редко да метко, штыком коли крепко, пуля обмишулится, штык не обмишулится, пуля – дура, штык – молодец!» … «Наука побеждать» писана не просто для военных, а для чудо-богатырей, все равно, будут ли эти чудо-богатыри иметь кремневые ружья или усовершенствованные пулеметы». За суворовскими словами стоял огромный практический опыт полководца, который сам начал службу в русской армии солдатом.
Впервые на рядового без сословного предубеждения стали смотреть в XIX веке в долгие и тяжелые десятилетия Кавказской войны. Такое внимание характерно для русской «кавказской» литературы, частью романтической, частью реалистической, когда и Лермонтов, и Бестужев-Марлинский, и Полежаев оказались на Северном Кавказе не по своей воле. Не будь их произведений и при отсутствии переизданий «монархических» историков В.Потто, Н. Дубровина, А.Зиссермана и других, и эта знаменитая для российского прошлого война стала бы попросту забытой. Писать о событиях тех лет особо не поощрялось, чтобы «не разжигать страсти».
Мы обязаны, как и на других войнах, знать о службе, судьбе и подвигах русского солдата, основного армейского тягла той полувековой борьбы, который пришел на Кавказ не поработителем и колонизатором, а защитником и охранителем покоя и мирной жизни. История повторилась и в XXI веке, когда наша армия спасла от геноцида южных осетин.
Психологическую трансформацию рядовых в боевых действиях убедительно показал в своих очерках, опубликованных в 1877 году в «Кавказском сборнике», историк И.Дроздов. Русский солдат не был на Кавказской войне «пушечным мясом» и безмозглым исполнителем приказов. Он действовал на поле битвы самостоятельно, умно, побеждал горцев личной храбростью и военным умением. «Одиночное развитие, – замечает И.Дроздов, – но не в смысле казарменной выправки, было доведено почти до совершенства. Солдат способен был думать не только за себя, но иногда, в случае надобности, и за офицера. Разве это не идеал солдатского образования? Шестьдесят лет постоянной войны, бивачная жизнь сблизили офицера и солдата. И горе, и радость были их общим достоянием, которым поделились честно. Солдат отдал офицеру свою силу, офицер солдату свои сведения. Они пополнили друг друга. Солдат сознательно повиновался старшему. Он видел в повиновении порядок в настоящем и залог чести в будущем. Власть не давила его. Он ее не чувствовал. Отсюда безграничное уважение к ней, соперничество в военных доблестях, сыновняя любовь к начальству, слова «отец и командир» были выражением искренним, не подобострастным. Разумная свобода отношений служила основанием администрации кавказской армии».
Когда публиковал свои заметки И.Дроздов, в либеральной прессе России, если и писалось о солдатах Кавказской войны, то выпячивались их негативные качества. «Ошибочно мнение тех, – отвечал им автор очерков, – которые нарисовали себя кавказца пьяницей, буяном. Нет! Кавказец шел суровым путем, нес тяжелый крест. Некогда ему было пьянствовать и буянить. Может быть, нигде эти пороки не вызывали такого презрения, как в среде кавказских солдат. Не доест, не доспит, сегодня сорок, завтра шестьдесят верст пройдет, послезавтра вволю наработается штыком, прольет слезу над убитым товарищем, помянет его сухарем; и так в продолжение всей длинной службы, пока не свалит его горская пуля или не умрет он в лазарете». 
От этих строк до литературы ХХ века, когда в русскую культуру и литературу пришло образованное крестьянство, создавшее великие образы «труженика-солдата» нашей армии, не такое большое расстояние. Сразу приходит на ум солдат-балагур Василий Теркин. Но эмоциональной вершиной «Книги про бойца» Твардовского стал другой образ, явно подсказанный автору многовековой традицией числить «нижние чины» в безымянных. Нет в отечественной, да и в мировой литературе других стихотворных строк, которые с такой пронзительной художественной силой создали бы собирательный образ-символ безымянного солдата, того «неизвестного», которому ставят по всей России памятники и зажигают Вечные огни.
В этом солдате-сироте, действительно, можно легко найти черты и всех русских воинов, в том числе и искомых нами Белозерцев. «В общем, битый, тертый, жженый, раной меченный двойной… по земле он шел родной»:
По веленью нашей силы,
Русской, собственной своей.
Ну-ка, где она, Россия,
У каких гремит дверей!
Шел пешком, сбивая в дороге не одну пару сапог, не с киплинговским высокомерием белого человека, не железным маршем немецких колонн. «Шел солдат, как все другие, в неизвестные края: «Что там, где она, Россия, по какой рубеж своя?..», пока не оказался у родной деревни. И стоя там, у страшного пепелища, у могилы всей своей семьи, только тут и понял, кто он теперь на белом свете:
И, бездомный и безродный,
Воротившись в батальон,
Ел солдат свой суп холодный
После всех, и плакал он.
 
На краю сухой канавы,
С горькой, детской дрожью рта,
Плакал, сидя с ложкой в правой,
С хлебом в левой, – сирота.
…
Если б ту слезу руками
Из России довелось
На немецкий этот камень
Донести, – прожгла б насквозь.
Русский труженик-солдат, оказавшись вдалеке от родных мест, по своей неистребимой человечности эту сиротскую слезу даже у своих противников, ох, как чувствовал и понимал!..
У современного поэта Владимира Кострова есть стихотворение о солдате чеченской войны, которое удивительным образом совпадает по своему настроению с приведенными выше строками:
Не банкира, не детей Арбата,
Не актера в маске какаду –
Я простого русского солдата
Вижу в телевизорном бреду.
 
Вот он курит. Вот он щи хлебает.
Вот вскрывает банку тесаком.
Вот окоп себе, как крот, копает,
Вот стоит плененный босиком.
 
Речи президента и премьера,
Телекомментаторов вранье.
Ты – мой сын, солдат, ты – боль и вера,
Горе неизбывное мое.
Народ сам создал свой светлый образ-символ русского солдата в  последней войне. Им стал Евгений Родионов, который в плену у бандитов не отрекся ни от родины, ни от православной веры, и после мучительных пыток погиб геройской смертью. Так наши предки чтили подвиг князя Василька Ростовского. Так народная память хранила имена пленных русских офицеров, расстрелянных Шамилем в Дарго в 1845 году.
Но со временем многие герои забылись. Увы!.. Вот уже наши соседи в ближайшем заграничьи предают анафеме советских солдат, павших в годы Великой Отечественной войны. Вся Европа засеяна русскими солдатскими могилами! Трудно будет их все извести.
У Василия Ивановича Белова есть один, памятный многим, рассказ на эту тему «Холмы»: «Вдруг впервые обожгла, заставила сжать зубы простая, ясная мысль. Никогда раньше не приходила она в голову. Здесь, на его  (рассказ написан от третьего лица. – В.Д.) родине, даже кладбище только женское. Он вдруг вспомнил, что в его родословной ни одного мужчины нет на этом холме. Они, мужчины, родились здесь, на этой земле, и ни один не вернулся в нее, словно стесняясь женского общества и зеленого этого холма… Поколение за поколением они уходили куда-то, долго ли было сменить греблевище на ружье, а сенокосную рубаху на защитную гимнастерку? Шли, торопились будто на ярмарку, успев лишь срубить дома и зачать сыновей».
Почти 200 тысяч вологжан не вернулось домой после победных салютов 1945 года. Более 150 уроженцев Вологодской области в нынешних ее границах были удостоены звания Героя Советского Союза.  Летчик А.Ф.Клубов стал дважды Героем. Полными кавалерами ордена Славы стали 36 вологжан.
Сколько среди них было белозёр? Солдат и матросов? Наследников воинской славы своего района?
Расскажу только об одном герое, память о котором хранится на Вологодчине, прежде всего, в Белозерске и в Белозерском районе. Это – танкист-орденоносец Иван Прокопьевич Малоземов, посмертно, в 1943 году, удостоенный звания Героя Советского Союза.
Родился он 26 ноября 1921 года в деревне Пестово Гришинского сельсовета Белозерского района. Рано оставшись без отца, помогал матери Елене Ивановне, работая подручным кузнеца. С 1939 года учился в средней школе №1 Белозерска, где в одном классе дружили три товарища – Сергей Орлов, будущий поэт и тоже танкист, Леонид Бурков и Ванюша Малоземов, как с любовью о нем писал в одном из стихотворений Сергей Сергеевич Орлов. Сохранился довоенный снимок этой неразлучной троицы.
Казалось бы, обычные вологодские ребята… Как всё просто и естественно: юность, родной город, Обводный канал, озеро, как море. Хорошо жилось и мечталось.
Война их разделила. Ванюша Малозёмов еще раньше определил свою судьбу: в 1940 году поступил в Саратовское танковое училище, решив стать профессиональным военным. В январе 1942 года ушел на фронт. У Орлова есть прекрасное стихотворение под названием «Приснилось мне жаркое лето…» И далее: «…Хлеба в человеческий рост, и я восемнадцатилетний в кубанке овсяных волос». Таким он увидел себя через много лет после войны: не горевшим еще в танке, без страшных рубцов на лице, не видевшем и не знавшем ужасов войны.
Иван Малоземов не дожил до победы. 31 января 1943 года он, командир взвода 6-й Гвардейской Краснознаменной Сивашской отдельной танковой бригады, погиб в бою за освобождение Сталинграда. Белозерский паренек (ему исполнился всего лишь 21 год) направил свой танк, когда кончились снаряды, и по его приказу экипаж покинул машину, на таран, громя в городских развалинах немецкие танки, разрывая им траки, перебивая жерла пушек. С такой отчаянной, на грани жизни и смерти, смелостью, с самозабвенным «упоением в бою»,  бились с татаро-монголами предки Ванюши, ходили в штыковую атаку на шведов и турок белозерские гренадеры.
Иван Малоземов в этом бою погиб смертью храбрых.
35 томов насчитывает «Книга Памяти Вологодской области», в которую столбцами вписаны погибшие на войне вологжане. Для нашей земли такие жертвы были чрезмерными, они сказались на всем послевоенном социально-экономическом развитии области, особенно северной деревни. Но кто из воинов вологжан думал тогда о своей жизни, если на кон истории вновь была поставлена судьба и само существование русского народа?!
Подвиги самопожертвования, удалой храбрости, беспримерного геройства – в крови у вологжан. Почему именно наша земля, не в обиду другим краям будет сказано, рождает такой массовый героизм?.. Ведь, эти погибшие на войне 200 тысяч вологодских мужиков по численности тогдашнего населения области равняются смертельной убыли каждого четвертого жителя Вологодчины. Потери, сравнимые с братской Белоруссией, но там, по белорусской земле, огненным валом прошел немец; там жертвы включают в себя, прежде всего, мирное население, которое истреблялось и выжигалось фашистами по деревням. А у нас погибли лучшие из лучших, которых так все послевоенные годы не хватало.
Мой отец рассказывал, что о войне он узнал из уличного репродуктора на вологодском Каменном мосту. Толпа хмурых горожан слушала выступление Молотова. Когда стало ясно, что началась невиданная в истории война, и мы атакованы противником по всей границе, от Черного моря до Балтийского, стоявший рядом с моим отцом седой дед невольно крякнул: «Эх, не добили мы его в 17-м году!».
Если бы да кабы!.. Не случись катастрофа с армией Самсонова, в рядах которой сражался Белозерский пехотный полк, и почти весь был выбит, не произойди другие, драматические и трагические события в тогдашней истории, Россия, наверно, была бы близка к победе в 1917 году над Вильгельмом. Добей тогда немцев, разгроми их, как шведов в XVIII веке, которые уже никогда с тех пор не лезли на русские земли, может быть, и не было бы Гитлера, и всего остального.
Но зачем гадать?! Не вернешь сотен тысяч солдат вологжан, а во всех войнах, считайте, их были миллионы…
Нам и сегодня  рано подводить штыком черту. Так же, как Ванюша Малоземов, нынешние вологодские ребята мечтают о подвигах и славе. Меньше, как ворчат старшие, об этом мечтают, чем хотелось бы, другие у них интересы… Но, когда придет время…
О матросе Сергее Преминине из Великоустюгского района, ценой своей юной жизни заглушившим атомный реактор подводной лодки «К-219», знают многие люди в России. Но вот губернатору Вологодской области В.Е.Позгалеву пришло письмо об увековечении памяти рядового 6-й роты 104-го Гвардейского десантно-штурмового Краснознаменного полка 76-й Гвардейской десантно-штурмовой Черниговской Краснознаменной дивизии Владимира Николаевича Изюмова, родившегося в городе Сокол. Он – боец легендарной 6-й роты псковских десантников, которые преградили путь боевикам в 30 раз превышающим их по численности. Новоявленные враги России рвались 29 февраля 2000 года через Аргунское ущелье в долину и далее в Дагестан. Владимир Изюмов погиб, как большинство гвардейцев десантников, не отступил, не сдался в плен… Был похоронен на родной сокольской земле.
Вам подвиг этого паренька ничего не напоминает?.. Такие же ситуации в боях, когда нельзя было сделать ни шагу назад, ни на Куликовом поле, ни у Полтавы, ни на Малаховом кургане, ни под Москвой в 1941-м году? Теперь к этим битвам прибавилось и Аргунское ущелье Чечни. Неважно, что последняя из них стратегически не имеет такого значения, как великие сражения. Хотя, как и с чем сравнивать?.. Разве происходивший тогда распад России не остановили такие ребята, как псковские десантники и с ними вологодский солдат Владимир Изюмов? Подвиг на войне он и есть подвиг. «Мгновенно человек погибает», – скорбел в своем «Поучении» великий князь Владимир Мономах, сам предпринявший десятки военных походов и видевший  не раз смерть в глаза.
Мгновенно, за Родину, за родной Сокол, за реку Сухону, погиб Владимир Изюмов. Склоним перед его памятью головы, а сами оправимся вместе с пехотой Белозерского полка в новые походы и сражения.


* При Петре наши войска за одну кампанию совершали переходы от 1000 до 1500 верст. Сегодня трудно в это поверить.
* Еще больше эмоций вызывали случаи нежданной побывки солдат у себя на родине, в гостях у жены. О.Э.Озаровская записала на Русском Севере балладу, сюжет которой строится на том, что на постой в деревню прибыл полк, и к одной вдовушке напросилось много молодцов, а один из гостей сел в большой угол и стал иносказательно общаться с хозяйкой. Он оказался ее мужем, и когда это выяснилось, то он просит жену не будить детей, потому что пришел, горько и с грусть сказано, «на часочек».
 
* У годных рекрутов после медицинского осмотра брили лоб, а у негодных – затылок.
* Памятником им, безымянным хлебопашцам, стала повесть Евгения Носова «Усвятские шлемоносцы», о рекрутах-крестьянах, мобилизованных на другую войну – Великую Отечественную.
* Только при Павле I солдатам стали выдавать за 20 лет беспорочной службы знаки ордена св. Анны.